Полёт орла

Дара Преображенская

Исторический роман-сага, повествующий о любви двух людей, которым не суждено быть вместе. Роман рассказывает о временах 9-го века, когда происходило активное объединение земель в Англии. Главная героиня, племянница короля Эгберта Великого, Элизабет, обладает способностями к магии, но вынуждена скрывать это. Свой дар она получила от ожерелья «Глаз Орла», названного так за его цвет. Ожерелье передала ей одна чужеземка Ярне, принадлежавшая к племени викингов, куда попала волею судьбы Элизабет.

840 год, Уэссекс, Англия

…..Я — Елизавета Английская, племянница великого короля Эгберта Английского, рождённая в 825 году от Р.Х. на земле Уэссекса от родной сестры короля, принцессы Унгвильды и Элмунда, приближённого короля, участвовавшего во всех его походах и завоеваниях.

Неприятный жуткий холод обжигает мои руки, несмотря на горящий в камине огонь, от треска которого мне становится не по себе.

Тяжело умирать, когда ты совершенно одна в этом старом, забытом богом замке, разрушенном завоевателями….

— Смотрите, это — орёл. Я никогда не видела, как летают эти красивые птицы.

Кто это сказал?

Это была девушка, стройная красивая девушка, одетая в бесцветные лохмотья. Кто она? Она, кажется, смутилась и опустила голову.

— Простите, меня зовут Сильнестрина, я прислуживаю в этом замке. Король Этельвулф приказал мне присмотреть за Вами до тех пор, пока он не приедет сюда со своей свитой.

— Так это — замок сэра Этельвульфа?

— Нет, когда-то он принадлежал Сигберту, но был разграблен набегами викингов.

— Но как я здесь оказалась? И где мой конь?

— Конь пал, а Вас нашёл старик Берт. Он часто ходит в этих окрестностях. Он и нашёл Вас в снегах со стрелой в спине. Разве Вы совсем ничего не помните, леди?

— Нет.

— Старик Берт опознал в Вас племянницу нашего почившего короля, кузину сэра Этельвульфа, нашего нынешнего короля, сына Великого Эгберта.

— Распознал?

— Старик Берт знает всех, и я сама этому удивляюсь.

— Удивляешься чему?

— Как можно знать всё, — ответила девушка.

Я посмотрела в её лицо. Оно действительно было милым; такое удивительное лицо могло быть у самой Изольды, возлюбленной легендарного Тристана: светлая кожа, голубые чистые глаза, чувственный рот…..

— Мы вытащили стрелу и обработали Вашу рану.

— Так в замке больше нет никого?

— Вы не волнуйтесь. Скоро прибудет подкрепление. Берт уехал в Лондон предупредить Вашего кузена, где Вы сейчас находитесь.

Орёл сделал в воздухе два круга.

— Неужели ты никогда раньше не наблюдала за полётом орла, Сильнестрина?

— Нет, никогда.

Девушка опустила голову, подошла к очагу и помешала булькавшее варево. Только в тот момент я ощутила, что воздух наполнен ароматами пищи. Правда, есть я действительно не хотела — так бывает, когда неприступный холод смерти подкрадывается к тебе.

— Тогда, Сильнестина, я советую тебе наблюдать часто за полётом орла. В этом есть своя истина.

— Какая же, госпожа? — робко спросила белокурая девушка.

Несмотря на своё состояние, я нашла в себе силы улыбнуться. Она была так пуглива со мной, потому что чувствовала во мне силу, власть; она привыкла склонять голову перед теми, кто был выше её по положению, даже если этот кто-то, облечённый властью, окажется подлецом.

— Орёл — гордая независимая птица, она никогда не спасует перед силой. А тебе ещё только нужно набраться независимости.

— Независимости? — девушка с удивлением посмотрела на меня.

Интересно, понимает ли она то, что я ей говорю? Нет, скорее всего, нет.

— Старый Бертран тебе растолкует, когда вернётся сюда. Спроси у него, а мне трудно говорить, лучше я полежу в тишине.

….Всем своим существом я устремилась за орлом, целиком растворившись в нём. Я видела побелевшие от снега холмы и долины Уессекса — моей родины, далее простирались земли Сассекса, Кента, Мерсии, Нортумбрии, Восточной Англии, Эссекса — всех семи королевств, которым в будущем суждено объединиться между собой, но только все сопротивлялись этому, и земля была раздираема междоусобными войнами.

Вдруг в один момент всё, что возникло передо мной, стало зелёным, в один момент снег сошёл, и сердце моё наполнилось любовью и благоговением, потому что это была моя страна, а эти земли простирались туда дальше до Великого Океана, откуда регулярно приходили викинги за новой порцией крови. Мне захотелось узнать, что там находится на краю Света? Неужели там обитают драконы, о которых ходят легенды по всей Гептрархии? Они летают высоко над землёй, опаляя её своими огненными языками. Кузина Эдита когда-то рассказывала об этом ещё тогда в далёком детстве. Хотя я также слышала от странствующих монахов о том, что на том конце земли живут странные люди с жёлтой кожей и узкими, как щели, глазами. Они часто привозили с собой диковинные вещицы: фарфоровые статуэтки, украшения, бумагу.

…..Крестьяне закончили пахоту, чтобы вырастить урожай, отдав часть его в казну. Нет, нет, нет, всё это — бред, моя глупая фантазия из-за моей болезни…..

— Госпожа, госпожа…..

Кто-то коснулся моего плеча. Я открыла глаза, с ужасом поняв, что мои необычные видения были, всего лишь, моим сном, или бредом больного человека раненого стрелою…….

