Тени старой квартиры

Дарья Дезомбре, 2016

Виолончелистка с мировым именем Ксения Аверинцева покупает квартиру с видом на канал Грибоедова. Узнав об этом, ее бабка умирает от сердечного приступа. По роковому совпадению, она жила в той старой квартире и была подозреваемой по так и не раскрытому делу. Но Ксения не может поверить, что ее бабушка – убийца. Она просит Марию Каравай о помощи, и та соглашается. Постепенно разгадывая секреты жителей коммуналки, Маша с Ксенией приближаются к главной тайне, смертельно опасной и для ныне живущих. История, начавшаяся как любительское архивное расследование, превращается в остросюжетный триллер. Скрываясь в лабиринтах питерских дворов и на старых фортах близ Кронштадта от преследующего ее убийцы, Мария Каравай пытается по крупицам отыскать затерянную во времени информацию…

Маша

Маша держала Андрееву руку и улыбалась.

— Ты же знаешь, на мне все заживает, как на Раневской! — улыбался в ответ Андрей. Под глазами темные круги, и весь он какой-то бледный — как сказала бы ее мать-медик, «пастозный». Пастозный, но живой. Господи… Глядя на него, приподнятого на подушках, с делано бодрым выражением на лице, Маша чуть не расплакалась от умиления и облегчения.

— Ты ему должен много мяса. Он тебя как-никак спас.

— Да? — хмыкнул Андрей. — А я думал, меня спасла твоя мать.

Маша серьезно кивнула в ответ:

— Да, это была их с Раневской совместная операция.

Машина мать действительно поставила Андрееву госпитализацию на особый контроль. Как бы ни был ироничен Андрей, Маша знала: медицинское братство существует. И в этом тайном ордене ее мать уже давно занимала серьезную ступень. Андрей лечился тут не как доблестный оперативник и удалой ловец маньяков, а как родственник Натальи Сергеевны: его прооперировали, а теперь без конца ставили капельницы и кололи восстанавливающие силы препараты, и возлежал он на белоснежных простынях, которые, без конверта в карман младшему медперсоналу, регулярно меняли.

— Она сказала, — криво усмехнулся Андрей, — что я ее зять.

Маша расхохоталась:

— Просто это много более внушительно звучит. Не переживай, она не потащит тебя прямо из больницы со мной под венец.

Но резко оборвала смех, заметив, как вдруг потемнело лицо Андрея:

— Что? Больно?

Андрей помотал головой и уставился в окно. Маша проследила за его взглядом: голая тополиная верхушка. Маша пожала плечами.

— А как твоя мама? — решила она на всякий случай поменять тему. И сразу поморщилась — тема подвернулась неудачная.

— Привезла апельсинов, — Андрей опять криво усмехнулся. — Увидела, что со мной все в порядке, и уехала обратно. В Москве жить дорого, говорит, да и дела у нее: огород, коты и спортивная ходьба с товарками по средам и пятницам.

Спортивная ходьба?!

— Ясно, — Маша не знала, что и сказать. Она уже давно поняла, что Андрей не был любимым сыном. Но чтобы настолько!

— Заявила, что уверена: ты за мной лучше присмотришь, чем она. И что умывает руки.

Маша покраснела:

— Ты, конечно, объяснил, что за тобой смотрит скорее моя мать?

— Не думаю, что ей интересны такие детали, — хмыкнул Андрей. — Ключевое в этом — «умываю руки».

— Ладно, — важно кивнула Маша. — Постараюсь не осрамиться.

— А я тут вот что хотел тебе предложить… — Андрей вдруг сильно покраснел. — Здесь, конечно, не время и не место…

Пип-пип-пип — донеслось сбоку: экран кардиомонитора заметно оживился.

— Что? — Маша нахмурилась: сердечная кривая демонстрировала явную тахикардию. Она взяла его за руку, бросила обеспокоенный взгляд на дверь: может, позвать медсестру? — Что ты хотел предложить?

— Да так, ничего особенного, — стиснул ей в ответ ладонь Андрей. — Руку, сердце. И прочие органы, если они тебе вдруг понадобятся.

