Трубадура

Дарья Волкова, 2023

Тура Дурова – девушка нелёгкой судьбы. Она настоящий боец, отбивающий удары из последних сил, но не допускающий мысли о том, чтобы сдаться. Степан Кузьменко – звезда отечественного спорта, красавец и нахал. Жизнь его тоже не баловала. Но судьба подкинула им пару козырей. Тура и Степан становятся настоящими друзьями, проходят через серьёзные испытания, запутываются в своих любовных проблемах, переосмысливают прошлое, но помогают себе и другим жить по-настоящему и снова обретают вкус к жизни. Они понимают, что время от времени полезно делать паузу в погоне за счастьем, что счастье зависит только от них самих…

Кадр второй. Клод Лелуш

В черно-белой картинке появляются цветные кадры. «Как у Клода Лелуша», — скажет знаток. Может, и так. А все-таки, справедливости ради — подобной мерзости у Лелуша не было.

Юноша был чудо как хорош. От самой макушки до пят. Смоляные — вот иначе и не скажешь — кудри. Глаза — что за дурацкие ассоциации лезут в голову, но снова иначе не скажешь — трепетной лани. Ровный прямой тонкий нос. Губы узковаты, но пусть. Зато всё остальное как по заказу. Рост — гренадерский, под два метра. Плечи широкие, спина как по линейке, талия почти девичья, узкая. Руки и грудь приятно радуют женский глаз эффектным рельефом. Попа — орех, спортивные штаны подчёркивают весьма определённо. И спереди мальчик одарён недурно, это штаны тоже не скрывают, а у Елены на такие вещи глаз-алмаз. В общем, весь так и дышит адреналином и тестостероном. Превосходный образчик молодого сильного самца. И откуда только такая прелесть и радость взялась на их облезлой кухне?

— Добрый вечер, — поздоровалась дама.

— Здравствуйте, — ответил Стёпа вежливо.

Судя по всему, это и была проанонсированная Елена Павловна. Выглядела она моложаво, если, конечно, это была мамаша Туры, но у женщин с определением возраста вообще всё сложно.

— Дурова Елена Павловна. — Она протянула Степану руку. Похоже, что на предмет поцелуя. — Для друзей просто Елена.

Протянутую руку Степан осторожно пожал. Самые кончики пальцев. Они были холодные. Взгляд, брошенный на Степана, тоже стал заметно прохладнее. Видимо, экзамен на хорошие манеры Стёпка провалил. И руку не поцеловал, и имя называть не торопился. Не знал даже почему, ведь профессору сообразил представиться, а тут вот смолчал.

— Тура, ты не представишь мне молодого человека?

Тура демонстративно протирала чашки полотенцем. Ответила не сразу.

— У молодого человека есть язык, сам, если захочет, назовёт своё имя. Может, он не хочет.

— Да я не хочу… В смысле, хочу… То есть… — Стёпа окончательно запутался и почёл за лучшее просто назваться. — Степан Кузьменко.

— Какое у вас редкое имя, — пропела Елена Павловна. — Редкое, красивое и мужественное. Очень вам подходит, Степан.

Стёпка продолжал тупить, и дама после паузы добавила:

— А меня все называют Елена Прекрасная. Думаю, нетрудно догадаться почему, правда?

У Стёпы был не очень богатый опыт в подобных ситуациях — это когда женщина существенно старше тебя так откровенно лапает взглядом. Просто возникает желание прикрыть ладонями пах. Но все ж таки сообразил, что к чему. И включил идиота уже сознательно и на полную катушку.

— Не соображу что-то.

Тут уж Стёпку одарили совсем нехорошим взглядом. И сквозь звук льющейся воды ему послышался смешок.

— Вы извините, пожалуйста, — фактуру следовало выдерживать до конца. — Мне просто часто мячиком по голове прилетало. Поэтому я иногда… не очень умный.

Теперь смешок был очень явный. Елена Павловна метнула неодобрительный взгляд в сторону раковины.

— Вы друг Туры?

Стёпа молчал. Тура молчала. Елена Павловна молчала. Вода лилась.

Судя по всему, блондинка норвежская не собиралась вводить мать в курс дела, поэтому пришлось Стёпе проявлять самостоятельность, сообразительность и включать фантазию.