Я больна, я безнадёжно больна. Когда же, наконец, завершатся мои мучения, и я умру, чтобы на том свете соединиться с моим Эрландом? Перед моим внутренним взором возник облик рыцаря в доспехах с эмблемой и гербом графа мерсийского в виде летящего орла; у него было чистое красивое лицо, каждая черта которого говорила о храбрости его обладателя….

— Эрланд!

— Госпожа, госпожа!

Рыцарь исчез, растворившись в тумане навсегда. Я открыла глаза, разочаровавшись в увиденном мной. Так это, всё-таки, был сон, и я больше не увижу Эрланда. Чёрт бы побрал этот старый замок, и всех тех, кто желал моей жизни, в то время, как я жаждала смерти!

— Почему ты разбудила меня, Сильнестрина?

Девушка протянула мне миску с похлёбкой.

— Что это?

— Рагу.

— Я не хочу есть.

Полено в камине треснуло, здесь стало ещё жарче; кажется, я начинала согреваться, и это было хорошо.

— Поешьте, ваша светлость, иначе Ваши силы иссякнут, — сказала девушка.

— А ты?

Я пойду поем в помещении для слуг, я уже там успела затопить печь; хорошо что Берт оставил поленья.

— Нет, останься, побудь со мной.

Кажется, мои слова очень удивили её.

— Останься, я не хочу обедать в одиночестве, — сказала я.

Я зачерпнула ложку в миску с рагу и отправила в рот. Некоторое время мы молчали, пока Сильнестрина не заговорила первой:

— Расскажите мне что-нибудь о Вашей жизни, госпожа.

— Ты хочешь знать о моей жизни?

Девушка кивнула, дожевав недавнее содержимое своей ложки.

— Да, госпожа.

— А если я сочту твоё желание за дерзость?

— Не думаю, госпожа.

— Почему же?

— Я вижу, что-то гнетёт Вас, Вам нужно выговориться, и тогда Вы быстро пойдёте на поправку.

— Почему ты так уверена в этом, глупенькая? — я потрепала девушку по волосам.

— Потому что когда мне бывает тяжело на душе, я выхожу в поле, разговариваю с цветами и травой. Я рассказываю цветам всё, что у меня на сердце, и мне становится легко.

— А ты не боишься, что кто-то сочтёт тебя сумасшедшей?

— Нет, не боюсь, потому что я всегда одна, и никто не слышит меня.

— Хорошо, я расскажу тебе историю моей жизни. Возможно, ты и права, и мне действительно станет легче на душе.

И я поведала ей свою историю, перенесясь из тёмной залы замка с единственной свечой совсем в иные сферы…..

…….

Уэссекс, Англия, 815 год.

Замок короля Эгберта.

……Я родилась ровно в полдень 8 ноября 810 года в замке самого короля Эгберта, в то время, как моя мать, леди Унгвильда, гостила в укреплённом замке брата. Всё, что я знала о своём младенчестве, так это то, что на моей груди было большое родимое пятно размером с монету; впоследствии это заставило меня стесняться этой своей «особенности». Дело в том, что в те времена земли Гептрархии враждовали друг с другом; то и дело в разных местах Англии вспыхивали войны, и это были действительно жестокие сражения, которые оставляли после себя море убитых и увечных; а тем более, если их тело отличалось от тел остальных людей, они были больше подвержены уничтожению врагом, как люди «с метками Дьявола».

Самое страшное для воина, рыцаря, каким бы он не был по происхождению — чистокровным или нет, остаться увечным. Я слышала позже от матери о том, что многие опытные рыцари без руки или ноги приказывали своим оруженосцам убить их. Я понимала тогда, почему безрукий или безногий человек не мог привлечь ни одну знатную даму и быть славным защитником своего рода. Он не мог прославить свой род, и это было самое страшное для воинственного духа, коим отличался каждый мужчина Гептрархии.

Но тогда Гептрархии — объединения семи королевств в том виде, в каком она существует сейчас, не было. Объединить земли выпало на долю моему дяде, королю Эгберту. Готовился новый поход в земли Кента, поэтому король намеренно пригласил мою мать Унгвильду погостить у себя в замке.

— Опасности никто не отменял, дорогая сестра, — произнёс король, — Элмулд, твой муж поедет вместе со мной, а ты….

— Я разрешусь от своего бремени.

— Моя жена, Редбурга, позаботится о тебе. Ты можешь довериться ей точно так же, как я доверяюсь.

Я помню тётю Редбургу; она не отличалась красотой, однако была умна и не привередлива. Думаю, именно такая жена подошла бы королю, так любившему опасности и неизвестность. У неё были длинные каштановые волосы, всегда туго стянутые в косы, обрамлявшие её изящные уши; карие глаза, прямой нос с горбинкой, несколько больший, чем полагалось иметь благородной леди.

Она не очень часто улыбалась, возможно поэтому её щёки никогда не трогал румянец. Одевалась леди Редбурга строго, хотя возможностей для моды и дамских туалетов у неё было гораздо больше, нежели у остальных благородных дам и фрейлин её двора. По христианским праздникам она позволяла себе, как полагалось по этикету, одеть меха и парчу, завезённую с Востока, с Дамаска и с Сирии. Ни у кого не было таких великолепных тканей, таких духов и украшений….., но леди Редбурга, казалось, совсем не обращала внимание на подобные вещи. Зато она была очень набожной, регулярно жертвовала золото на строительство монастырей.

