Квазимодо на шпильках

Дарья Донцова, 2003

Хотите, расскажу дикую историю? Я, Евлампия Романова, дура стоеросовая, согласилась лететь с соседом– предпринимателем в Таиланд. У того заболела напарница. Там я чуть не скончалась от жары, да еще пришлось везти назад двух живых крокодилят. Их заказал профессор Баратянский для своих научных опытов. По прилете в Москву сосед сломал ногу, и аллигаторов к профессору домой повезла я. Но там вместо Баратянского я обнаружила его труп с дыркой во лбу. По подозрению в убийстве арестовали любовника его юной жены Ирочки. Она наняла меня расследовать это дело, так как не верила в вину любовника. В процессе я узнала много неприятного о семье профессора. В частности, что его покойная первая жена во время блокады скупала антикварные драгоценности, меняя их на украденные продукты. Может, кто-то мстит профессору, думая, что он к этому причастен? Но тут прямо при мне убили Ирочку! И что теперь прикажете делать?..

ГЛАВА 8

На следующее утро я приехала к Ирочке и с порога спросила:

— У тебя не пропадало кольцо?

— Какое? — удивилась она.

— В доме много украшений?

Ира кивнула:

— Да, они принадлежали Розалии Львовне, а теперь вот достались мне.

— Ты хорошо знаешь, что лежит в ящиках?

— Естественно, — улыбнулась Ира, — мне нравится разглядывать ювелирные украшения.

Я принялась описывать перстень, тщательно вспоминая слова Алексея Корсакова.

— Массивная золотая оправа, в ней огромный бриллиант необычайной формы. Камень держат «лапки», слегка изогнутые.

— А ну-ка постойте, — сказала Ирочка и ушла.

Я осталась одна в гостиной и, чтобы скрасить ожидание, стала изучать обстановку. Конечно, дом замечательный, комнаты просторные, потолки выше трех метров. Есть только один, на мой взгляд, существенный недостаток. Напротив находится еще одно здание, и вечером приходится задергивать плотные шторы, потому что любопытные соседи могут стать непрошеными свидетелями вашей жизни.

— И кто сказал, что перстень с бриллиантом? — поинтересовалась, вернувшись, Ира.

Я передала ей рассказ Алексея. Она покачала головой:

— Да нет, Корсаков все напутал! Был такой перстень, но его украшал кристалл горного хрусталя. Оригинальная авторская работа, кольцо дорогое, но не безумно.

— Откуда оно у Вени?

Ирочка помялась:

— Я дала.

— Да ну?.. И зачем?

— У Вени украли машину, иномарку, чужую. Хозяин потребовал оплатить ее стоимость. А откуда Веньке деньги взять? Он прибежал ко мне, попросил в долг. Только ему требовалось отдать десять тысяч долларов, у меня такой суммы не нашлось. Конечно, у Семена Кузьмича деньги были, но я не хотела у него клянчить, неудобно показалось, — ответила Ира.

Я кивнула. Действительно, не слишком красиво брать накопленное у законного мужа и отдавать любовнику. Правда, Семен Кузьмич был супругом Ирочки, так сказать, де юре, но это, согласитесь, не очень меняет положения вещей.

— Вот я и отдала ему кольцо, — сказала Ирочка, — оно мне велико было, да и не нравилось совсем. Велела отнести Алеше в качестве первого взноса!

Я молча смотрела на нее, что-то в этой истории мне не нравилось. Только что?

— А Корсаков дурак, — усмехнулась она, — решил, что у него в кармане эксклюзивный бриллиант, и простил Вене весь долг.

— Простил? — изумилась я. — Ты уверена?

Ира кивнула:

— Венька не растерялся и расписку с него взял, ну типа: «Я, Алексей Корсаков, не имею никаких претензий к Вениамину Павлову и считаю, что он вернул мне всю сумму за разбитый «Пежо».

Я тяжело вздохнула:

— Ты рассказывала эту историю в милиции?

— Нет, — удивилась Ира, — зачем? Они ни о чем таком не спрашивали.

— Понимаешь, о чем она свидетельствует?

— Ну… Венька раздолбай. Разве можно брать чужую машину, если водишь хреново!

— Ира, — сказала я, — подумай, Вениамин заявил, что ничего не знал про смерть Семена Кузьмича, а в Челябинск собрался, чтобы якобы у папы денег попросить. Он хотел долг Корсакову отдать, а на билет не хватало, вот и прикатил к маме. Понимаешь?

— Что тут особенного? — пожала плечами девица.

