ТЫ ЕСТЬ

Данир Дая (2025)

Поезд. Пассажиры. Обычный поток. Одна ночь. Не было ни одного человека, кто мог знать, как целый поезд оказался в глуши между тёмным лесом и бескрайним полем. Не было проводников, не было машинистов. Только сотни душ, которых с каждым днём становилось всё меньше, а единственным спасением оказался маленький мальчик, что только учился писать. Какие грани каждый в себе раскроет? И чего это будет стоить?

ГЛАВА I. ПРИЯТНО ПОЗНАКОМИТЬСЯ

О кафель ярко-голубого цвета разбивался пар, нависший в ванной, оставляя испарины, которые стекали к полу. Зеркало, у которого будто село зрение, было размыто — оно неясно проецировало происходящее внутри: стройный силуэт Ренаты плавно двигался в ритме тихой музыки, скрипящей из маленьких колонок телефона, подушки пальцев щекотались, смывая массивную пену, которая неохотно сползала к стоку.

Сначала сползала с плеч по груди, затем по животу и извивалась по ногам. Пузырьки напоминали многочисленные глазки, которые в последний раз заглядывались на девушку и исчезали в сифоне. Рената ещё около пяти минут простояла под струями горячей воды, чтобы полностью расслабить мышцы. Стояла, будто готова была открыть черепную коробку и промыть её от скопления мыслей — душ создан не только для смывания пелены грязи, прилипшей за пару дней, но и чтобы разложить по полкам мысли.

В завершение Рената, как всегда, баловалась с водой: то включала кусающий жар, то почти ледяную воду. В конце концов, выключив поток, она переключила воду с душа на кран, чтобы не выслушивать выговоры отца, на чью голову польётся вода. Ей пришлось бы снова стоять и наблюдать, как он дёргает переключатель, объясняя, насколько это простое движение, не только лёгкое в исполнении, но и оставляющее его голову сухой, словно Ренате до сих пор десять лет.

Полупрозрачная шторка шаркнула по балке. Рената ступила на скользкий кафель, оставляя мокрые очертания ступней, прошла к зеркалу, спихивая с глаз прилипшую чёлку. Протерев ладонью, она хотела взглянуть на своё чистое, без единого мазка макияжа лицо, но пар моментально клеился на её отражение.

Хмыкнув, она для начала решила протереть своё обмякшее, испаренное тело, одеться и открыть дверь, чтобы распределить пар по всей квартире. Чтобы холодный воздух подул на зеркало и открыл ей чистый взор.

Выключив свою музыку, ей послышалась другая мелодия: более тихая, гармоничная, нежели у неё — стремительная, завывающая и броская. К лёгким мелодиям добавлялось шипение, скорее всего, яиц на сковороде, а обозначало это только одно — отец уже проснулся. Открыв дверь, Рената громко поздоровалась с отцом:

— Доброе утро, Виктор Анатольевич!

— И вам доброе, Рената Викторовна! — послышалось в ответ.

Как только на краю зеркала можно было разглядеть себя, Рената, оттягивая веки, рассматривала белки глаз: на белом полотне сплетались болезненно красные капилляры. Девушка протёрла опухшие глаза, скрывая и зевок, взяла крем, размазав его по острым скулам, а остатки провела по сухим, потрескавшимся после зимы, рукам.

Выйдя в коридор, Рената вдохнула аромат готовящегося завтрака, всё ещё протирая волнистые волосы вдоль. Кухня поддерживала общий интерьер в голубых тонах, не пытаясь выделяться, а за плитой стоял Виктор — в синем спортивном костюме, который в общем фасоне казался камуфляжем, а голова напоминала болванку, левитирующую в воздухе. Не расслабляющийся даже с годами, держащий себя в форме мужчина пятидесяти лет всё равно прослеживался в морщинах, в съедающих плешью волосах и выбивающейся седине на висках.

Он обернулся к Ренате, которая села на стул, подпирая под себя ногу и облокачиваясь на спинку, с подозрением. С таким же подозрением Рената смотрела на отца.

— Что не так? — решила первая начать диалог Рената.

— Во сколько пришла? — с ноткой претензии спросил Виктор.

— В районе трёх.

— Поэтому и красные глаза, — отвернулся он, чтобы прожарить яйца с другой стороны, переворачивая их резким движением. — Спала, получается, сколько?

Виктор посмотрел на запястье — время указывало ему четверть восьмого.

— Четыре часа?

— А кто говорил, что я ложилась?

Виктор недовольно цокнул, прижимая яичницу к поверхности, чтобы сильнее зажарить желток.

Рената умилилась беспокойству отца, что всё детство твердил ей: «Не будешь хорошо спать — глаза вытекут». Раньше её пугало такое наставление, сейчас же она со смехом вспоминала, как ложилась чётко в десять вечера и отсыпала положенные для ребёнка одиннадцать часов.

Потом взяла за правило, что сможет отоспаться только в гробу, а пока ей нужно собрать больше для первого взноса на квартиру, а в перерывах отрываться в клубах и барах со своими старыми подругами, которых она знает будто с пелёнок.

Иногда Рената думала, будто сошла с ума и придумала себе близких людей, которые как две капли воды схожи по характеру, мнению и стремлениям — настолько они идентичны друг другу.

Но отец, что наверняка считал так же в её возрасте, а сейчас жалеет об утраченных недосыпанных часах, тем самым пытается отгородить дочь от своих ошибок сквозь призму прожитого опыта, любое подобное объяснение — пустой звук.

Поэтому, чтобы не нервировать отца лишний раз, чтобы каждый остался при своём мнении, без разгорячённых споров, она встала с места, услужливо улыбнулась отцу и поцеловала его в щетинистую щёку. Рената подошла к кухонному шкафу, убрала тарелки, что Виктор достал заранее, чтобы разложить по порции двоим, и достала деревянную доску с округлой почерневшей выемкой, указывая на неё отцу. — Давай, как в детстве, сразу со сковороды?

— Я думал, тебе подобное не по нраву.

— Да брось, — отмахнулась Рената, — это были капризы. Так ведь намного вкуснее?

— Так намного вкуснее, — с улыбкой повторил Виктор за своей дочерью.

