Авоська с Алмазным фондом

Дарья Донцова, 2015

Тридцать три несчастья свалились на голову Ивана Павловича Подушкина. Мало того что к нему в квартиру вдруг заявилась маменька со всем скарбом – Николетта поссорилась с мужем. Умилостивить ее можно, как выяснилось, только особняком размером с футбольное поле в качестве презента. До кучи неожиданно свалился с инсультом лучший друг Макс Воронов, едва успев попросить помочь приятелю-следователю. А дело оказалось очень запутанным – найден труп девушки, и совершенно непонятно, кто и за что мог с ней расправиться, сымитировав самоубийство. Приходится частному сыщику и по Москве мотаться, и отправиться в провинцию. Но при чем тут алмазы сомнительного происхождения? Ира Вилкина, бывшая детдомовка, была бедна как церковная мышь! Или нет?..

Глава 2

Не знаю, что поразило меня больше: присутствие пса в доме или его наряд. На собачонке были лаковые ярко-голубые ботинки, синий свитер в полоску с белым воротником (кажется, такой называют матроской), шею украшал кожаный ошейник с золотыми клепками и бубенчиком, который издавал противное треньканье.

— Это что? — изумился я. — Вернее, кто? Откуда он взялся? Может, с лестницы забежал? Но в подъезде ни у кого собак нет.

Маменька схватила вертлявую шавку и принялась осыпать ее поцелуями.

— Зайчик, котик, ангелочек мой. Вава, это Иоганн Вольфганг… э… э… Борис!

— Гёте, — машинально завершил я, — так звали великого немецкого поэта.

— Кличка пса Людвиг Ван Иоганн Вольфганг Цезарь Брут Ницше, — уточнил Борис.

Собака залаяла.

— Ути, мой лапочка! — умилилась Николетта.

Я опешил. Людвиг Ван Иоганн? Ничего себе сочетание… Так и тянет сказать — Людвиг Ван Бетховен. А к Иоганну Вольфгангу хочется добавить фамилию Гёте. Цезарь — это скорее всего Гай Юлий, древнеримский государственный деятель, полководец. Марк Юлий Брут прославился как убийца Цезаря. При его упоминании сразу напрашивается вопрос: «И ты, Брут?» Фридрих Ницше — немецкий философ. Кто догадался соединить все эти имена в кличке пса?

Дворняжка вывернулась из наманикюренных пальцев маменьки и унеслась в коридор.

— Брутик! — закричала Николетта. — Иоганчик, сюда, вернись! Борис, как его позвать?

— Людвиг Ван Иоганн Вольфганг Цезарь Брут Ницше! — громко провозгласил тот.

Кудлатый комок тут же примчался в гостиную и сел на паркет.

— Песик отзывается только на полное имя, — пожаловалась Николетта. — А оно такое длинное!

Борис кашлянул.

— Мальчик у вас только вчера появился. Ничего, непременно привыкнет к короткому имени.

Лишь сейчас до моего сознания с большим опозданием дошло.

— Николетта, ты завела пса?

Маменька вздернула подбородок.

— Вава, это не собака!

— А кто? — изумился я. — На кошку он не похож, на хомячка тоже.

— Брутик Цезик — африканский ледовый розовокустый скандинавский гончий, — объявила Николетта.

Я потряс головой. Найдите хоть каплю логики в названии породы? Правда, в Африке есть ледники, они расположены в Уганде и Танзании, но если пес родом оттуда, то при чем здесь кусты роз и Скандинавия?

— На сегодняшний день эта порода является самой дорогой и самой редкой в мире, — подал голос Борис, — цена на подросшего щенка начинается с десяти тысяч евро.

— Ни у Коки, ни у Зюки, ни у Люки раритетного животного нет, — зачирикала маменька, — у них простецкие йорки, каких в Москве миллионы. А у меня уникум! Вчера его получила.

Понятно, Николетте, как всегда, захотелось вызвать у заклятых подружек приступ зависти и разлития черной желчи. Готов спорить на что угодно: она уже оповестила «девочек» о своем приобретении, а Кока, Зюка, Люка и все остальные с утра кинулись за этими Вольфгангами Брутами. Так, с собакой ситуация прояснилась. Но зачем матушка прибыла ко мне в компании с сотней чемоданов?