— Зачем же Вене катить в Челябинск, если ситуация с «Пежо» улажена? Он соврал, денег у отца ему было просить незачем. Почему же он собрался в Челябинск? Извини, но ничего, кроме того, что он хотел спрятаться от органов МВД, не приходит в голову.

Ира осталась сидеть с разинутым ртом. Спустя пару минут она пробормотала:

— Ясно. Зачем же его тогда в Челябинск потащило?

— Хотел избежать наказания за убийство.

— Он не убивал! — воскликнула Ирочка.

Ее красивые глаза начали медленно наливаться слезами. Мне стало жаль девчонку, слишком много испытаний выпало на ее долю: сначала смерть родителей и бабушки, потом убийство Семена Кузьмича, арест Вениамина.

— Мне кажется, тебе лучше всего съездить отдохнуть за границу, — осторожно предложила я, — к теплому морю, например, в Таиланд, там сейчас отлично! Фрукты, китайские креветки.

— Веня не убивал, — тихо, но настойчиво произнесла Ира, — он не мог такое натворить, он любил меня и знал, кем являлся для нас Семен Кузьмич: отцом, благодетелем… Веня не способен на подобный поступок. Знаете, когда у него умер попугайчик, он плакал три дня.

Я постаралась никак не реагировать на последнее заявление. Очень многие киллеры, жестокие серийные убийцы, сентиментальны и могут рыдать над погибшей птичкой. Звучит странно, но это так: чем злее человек, тем он сентиментальнее. Только не надо путать сентиментальность с добротой. Это совсем разные вещи.

Внезапно Ирочка встала и вышла. Я опять осталась одна, наверное, нужно попросить расчет, дело-то ясное.

Веня убил Семена Кузьмича. Наверное, старик, искренне любивший Ирочку, отругал его, вот юноша и не стерпел, выхватил пистолет. Но откуда у него оружие? Хотя, эка невидаль, на Тушинском рынке из-под полы можно приобрести не только любую «пушку», но и реактивную установку «Град». Многие молодые люди ради хвастовства таскают в кармане стволы, нравится им ощущать себя крутыми Джеймсами Бондами.

Значит, он не сдержался, выстрелил, потом, сообразив, что натворил, сумел, старательно держа себя в руках, заглянуть к Ире и сказать:

— Семен Кузьмич просил его не беспокоить.

А потом сразу поехал к матери, решил сбежать подальше от места преступления. Очень глупо, только навлек на себя лишние подозрения.

— Вот, — воскликнула, возвращаясь, Ирочка, — тут три тысячи долларов, возьмите!

— Зачем ты даешь мне такую огромную сумму? — удивилась я.

Она, неожиданно покраснев, сказала:

— Я беременна.

— Поздравляю, — ляпнула я.

— Сама вначале обрадовалась, — серьезно кивнула она, — но потом одна головная боль осталась! Мне надо точно знать: Венька не убийца. Иначе…

— Что? — тихо спросила я.

— Аборт сделаю! — рявкнула Ира. — Зачем мне ребенок с такими генами! И как я его одна растить стану? Семен Кузьмич в могиле, Веня за решеткой! Кто обо мне позаботится?

Я не нашлась, что ответить. С одной стороны, ее можно понять, с другой — она решительно перестала мне нравиться.

— Вы поезжайте к Вене, — не замечая моей реакции, частила Ира, — и напрямую его спросите: «Ты убил или нет?»

— Веня в следственном изоляторе, — напомнила я, — как же мне с ним встретиться?

— У моей подружки мужа посадили, — мрачно усмехнулась Ира, — он на наркотиках погорел. А следователь попался чистый гад, не давал ей свидания с мужем. Так она чего придумала! Наняла адвоката и пошла с ним в тюрьму в качестве помощника защитника. Ей этот дядечка удостоверение сделал, и все тип-топ. Тысячу баксов за услугу взял. Фамилии у них с мужем разные, никто ничегошеньки не заподозрил. Я сейчас Ленке позвоню, она вас к этому адвокату отправит, и вы с ним в СИЗО пойдете.

— Может, тебе лучше самой сходить? — Я начала сопротивляться. — Посмотришь в глаза Вене и сама все выяснишь.

— Нет, — покачала головой Ира, — нельзя мне.

— Почему?

— С детства страдаю аритмией, чуть понервничаю, сразу сердце вразнос идет, могу в обморок упасть, нет, лучше вы ступайте.

— Ты дала слишком много денег!