В 802 году, за 13 лет до моего рождения после смерти Беотрика Эгберт был провозглашён королём Уэссекса при поддержке Карла Великого и папы Льва III.

Леди Редбурга, как я слышала, покровительствовала святой церкви, никогда не забывая о той добродетели, которую получила от неё. Дети замка немного побаивались её, потому что со стороны она всегда выглядела такой строгой и сосредоточенной. Любил ли её мой дядя, лорд Эгберт, король Уэссекса? Думаю, он жил с тётей больше по привычке, чем «от чувства»; я слышала о многочисленных любовницах короля, которых он регулярно водил в свою «тайную комнату», существование которой в замке не было ни для кого секретом, и даже для леди Редбурги. Но тётушка смотрела на любовные увлечения своего мужа сквозь пальцы, ведя скромную жизнь, приличествующую её положению.

Король Уэссекса мне запомнился довольно статным мужчиной невысокого роста со светлыми чуть вьющимися волосами, которые отличались особой мягкостью, вовсе не свойственной её характеру. У него были серо-голубые глаза, но, помню, взгляд дяди отличался прямотой. Он мог смотреть на тебя, не отводя взгляда до тех пор, пока ты сам не отводил его. Однако меня дядя очень любил, возможно, из-за того, что обеспечил моё безопасное появление на свет. Хотя вряд ли за одно это любят.

Тётя Редбурга и моя мать были не в очень хороших отношениях, и я чувствовала своим детским мозгом, понимала, что между этими двумя влиятельными женщинами шла борьба за влияние на короля. Похоже, моя мать, леди Унгвильда, постоянно одерживала победу над королевой, и это льстило её тщеславию.

Во всяком случае, насколько я знаю, леди Редбурга хорошо выполняла свои обязанности в период беременности моей матери и уходу за мной, когда я была новорожденным ребёнком. Ты думаешь, ей было легко это делать? Не уверена в этом, ведь леди Редбурга, королева Уэссекса, завидовала красоте моей матери. В последнем я, также, до конца не была уверена, однако мне казалось, что это было так.

Некрасивая женщина, облечённая славой, всегда завидует красавице, пользующейся покровительством и вниманием мужчин. Были ли у моей матери любовники во время военных походов отца? Думаю, что были. Думаю, что леди Редбурга знала об этом, но молчала, не желая ввергать всех нас в семейные передряги. Она была мудрой, именно эта мудрость, терпение и неприхотливость спасли наше семейство.

Помню, она часто усаживала меня на колени и читала страницы из «Евангелия», а я засыпала под её спокойный умиротворяющий голос.

— Элизабет, милая, ты не должна засыпать, — дёргала меня тётушка.

Я открывала глаза и недоумённо смотрела на неё.

— Что случилось, тётушка?

— Ничего, Элизабет, ты не должна засыпать, когда я читаю «Евангелие».

— Почему?

— Потому что таким образом ты выражаешь своё неуважение к Святой Церкви и жизни Христа.

— Я и не думала выражать неуважение, тётя, — отвечала я, будучи милым пятилетним ребёнком, — просто у Вас очень спокойный голос.

— Оставь её в покое, Редбурга; дети чувствуют фальшь, даже если ты стараешься скрыть истину.

Моя мать всегда казалась спокойной, но я-то знала, она просто хотела позлить королеву. Тётя сверкнула глазами и отложила в сторону «Евангелие», а у меня появилась возможность подойти к камину и погреть свои озябшие руки.

Помню, «Евангелие» тётушки отличалось особенной красотой и изысканностью, потому что эта книга являлась подарком Папы. Затем впоследствии я часто любовалась обложкой книги, инкрустированной дорогими рубинами и изумрудами; нынче таких переплётов нигде не найдёшь, а в то время они изготавливались на заказ.

В замке в те ночи было особенно холодно, страна была истощена от междоусобиц и многочисленных набегов викингов. Они убивали детей, насиловали женщин и сжигали целые деревни, оставляя после себя поля гари. Я боялась викингов, они представлялись мне в моём воображении жестокими грубыми существами, напрочь лишними сердца и жалости, присущей обычным людям.

Эти страшные рассказы я услышала как от самой тёти Редбурги, так и от прислуги в замке. Они будили во мне моё воображение и в то же время притягивали, как и всех детей с моими наклонностями. Леди Редбурга в тот день ничего не ответила моей матери, на её колкости она редко отвечала.

— Моя дочь, когда вырастет, станет очень красивой, я даже знаю, за кого я выдам её замуж, — сказала моя мать.

— Не слишком ли рано рассуждать об этом, леди Унгвильда, — возразила королева, — девочке всего пять лет, она — ещё ребёнок.

— Лорд Эдвин Корнуольский, если верить легендам, он является прямым потомкам леди Гвиневры.

— Не думаю, что девочку следует сватать за Ваших любовников, леди Унгвильда.

Я помню, каким пронзительно-тяжёлым становился взгляд моей матери, когда задевали её честь и достоинство, которыми она очень дорожила, потому что была притягательной. Ни одна из служанок не выдерживала её взгляда, в том числе и я; однако королева не опустила глаз, несмотря на свою кротость и преданность Папе и Святой Церкви.

— Однажды Вы глубоко пожалеете о том, что только что сказали, а если нет, я напомню Вам об этом, королева.

Подобный разговор повлёк за собой то, что со следующего дня за мной присматривала Дженни. Она была молодой девушкой, которой тогда исполнилось едва пятнадцать лет.

