Призрак Небесного Иерусалима

Дарья Дезомбре, 2014

Мертвецы всплывают в Москве-реке; сидят, прислонившись к древней стене Кутафьей башни; лежат, четвертованные, на скамеечке в Коломенском… Несчастные были убиты жуткими средневековыми способами, а в чем их вина – знает только убийца. Маньяк, ставящий одну за другой кровавые метки в центре столицы, будто выкладывает жуткий пазл. По страшному следу идет пара с Петровки: блатная стажерка, выпускница МГУ, с детства помешанная на маньяках, и опытный сыскарь, окончивший провинциальную школу милиции. Эти двое терпеть не могут друг друга, но идеально друг друга дополняют. Только им под силу расшифровать ребус, составленный убийцей и уходящий своими корнями в древнюю Москву, в старые раскольничьи тексты, в символику Святого Писания. Психологический триллер, полный неожиданных поворотов, погружает в атмосферу шумного мегаполиса, в котором жестокий убийца вытаскивает на поверхность древние пороки столицы, ее страшные тайны и мистическую символику, зашифрованную в хаотичном сплетении старых улиц, переулков и площадей…

Андрей

Точиновка оказалась деревней, достойной передачи о вымирающем российском селе. Больше половины домов стояли заколоченными, а те, что еще были обитаемы, казались не в сотне, но в тысячах километров от столицы мирового гламура. В то время, когда в Москве «золотая» молодежь обменивалась видео по мобильникам на лекциях, училась правильно есть устриц, отправленных напрямую из Бретани, и вкалывала ботокс в челюсти, чтобы ночами от стресса не скрипеть зубами (и следовательно, не стачивать их неземную дорогостоящую белизну), в это же самое время рядом с каждой избой таились туалеты в виде выгребных ям, как в Средневековье, вода носилась из неближнего колодца и грелась с помощью газового баллона. Между двумя действительностями притаились века. Люди говорили на одном языке, но не поняли бы друг друга: в Точиновке не нашлось бы ни одного обитателя, знающего, что такое устрицы, ботокс и ММС. Единственный, кто знал о мире, о парадоксах двадцать первого века, был Ельник, засланный казачок. Но и его убили.

Андрей сидел, курил, размышляя уже без возмущения или горечи об удивительном у русского человека качестве — полном презрении к каждодневному пристойному существованию. Неуважению власти на протяжении уже четырех поколений к своим людям. Совершенной покорности этих людей, которых обеспечили социализмом и электрификацией всей страны, как обязательной основой коммунизма, но не обеспечили горячей водой и канализацией. И ничего — будто так и надо: по нужде зимой по снегу в будочку, где на гвозде — рваные газетки, и вода течет из ржавого рукомойника.

И все-таки, что же искал в здешнем быте Ельник? Он же был мужиком достаточно обеспеченным — мог позволить себе и после отсидки теплый нужник. Дверь в дом Ельника была закрыта — Андрей поискал ключ в обыкновенных местах: под половиком перед дверью, пошарил вокруг закрытых наглухо ставнями окон. Несколько минут просто осматривал окрестности — участок был не очень большим, но очень ухоженным: Ельник-то оказался склонным к земле. Зеленые грядки, картофельное польце, даже теплица. Андрей направился к ней: внутри его ожидало запустение — неожиданная на фоне вполне благополучного сада. Впрочем, немудрено: хозяин пропал зимой… В теплице было жарко и душно, но без ожидаемого огуречно-помидорного запаха: пахло гниением, разложением даже. Андрей вздрогнул — на земле лежала мертвая птица, белели тонкие косточки, чернели свалявшиеся перья. «Видно, залетела зимой и не смогла выбраться», — подумал Андрей. Убивший Ельника убил и птицу — в отсутствие хозяина птице было не отворить, пусть хлипкую, дверь парника. Андрей поискал и под пустым ведром в теплице, но понял, что Ельник был человеком явно не с деревенской логикой, а значит, искать припрятанный ключик бесполезно.

«Отчего люди не птицы? — спросил себя Андрей, стоя в задумчивости перед крыльцом и перекатывая в кармане мелочь. — М-да. Оттого, что люди умеют отворять двери». Он высыпал мелочь из кармана в ладонь. Среди монет оказалась, специально для таких нужд, скрепочка. Андрей воровато огляделся: ни души. «Ты прости меня, Ельник, всё дворовое детство, неблагополучная семья, плохие примеры перед глазами, — приговаривал он про себя, насвистывая и выпрямляя скрепочку. — Чему только не научишься от безделья-то?» Андрей сходил к машине, открыл багажник, удовлетворенно хмыкнул, найдя гаечный ключ. Мягким пружинистым шагом вернулся к двери. Еще раз оглянулся по сторонам: тишина. Вставил в нижнюю часть замочной скважины гаечный ключ, сверху — скрепочку, кончиком вверх. Дальше проще: начал медленно поворачивать, считая контакты: раз, два… пять. Тихие щелчки слышались за каждым поворотом скрепки. Андрей мечтательно взглянул в летнее, все в веселых белых облаках, небо. Мягко надавил на дверь…

— Ты ж моя хорошая, — сказал он вслух, когда та без скрипа отворилась.

