Бинокль для всевидящего ока

Дарья Донцова, 2019

Да уж, трудно опровергнуть эмоциональное изречение великого поэта: «Весь мир – театр, а люди в нем актеры». Столь бурный вулкан страстей, интриг и измен, вскипевший за кулисами театра «Семь гномов», даже самым гениальным лицедеям ни за что не сыграть! Прямо в театре убивают актрису Ирину Булову. Да-да, ту самую любовницу главного режиссера Никиты Сергеевича, ловеласа и хвастуна, деспота и любителя молоденьких актрис. И кто попадает под подозрение в первую очередь? Конечно же, супруга Никиты – директор «Семи гномов» Раиса Горкина. Что ж, мотив вроде ясен. Пазл сложился? Ага, как бы не так! Виола Тараканова, которая оказалась в театре в момент преступления, очень скоро поняла, что самая захватывающая игра разворачивается вовсе не на сцене, а вокруг страшной семейной тайны…

Глава 8

— Если кто не знает, я Игнат Сергеевич Бородин, — представился мужчина, возраст которого мешали определить густая борода и очки. Правда, ни на голове, ни на лице его не было седых волос, но человечество давно изобрело краску.

— Итак, — гремел тем временем Игнат, — детский спектакль должен выйти к…

— Детский? — удивилась я.

— Театр «Семь гномов» много работает для юного зрителя, — заорал Бородин.

— Книга, по которой ставится спектакль, — детектив, — робко вякнула я.

— Прекрасно! — гаркнул Игнат.

— Там четыре убийства, — не утихала я.

— Дети их обожают, — потер руки режиссер. — Я в возрасте двенадцати лет мечтал убить училку по немецкому.

Все, кто находился в комнате, рассмеялись, но мне было не до смеха.

— Не надо ржать, — остановил артистов Игнат, — я реально хотел ее уконтрапупить, ножки стула расшатал. Думал, она сядет, упадет, шею сломает. Но я был в детстве дурачком, рассказал о своем плане лучшему другу, а он меня выдал. Жесть получилась. М-да. Парочка висельников-утопленников в детской пьесе в самый раз. Почему «Красная Шапочка» так популярна? Бабушку там убили, потом волка зарезали, а бабулька выжила. Страшилка!

— Сюжет закручен вокруг мужчины, который на самом деле женщина, — пропищала я, — это не совсем малышам подходит.

— Прекрасно! — восхитился Игнат. — Дети будут в кайфе от нетрадиционного секса.

Я замахала руками:

— Нет, нет! Вы не поняли. Парень одевается, как девушка. Он хочет попасть в дом, где на работу принимают только женщин.

— Шикарно! — завопил Игнат. — Ночь. Темно. На сцене только ночник горит. Музыка тревожная. Появляется девица в одежде горничной, хочет застелить постель хозяина. Владелец дома в халате выходит из ванной. Приближается к прислуге, хватает ее! А она! Мужик! О! Перформанс с пердюмоноклем!

Я потеряла дар речи, а Бородина несло дальше:

— Владелец особняка скидывает халат! Он — женщина! Вуаля, поворотец-коловоротец. Парочка хватает друг друга! Бам! Бам! Барабан стучит! Гаснет ночник. И тишина! И только тяжелое дыхание. Падает занавес! У нас детский спектакль. Мы не кое-кто! Порнухой не балуемся. Все чинно-благородно, с намеком. А уж намек каждый в меру своей продвинутости в сексе поймет. Труляля тополя! Конец пьесы! Аплодисменты. Корзины с цветами. Рецензии повсюду. Одни зрители в восторге, другие бросают в нас горячей лапшой. Получаем все премии. Мне, Виола, ваша книга очень нравится.

— Ничего подобного в ней нет, — пролепетала я.

— Допишем, перепишем, отшлифуем, — пообещал Игнат. — На какой странице у вас первый труп?

— Во второй трети книги, — ответила я.

— Поздновато, — огорчился Бородин. — Перенесем убийство в начало, иначе народ сбежит. Все любят приврать, что обожают Достоевского, но всех от Феди тошнит. Заунывная пьеса — смерть для продажи билетов. Виола! Кого у вас пристрелили первым?

— Отравили, — уточнила я.

— Однофигственно, — весело произнес Игнат. — Кто счастливый трупик?

— Дедушка… — начала я.

Режиссер стукнул ладонью по столу.

— Фу! Старики нам не нужны. На них дети не пойдут. Алиса!

— Слушаю вас, — промурлыкала эффектная блондинка с большой грудью.

— Получишь роль кадавра, — заявил постановщик.

— О! Шеф! Спасибки, — пришла в восторг красавица, — сыграю гениально. Текста много?

— Никакого! — отрезал Игнат. — Но это вторая главная роль.

— И без слов? — растерялась Алиса.

Я потупилась. Хорошенькая блондинка не знает, что кадавр в переводе с французского — труп. Я не владею языком трех мушкетеров, но сие выражение мне известно.

— Отлично, — фонтанировал восторгом Игнат, — роскошно. Открывается занавес. На полу кадавр: Алиса. Лежит обнаженная по пояс. Сиськи наружу. Слышатся шаги! Топ… топ… топ… Страшно, аж жуть!

Я не выдержала:

— Простите, я не ханжа, но обнаженная грудь актрисы в спектакле для школьников неуместна.