— Ну… в некотором роде. Я ваш новый жилец.

— В каком смысле? — На губах женщины еще жила своей отдельной жизнью кокетливая улыбка. А в глазах уже отражался нешуточный мыслительный процесс.

— В смысле комнату буду здесь снимать.

— Тура?!

Интонация была столь неприятной, пронзительной и вздорной, что Стёпке захотелось тут же уйти. А вот на девушку это не произвело ровным счётом никакого впечатления. Она невозмутимо пожала плечиками.

— Все вопросы к деду. Его решение.

— А где вы познакомились с моим отцом? — Взгляд, обращённый на Стёпу, стал совсем другим — ледяным, цепким.

— А-а-а… — на этом слова закончились. — Ну… так вышло, что я…

— Степан Аркадьевич помог мне донести продукты из магазина. Остался пить чай и совершенно очаровал деда своим интеллектом и манерами.

Чёрт! Стёпа вперил хмурый взгляд в девчачью спину в черной футболке. Но Тура не обернулась. А вот Елена Павловна соизволила прошипеть. И Стёпа не сразу сообразил, что слова адресованы не ему.

— Ясно. Деньги, конечно, ты прикарманишь.

— Разумеется. — Голос у Туры ровный-ровный.

— Я пойду поговорю с отцом! — В отличие от голоса дочери, голос матери прозвучал кардиограммой при синусовой аритмии. На грани истерики.

— И я тоже пойду, — заторопился Стёпа, как только не пойми чем разъярённая Елена Павловна покинула кухню.

— Давай, — Тура наконец-то обернулась от раковины. — Только номер телефона запиши мой.

В адресной книге Стёпа для краткости назвал свою новую знакомую «Ту».

— Ну, и как ты это провернула?

Тура не стала оборачиваться. Методично расставляла тарелки и раскладывала вилки. Всё по своим местам. Как любит дед.

— Ты собираешься мне отвечать? — В голосе матери послышалось требование.

— Я не слышу вменяемых вопросов.

Судя по тому, как скоро вернулась Елена Павловна из комнаты отца, Павел Корнеевич не стал утруждать себя объяснениями. Впрочем, как обычно.

За спиной Туры мать театрально и громко вздохнула.

— Ну что же… По крайней мере, парень вроде приличный. Не гастарбайтер какой-нибудь.

Тура закончила наводить порядок на кухне. Теперь нужно прикинуть объём работы в комнате, которую они планируют сдавать. А начать уже завтра. Сегодня сил нет. Десять часов рабочего дня, капризные клиентки, истеричная хозяйка… Нет, сегодня нужно спать. Ну, может быть только кресло вот разобрать. И книги вынести.

— А сколько ему лет?

Тура вздрогнула. Оказывается, Елена Павловна увязалась за ней следом и теперь стояла в дверях и брезгливо оглядывала пыльную и грязную комнату.

— Паспорт не спросила, извини.

— А надо было! — Тон Елены Павловны стал до безобразия назидателен. — Пускаешь в дом не пойми кого. Вот прирежет нас ночью в постелях…

— Ты себе противоречишь. — Тура старалась сосредоточиться на уборке, а не на разговоре. Так проще.

— Но паспорт спросить надо было обязательно!

— Вот заселяться придёт — и спрошу. И копию сниму. Может, он еще передумает.

— Так-то лучше. Всему вас с отцом надо учить, — удовлетворённо вздохнула Елена Павловна. — Степан… Стёпочка. Наверное, хороший мальчик. Красивый, сильный.

Тура выдохнула. Вдохнула. Повторила. Впустую. Все-таки допекла мать. Пробила.

— Елена Павловна, вы бы свою нимфоманию подлечивали хоть иногда. Перед людьми стыдно. — Тура порадовалась, что голос прозвучал ровно, без раздражения.

Елена Павловна расхохоталась — громко и неискренне. Как всегда. Напоказ. Поправила рыжую прядь.

— Я не перестаю удивляться, как у такой красивой, элегантной и созданной для любви женщины родилась такая дочь, как ты. Невзрачная, холодная…

— Фригидная, — подсказала Тура, снимая последнюю стопку книг с кресла. Под ними оказалась россыпь какого-то мелкого мусора неясного происхождения.