— Раз уж ты не против, то… — выставляла Рената доску, не договорив по итогу свою фразу.

Плита пропищала, сигнализируя, что выключилась. Раскалённая сковорода пронеслась до стола, встав на доску, а приготовленные яйца недовольно шипели, разбрызгивая жир, и провоцировали их съесть, размахивая своим аппетитным дымком. Рената вытащила из холодильника необходимое: соус, сок, который готовила собственноручно из апельсина, охотничью колбасу для отца, в которой он души не чаял, именно в его полуфабрикатном виде, а не в поджаренной вместе с глазуньей; Виктор же достал вилки, стаканы, а в зубах стиснул упаковку с серым цельнозерновым хлебом, и так, общими усилиями, они подготовили себе лёгкий завтрак, усаживаясь рядом.

Пожелав друг другу приятного аппетита, мурча от удовольствия, они уплетали завтрак по обе щёки. Без лишних слов, затягивая холодный воздух, чтобы остудить горячие куски белка, Рената протянула к отцу вилку и радостно закивала ему, обозначая, что блюдо вышло отменным. Виктор самодовольно моргнул и тоже кивнул в ответ, благодаря за лестные комментарии. Рената запивала свежевыжатым соком купленный в местной пекарне хлеб и уткнулась в телефон, что прожужжал на столе.

Виктор недовольно посмотрел на неё, ведь чем дольше они жили вместе, тем больше его дочь забывала о правилах поведения — например, что за столом, когда ты в компании хотя бы одного человека, не очень вежливо смотреть в экран, но меньше всего с утра ему хотелось портить идиллию выходного дня.

Шкрябая по дну старой сковороды, он отрывал себе кусок, обдумывая, как построить диалог и о чём им можно поговорить, лишь бы дочь не утонула в общении чатов со своими подругами.

В голову ничего не приходило, поэтому тему он выбирал бытовую, что складывалась вокруг: может, поговорить о том, что в люстре перегорела лампа и было бы неплохо купить новую; а может, о том, какой на улице праздник весны, где все почки деревьев после долгого сна могли потянуть своё зелёное тельце; даже можно поговорить, что он сидит в новом костюме, — что в целом напоминает его старый, но с обновлённым логотипом на груди, — который она так и не похвалила.

— А почему ты…

— Классный костюм, пап, — Рената проговорила с полным ртом, перебивая вопрос Виктора, и подмигнула ему.

— Как ты? И не говори с набитым ртом! Подавишься.

Рената громко, так, чтобы отец точно услышал, проглотила прожёванную еду, и в шутливой манере открыла перед ним рот.

— Вот и молодец.

Виктор никак не мог оторваться от погоды, что блистала на улице. Их окна на кухне не выходили на солнечную сторону, но лучи отражались зайчиками, изучающе прыгали по кухонному гарнитуру. За взглядом отца наблюдала и Рената, пытаясь найти что-нибудь интересное, что так сильно увлекло его.

— Хорошая погода, правда?

— Замечательная. Не хочешь прогуляться?

Виктор повернулся к Ренате и, даже не вопрошая, а вымогая, давя на жалость своим видом одинокого старичка, попросил прогуляться с ним до магазина. Рената наигранно смутилась, сразу же переводя в шутку прибедненного отца.

— Будто я тебе когда-то отказывала. Я же папина дочка.

Изобразив радость, вздымая кулаки вверх, словно только что выиграл в марафоне пару миллионов и машину, Виктор щёлкнул по лбу Ренаты, за что словил возмущённый взгляд, и встал умываться от сытного завтрака.

— Я же просила так не делать! — кричала она вслед отцу, что спрятался от закидывания тапками в ванной.

— А я просил не сидеть в телефоне за столом! — произнёс отец из ванной.

— Один-один, — шёпотом добавила Рената, доедая оставленную ей порцию.

Уложив сковороду в раковину, заодно влил туда горячей воды из крана, чтобы после было легче выскрести жир с внутренностей, Рената прошла в свою комнату: уютную каморку пастельно-красных цветов под обилием вывешенных плакатов по всему периметру, скрывая детские обои, что выглядывали через неаккуратные квадратные выемки, напоминая Ренате, как она в детстве, когда подолгу не могла уснуть, разговаривала с мишками, интересовалась, чем они занимались за сегодня, даже дала каждому по имени, а после, получив ответ, жаловалась, как её достала школа, и не понимала, почему ей не платят за отличные оценки.

Мишки скрылись уже в подростковом возрасте, когда ребёнок начинает кричать о своих вкусах, выказывая тем самым протест всему взрослому миру и их принципам ремонта и эстетики. Сейчас она оставляла все расклеенные этапы жизни — будь то забавные косолапые звери или красавчики из бойз-бендов — как напоминания о пережитых этапах, лишь внедряя что-то в интерьер, купленный и сделанный своими руками.

Где-то интересная конструкция полки, сделанная Ренатой из тумбочки, которую кто-то бесхозно оставил у мусорных баков, — она висела, сдерживая собранные собственноручно фигурки «Лего»; где-то доделанный собственным видением рабочий стол, украшенный красными цветами, после чего квартира проветривалась в течение недели в лютый мороз; а на подоконнике стояли горшки, что Рената лепила на мастер-классах и довольно-таки преуспела в них, а в самих горшках — выращенные растения из семян.

В целом, это была не просто комната, куда приходишь поспать и поесть в три часа ночи, а целый музей, выставка рукоделия, которым не грех похвастаться и набить себе цену невесты перед парнем, но вряд ли бы Рената привела кого-либо в отчий дом: не боялась строгости отца, что с недоверием отнёсся бы к ухажёру, а, скорее, стыдилась бы за себя, что привела парня не в свою квартиру.

Её мнение было в противовес двум враждующим, которые спорят, что именно должна делать женщина: быть содержанкой или делить всё поровну. Её вдохновляло именно быть содержащей, держащей всё в узде, быть что ни на есть главой семьи; её вдохновляли сильные женщины, что властью давили головы лишь строгим взглядом.