Дженни знала много легенд о Камелоте, погибшем короле Артуре и его славных рыцарях Круглого Стола. Подбрасывая поленья в камин, Дженни рассказывала мне о том времени, когда ещё были живы Ланселот, Гавейн, Галахад, Персиваль, Ламорак, зловредный Мордред, предавший короля, леди Моргана и Моргауза; и моё детское воображение рисовало мне те далёкие времена.

— А знаешь, я открою тебе свою тайну, — сказала Дженни.

— Какую тайну?

— Мой пра… — прадед был учеником великого Мерлина.

— А кто такой Мерлин?

И она рассказала мне о знаменитом волшебнике Камелота. Я спросила бы ещё обо многом, тем более рассказ служанки очень увлёк мой ум, но этому помешали некоторые причины.

Во-первых, пришла весть о прибытии отца и короля Эгберта из похода в Кент, и замок тотчас ожил, готовясь к предстоящему торжеству. Во-вторых, мышление пятилетней девочки тогда ещё не было способно надолго останавливаться на одном и том же предмете. И до времени я забыла о своём интересе к великому Мерлину, королю Артуту и Камелоту.

В этот день около полудня к замку подъехал вестник со знаменем и гербом Уэссекса. В обеденной зале по-прежнему царила напряжённая атмосфера, туда-сюда сновали слуги, разнося яства и вино, им не полагалось обращать внимание на скучающих женщин — хозяек замка, дети пребывали в своих покоях вместе с нянями, присматривавшими за ними; я же выпросилась поприсутствовать вместе со всеми во время обеденной трапезы, пользуясь особой благосклонностью королевы и моей тётушки, леди Редбурги.

Прозвучал гонг, и это вызвало всеобщий переполох.

— О боже! Что это?

— Нужно посмотреть. Эй, Крейн, посмотри, кто там приехал.

Крейн считался главным слугой в замке короля Уэссекса; он запомнился мне статным высокорослым детиной с длинными рыжими усами, как у скандинавов согласно преданиям. Говорили, некогда он был викингом и поклонялся самому Одину. Говорили, во время походов своих соплеменников Крейн заболел, его оставили на чужой территории, и он достался Эгберту в качестве «чужеземного трофея». Я часто приставала к Крейну, чтобы он рассказал мне о том, кто такие викинги, однако великан лишь отмахивался от меня.

Видимо, он совсем не желал вспоминать те времена, когда был оставлен своими сородичами на земле Английской.

Викинги….викинги…..Они внушали мне тогда такой сильный страх, что я была готова забраться под стол и сидеть там до тех пор, пока кто-нибудь меня там не обнаружит.

Крейн исчез и появился с человеком в длинном капюшоне и голубой тунике, уже поистёршийся от пыли и времени, отороченной куньим мехом. В его руке был гонг, однако его бледное лицо, отличала особенная усталость, которая бросалась в глаза. Его силы были давно на исходе, но он почтительно поклонился королеве Уэссекса.

Помню, как тётушка Редбурга оторвалась от большого блюда с зажаренным кабаном с зеленью и недоверчиво посмотрела на человека с гонгом. Подбежавший слуга помог королеве омыть пальцы в тазу от жира; она вытерла руки, всё ещё недоверчиво глядя на человека.

— Каких вестей мне ждать от мужа?

— Король Эгберт велел передать, что он со своим войском прибыл из Кентерберри в Уэссекс! Король велел, чтобы Вы были готовы встретить его, леди Редбурга.

Когда в зале воцарилось молчание, никто не знал, что скажет королева. Моя мать в тот момент была занята пудингом; казалось, ей не было никакого дела до присутствовавших здесь, она была занята своими собственными мыслями. Если бы я была чуть старше, мне было бы стыдно за неё. Но разве девочке пяти лет есть дело до того, как ведут себя взрослые? Я занималась тряпичными куклами, изготовленными для меня Дженни. Одна кукла изображала леди Гвинерву, вторая — короля Артура; я совсем не представляла себе, как ими играть, но делала вид, что мне интересно. В следующем году после рождественского Сочельника Дженни обещала мне смастерить собственноручно куклу Кухулина.

— Кто такой Кухулин? — спросила я тогда служанку.

— Расскажу как-нибудь. О, это был великий воин, сын Богов, — ответила Дженни, — его до сих пор почитают жители гор и кельты.

— Но мама запрещает говорить о кельтах.

— Твоя мама очень умная женщина, но, должно быть, она не знает о том, что издавна эти земли были заселены кельтами до нашествия саксов с Континента.

— А ты принадлежишь к кельтам? — спросила я.

Она уклончиво улыбнулась:

— Я принадлежу Богу и люблю удовольствия.

На этом наш диалог закончился, но в последствии я часто думала о происхождении Дженни.

— Накормите посланника; зажарьте пять самых жирных кабанов, десять селезней, откройте шесть бочек с вином и займитесь приготовлением замка ко встрече с королём, — наконец, произнесла леди Редбурга, — Пошлите ко мне экономку Беатрис, я дам ей новые распоряжения.

— Не стоит так беспокоиться, мой брат ещё не скоро будет здесь. Не раньше, чем через несколько дней, — моя мать доела свой пудинг и ехидно посмотрела на королеву, — много суеты — много бесполезного. Разве Вы не знаете об этом, леди Редбурга?

— Король может появиться здесь в любое время.

— Смотря с какой скоростью движется он и его войско.

— Разве Вас совсем не волнует появление здесь Вашего мужа, леди Унгвильда?

— Разумеется, волнует, леди Редбурга. Однако совершение очередного похода может привести к новой беременности.