— Фригидная, — согласилась мать. — У мужчин при виде тебя опускается всё. Неужели ты не понимаешь, что реализация своей женской сущности — важнейшая часть жизни. А ты…

— Я позвоню на Пряжку, узнаю, как у них там с местами.

Елена Павловна скривилась.

— У тебя, наверное, в этой психиатрической больнице еще остались знакомые. Из числа больных. Или персонала. Твой же профиль.

— Я не лежала на Пряжке! — Тура на секунду зажмурилась. Собраться. Не позволять делать себе больно. — Там нет детского отделения. Хотя откуда тебе знать. Ты же в то время была занята чем-то другим, более важным. Вот дед помнит.

— Какая же ты странная. Нелепая. Упрямая. И как с тобой трудно. Ты прямо как… — на секунду мать замялась, — …как Ларс.

— Ага, только без бороды. — Тура чувствовала, что ее «закусило», но усталость, накопившееся раздражение и внезапные перемены не давали шанса остановиться.

— Ты — вылитый отец! — не отставала мать. — И с тобой так же невозможно разговаривать! Совершенно невоспитуема.

— Именно поэтому ты и оставила меня ему, так?

— У меня не было выбора. — Елена Павловна поёжилась, поправила рюши на вороте красной атласной блузки. — Это кошмарный человек, просто неотёсанный чурбан. С ним невозможно было жить такой тонко чувствующей женщине, как я.

— И проще было сбежать и оставить маленькую дочь с ним, верно?

— Он любил тебя.

— Наверное. — Тура попыталась успокоиться. Не очень успешно. — Я не помню.

— Нельзя быть такой злопамятной! — перешла в атаку мать. — Ты осталась в благополучной стране у отца, который был весьма небедным человеком! И мог тебя обеспечить материально.

— Он пил.

— Совсем немного!

— А вот сотрудники норвежской службы опеки посчитали иначе. И когда он нечаянно, конечно нечаянно, он был просто пьян, и злого умысла не было — оставил меня на улице зимой в девять вечера…

— Я никак не пойму, ты довольна или нет тем, что тебя все-таки забрали у отца?

— Довольна ли я? — Голос Туры зазвенел. — Полгода в приюте… в чужой стране…

— Ты родилась в этой стране!

— Без родных и близких… — Тура глубоко вздохнула. Пыль, поднятая уборкой, сделала свое дело, и девушка звонко чихнула. Раз, другой. И бессмысленная злость вылетела с этим чиханием. — Нет, ты точно не понимаешь. Не понимала и никогда не поймёшь.

— Какая мелодрама, боже… — нараспев произнесла Елена Павловна.

— Ты с уборкой поможешь?

Это надо было сразу сказать, в самом начале. Потому что мать тут же утратила интерес к диалогу.

— Нет, я пойду в ванную. Планирую сделать пилинг… маску… У нас в доме скоро появится молодой привлекательный мужчина. Надо приготовиться.

На это Тура решила не отвечать. Хватит. На сегодня она свою долю негатива от общения с матерью получила. Но Елена Павловна решила иначе и продолжила разговор, сменив тему.

— Тура, а у вас в салоне какие можно сделать косметические процедуры?

— Перечень услуг есть на сайте. — Тура окинула взглядом комнату. Всё на сегодня или все-таки перетащить книги? Куда вот только?

— Какая ты непонятливая, — вздохнула мать. — Я имею в виду — подешевле? Должны же у вас быть скидки для сотрудников?

— У нас для сотрудников предусмотрены только дополнительные дрыны и пендели.

— А солярий у вас сколько стоит?

— Все. Цены. На сайте. Или по телефону. Не мешай мне работать!

— Ты ужасно бездушная.

— А ты не злоупотребляй солярием. В твоем возрасте это не слишком полезно для здоровья.

— Смешно слышать такие слова от девушки, бледной как моль! Тебе бы не помешал солярий, Тура.

— Это гены, Елена Павловна. И я ничего не могу с этим поделать. Спроси у деда — он любит рассуждать о генетике.

— Нет уж, спасибо! — фыркнула Елена Павловна. — Я лучше приму ванну.