Прильнув к шкафу, на дверце которого было вклеено зеркало во весь рост с наклейкой на уровне глаз, гласящей: «Будь твоя улыбка огоньком». Рената интерпретировала огонёк в двух смыслах: что вдохновляет тех, кто рядом с ней, и что без жалости сжигает недоброжелателей. Открыв шкаф, она вытащила свой костюм, что был вышит тем же брендом, который так любит отец, но в красной расцветке, переоделась из пижамы и вышла в коридор, где Виктор, крутя на пальце связку ключей и насвистывая услышанную при готовке песню, ожидал неторопливую дочь.

Он свистел и свистел, пытаясь подобрать верные ноты. Именно те ноты, чтобы точно определить песню, мечтательно вспоминая свой музыкальный вкус и нащупывая из дискографии песню, ведь он точно где-то её слышал, может, даже и отдалённо, но знает её.

— Как считаешь, что это за песня?

Виктор насвистел Ренате, что ложкой поддевала чуть потрёпанные кроссовки, но свистел уже более настойчиво.

— Не знаю. Дэвид Боуи? Ты ведь кроме него практически ничего и не слушаешь.

— Тогда бы я точно знал, что это за песня. А эта совсем не похожа. Никак не могу вспомнить.

— U2? Бон Джови?

— В общем, как приду, нужно будет переслушать все пластинки.

Именно что пластинки — отец был старых нравов и не принимал ничего, кроме чистого звука, передаваемого через иглу, выдающего звук через траншеи чёрного диска, а если что-то требовалось для фона, то врубал радио на своей любимой волне, которую «точно создал Бог именно для него». В машине приходилось идти на компромисс: включать через подключённый к проводу телефон Ренаты собранный специально для него плейлист, а иногда не больше часа слушать уже музыку дочери.

Они уважали вкусы друг друга, ведь они были практически схожи: Рената росла на вкусе отца, а отец при новомодных песнях кивал и говорил: «О, так это похоже на…» и сравнивал со своими любимыми артистами. Выбравшись наружу, семейка будто пыталась распробовать вкус весны, вдыхая свежий воздух ртом. И вкус они действительно почувствовали, причмокивая в удовольствии и улыбаясь друг другу.

***

По голубому небу протекали штрихи облаков, во дворе между скоплениями бабушек тёрлись упитанные коты, выгуливаемые хозяевами. Рената пихнула Виктора в бок, без слов спрашивая, куда они пойдут; Виктор без слов указал ей путь, и они вместе в молчании пошли по указанному направлению. Вообще, живя на протяжении многих лет — для Ренаты считай с рождения, — вы можете точно понять друг друга, даже если не издали ни единого звука, а считывая эмоции только по прищуру, искривлению лица или взору.

Читались по такому принципу и бранные слова, от которых Рената смеялась, а отец хмуро отчитывал за употребление. Отношения между отцом и дочерью складывались лучше любых, чему многие завидовали, а незнающие люди вовсе считали их парой, к чему Рената не знала, как относиться: либо они имели в виду, что её отец очень молодо выглядит, что, безусловно, факт, либо она настолько дряхло выглядит в глазах обывателей, после чего ей приходилось детально разглядывать каждый сантиметр лица, измазывая его омолаживающим кремом.

Из таких дружеских отношений складывалась проблема глобальнее, чем обретение жилья и победу матриархата: найти такого же парня, что её отец, который позаботиться, найдёт компромисс и подтолкнёт к цели, если самой страшно начинать. Опыт в построении отношений у Ренаты, конечно же, был, только он подтверждал статус на несостоятельности парней и их инфантильности, как шутливо говорят, но отчасти правы, до сорока лет.

Виктор наверняка был бы таким же, если бы не остался с младенцем на руках совсем один. Без дорогой ему жены, матери и отца. Один, враждуя со всеми: социальными работниками, директорами детского сада и школ, начальством, мальчишками, что подтрунивали его дочь, и их родителями, что не видели проблему в поведении своего ребёнка, ссылаясь, что они сами разберутся. Зато такой статус отца-одиночки привлекал женщин, а сложные жизненные ситуации закалили его, после чего Виктор решил, что ведение бизнеса не много сложнее, чем воспитание девочки.

Но статус бизнесмена Виктор набил уже после лихих девяностых, загребая деньги в мешки в сытые нулевые, поэтому нравственность и чистые руки он оставил при себе. Ушёл он в своё дело не только, чтобы дочь не повторила его судьбу, а жила в достатке, не вгрызаясь в любой шанс на пропитание, но и для того, чтобы проводить с ней больше времени.

Хоть поначалу не всё так сладко шло, и Виктор до глубокой ночи не мог вернуться домой, прочитать сказки для дочери, а, считывая бухгалтерию и утопая в бюрократических бумажках, Рената с гордостью смотрит на отца, который был на каждом несчастном утреннике, водил её по паркам и кино, откармливая сладостями, на которые только упадёт взор дочери, но и тогда проявлялся компромиссный характер Виктора: сейчас — сладости, в остальные дни — здоровое питание.

Можно подумать, что Рената выросла избалованной, но всё было отнюдь не так: взяв себе за правило, что ни копейки не возьмёт у отца, шла на подработки, раздавая листовки прохожим. Правило выработалось с ретроспективы, когда она оставалась дома в совсем юном возрасте совсем одна в своё распоряжение, следовательно, готовила себе перекусить, ходила в душ, готовила уроки и ложилась спать вовремя, как только время показывало десять вечера, по указке отца.

Дисциплина и стойкое самообслуживание указало ей, что она может справиться и сама, поэтому любые ухаживания, да даже простые покупки для неё от отца отвергались. Иногда даже доходило до физических расправ в виде укусов за руку Виктора, чтобы тот не тратил лишние деньги. Чтобы не остаться калекой и сохранить руки, Виктор перестал дарить что-либо дочери. Только если уезжает надолго: он может оставить у двери в комнату дочери подарок, а когда он приедет — злость Ренаты спадёт.

Они вышли со двора через арку и оказались на оживлённой улице, что болтала о своём. Болтала через дребезжащие автомобили, через пиликание светофоров, через томные разговоры напыщенных дам и через гул отдалённых кафе, что наконец-то имели право расстегнуться и вывалиться на улицу верандами. Клумбы распределялись чётко по миллиметрам по брусчатке, за которыми ухаживали не только нанятые организации, но и ближайшие жители.