— Дети одни в театр не ходят, — возразил Игнат, — их туда на веревке прут мамаши и бабки. Увидят они Алискины силиконовые дыни…

— И больше никогда на представление не явятся, — перебила его я.

Игнат потер руки.

— Виола! Никто дважды на одно и то же детское зрелище не шляется! Да и спектакль для взрослых зрители, как правило, единожды посещают. Про долбанутых фанатов я не говорю, они, чтобы полюбоваться на своего кумира, без конца прибегают, и это всем полезно. Нам деньги в кассу, им восторг в сердце, страсть в печень. Так вот! Мамаши и бабульки припрутся домой, начнут возмущаться: «В «Семи гномах» актриса по сцене бегает голая!» И что дальше? Папаши и другие мужики в семье, соседи, коллеги по работе — все ломанутся на Алиску посмотреть. Зачем мы Алиску держим? За ее красоту неестественную, за сиськи роскошные, попу бразильскую, ноги обалденные. Алисон у нас намбер уан в плане обнаженки. Вышла, оголилась! Усе! Дальше можно не играть. Пора с шапкой по рядам идти, бабло собирать. В зале цунами эмоций. Бабы от злости-зависти ручки кресел грызут. Мужики разум потеряли. Ясно?

— Ну… — пробормотала я, — вообще-то я написала детективную историю, не эротическую.

— Одно другому не помеха, — отрезал Бородин. — Вы суп едите?

Я удивилась вопросу.

— Иногда.

— Можете потом чай с пирожным слопать?

Я пожала плечами:

— Почему нет? Для десерта всегда местечко найдется.

— Вот и в театре так, — расцвел улыбкой Игнат, — сначала про убийство узнали, потом на Алиску позырили. Искусство — вещь тонкая, оно не похоже на простой предмет с калошей, типа валенок. Спектакль — как рюмка коньяка: наслаждение букетом, приятное послевкусие. И вообще я хоть раз дал вам совет, как книги писать?

Следовало ответить: «У вас просто не было такой возможности, мы познакомились час назад!» Но правила приличия требовали других слов:

— Нет.

Игнат расплылся в улыбке:

— Вот! Почему я молчу, хотя вижу в тексте глупость, тупость и нелепость? Да потому что как успешный во всех смыслах человек знаю: нельзя во всем рубить. Я ничего не смыслю в написании детективов. Раз у писателя в книге хрень нереальная, значит, так ему надо. А вы не лезьте печь компот на моей кухне!

— Варить, — тихо сказала женщина в фиолетовом платье.

Бородин повернулся к ней:

— Ты что-то вякнула, Фая?

— Компот по сути вода, в ней фрукты кипят, — ответила Фаина, — компот нельзя запекать, его варят.

— Это все? Или есть интересные мысли по спектаклю? — вкрадчиво спросил режиссер.

— Да, есть, — ответила Фая. — Алиса — очень красивая девушка. Но обнаженная фигура в детском спектакле, и на мой взгляд, неуместна. Расчет на то, что мужчины побегут смотреть представление для ребят, не оправдается. Зачем им нестись куда-то, когда можно в интернете любых голышек за секунду найти?

— Отлично! Переходим к распределению ролей! — закричал Игнат. — Шесть человек.

— Сколько? — изумилась я. — У меня в книге…

— У меня на сцене, — перебил режиссер, — шестеро! И то много. Дети более четырех лиц не запоминают. Трупа играет Алиса. Медведя — Алексей.

— В книге нет мишки! — подпрыгнула я. — Там вообще нет животных! Кроме комаров, которые…

Игнат кашлянул.

— Виола! Детского спектакля без Михайло Потаповича не бывает. Точка. Вы хотите увидеть свою фиг… э… э… свой роман на сцене? Стать мировой знаменитостью? А? Если да, то слушайте меня! Я тут главный! Я и только я! Есть у вас мысли по этому поводу?

Я попыталась найти подходящие слова, но они, как назло, не отыскались. На языке вертелись выражансы, которые интеллигентная дама никогда не произнесет, она и знать-то их не должна.

— Молчание — знак согласия, — резюмировал Бородин, — напоминаю, у нас подписан контракт. Если решили разорвать его, платите штраф. На чем я остановился?

— Медведь — Алексей, — услужливо подсказала Алиса.

— Спасибо, радость моя, — улыбнулся Игнат. — Колобок — Антонина.

— Колобок! — ахнула я. — А он откуда?

— Фамилия следователя такая будет, — пояснил постановщик. — Название спектакля «Как Колобок Медведя съел». Я только что придумал.

— Гениально, — захлопала в ладоши Алиса, — прекрасно. Смешно и грустно одновременно. Смех сквозь слезы, прямо как у Пушкина.

— С гномами я потом разберусь, — пообещал Игнат, — они не центральные персонажи.

На этот раз я не испытала ни удивления, ни гнева. Гномы так гномы. В конце концов, так можно назвать членов оперативно-следственной группы. Очень даже забавно получится.

— Я осталась без роли? — спросила Фаина.

— Ну что ты, — заулыбался Бородин, — инпосибел. Старуха с метлой прямо для Манониной создана. Ты появишься в начале и подметешь место преступления после того, как Алису уберут. Уверен, с твоим талантом и умением перевоплощаться ты гениально изобразишь уборщицу.