Дверь за ней закрылась. Спустя минуту послышался звук защёлкнувшегося замка в ванной. Тура с тоской оглядела комнату. Вот выбор и сделан. Теперь с идеей принять душ и пораньше лечь спать можно смело попрощаться. Мать займёт ванную на час минимум. Значит, надо заняться переносом книг. Пока дед как бы работает. Может быть, что-то выкинуть, например, эти подшивки «Роман-газеты» не пойми за какой год. Тура присела на корточки и смахнула пыль с верхнего журнала. Ого, даже старше ее самой. На левый нижний, не очищенный от пыли угол упала солёная капля, потом еще одна. Потом Тура вытерла глаза и подхватила стопку журналов. Нет, нельзя выкидывать. По закону подлости дед про них тут же вспомнит. Унести к черному входу. Там, кажется, было место на верхних полках стеллажа.

Тура стукнула в кабинет и, дождавшись скрипучего: «Входите», толкнула дверь.

— Дед, твой чай.

— Уже? — Павел Корнеевич сдвинул очки на лоб. — А сколько времени? — И посмотрел на настенные часы: — Ну надо же… За работой не замечаешь, как летит время.

Она молча поставила поднос на угол огромного антикварного стола — три тысячи евро, по оценкам специалиста, которого Тура как-то привела в отсутствие деда.

Работа… Дед жил прошлым, как минимум десятилетним, когда он был еще известным и востребованным профессором-нейрофизиологом Дуровым. Сейчас о нем не помнил уже никто, кроме пары особо преданных учеников и особенно заклятых оппонентов такого же антикварного возраста. А Павел Корнеевич Дуров упорно работал над какой-то мифической рукописью в области чего-то непроизносимого. Может быть, если бы сама Тура, как мечтал дед, пошла по его стопам и поступила в медицинскую академию, сейчас было бы всё иначе. И возможно, сейчас дед гордился бы ее научными достижениями, и помогал бы, и жил ее успехами и работой.

Тура улыбнулась деду и принялась наливать черный чай с травами в его любимую чашку — подаренную на последний юбилей кем-то из учеников, кто еще не забыл своего старого наставника. Кого Тура обманывает? Какая академия? Какие научные работы? Дедовых мозгов ей не досталось, да и кормить семью кому-то надо было. А способности к медицине, которые у нее, по мнению Павла Корнеевича, были, вполне можно реализовать и на базе медицинского колледжа. Не до научных высот, конечно, зато с куском хлеба. И опять же, кто-то должен давить прыщи. Тура умеет это делать виртуозно.

— Кузьменко! — прогремел над площадкой бас Матуша.

Стёпа перепасовал мяч Даниле Дерягину и направился к тренеру, слегка прихрамывая.

Юрий Матушевич стоял у края площадки в своей излюбленной позе, уперев руки в боки. В таком виде он производил впечатление вышибалы в баре — ростом повыше некоторых своих подопечных и в два раза шире каждого, со сломанным носом и хриплым прокуренным басом, которым он большую часть рабочего времени не говорил — орал. И мало кто знал, что вне площадки это тихий семейный человек, который во всем слушается свою жену и обожает дочку. Но сейчас был другой Матуш — не человек, ревущий бык.

— Дерягин, и ты сюда, живо!

Инструкции, полученные ими с Данилой, обоих спортсменов не удивили. Эта схема уже отрабатывалась ранее и приносила свои плоды. То, что она будет использована в завтрашней игре, не стало сюрпризом, поэтому и Дане, и Стёпе оставалось только согласно кивать. А потом Дерягин вернулся на площадку, а Степана еще оставили — для допроса.

— Что с коленом?

— Всё нормально с коленом, — дежурно ответил Кузьменко.

— А хромаешь зачем?

— По привычке, — рискнул огрызнуться Стёпа.

— Ты привычки эти вредные бросай! — на удивление добродушно отозвался Матуш. — А то, может, пусть Артур тебя посмотрит? Чтобы не подвело колено завтра.

Что сможет сделать Артур Кароль, врач клуба, за сутки до игры, Стёпа не очень представлял. Да и тренеру почти не соврал — собранное заново полгода назад в ЦИТО — центре травматологии — колено не болело, а прихрамывал он после тренировки больше по привычке — берёг.