Рената тоже хотела бы приложить руку к подобной красоте, только не находила времени для этого, поэтому только наслаждалась видом. Пройдя подальше, к пешеходному переходу, Рената обратила внимание на мальчишку с рюкзаком наперевес.

Он не обращал внимания на окружение: в уши воткнуты вкладыши, а взор — только на экран телефона. Взглянув на светофор, он удостоверился, что ему горит зелёный, и отчасти его вины нет, только у разрешающего знака оставалась секунда, поэтому тот стартанул прямо под колёса дорогих автомобилей, чьи владельцы не очень-то беспокоились о соблюдении ПДД, а уж тем более, когда виноваты были не они.

Увидев это, Рената постаралась предотвратить аварию с летальным исходом и молниеносно оказалась у нерасторопного мальчика, подхватив того за шкирку и потянув на пределы пешеходной дороги, обняв его, чтобы точно сберечь его жизнь. От перепуганного мальчишки послышалось «Ой», а от скоростных автомобилей — возмущённый сигнал. Рената переглянулась, понимая, что беда миновала, и мягко улыбнулась пареньку, успокаивающе поглаживая его по голове, чтобы тот не начал верещать на всю улицу, поняв, как близок был к смерти.

— Ты как, малыш?

— Всё хорошо, — неуверенно сказал мальчик.

Подоспел и отец Ренаты, который дал слово наставлений для своей дочери, наблюдая за картиной.

— Ты ведь знаешь, как опасно на улице? Когда переходишь дорогу, нужно что сделать?

— Убедиться, что можно проходить.

— Правильно. Теперь будешь следовать правилу?

— Буду, — слезливо тот кивнул.

— Ты можешь слушать музыку, только если одним ухом. Договорились?

Мальчишка снова кивнул, сообщая, что урок прошёл не зря.

— Спасибо, тётенька.

— Ничего страшного. Давай только сейчас вместе перейдём дорогу. По правилам, хорошо?

Зелёный загорелся, и женский роботизированный голос сообщил, что можно переходить дорогу. Мальчишка с Ренатой посмотрели влево, а потом направо и уже тогда перешли дорогу. Мальчишка всё ещё был испуган, убрал телефон в карман, не смея слушать музыку. Он обнял ноги Ренаты и попрощался, чем немного засмущал девушку. Виктор с гордостью кивал своему чуткому воспитанию, сжимая губы, чтобы не расплыться в улыбке.

— Молодец, принцесса, — ласково Виктор отозвался о своей дочери. — Мои уроки по всей видимости прошли не зря.

Рената пожала плечами, а после начала играть роль принцессы, исполнив для него реверанс. Виктор захохотал, приобнял за плечо дочь-спасателя.

— Меня спасла ситуация, — отказывалась от своей похвалы Рената.

— В каком смысле?

— Любой урок — это травмирующий опыт, а тут наглядно: шаг — и тебя сбили. Моей заслуги мало.

— Скромность — вот что скрашивало нашу семью.

В обнимку они дошли до местного молла. Внутри торговой точки скрывалась проходная, где ты можешь завернуть в любой угол и оказаться в магазине по своей надобности: нужен тебе алкоголь, свежее мясо или только что собранный урожай.

— У тебя хороший материнский инстинкт.

— Да брось, — Рената ударила в плечо своего отца, ухмыляясь, — у меня даже квартиры нет. — И я начинал без квартиры. Столько мне отказывали из-за того, что к ним нельзя с ребёнком. Больше чем ты отказываешь парням, верно?

— Давай сосредоточимся пока на том, что нам нужна лампочка.

— Да, только я сейчас…

На глаза Виктору упал магазин табака и принадлежностей, после чего он пошёл к нему. Рената сначала удивилась, а после рассердилась на своего отца, останавливая его.

— Ты чего? Ты же обещал бросить.

— Я и бросил. Сейчас я на этих ваших… на электронных.

— И в чём разница? Вреда столько же.

— Реклама говорит другое.

— Не думала, что мой отец поведётся на рекламу.

Рената выдохнула с разочарованием и с мыслями, что не переучит повидавшего жизнь мужчину, поэтому отпустила его в уголок с отнимающими жизнь палочками. В конце концов, не ей его учить, ведь на пьяную голову тоже грешила подобным, за что на утро ей было беспрекословно стыдно, после чего приняла решение, что не будет напиваться до такой степени, когда её тянет к никотину. Такими темпами она могла и вовсе бросить пить, ведь справлялась и без градусов, что разгоняли кровь по организму, а быть поддерживающим веселье трезвенником, плюс всегда быть настороже себя, а в первую очередь подруг, что в неподлежащем состоянии могут попасть к недоброжелательным грязным лапам.

Быстро расплатившись, Виктор оказался у своей дочери, стыдливо пряча пачку стиков в карман треников. Цокнув, но не желая продолжать этот разговор, Рената быстро перевела тему.

— Как мы купим лампочку, если не знаем, какая она?

— Почему ты решила, что мы не знаем? — акцентировал внимание на слове «мы» отец. — Сколько мы живём в этой квартире, лампочки были одни и те же.

Его слова были правдой: они прожили в этой квартире около пятнадцати лет, купив её, когда Рената пошла в первый класс. Квартира в «сталинке», что была недалеко от центра. Виктору тогда пришлось занять денег, ведь он хотел именно такую, но быстро раздал долги — на это у него ушло меньше года, и вложения стоили того. Сейчас они могли позволить себе жить в центре или купить дом в элитном районе, но отец был из другого теста.

Конечно, он мог себе позволить многое и позволял, но, не углубляясь и не бесясь от жира, ведь, по его мнению, он доказал себе, что может добиться того, о чём мечтал, а нажитое приходит и уходит, лишь эмоции и воспоминания остаются. Виктор даже подолгу мог стоять у того косяка, где отмерял рост дочери, подписывая черту датой. А сейчас, на старости лет, думает купить себе дачу за чертой города и ездить туда «отдыхать духом».