Маша смотрела на него остановившимся взглядом — пара секунд ушла на то, чтобы осознать, что он, собственно, имеет в виду.

— Это предложение? — неловко спросила она, чувствуя себя полной идиоткой.

— Ну да, — нервно пожал плечами Андрей. — Я знаю, лучше, наверное, в ресторане, под звук серенады, или там… в гондоле…

— Нет, не лучше, — Маша наклонилась, поцеловала его в щеку. И попыталась улыбнуться, чувствуя, что вот-вот произойдет непоправимое. — Больница, герой восстанавливается после геройства. Жаль только — я не сестра милосердия. И я… — Она взглянула было на своего героя, не отрывающего от нее лихорадочных глаз, и — не выдержала, отвернулась. — Я не готова, Андрей.

— Не готова, — она увидела, как дернулся его кадык. Андрей жалко улыбнулся. — Так я и думал.

— Дело не в тебе, — начала она и сама почувствовала, как фальшиво это звучит. — Дело во мне.

Маша растерянно замолчала — чем дальше, тем хуже.

— Я понял, — кивнул Андрей. Пальцы, дрогнув, ослабили хватку. Машина рука осталась лежать на простыне, никому не нужная, как дохлая рыба.

— Правда? — взглянула на него Маша. Андрей вновь внимательно смотрел на тополиную верхушку. Ни черта он не понял! Маша вновь вздохнула и решила попробовать еще раз. — Мне казалось, у нас и так э… Все хорошо?..

Андрей молчал.

— Ну что ты молчишь? — она злилась, что не может найти нужных слов, да и вообще оттого, что очутилась в этой ситуации.

— Что тут сказать? — он вновь повернул к ней лицо, и оно было ужасно несчастным. — Ты пытаешься, как обычно, привести аргументы. Выстроить логическую цепочку. Только логика тут ни при чем. Это, кхм, территория чувств.

— Тук-тук-тук! — в дверь просунулась голова Анютина. — К вам ревизор! Чтобы, так сказать, узнать, когда окажетесь в строю!

Полковник вошел, вытирая со лба пот — в полиэтиленовом пакете просвечивали оранжевыми боками апельсины. Он поставил пакет рядом с тумбочкой, покосившись на уже принесенные давеча Андреевой матерью те же плоды. Банальное больничное подношение.

— Ну, как вы тут, мои котики? — по-отечески зажмурился он, не замечая ни Машиного смущения, ни Андреевой мрачной физии. — Не бойтесь, работать сразу не отправлю. Давайте-ка в отпуск, недельки на три, или даже на месяц. Отдохнете, загорите и — к работе.

— Спасибо, — через силу улыбнулся Андрей.

— Ну-ну, не благодарите! И это, кстати, еще не все! Тебе, Яковлев, премия от начальства, в размере месячного оклада. Танцуй! А тебе, — повернулся он к Маше, — и того больше, старший лейтенант Каравай!

И он смачно расцеловал ее в обе щеки. Маша улыбнулась, но, видно, не так, как положено улыбаться особе, представленной к внеочередному званию.

— Хотела, видать, старшего оперуполномоченного? — он подмигнул. А Маша покраснела — ничего она не хотела и уже открыла было рот, чтобы сказать об этом полковнику, как тот замахал на нее пухлой ручкой: — Хотела, хотела, не спорь! И заслужила, звезда ты наша. Но, если б стала старшим опером, с кем бы в команде пришлось работать, сама подумай, а?

Маша беспомощно обернулась на Андрея и увидела, что тот, красный как кумач, смотрит в пол. А осознав, в чем дело, сама опустила глаза, злая на себя, на Андрея и на довольного собой полковника, поставившего, о том и не подозревая, их с Андреем в еще более неловкое положение.

— Я, наверное, пойду, — кивнула Маша начальству и клюнула в щеку зардевшегося Андрея. — Выздоравливай.

Андрей пробормотал что-то неразборчивое, Анютин проводил ее ласково-благосклонным начальницким взором, а она вырвалась в прохладу больничного коридора. Где воздух, казалось, был легок и пах свободой. Свободой от принятия решений. И почти бегом поспешила на улицу.

Зачем только он задал ей этот вопрос?