Королева покраснела, но ничего не ответила. Тогда в силу своего возраста я не понимала, какая связь между завершением похода и рождением сестёр и братьев; спустя много лет Дженни растолковала мне то, что имела в виду тогда моя мать.

….Король Эгберт вместе с моим отцом и своим первым военачальником, лордом Элмулдом, прибыл через десять дней. Мы все услышали многочисленные рожки, возвещавшие о чём-то необыкновенном. Я взбежала вместе с Дженни на самую высокую башню замка и замахала руками.

— Эй, смотрите! Это же войско короля Эгберта! Они вернулись! Они вернулись!

Я надорвала горло, наблюдая за тем, как стройные ряды конных всадников медленно приближались к замку. Зазвонили городские колокола, будто, вторя моим словам. Я увидела, как Дженни легкомысленно засмеялась, и мне стало обидно.

— Почему ты смеёшься?

— Думаешь, они слышат твоё приветствие?

Я пожала плечами.

— Но я же вижу их. Вон едет сам Эгберт на белом коне в шлеме, увенчанном ангелом. Это — его шлем, тётушка рассказывала мне. Вот позади него едет мой отец. Дженни, я вижу их!

— Не сомневаюсь в этом, моя милая, да только ты замёрзнешь здесь на ветру. Давай спустимся и обо всём расскажем королеве Редбурге.

Её слова прерывались шелестом флагов, которые венчали каждую башню.

Её доводы мне показались вполне разумными, и я сдалась. Спустившись, я видела, как король слез с коня, снял свой шлем и подошёл к леди Редбурге. Они обнялись. Мой двоюродный брат Этельвульф склонился перед отцом, когда слез с боевого коня. Нынче он участвовал в этом длительном походе, и ему уже исполнилось двадцать лет. Я никогда не видела Этельвульфа, но сейчас он стоял передо мной, высокий стройный юноша в отливающих серебром доспехах.

Я видела, как обнялись мои родители, однако позади моего отца стояла фигура очень красивой женщины в длинном меховом манто, отороченной куницей. У неё были длинные, доходившие до колен, золотистые волосы, схваченные обручем на голове с ярким рубином посередине. Голубые глаза смотрели зорко и внимательно. Леди Унгвильда, моя мать отличалась не меньшей красотой, чем незнакомка, но у первой черты лица составляли нечто необычное, совсем не характерное для здешних мест. Цвет лица незнакомки имел кремовый оттенок, что контрастировало с золотом волос и чистой голубизной глаз, обрамлённых чёрными ресницами.

— Кто это?

Леди Унгвильда с пренебрежением посмотрела на незнакомку.

— Её зовут София, — смущённо ответил отец, — она прислуживала в замке Бальдреда до того, как он лишился своей короны. Я ей доверяю так же, как и самому себе.

Мать нервно расхохоталась:

— Прислуживала королю Бальдреду! Так значит она — обычная потаскуха. Для чего ты приволок её с собой?

— Она будет жить в нашем замке.

— Что!? Лорд Элмулд, слышите ли Вы свои слова! Неужели из-за какой-то смазливой шлюхи ты готов опозорить звание лорда? Разве ты забыл о том, что ты женат на сестре короля?

— Которая легко управляется со своими любовниками в моё отсутствие.

Они так долго смотрели в глаза друг другу, что обстановка накалялась; это был конфуз, который нуждался в том, чтобы кто-нибудь вмешался и разрядил ситуацию.

— Негоже в такой радостный день устраивать семейные сцены, леди Унгвильда! — произнесла леди Редбурга, подойдя к лошади отца.

Она с интересом посмотрела на незнакомку.

— Девушка, действительно, хороша. Я бы не возражала, если бы она прислуживала сестре моего мужа.

….О, как же описать всё изобилие пищи, появившейся на столах во время пира? По этому поводу из соседнего городка был приглашён бард и музыканты, игравшие настолько громко, что звенело в ушах от такой «гармонии звуков». Король Эгберт сидел во главе стола рядом с леди Редбургой и своим сыном Этельвульфом. Я видела всё это с балкона в верхней части пиршественной залы вместе с остальными детьми, ибо нам запрещалось присутствовать на пиршестве в силу нашего возраста. Даже Эдита, моя кузина, которой исполнилось уже двенадцать лет, теснилась вместе с нами и робко поглядывала вниз то на короля, то на гостей, то на весёлых музыкантов. Я была уверена, она была непрочь потанцевать, только не показывала никому своего рвения. Всем было ясно: в результате похода короля на восток, земли Кента были завоёваны Уэссексом, король Бальдред убит во время боёв, и теперь границы графства Уэссекс простёрлись далеко, включая графство Суссекс, Кент и Эссекс.

У меня давно текли слюнки, но благодаря Дженни мне всё-тки удалось в тот день попробовать огромную порцию пудинга с вишней. Кухарка Мэри отлично готовила, несмотря на то, что она была одноглазой из-за войны в графстве Суссекс, откуда Мэри происходила — военные действия там велись издавна ещё при короле Беотрике.

Эдита весь день дулась, даже тогда, когда симпатичный юноша-бард в модных пуленах подмигивал ей снизу. Уже тогда она отлично понимала, что её дело — в будущем продолжить династию, и её непременно вскоре выдадут замуж за какого-нибудь родовитого лорда, какого подберёт отец. К сожалению, такова участь всех благородных женщин Англии моего времени, поэтому тебе повезло, Сильнестрина, ты — не благородная леди, и можешь выбирать себе любого по сердцу.