Рената подшучивала над ним, обзывая садовником, который может нанять садовников, но в целом поддерживала идею, мечтая о тающих во рту кусках шашлыка в компании небольшой семьи в перспективе. Где будет снимать причмокивающего сына или дочь, сладко улыбаясь при этом, а в этот момент её муж будет целовать в темечко ребёнка.

Под мечтаниями они оказались в магазине, где можно было купить всё нужное: от батареек до люстры к ней, и прошли к отделу света. По пути захватили себе якобы необходимого, после чего пришлось возвращаться ко входу за тележкой, и чуть не забыли, ради чего вообще пришли в магазин, но всё же среди чипсов, станков для бритья, милого щенка, которого можно сшить из бисера, и много чего «остро необходимого» оказались светодиодные лампочки про запас.

На кассе наполнились грузные пакеты, провелась дисконтная карта и вышел средний длины чек. Отец внимательно изучил его, удивляясь, как они набили два пакета, потратив при этом не больше трёх тысяч. Виктор пытался взять пакеты у Ренаты, но она передала только один.

— Дочь, у меня спина больная.

— Поэтому и один пакет. Отдавай тогда его.

— Мне для равновесия, чтобы не скривиться, нужно два.

— Тоже удумал. Я и сама могу дотащить, не маленькая.

— Совсем не жалеешь старика.

— Да какой ты старик? — рассмеялась Рената. — Люди в тридцать старше тебя выглядят.

Виктор, как только умеет он и чего не передал дочери, выпучил жалостливые глаза, плавно опуская их к полу, поникши разглядывая носки своих кроссовок. И ведь это всегда срабатывало с Ренатой, хоть она давно раскусила такую уловку.

— Ой, только не нужно этого, — Рената отвела хмурый взгляд, но периферией видела эту картину из грусти и плача. — Взрослый ребёнок. Хорошо, сдаюсь.

Всё же она передала пакет отцу, после чего он расправился и заулыбался. В целом, он любил так играть на чувствах дочери, якобы старичка уже списали со счетов и ни на что он не пригоден, даже выполнить обыденные вещи. Сейчас, чтобы Виктор не считал, что дочь считает его неспособным донести пакеты, прогуливалась до дома не спеша, чтобы отец точно убедился в своих силах и что Рената полностью доверяет ему в таком деле.

Она рассматривала каждый свежий листик, что извивался под дуновением ветра, ласкаясь под нежными лучами. Рассматривала неторопливые пары, что тоже наслаждались устоявшимся теплом. Читала расклейки на стенах, объявления и вывески кафе и ресторанов, вспоминая, заходила ли туда хотя бы раз и какое у них было меню. Их прогулка обернулась целой экспедицией, что из получаса продлилась до полутора, после чего отец всё же не выдержал и передал один из пакетов.

— Спина болеть не будет?

— Покурю, пока ты изучаешь всё.

Рената кивнула, сжимая губы в недовольстве, и отошла подальше от отца, чтобы не чувствовать мерзкий запах. Теперь же она, добившись того, что отец сдался, могла идти быстрее до дома, но теперь уже Виктор никуда не спешил, поэтому Ренате пришлось ждать его на скамейке у подъезда, ведь ключей она с собой не брала, благо скрашивали её ожидание многочисленные чаты с подругами, которые они создавали на каждый новый случай, иногда даже путаясь в них, поэтому однажды Рената узнала, что ей подарят умную колонку, чтобы, находясь дома, она не болтала со стенами, и феромоны из магазина эзотерических товаров, которые завлекут для Ренаты мужчину.

Но общие беседы собирались в новые и по меньшим причинам: на этот раз в обсуждении, куда им сходить сегодня вечером, ведь все места им довольно-таки приелись, а некоторые испортились, где коктейли всё больше и больше стали разбавлять с водой. Они шерстили по карте и гидам, которые советовали туристам сходить в новые места. Они, может, и местные, но облапошить приезжих и развести их на коктейли, а после никогда в жизни не встречаться — было идеальным вариантом.

Это было немногочисленное отличие Ренаты от подруг: если они хотели, как говорится, поиграться и бросить, то для неё было целью найти достойного парня и разузнать о нём больше за короткое время, а там уже думать — дать ему шанс или игра не стоит свеч. Она была избирательной, а заплатить себе за напиток не считалось ей зазорным, а даже поводом восхититься своей самостоятельностью.

Сейчас же подруги разделились на лагери: кто-то настаивал всё же пойти в известное им заведение, где всё пройдёт гладко, а кто-то жаждал глотка свежего воздуха из недавно открытого клуба в неоновой расцветке, где выйдут хорошие кадры для социальных сетей.

Самая ответственная из них, Ника, устроила голосование, где оставалось проголосовать только Ренате, чтобы перевесить один из вариантов либо поставить в тупик спор.

А она как раз думала вчера ночью о том, что их город настолько большой, но из-за изобилия мест, где можно провести вечер, а то и досидеть до утра, трудно изучать каждое место, если ходить только в одни и те же места, поэтому она выбрала путь новых впечатлений, а не проверишь — не узнаешь, поэтому её палец тыкнул на неоновый клуб.

— Куда так торопилась? — спросил полушёпотом Виктор, неторопливо подошедший к двери подъезда.

— Чтобы тошнить не начало от твоих электронных, — скривила лицо Рената.

Отец передразнил её, открывая дверь подъезда и пропуская вперёд сначала нагулявшихся упитанных котов, чтобы они могли пошкрябать когтями об дверь своих хозяев, сигнализируя, что нагулялись, а после и дочь, что перешагивала лестницу через одну.

Дома они распаковали вот-вот порванные пакеты, раскидывая по местам продукты, а после Рената ушла в свою комнату, чтобы заранее подготовиться к тяжёлой ночи и выглядеть так, будто высыпалась за двое суток, которые была на ногах.

Отец постучал в открытую дверь, чтобы предупредить Ренату, которая увлечённо рисовала стрелки перед зеркалом, освещённым настольной лампой.

— Что такое, пап?

— Снова собираешься куда-то?

— Девочки пригласили.

Виктор грустно выдохнул так, чтобы дочь точно услышала, как он расстроен. Рената повернулась к нему с милой улыбкой, как бы извиняясь.