— Всё в порядке, Юрий Михайлович, правда. А Король Артур после Амстердамского марафона вообще не авторитет.

Тренер и либеро дружно расхохотались. Артур Кароль, которого вся команда дружно именовала Король Артур — за аристократически надменный нос, тягу к широким жестам и истинно королевские врачебные знания и умения, ко всем прочим своим достоинствам являлся еще и страстным поклонником марафонов. И на последнем Амстердамском марафоне отличился особенно феерично — несмотря на то, что на последней «пятёрке» стал себя плохо чувствовать, упорно продолжал бежать. В итоге — упал в трёх метрах до финиша. Так и того мало — еще метр пытался ползти, прежде чем потерять сознание окончательно. «Рождённый королём ползать не может» стало любимой фразой всего коллектива в течение целого месяца, несмотря на возмущённое фырканье врача.

Уже на выходе из спортивного комплекса Стёпу нагнал Данька.

— Кос, ты к метро? Я с тобой, переговорить еще хочу про завтра.

Эти двое заметно возвышались и выделялись над толпой — высоким ростом, яркими куртками, большими спортивными сумками через плечо. И уже потом обращали внимание на то, что оба парня были вполне симпатичной наружности. Да и разговор вели интересный, правда, на свои, узкоспециализированные темы. Это был диалог доигровщика — универсального игрока, участвующего в приёме, атаке и в защите команды, и либеро на тему рисунка завтрашней игры.

Здоровое тело ста девяносто трех сантиметров в высоту надо хорошо кормить. Особенно после тренировки. Поэтому Степан усердно наворачивал полукилограммовую порцию творога с бананами. Пил чай с бутербродами. Пожалуй, на сегодня хватит.

Пока ел и пил, оглядывал комнату, прикидывая план по сбору вещей. А вообще-то и без плана можно обойтись. Вещей немного, соберёт в день переезда. И шмотки заодно успеет постирать.

Со второй кружкой чаю Стёпа устроился перед ноутбуком. Пришёл час связи с ЦУПом. Родной Ейск на проводе.

Появившаяся на экране после гудков физиономия брата была сонной, а голова у него — лохматой.

— Здорово, Лёлище.

— И тебе не кашлять, брателло.

— Как оно?

— Если мыть — не чешется.

Степан улыбнулся. У Лёлика рот от мозга независимо работает — издержки профессии. И не до конца проснувшийся брат вполне способен говорить. А вот осмысленно ли — другой вопрос.

— Ты с ночной, что ли?

— Да, только в пять домой приехал. Ты так смешно называешь — «с ночной».

— Ну не с дневной же? — резонно возразил Стёпа. Так, кажется, Лёлик проснулся, можно начать связный разговор. — Как дела дома?

— Нормально, — зевнул брат. — Вон, батя мчится на твой голос. Уступаю место и пойду отлить.

— Так, Стёпка, слушай сюда… — Лёлика сменил отец. — Я запись смотрел. И скажу тебе так — ваш Матушевич ерунду творит! Ты ему вот что передай…

Степан кивал и пил чай. Будто мало ему Матуша. А куда деваться, если отец родной тоже тренер. Пусть и в далеком отсюда Ейске, и детский. Тренер — это навсегда. И к тому же, именно отец взял его туда, где Стёпа нашёл себя. Где была вся его жизнь. В волейбол.

— Степашка, ты меня понял?

— Понял, — со всем возможным смирением ответил старший сын.

— А что с коленом? — перешёл к следующему пункту своей программы отец. — Вижу, что у тебя на ноге повязка. Беспокоит?

— Нет, — ответил Степан и спрятал ноги под стол. — Страховка просто. — Он решил сменить тему: — Как Василиса?

Аркадий Ефимович воровато оглянулся.

— Нормально всё. На рынок ушла. Что, Лёлика тебе дать еще?

— Давай.

— Лев! — гаркнул отец. — Иди, Стёпка зовет.

Переговорив с младшим братом еще минут десять, Степан отключил связь. Чай допит. Можно в душ и спать. Он обернулся и с тоской посмотрел на приставную табуретку в изножье кровати. И на новой хате будет такая же ерунда. Если там койка еще не короче.