…..Чуть позже мы перебрались в свой замок со всем нашим скарбом. Нас сопровождало несколько повозок с тяжёлыми коваными сундуками. В одном из таких сундуков были упакованы мои игрушки, частично купленные у торговцев кукол, которые периодически появлялись в замке короля, ибо они знали, что там жили дети; отчасти игрушки были сшиты умелыми руками Дженни. Частично они достались мне в подарок по поводу какого-либо торжества: Рождества, Сочельника, Пасхи, победой над окружающими графствами; частично они были подарены мне кузиной Эдитой по настоянию её матери. Дети всегда неохотно расстаются со своими игрушками и детскими забавами, к которым они уже успели привыкнуть.

Эдита надула свои пухлые губы и с неохотой протянул мне куклу. Во всём замке мы называли эту красивую куклу «маленькая принцесса». Её тельце состояло из глины, окрашенной в нежно-розовый цвет. Но боже мой, с каким же изяществом было сшито платье на «Маленькой принцессе», таких кружев я не видела ни у одной благородной леди.

Естественно, королева желала скорейшего взросления своей дочери, чтобы поскорее обручить её и выдать замуж.

— Ну и что! — буркнула моя хорошенькая кузина (она действительно было хорошенькой), — играй в свои куклы, зато я стану рожать славных воинов для династии. Меня будут любить лорды и графы, а ты так и останешься маленькой девочкой.

— Ну что ты, Эдита, когда-нибудь наша Элизабет тоже вырастет, как и ты и будет рожать потомков своего рода.

Я помню, как Эдита топнула ногой и убежала. Никто и не думал её осуждать за дерзость, ведь она только что лишилась своего «сокровища», созданного не для игры, а для того, чтобы любоваться им. Эта кукла до сих пор хранится в моём замке, несмотря на то, что я стала взрослой.

Мы двигались через лес, я очень боялась за судьбу своих кукол, а в особенности «Маленькой принцессы». Мог ли тогда пятилетний ребёнок вообще предположить то, что разбойникам была бы совсем не нужна детская игрушка, напади они на нас?

На скорейшем возвращении на прежнее место жительства, конечно же, настаивала моя мать.

— Мне надоели все эти слащавые «набожные лица», прилюдно поклоняющиеся тебе, а на самом деле думающие про тебя бог знает что. Мудрой женщине не позволительно долго находиться среди таких людей.

Она, конечно же, надеялась на то, что София, привезённая отцом из похода, останется прислуживать в замке её брата, короля Уэссекса и отныне Кента и Сусекса, а также Эссекса, доставшегося Эгберту от его отца Беотрика.

Однако мой отец настоял на своём, и красавица София вместе с Дженни и другими нашими слугами отправилась с нами.

— Пусть она держится от меня подальше, как и от моих детей, и ещё пусть держится подальше от моей спальни.

Ты не можешь себе даже представить, насколько всё недосягаемое притягивает, особенно детей. Во всяком случае, я старалась улучить минутку, чтобы подойти к Софии, коснуться рукой её великолепного плаща-манто, волос, когда леди Унгвильда не обращала внимания на меня. София улыбалась мне и молчала.

— Прошу Вас, маленькая леди Элизабет, не подходи к этой женщине во время привалов, иначе Ваша мать будет очень недовольна Вами, — увещевала меня Дженни.

— Ну и пусть!

Привалы устраивались через несколько часов пути. Дети: я и мой старший брат Брингвальд ехали в паланкине, слугам были даны мулы и ослики, отец и мать передвигались на своих чистокровных породистых лошадях.

Я и не думала, что когда-нибудь стану великолепной наездницей, тогда лишь мне хотелось поближе познакомиться с Софией.

— Ты действительно не являешься леди? — спросила я, с аппетитом поглощая свой паштет.

София справлялась с жареной на костре куропаткой.

— Почему ты спрашиваешься меня об этом?

— У тебя другие манеры в отличие от остальных слуг.

— Ты очень внимательно, несмотря на твой возраст.

— Все дети внимательны.

— Не все, и я точно знаю это, — произнесла София.

— Ты спишь с моим отцом?

— Я и твой отец, лорд Элмулд, любим друг друга.

….В нашем замке оказалось очень холодно, несмотря на то, что небольшой отряд слуг был отправлен заранее, чтобы затопить все камины. Но, похоже, им это не удалось, замок всё равно оказался холодным, и это обстоятельство тогда разозлило мою мать.

— О, вновь этот дикий холод! Как я устала от него! Эй, вы, шевелитесь! Я хочу есть! Зажарьте на вертеле того жирного кабана, которого мы завалили на охоте. Клянусь небом, через день этот замок станет тёплым.

…..Через три года я всё-таки задала те вопросы, которые волновали меня ещё в пять лет, но задала их не Дженни, а Софии. Она укачивала своего новорожденного сына возле камина, я подошла к ней сзади и спросила:

— А ты веришь в Великого Мерлина?

— Верю.

— Значит, это — не просто легенды?

— Я верю, что он жил, — сказала София, — но я знаю ещё одну легенду.

— Расскажи.

София внимательно посмотрела на меня, будто, долгое время изучала.

— Моя бабушка рассказывала мне об ожерелье, которое называется «Глаз Орла».

— Интересное название, — удивилась я.

— У человека, владеющего им, появляются такие силы, как у орла в полёте, он приобретает магические способности. Однако если ожерелье попадёт в злые руки, это может разрушить мир. Такова сила Ожерелья. Я слышала, за ним охотятся многие люди, облечённые властью, в том числе, и Карл Великий. Однако не всем дано обладать ожерельем.