— Я думал кино посмотрим, — сказал Виктор в коридор, чтобы не нагружать дочь своими «хотелками», собираясь уходить к себе.

— Ну, подожди, — задержала отца Рената у косяка двери, подпрыгивая к нему. — Давай на завтра?

— Завтра я еду на новую точку. Смотреть, всё ли подготовили.

— Ты не рассказывал о новой точке.

— Она и не совсем моя.

— Как это? Получается, собираетесь…

Задумчивое лицо Ренаты, которое сопоставляло факты, засеяло. Засеяло от радости и гордости, зная ответ без слов отца, но из вежливости решила уточнить и убедиться в своей правоте:

— Вы открываете франшизу? Вы правда открываете франшизу?

Всё было понятно и без ответа по стеснительной улыбке отца с почёсыванием щетины, чтобы не утонуть в поздравлениях и похвале, но Рената не могла сдержать радостный визг свершениям отца: он часто говорил о том, как хочет поглотить больше рынка, дать людям возможность поесть вкусно, поесть на каждой точке города, но боялся за потерю качества и долго решал, как сохранить лицо своего детища.

И, видимо, наконец решил, чему Рената была нескончаемо рада, ведь твердила отцу всё это время, что то, что он делает, должно узнать как можно большее количество людей. Поэтому сейчас, радуясь за то, что отец, во-первых, послушал её, а во-вторых, решил расширяться, она повисла на его шее, зацеловывая щёку.

— Какой ты молодец! А что, дочери не нужно видеть новую точку? Какая она? Больше? Или аутентичная? Вот почему ты задерживался! И ведь молчал!

— Стой, стой. Слишком много энергии.

— Тогда я поеду завтра с тобой!

— Но это ведь рано утром.

— Да и ладно! Вернусь раньше. Плюс у меня отпуск, отоспаться ещё успею. Я тобой горжусь.

Проживший достаточно много, в меру суровый, не выказывающий эмоций, Виктор покраснел, словно маленький мальчик, который только что признался в любви. Особо не сопротивляясь, ведь когда его дочь проявляет любовь в таком количестве — не стоит ей мешать, ведь сопротивления ещё больше затягивают в зыбучие пески объятий, поэтому это может продолжаться до самого вечера.

Пережив волну из проявления гордости, пожеланий удачи и автоматной очереди из поцелуев, он оставил Ренату, чтобы она могла собраться к девчонкам, но теперь она не могла собраться с мыслями: какой там макияж, если её отец — целая глыба в своём деле, уважаемый многими?

Перебиваясь между подкрашиванием губ тёмной помадой и широкой улыбкой, она еле-еле собралась до момента, когда уже нужно срочно выходить. Рената часто страдала тем, что опаздывала на важные и не очень встречи, добираясь самой последней.

И даже если она уже стояла у порога, то в голове щёлкал вопрос: «Точно ли я всё выключила?», а при проверке, когда она заглядывала в каждую розетку, вспоминалось, что хотела сделать пару дней назад, но забыла из-за того, что отвлеклась на то, что ей нужно было сделать неделю назад. И цикл продолжался, пока нервные сообщения стопкой не собирались у неё в уведомлениях, гневно вопрошая, где она и что её никто не будет ждать. Всё равно ждали у входа, заметно дрожа от холода или подправляя растёкшуюся от жары тушь. Сейчас происходила та же ситуация.

Отщёлкнув дверь, она зависла между подъездом и коридором, вспоминая что-то невероятно важное, что ей нужно сделать. Подумав пару секунд, мысленно ударив себя в лоб, она вернулась в комнату и залезла в тумбочку, чтобы положить защиту в свою сумочку. Больше она нужна была не для неё, а для подруг, что могли забыться под красивыми комплиментами от ухажёров и отдаться не тому человеку.

Это никого не обижало, даже поощрялось внеочередным «Аперолем» для Ренаты, по крайней мере сейчас: изначально подруги обижались даже на мысль, считая, будто Рената думает, что они легкодоступны, но по итогу начали воспринимать это как заботу и предостережение, потому что по итогу ими никто не пользовался, но хотя бы они были рядом. Выйдя из квартиры, Рената попрощалась с папой, что стоял у своей комнаты, уже включив пластинку, чтобы наконец вспомнить, что за песня застряла у него в голове, и сразу же села в такси, бесплатное ожидание которого закончилось пять минут назад.

***

Три подруги, как на подбор, — рыжая по имени Ника, светлая Олеся и тёмная Анита — ещё не измученные ожиданием, стояли подальше от входа к целому отдельному комплексу, откуда доносились дребезжания колонок, отдающие даже в ноги. Подальше от входа, где пара мужчин не понимали, почему их не хотят пропускать в клуб, разговаривая с охраной на повышенных тонах.

Девочки смотрели на ситуацию с задором, потому что им очевидно: мужчин не хотят пропускать из-за спортивной одежды. Они же были одеты в вечерние платья — не слишком вызывающие, но бросающиеся в глаза противоположному полу. Олесе пришло в голову, чтобы, когда они входили, она выкрикнула охранникам, будто те пропустили бомбу в заведение, ссылаясь на сногсшибательных подруг, но Ника пресекла подругу, потому что хотела провести время в клубе, а не в отделении полиции.

— Тогда бы и развеялись в новом месте, м? — Анита наигранно стервозно ткнула Олесю в её желание прийти в новое заведение.

— А что спорить сейчас, подруга?

— Ладно, успокойтесь.

Расталкивая в стороны подруг, чтобы они не вцепились друг другу в головы, Ника заметила в подъезжающем такси Ренату.

— Смотрите, приехала не опоздав! Снег пойдёт, кажется.

Рената захлопнула дверь автомобиля, который сразу же сорвался с места к новому заказу, покрасовалась перед девушками, отмечая по её меркам ранний приезд, и, как это было принято, расцеловала воздух возле щёк подруг.

— Как ты светишься, я не могу, — Анита прокрутила Ренату, оценивая новое платье со стразами.

— Это красное платье тебе так идёт. Не то, что другие красные платья, которых у тебя вагон.

Олеся подправила волосы Ренаты после того, как она покружилась вокруг своей оси.