— Одну тысячу адвокату за поход, вторую за то, что Веньку защищать станет, третью вы потратите на поиск убийцы, — заявила Ира, — я абсолютно уверена, Веня тут ни при чем. Кстати, спросите, он кольцо продал? Ну, долг Алешке вернул долларами или перстень ему отдал?

Я молча спрятала купюры в сумочку. Что ж, хозяин — барин, я еще столько не получала за работу. Вот Федора удивится, когда вернется. Авось наша контора станет на ноги. Похоже, Ирочка не стеснена в средствах, раз может позволить себе такой расход. Хотя, если учесть, что она боится родить ребенка от убийцы…

— Записывайте координаты, — велела Ирочка, поговорив по телефону, — Неустроев Виктор Иванович. Можете прямо сейчас катить к нему в контору. Ленка предупредит его.

Я кивнула и пошла к двери.

— Как встретитесь с Венькой, сразу мне позвоните! — крикнула Ира.

Виктор Иванович, по счастью, работал неподалеку. Я добралась до адвоката за десять минут.

— Проходи, — велел он, — деньги привезла?

Спрятав доллары, Неустроев повеселел:

— Дело ерундовое, беги в метро, тут за углом, там у касс есть автомат, сделаешь снимок и назад. Успеем сегодня смотаться.

— В СИЗО? — уточнила я недоверчиво.

Дело в том, что Володя Костин иногда по долгу службы навещает сидельцев Бутырского изолятора или тех, кто угодил в «Матросскую тишину». Каждый раз, собираясь в тюрьму, майор стонет:

— Вот несчастье! Придется в пять вставать!

— Кто тебе мешает спать до восьми? — один раз рассердилась я. — Рабочий день-то в десять начинается.

— Нет, — кивнул Вовка, — в девять.

— Значит, спокойно до полвосьмого продрыхнешь, — не успокаивалась я.

— Лампа, — обозлился Костин, — не надо говорить того, чего не знаешь!

— А что? — удивилась я. — Если изолятор открывается в девять, ты за полчаса до него доедешь, тут близко, по Сущевке. Неужели за час не соберешься?

— Эх, Лампудель, — пригорюнился Вовка, — в девять там уже такая очередища выстроится! Надо к шести прирулить, тогда есть шанс увидеть подследственного. Камер для допросов не хватает!

— Да ну! — изумилась я. — Знаю, что родственники по нескольку дней в очереди парятся, если харчи сдать хотят. Но милиция!

— Ага, — кивнул Вовка, — всем плохо: и адвокатам, и следователям.

А тут Виктор Иванович рассчитывает сегодня попасть к подследственному. Да уже час дня!

— Иди к метро, — поторопил меня Неустроев.

Решив не спорить, я сбегала на станцию и снялась. На фото была запечатлена тетка лет пятидесяти с безумными выпученными глазами и волосами, стоящими дыбом, словно иголки у неожиданно разбуженного ежа. Интересно, я на самом деле такая или у автомата в объективе кривое стекло? Искренне надеясь, что второе предположение верно, я прибежала назад, к Неустроеву. Тот аккуратно вклеил фото в довольно потрепанное удостоверение и сообщил:

— Классно! Ты теперь Карнаухова Анна Семеновна, не подкопаться — такая ксива. Поехали.

У подъезда Виктора Ивановича ждал серебристый автомобиль, очевидно, только что побывавший на мойке.

— Садись, — велел адвокат.

— У меня своя есть.

— И где?

— Вон та, красненькая.

— Оставь доходягу здесь, — отмахнулся Неустроев, — никто на этот металлолом не польстится. Я тебя туда-назад свожу.

— А не поздно? — заикнулась я. — Говорят, в Бутырке такие очереди!

— В изолятор и впрямь не попасть, — улыбнулся Неустроев, — только Вениамин пока сидит в отделении, тут недалеко, его еще в СИЗО не переправили, я все уточнил, пока ты ехала сюда. Давай шевелись, некогда мне турусы на колесах разводить.

В отделении Виктор Иванович о чем-то пошушукался с ментами, и нас препроводили в небольшую комнату с зарешеченным окном, столом и тремя стульями. Адвокат повесил на торчавший из стены гвоздь дорогое пальто, подбитое натуральным мехом, и сказал:

— Чего стоишь? Устраивайся. Сейчас твоего орла приведут.

Я села на стул и почувствовала, как в спину сильно дует от окна. Попытка его переставить оказалась безуспешной, ножки были намертво привинчены к полу.

— Да, — хохотнул Неустроев, — здесь так, сиди и не рыпайся.