— Не всем?

— Лишь чистые сердцем могут, — произнесла София, — и эти люди избранные.

— Но как же их находят? — спросила я.

— По определённым признакам.

— Каким же?

— Этого я не знаю.

Слова Софии произвели тогда на меня очень сильное впечатление. Однажды мне даже приснился сон. Это было ожерелье из камня, меняющего свой цвет в зависимости от мыслей, это сияние ослепило меня и тогда. Я почувствовала, как тепло огромной мощной волной разлилось по моему телу.

Тогда я была, всего лишь, ребёнком, но от этого сияния я ощутила, что стала взрослой, умудрённой опытом женщиной, и мудрость эта намного превосходила мудрость и ум тех женщин, которых я знала. Так впервые даже сквозь сон я познакомилась с невероятной силой ожерелья «Глаз Орла». В моём мозгу набатом била одна и та же мысль.

…..Лишь избранные имеют право владеть ожерельем…..

Я не могла, всё же, поверить, что ожерелье в реальности существовало, что это — не вымысел людей, верящих в чудеса. Через много лет я поняла, что мои сомнения были напрасными. Ожерелье само выбирало своего владельца, и это было действительно так…..

— Вы говорите загадками, леди.

Слова Сильнестрины мгновенно возвратили меня из мира моих воспоминаний, куда я устремилась всей душой в мир реальных вещей и событий. Я лежала обессиленная на своём ложе посреди тёмной комнаты старого заброшенного замка, в камине едва тлел огонь. Сильнестрина подбросила новых поленьев, и на некоторое время помещение замка вновь стало светлым. Надолго ли хватит дров? Если нет, мы замёрзнем в этом замке посреди заснеженных полей.

— Не перебивай меня, милая. Налей себе ещё рагу и слушай дальше.

— А, Вы, госпожа. Разве Вы не хотите ещё одну порцию рагу?

— Нет, я не хочу. И не беспокойся обо мне, Сильнестрина.

Я видела, как она с большой готовностью выполнила мою просьбу, налив себе ещё одну миску рагу. Она села возле меня, приготовившись слушать дальше мой рассказ.

….Но вскоре мне пришлось пожалеть о том, что я не владела «Глазом Орла» однажды я шла в свою комнату, чтобы переодеться и пойти на мессу. Проходя мимо покоев Софии, в едва приоткрытую дверь я увидела, что фигура моей матери склонилась над камином, чтобы бросить в огонь новорожденного ребёнка Софии. У неё было жуткое выражение лица, какого я раньше никогда не видела.

Бедная София, дрожа всем телом, пыталась вырвать сына из рук хозяйки замка.

— Помилуйте, леди, не делайте этого, не берите грех на душу. Мой сын….он ни в чём не виноват.

— Зато ты виновата, шлюха! Из-за тебя мой муж отдалился от меня. Я уничтожу это кельтское отродье, ибо твой сын — незаконнорожденный, и он никогда не сможет претендовать на имущество моё и моего мужа, и на имя.

— Пусть так, только прошу Вас, сохраните ему жизнь. Когда мой сын вырастет, до конца дней своих он будет молиться за Вас. Умоляю, не убивайте его! Умоляю Вас!

Она бросилась перед моей матерью на колени, чем ещё больше вызвала раздражение леди Унгвильды.

— Пощадите, умоляю Вас, леди!

Мать посмотрела в ясные чистые глаза Софии, которые всегда мне казались такими безмятежными, будто ничего не могло поколебать целостность этой кельтской красавицы. Она никогда не была озлобленной, а просто выполняла свои обязанности прислуги, прекрасно ладя с остальными.

Любил ли её мой отец? Мне кажется, она была его отдушиной, музой, несмотря на то, что лорд Элмулд никогда не был поэтом. Ни одна соперница не могла не ощущать подобной любви, чувствовала её и моя мать.

Языки жестокого огня лизали нежную головку младенца, который неистово кричал и надрывался, он понимал, что находился в руках не женщины, а хищницы, способной убить его, несмотря на то, что он совсем недавно получил право на жизнь. Это право у него безвозвратно отнимали.

— Матушка, не делайте этого! Умоляю вас! — я подскочила к матери и упала перед ней на колени вместе с Софией.

— Я же говорила тебе, Элизабет, не водись с этой женщиной, она — ведьма! И если бы не твой отец, я давно вышвырнула бы её отсюда. Но твоему отцу, возможно, всё равно, что вместе с женой он содержит и любовницу, ему всё равно, что думает о нём двор Эгберта.

Не могу сейчас точно сказать, почему леди Унгвильда, всё же, сжалилась над малюткой. Возможно, в тот момент её взгляд упал на «Евангелие», подаренное мне тётей Редбургой, которое я в порыве бросила на каменный пол, и она не пожелала «впасть в грех». Возможно, что-то изменилось в ней, её тело обмякло, дикое сверкание глаз исчезло. Я осторожно взяла ребёнка в свои руки и передала его Софии.

— Разве можно так обращаться с «Евангелием»!

Она бросила суровый взгляд на пол, подняла книгу в дорогом переплёте, пролистала несколько страниц.

— Жизнь ценнее даже самой дорогой и изысканной книги, — сказала я.

Мать усмехнулась:

— Жизнь кельтского выродка не стоит ничего! Запомни это.

Я видела, как крепко сжала София своего младенца, поцеловала его в лобик.

— Простите, леди, мне нужно его покормить.

Рыдая, она покинула нас, мы стояли друг напротив друга, словно, два противника.