— Любительница приукрашать Олеся, посмотрите на неё, — измывалась Рената в шутку над ней, подправляя той помаду, облизнув до этого палец, — у самой будто нет бзика на персиковый.

— Чтобы подчеркнуть свой персик, мне нужен его цвет.

Анита заохала, смеясь над такой формулировкой, и отошла подальше. Рената перекинула на всех взгляд, не понимая, почему они до сих пор не зашли внутрь и не выпили по коктейлю, захватила, кого могла, под локти и потянула к заведению, возле которого стояли те мужчины и названивали кому-то «важному».

— Сегодня угощаю я, — обрадовала Рената подруг, — чтобы ни одна ни к одному тюфяку не ушла, всем понятно?

Молча согласившись с планом «сегодня только девочки», они без лишних остановок у фейс-контроля прошли в тёмное помещение, где им в кожу впились басящие ударные, на их кистях оказались неоновые браслеты, а лицо меняло цвет, смешиваясь между собой от обилия из каждого угла светящихся ламп и светомузыки.

Дышать было практически невозможно: помимо обилия народа, энергично прыгающего, что каждым движением мог вывихнуть сустав, а то и вырвать руку при неаккуратном рывке, что своим жаром стесняли кислород, добавлялись дым-машины, вулканом извергая в потолок белую субстанцию.

Поэтому многие кабинки туалета были заняты, чтобы, мягко говоря, отдышаться у унитаза. Атмосфера была выходного дня: разгоняющие кровь напитки добавляли газа для «мачо», которые строили глазки, подправляя девушкам лапшу на ушах и вывешивая новую; множество студентов, что тратили стипендию до копейки на конский ценник напитков, и «папики», которые сидели в окружении статных дам, воюющие за внимание влиятельного мужчины между собой.

Вне всего происходящего сегодня были только четыре подруги, что не хотели влезать ни в одну компанию, а собрались именно ради узкого круга на танцполе, особо не завлекая никого, хотя Олеся предупредила, что «там как пойдёт». Усевшись подальше от колонок, чтобы не драть глотку в крике, чтобы собеседник правильно услышал твои слова, они начали листать меню, а в особенности барное.

— Можете выбрать что угодно! — счастливым тоном сообщила Рената.

— Что за повод? — уточнила у неё Анита, параллельно листая бар.

— Отец открывает новую точку. Подруги переглянулись, а после радостно завизжали, поздравив Ренату с таким событием.

— Не сомневалась в дяде Вите. — без доли сомнений проговорила Ника.

— Да, мужчинка он ничего.

Олеся добавила это достаточно игриво, за что закономерно получила шлепок по тыльной стороне кисти и угрозу кулаком от Ренаты.

Вот-вот, и рядом с ними уже стоял официант, принимая у каждой заказ в перерыве между их спорами и понимая, что смена у него будет сложная, но явно заработает хорошие чаевые, удалился, предупредив, что напитки будут на их столике через пять минут. И напитки действительно уже были там, не успели девочки утонуть в своих обсуждениях, будто не виделись вчера и им есть ещё кому перемыть косточки.

Вздымая бокалы, поздравляя и желая ещё больших успехов для семьи Ренаты, напитки были выпиты, а, следовательно, чтобы не терять ни секунды в бесконечной ночи, все вышли в отдельную от общей комнатку с меньшим залом и пространством для танцев, но более приятной музыкой, где чувствуешь себя в кругу близких друзей, где знаешь каждое лицо, присутствующее здесь.

Отчасти такое суждение было правдой: каким бы город ни был большим, когда варишься в одном чане с определённой тусовкой, которая хоть мало-мальски схожа с тобой по вкусам, создаётся впечатление большой деревни. Большая деревня ощущалась и в другом, более прямолинейном смысле: как злобно отзывались девочки о приезжих — «доярки с амбициями» путались у них под ногами, пытаясь добиться чего-то.

Но это складывалось из их статуса обеспеченных семей или же семей выше среднего класса — в них не было того же огонька, что у тех же «доярок», где нужно быть в бесконечном движении под прессом, в них была заколочена та коптильня с табличкой, что гласит: «Стремлений — ноль, лень — выше ста».

И они не видели в этом проблем, что складывалось в ещё одно различие с Ренатой, которая всегда старалась делать всё сама. Осуждалось ли это? Вряд ли. Играло роль «не понимаю, но принимаю», и они никогда не закусывались на эту тему.

Музыка лилась нескончаемым потоком через перебивки, и это быстро выбило Ренату из сил, с учётом, что она не отдыхала пару дней, поэтому, быстро сдувшись, она села обратно за столик. Облокачиваясь об мягкую спину, что отдачей била ей по спине из-за гуляющих стен, Рената сонливо водила по потолку, проводя взглядом от начала до конца торчащих труб вытяжки.

«Всё же плохая идея была выходить сегодня в люди», — говорила про себя Рената, сдавливая зевок.

Но чтобы добить свой организм и продержаться хотя бы пару часов, она делала неторопливые глотки «Пина колады» и заглядывалась на посетителей, что неоновой подсветкой двигали телами в ритме, даже если просто шли в туалет или на перекур. Тут подоспел официант, расставляя блюда по тем местам, откуда они были заказаны.

— Спасибо, — выкрикнула Рената с милой улыбкой.

Это удивило официанта — видно было по его лицу, что благодарностей по манере общения девушек ему сегодня не услышать, но тоже мило улыбнулся Ренате, скрываясь к другим столикам.

Пробуя мясную закуску, которая брала всегда, если была в других ресторанах, чтобы сравнить с аналогичной у отца, она в очередной раз убедилась: лучше, чем в их ресторане, она никогда не пробовала. Но голод брал своё, поэтому выбирать не приходилось.

Утолив голод и набравшись сил, немного посидев, чтобы во время танца её не вырвало на бедолаг поблизости, она вернулась к подругам, которые будто и не заметили отсутствия Ренаты — настолько были погружены в танцы, чем и соблазнили пару ребят, которые ворвались в их общий круг.

Рената подумала о том, что был уговор про вечера девочек, но не стала ничего высказывать, но и старалась не обращать внимания на парней. Встав между Никой и Анитой, она нащупывала стилистику музыки и тоже задвигалась.