Тут с легким скрипом распахнулась дверь, и на пороге в сопровождении толстого, одышливого милиционера появился парень, красивый, словно молодой греческий бог. До сих пор я считала, что безупречные мужские лица и столь же безукоризненные фигуры на самом деле плод работы гримеров, стилистов и полиграфистов. Я полагала, что нормальному мальчику, без каких-то видимых изъянов, красят волосы, покрывают тоном лицо, вставляют цветные линзы, рисуют другие губы, изменяют гримом форму носа и снимают Аполлона на пленку.

Потом за дело берутся те, кто работает с фотографиями. Сейчас, в век компьютеров, снимок можно подвергнуть любым, самым волшебным метаморфозам. И в результате вместо обычного юноши с простоватым лицом вы видите на развороте какого-нибудь журнала обалденного мужественного красавца. Мне-то такие красавчики никогда не нравились, но многие дурочки готовы полжизни отдать за подобного кавалера. Но, повторяюсь, до сих пор я была уверена, что такие мужчины в природе не встречаются.

Сейчас же моя уверенность была разбита, потому что в камере, одетый в мятые, грязные джинсы и потерявший вид пуловер, стоял именно такой неземной красавец. Белокурые, вьющиеся большими кудрями волосы падали на высокий чистый лоб мыслителя. Огромные голубые глаза, окруженные густыми черными ресницами, смотрели на нас с легким недоумением. Картину дополняли красиво изогнутые яркие губы, аккуратный нос с изящно вырезанными ноздрями, слегка смуглая кожа.

Скорей всего, Веня ходит в солярий. У блондина со светлыми глазами не бывает такого цвета лица от природы. Рост у парня зашкалил за метр восемьдесят пять, а фигура напоминает равнобедренный треугольник, поставленный на вершину: широкие плечи, узкие бедра и никакого намека на живот.

Да уж, ему впору ходить по подиуму, сниматься в кино, играть в спектаклях, но никак не тосковать на нарах.

— Садись, Вениамин, — кивнул Виктор Иванович, — мы с Анной Семеновной твои адвокаты. Вернее, защитник я, а она мой помощник. Ну как, понравилось в камере?

— Скажете тоже, — дернулся Веня, — ужас.

— Значит, не хочешь сидеть лет пятнадцать?

— Нет, — ответил парень на первый взгляд спокойно, но я заметила, что его смуглая кожа внезапно приобрела сероватый оттенок, а над верхней губой выступила цепочка мелких капелек.

— Это хорошо, — улыбнулся Неустроев, — начало нашего разговора обнадеживает! Теперь ты, если, конечно, хочешь максимально облегчить свою участь, должен нам рассказать все как на духу, только тогда мы сумеем тебе помочь.

Глаза Вени потемнели и из серо-голубых стали ярко-синими. Внешность его от этой метаморфозы только выиграла.

— Да нечего мне рассказывать, — пожал он плечами, — никого я не убивал.

— Вот что, дружочек, — улыбаясь, словно кот, загнавший в угол жирную мышь, заявил Неустроев, — мне надо знать правду, всю, чтобы на суде не получилось конфуза. Я не судья, не следователь, мне твое чистосердечное признание для того, чтобы навесить тебе же лишний срок, не нужно. Я — твой билет на выход, тот, кто может тебе помочь избежать слишком крутого наказания. Но без твоей помощи у меня ничего не получится!

— Мне не в чем раскаиваться, — чеканя каждое слово, заявил Веня.

— Голубчик, — скривился Неустроев, — о каком раскаянье идет речь? Побереги пыл для суда, вот там начнешь бить себя кулаком в грудь и, рыдая, говорить: «Больше никогда, простите». Такой текст на состав суда очень хорошо действует, некоторые прокуроры даже могут растрогаться. Мне же твое раскаянье на фиг не надо. Хочешь выйти отсюда?

Веня кивнул.

— Тогда быстро рассказывай, как дело было, — стукнул кулаком по исцарапанной столешнице защитник, — я тебе от души советую: у врача, священника и адвоката говорить одну правду, только правду и ничего, кроме правды. Кстати, все мы, представители вышеперечисленных профессий, связаны такой штукой, которая именуется неразглашением тайны. Начинай, голубь мой. Впрочем, если хочешь уехать в замечательное место под названием «тайга» лет эдак на дцать, тогда можешь молчать.

Щеки Вени слегка порозовели.

— Расскажу, — кивнул он, — только вы мне все равно не поверите!

— Ты не стесняйся, — приободрил парня Виктор Иванович, — я много чего такого слышал, тебе и в голову не придет, что порой с людьми случается!