На столе запищал мобильный, я взял трубку, увидел на экране имя «Владимир» и ответил:

— Слушаю.

— Она у тебя? — забыв поздороваться, спросил отчим. — Говори так, чтобы Летти не поняла, с кем ты беседуешь.

— Рад вас слышать, Петр, — начал я. — Если вкратце изложите суть вопроса… Извините, минуточку…

Я посмотрел на Николетту.

— Прости, это клиент, я вынужден тебя на время покинуть. Соблюдение строгой конфиденциальности — фундамент моего бизнеса.

— Хочешь сказать, что работа, за которую ты получаешь рваную копейку, для тебя важнее моих огромных проблем? — немедленно разозлилась незваная гостья.

Я сделал вид, что не слышал ее заявления, и вышел в коридор.

— Можешь говорить? — осведомился муж Николетты.

— Теперь да, — заверил я.

— Нужен совет, — зашептал отчим.

Я опять испытал безмерное удивление. Сейчас поясню отчего.

Моя мать долго жила вдовой. Охотников на ее руку находилось немало, но Николетта не спешила в загс. Я наивно полагал, что маменька, став вдовой, наконец-то оценила по достоинству моего отца, прозаика Подушкина, поняла, с каким человеком свела ее судьба, и теперь испытывает стыд за истерики и скандалы, которые ему устраивала, за бесконечное требование денег…

Но потом я совершенно случайно услышал беседу Николетты с Зюкой. Последняя спросила:

— Почему ты отказала Олегу Бурмистрову? Он хороший журналист, стабильно зарабатывает. Чем не партия?

Маменька фыркнула:

— Дорогая! Я вдова писателя, чьи книги бабы расхватывают с дракой, свободно хожу в Дом литераторов, получаю приглашения на премьеры, мне, как жене покойного Павла Подушкина, Литфонд дает бесплатные путевки и в Коктебель, и в Пицунду, и в Дом творчества в Переделкине. Ко всем праздникам присылают продуктовые заказы первой категории с икрой и сервелатом. Мой статус в обществе высок. И что будет, если в моем паспорте появится штамп о браке с Бурмистровым? Я перестану быть элитой общества, превращусь в супругу заштатного, мало кому известного корреспондента пятого сорта, лишусь всех привилегий, буду жить в нищете. Зюка, дорогая, Дом литераторов на Дом журналиста не меняют!

Тогда я понял: маменька при всей ее взбалмошности дама весьма расчетливая, если она и вступит в новый барк, то только с очень богатым человеком. И точно, так и произошло!

Второй раз Николетта пошла под венец не так давно. Ее счастливый избранник Владимир Иванович — бизнесмен, заработавший миллиардное состояние. Матушка моя понравилась ему с первого взгляда. Девяносто мужчин из ста не переваривают капризных истеричных баб, которым постоянно требуются большие средства на ерунду, но отчим оказался из тех десяти представителей сильного пола, которым нравится исполнять дома роль раба и подкаблучника. Владимир Иванович умиляется прихотям жены, ее умению разжечь на пустом месте скандал, восхищается внешностью супруги, и его не смущает, что она старше.

Владимир — выходец из бедной семьи, благополучия достиг исключительно за счет собственного ума и трудолюбия. Стыдно признаться, но я так и не понял, чем он занимается. Кажется, какими-то трубами-станками-гайками. Мой отчим — типичный технарь, его жизнь проходит на заводах и фабриках, поэтому он наивно считает Николетту представительницей высшего светского общества и счастлив, как ребенок, когда маменька, стоя с ним рядом в гостиной, встречает приятелей, явившихся на ее очередное суаре. Похоже, Владимир Иванович, несмотря на все его деньги, ум и талант бизнесмена, в этот момент чувствует себя свинопасом, которого полюбила принцесса. И ничего, что сиятельная особа вредна, капризна, скандальна, суетна, тщеславна, любит приврать, пять раз меняла паспорт, чтобы стать моложе… Это все ерунда, главное — она ПРИНЦЕССА. Мог ли сын родителей-алкоголиков, бывший подсобный рабочий, не прочитавший ни одной книги, мечтать о том, что станет своим в высшем свете?