Любила ли меня моя мать? Очень часто даже спустя много лет я задумываюсь над этим. Если бы она являлась обычной крестьянкой, а не сестрой короля, она испытывала бы ко мне и брату самые нежные и искренние чувства, какие только может испытывать мать к своему ребёнку. Тщеславие мешало ей любить. Оно, будто, замыкало это прекрасное чувство в себе, мешая прорваться наружу.

— Ты собралась идти на мессу, дочь моя?

Я кивнула:

— Да.

Мать протянула мне «Евангелие» и злобно улыбнулась:

— Когда тебе исполнится двенадцать лет, ты будешь обручена с лордом Корнуольским.

Что могла сказать на это восьмилетняя девочка, в которой всегда воспитывали послушание к старшим? Я промолчала, но мысли мои были неспокойны. Однажды я поделилась своей печалью с Софией.

— Разве ты недовольна решением матери?

— Лорд Эдвин Корнуольский — любовник моей матери, я сама видела, как они уединились после рыцарского турнира на прошлой неделе. Я проследила за ними и…..

— Ты видела, как твоя мать отдавалась лорду Корнуольскому?

Я кивнула, мне было стыдно говорить об этом. Она погладила меня по голове.

— Бедная девочка, тебе столько пришлось и ещё придётся пережить, но….все женщины проходят через «это».

— Она так кричала, будто, он её резали…..

София улыбнулась, и мне была совсем непонятна её улыбка.

— Детка, твоя мать кричала от удовольствия.

— Удовольствие? О, боже, лишком странное удовольствие. Мне скоро исполнится двенадцать, и мать обязательно осуществит своё намерение.

— А твой отец?

— Леди Унгвильда давно убедила его выдать меня замуж за лорда. Это объединит земли Уэссекса, Кента, Сассекса, Эссекса и Корнуолла.

— Тебе не нравится лорд Эдвин?

— Он слишком стар для меня, и я его боюсь.

— Твой отец, ведь, ничего не знает об отношениях между твоей матерью и лордом Эдвином?

— Нет, хотя он догадывается…, — ответила я.

— Если ты намекнёшь отцу…..

— Ни за что! Я ненавижу интриги, София.

— В таком случае, Элизабет, тебе остаётся смириться, покорившись своей судьбе, — сказала она, — или…..

— Или? — я посмотрела в её чистые голубые глаза.

— Или ждать, что судьба совершит чудо.

— Что ты хочешь этим сказать, София? — спросила я.

— Придёт время, и ты встретишь своего единственного; ты не сможешь забыть его, даже если будешь пытаться сделать это…..

………

…..Я была помолвлена с лордом Эдвином Корнульским сразу же после рождества, декабря 26, 827 года в замке лорда. В тот день мне было впервые дано так близко и явно увидеть любовника моей матери. Его внешний облик вызвал во мне отвращение. «Старый сластолюбец», — мелькнула в моей голове первая мысль, когда я воочию увидела этого человека. Он сладострастно улыбнулся мне, когда я была официально представлена ему в присутствии короля и королевы. Голоса в парадной зале звучали, как эхо, отразившись многократно от стен и витражей, мне становилось не по себе от подобной торжественности. Что же могла поделать двенадцатилетняя девушка, ещё не до конца оформившаяся в полноценную женщину, сердца которой ещё не коснулась любовь? Она могла лишь подчиниться, согласно установленным традициям. Верила ли я словам Софии, произнесённым накануне? Нет. Она просто жалела меня, а я не нуждалась в жалости. Я нуждалась в материнской любви, которой была лишена.

— Лорд Эдвин, я уверен, теперь на Вас можно рассчитывать в случае нападения Мерсии, — произнёс Эгберт.

— Я поддерживаю короля Эгберта и всегда поддерживал Вас.

— Однако я не чувствовал вашей поддержки, лорд.

— Уверяю Вас, Ваша светлость, у Вас ещё будет время почувствовать её.

….Помолвка предусматривала пир с выступлением бардов и танцоров, и никто даже не догадывался о том, что юной невесте хотелось покинуть всё это многолюдное сборище. Но она была вынуждена улыбаться и приветствовать новых прибывающих на пир гостей. Я даже слышала, как леди Маргарита, приближённая королевы, прошептала своей подруге, леди Мэри:

— Жених слишком стар для невесты. О, боже, ей суждено рано состариться. Ты только взгляни на её мать, леди Унгвильду, она так и норовит поскорее «прыгнуть в постель» к женишку.

— Это же безнравственно.

— Но где ты видела, дорогая, чтобы наш двор блистал нравственностью? Конечно, я не имею в виду королеву, она слишком набожна и даже дружна с Папой. Но…..

Леди Маргарита обернулась, чтобы убедиться в том, что их никто не слушает.

— Но…..?

— Но не видит то, что творится перед её собственным носом.

— Вряд ли она так наивна, как ты думаешь, дорогая.

— Не знаю, своё мнение об окружающих меня людях я составляю сама лично, основываясь на собственном опыте и наблюдениях.

Я прекрасно слышала, о чём они говорили, оставаясь незамеченной. Когда лорд Эдвин поцеловал мою руку, взяв её, чтобы проводить за стол, чтобы начать пиршество, я отвернулась от отвращения.

Засахаренные сливы, которые я так любила, больше не вызывали во мне радости, как и мясо жареных куропаток, красовавшихся посреди стола и распространявших невероятные запахи.

«Матушка, что же Вы делаете!» — хотелось мне закричать. Но леди Унгвильда была слишком занята собой, чтобы обратить внимание на свою дочь.