Андрей поаукал для видимости: есть кто живой? Мол, я вовсе не вламываюсь, дорогой товарищ Ельник. Но хозяина в живых давно не было, тут уж Андрей лицемерил. И дом ответил абсолютным молчанием и кромешной темнотой — что не удивительно при закрытых-то ставнях.

Андрей на ощупь нашел выключатель. С легким щелчком зажглась под потолком большая люстра, совершенно не соответствующая стилистике деревни Точиновка. Андрей присвистнул: деревне Точиновка не соответствовало ничего — люстра из ярко-оранжевого муранского стекла висела высоко. Андрей не сразу понял, что потолок и второй этаж не существовали: глазу открывалось внезапно большое пространство, ограниченное только балками перекрытия, крашенными в темно-шоколадный цвет.

Холл был квадратным — на входе благородно поблескивал дубовый паркет, чуть дальше расстилался туркменский ковер. На ковре стоял диван белой кожи, пара футуристических кресел и низкий журнальный столик. В глубине посверкивала хромом кухня: из тех, что очень любят фотографировать в глянцевых журналах — знаменитости на них демонстрируют свои кулинарные таланты. Бежевые шторы закрывали окна.

Андрей заставил себя выглянуть наружу: там так и оставалась Точиновка, нищая и серая. Сюрреализм, — покачал головой Андрей и зашел в пару комнат — одна спальня (белый минимализм, шкаф во всю стену, полный дорогой одежды: от итальянских джинсов до английских костюмов), другая — явно гостевая — в том же стиле. Плюс ванная с душевой кабинкой в бежевом пористом камне и туалет. Андрей недоверчиво покрутил краны — вода шла волшебной теплой температуры и отличного напора. Ельник провел себе все блага цивилизации. Не на Рублевку, нет. В Точиновку. Чтобы не выделяться из пьяных мужичков и полуслепых старух? Андрей задумался. Если бывший киллер не убивал, значит, зарабатывал себе деньги — и, судя по дому, немаленькие — другим способом. Но не выращивая же картошку!

Андрей с завистью взглянул на камин: тот будто бы завис в полуметре от пола. У киллера Ельника был вкус. Даже если он взял себе дизайнера — это должен быть хороший дизайнер. И как он, интересно, очертил тому задачу: сделайте мне внутри избушки на курьих ножках дворец? Да так, чтобы снаружи избушка так и оставалась с ножками? Найти дизайнера не составит труда — в этом Андрей был уверен. Но зачем? Вряд ли тот знает, откуда брал деньги его эксцентричный клиент.

Андрей вышел на улицу, сел на крылечко и закурил. Он был в полной растерянности. Отправляясь в Точиновку, он почти уверил себя, что завязавший с убойным бизнесом Ельник попал под чью-то старую разборку. Но в этом доме пахло новыми деньгами, новыми веяниями, если так можно было выразиться.

Телефон в кармане куртки звякнул, сообщив о приеме смс. «Цитман — кликуха Доктор», — то был верный Архип. «Доктор», военные, новый бизнес, убийство через потопление, пребывание в холодильнике в течение полугода, тело, лишенное внутренностей, снова выброшенное в Москву-реку…

— Здрасьте, — услышал Андрей и резко повернул голову.

У калитки стоял мужичок с синдромом Дауна, лет двадцати. Мужичок смущенно улыбался и смотрел маленькими глазками доверчиво и ласково.

— Привет, — ответил Андрей.

— Ты новый хозяин? — Мужичок стал бочком подбираться к крыльцу.

— Нет, — честно сказал Андрей, чуть отодвинувшись и дав ему присесть рядом.

— Андрейка я, — сказал мужичок и сразу быстро добавил: — Курево будет?

— Будет, тезка. — Андрей протянул новому знакомцу пачку. Мужичок схватил сразу несколько и заправил за большие оттопыренные уши. Пару минут они тихо покурили.

— Не вернется Игорек, — вдруг высоким, бабьим голосом сказал даун. — Ой, не вернется!

— Ты отчего так решил? — опешил Андрей от неожиданного голосового кульбита.

— Уехал! Друг за ним пришел, хороший человек. На синей машине.

— Да ну?! — Андрей напрягся, как перед прыжком. — На какой машине?

— На синей. — Андрейка взглянул на Яковлева, как на идиота. — Сказал: иди, Андрейка, помощь твоя больше не нужна — я ему зимой снег убирать помогал, ага. Друг, говорит, ко мне приехал, важный человек, я ему по гроб жизни благодарен. Пора, сказал, долги отдавать.

— Как выглядел человек?

— Мужчина такой. Такой… видный.

— А глаза какие, волосы, не запомнил?

— Темный такой, куртка черная, темный. А машина — синяя.

Андрей уже понял, что большего ему не добиться, но отказывался уехать, уцепив за хвост такую важную и одновременно куцую информацию.

Он обошел еще несколько изб: но старухи не видели «темного человека». И синей машины тоже не припоминали. Андрей покружил еще вокруг дома и огорода под добродушным, с частым перемигиванием, взглядом тезки. И поехал себе восвояси, пообещав послать на дом Ельнику экспертов, но имелось у него такое подозрение, что самое важное про мужика на машине, таинственного спасителя Ельника, он уже узнал.

И ничего интереснее и существеннее эксперты уже не добавят.