В общем, горшок нашел крышку. Николетта жаждала денег и их получила. А Владимир Иванович мечтал о суровой госпоже в ранге королевы тусовок и обрел ее. На их свадьбе я был счастлив, как малыш, получивший железную дорогу. Меня согревала мысль, что отныне я перестану быть единственным объектом воспитательных акций госпожи Адилье, она начнет обстругивать второго мужа.

У меня с Владимиром полное взаимопонимание. Мне же не десять лет, чтобы ревновать маменьку к постороннему дяде, наоборот, я ему бесконечно признателен. Мы с ним мило беседуем при встречах, обмениваемся дежурными бутылками на праздники, но доверительных отношений нет и в помине. Уж слишком мы разные люди. И вдруг сейчас звонок Владимира с просьбой дать ему совет…

— Жена на меня обиделась, — говорил тем временем мой отчим, — оставила записку: «Прощай навсегда, уехала жить к Ваве, некогда твоя Летта». Одежды в гардеробной нет, этого… Франца Иосифа… Наполеона Кутузова… пса придурочного… тоже.

Меня охватил ужас.

— Николетта написала: «Уехала жить к Ваве»?

— Да-да, — подтвердил Владимир Иванович. Умолк на секунду, потом закричал: — Ее у тебя нет? Необходимо срочно начать поиски! Летти пропадет! Одна на улице, во враждебном мире, в огромном мегаполисе, кишащем преступниками…

Я перевел дух.

— Не беспокойтесь, матушка в моей гостиной.

— Фу… — выдохнул Владимир. — Ура!

А я, прислонившись к стене, подумал: «В жизни всегда так: для одного война — горе, для другого — радость. Отчим сейчас обрадовался, а я впал в уныние, потому что сообразил, по какой причине маменька принялась хозяйничать в моей гостиной — она решила поселиться со мной под одной крышей. Перед иконой какого святого мне надо спешно бить земные поклоны, чтобы беда улетела прочь?»

— Как она, Ваня? — не отставал отчим. — Вся в слезах?

— Николетта? — осторожно уточнил я. — Вроде нет, вполне бодра, вовсю командует Борисом.

— Кем? — прошептал Владимир Иванович.

— Незнакомым мне мужчиной, они вместе приехали, — разъяснил я.

Из трубки донесся странный звук, потом полетели гудки.

Я сделал несколько глубоких вдохов, и тут трубка снова затрезвонила. На сей раз меня искал Макс.

— Не будешь против, если я пораньше подгребу? — спросил он.

— Нет проблем, — ответил я. — Но давай пообщаемся в агентстве, домой не заходи.

— Ладно, как скажешь, — согласился Макс. — Что-то случилось?

— Небольшая закавыка, — пробормотал я. — Николетта приехала ко мне навеки поселиться, у них с Владимиром Ивановичем ссора случилась. Подробности я пока не выяснил.

— Не знаю, что и сказать, — вздохнул Макс. — Главное, не нервничай, все будет в порядке, зимой надо верить в приход весны. Через десять минут я в твоем офисе.

Я вернулся в гостиную, увидел там снующих людей в синих комбинезонах, отыскал глазами маменьку и предупредил:

— Ухожу на работу, клиент ждет.

— Если тебе нравится служить за копейки, делай что хочешь, — милостиво разрешила она. — Сейчас пришлю тебе список.

— Список чего? — не понял я.

— Покупок, — уточнила Николетта. — Я забыла кое-что очень нужное, необходимое, без чего жить нельзя. Изволь приобрести.

— Если это лекарства, то потребуется рецепт, — смиренно предупредил я.

Маменька сложила руки на груди.

— Вава! Я что, по-твоему, старуха, которой нужны таблетки?

Вместо того чтобы резонно возразить: «Есть множество молодых людей и даже детей, которым прописаны лекарства», я смалодушничал:

— Конечно, нет! Я имел в виду витамины для укрепления здоровья.

— Значит, все так плохо, что мне нужно употреблять БАДы? — возмутилась маменька. — Выгляжу уродиной, на двадцать лет старше своего тридцатилетнего возраста?

И тут, на мое счастье, в комнату влетел Людвиг Ван Как Его Там Дальше. Матушка схватила пса и начала яростно его целовать. Я попятился к двери и, чувствуя себя шведским королем Карлом Двенадцатым, бегущим из-под Полтавы, позорно отступил на лестничную клетку.