На Ренату обратил внимание один из новых знакомых из девчачьей группы: кучерявый шатен с небесного цвета глазами, что явно скрывал под бирюзовой футболкой пресс; он будто вырвался из бульварных романов, привлекая внимание одиноких домохозяек и оставаясь в их влажных мечтах.

Шатен танцевал хиленько, стесняясь, не так, как его друзья, а больше времени нагло глазел на Ренату, что старательно отводила взгляд, лишь бы не влипнуть в историю с плохим концом.

Двигаясь не завлекающе, как делали её подруги, у Ренаты с нарастающей неловкостью в очередной раз проскользнула мысль вернуться домой к отцу и посмотреть фильм, но музыку перебил диджей, поэтому в перерыве девочки предложили парням присоединиться к их столику.

Парни, естественно, были не против. Поэтому, вставляя два стола в один, они разбились по парам, кто кому был более приятен в компании, и голубоглазый шатен уселся рядом с Ренатой.

Он не налегал на неё, не старался пододвинуться к ней ближе, ведь быть рядом для него казалось маленькой победой. Размешивая в бокале лёд трубочкой, Рената слушала кокетливый смех девчонок от самых отвратительных шуток парней, которые щёлкали проходящему мимо официанту.

— Привет, — вдруг сказал шатен.

— Привет, — с безразличием ответила Рената.

— Олежа, что ты будешь, говори быстрее, — позвал его один из его друзей.

— Да, мне два негроти, будьте добры, — отозвался шатен, сразу же продолжая диалог с Ренатой. — Собственно, я уже представился. Как зовут тебя?

— Рената, — безучастно ответила девушка, хоть её и порадовала вежливость Олега, который протянул руку в честь знакомства.

— Что ж, тогда приятно познакомиться, Рената.

Еле натягивая улыбку, Рената пожала крупную руку и продолжила потягивать свой коктейль.

— Мне нравятся твои волосы.

— Интересно, — фальшиво усмехнулась Рената, всё же повернувшись к Олегу лицом, — что тебе в них нравится?

— У нас они практически похожи.

— Ты хочешь сказать, тебе нравятся твои волосы?

— Не без этого.

Олег пытался отшутиться, но сам понял всю комичность и глупость своего положения, даже покраснев от этого. Наверно, это и подкупило Ренату, заметив, как он краснеет, словно её отец, поэтому снизошла к Олегу и стала говорить менее колюче.

— Я отошла всего на пару минут, а вы уже успели охмурить моих подруг?

— Хорошая рифма, кстати говоря, — снова неловко отшутился Олег, продолжая концерт неловкости, — но это не было моей идеей. В целом, мы праздновали день рождения Серёжи.

Олег кратко указал на парня, который отдёрнул его от диалога с Ренатой, когда нужно было заказать напитков.

— И я думал, что мы посидим здесь и вернёмся домой, но, как ты могла заметить, всё пошло не по плану.

— Знакомая ситуация, если честно.

Поэтому мне самому некомфортно, и я думал вернуться домой и дождаться, когда все вернутся, но встретил тебя.

Олег кинул многозначительный взгляд на Ренату, чем смутил уже её.

— Извини.

— Один-один, — посмеялась Рената тому, что оба сидят красные, словно раки. — Ничего. Довольно лестно. Продолжай в том же духе.

— Считаешь, что я справляюсь?

— Потренироваться и найдёшь себе девушку.

— Благодарю, буду стараться изо всех сил.

Официант принёс новым друзьям девушек их напитки, все они собрались в поднятом состоянии в центре стола, звеня друг об друга. Садясь, Олег поднёс стакан Ренате, и они чокнулись только между собой.

— За приятное знакомство, — подмигнул Олег.

— Взаимно, — кивнула ему в ответ Рената.

Олег сделал пару глотков и отставил стакан, уделяя всё внимание Ренате, чуть нагибаясь к ней корпусом.

— Чем ты занимаешься?

— Хочешь превратить весёлую посиделку в свидание?

— Интересуюсь, — на долю секунды смутился Олег. — Интересно, чем занимается такая эффектная девушка. Наверняка чем-то творческим?

— Любая профессия может быть творческой, — заиграла глазками Рената.

— Да брось! Тут ты преувеличиваешь. Офисный планктон разве как-то изрисовывает квартальные отчёты?

— В твоём понимании творчество — только каракули на листе? Очень скудное восприятие, Олег.

— Скудное понимание — это называть живопись каракулями.

— Не всё творчество — живопись и искусство.

— Значит, ты завидуешь успеху других? — Олег провоцировал Ренату на эмоции, но она никак не поддавалась.

— Было бы чему.

— Значит точно завидуешь.

Они посмеялись друг другу, даже не думая обижаться.

— Пошли, Олежа, — потянул парня его друг, — успеешь ещё пообщаться.

Их вечеринка продолжалась, они вернулись в маленький зал. Утопали в танце, распределившись по группам. Если остальных довольно раскрепостило количество выпитого, то Олег с Ренатой оставался джентльменом, держа между их телами дистанцию, но проявлял очевидную симпатию к девушке, чему та не противилась, но и не подавала каких-либо обнадёживающих знаков.

Вдруг послышался крик из большого зала, лязг и разбитые стаканы. Диджей приглушил музыку, и тогда стало слышно какую-то заварушку: бранные слова, произнесённые басистым голосом, визг девушек и разборки с кулаками.

Все засуетились, как и компания Ренаты, взглянула на происходящее, и стало понятно: обиженные мужчины, которых не пустили в клуб, взяли с собой подкрепление и устраивали свои порядки в заведении.

Многие побежали к выходу, как и Олег, который подхватил за руку Ренату. Девушка обернулась, чтобы убедиться, что с подругами всё в порядке, но не успела ничего разглядеть, как по стенам ударился оглушающий выстрел, после чего паника поднялась ещё больше.

Олег тянул за собой Ренату к выходу, и они благополучно выбрались на свежий воздух в утонувший в ночи город, отходя подальше от здания ради безопасности. Сердце колотилось с бешеной скоростью, Рената старалась отдышаться и не заплакать, когда осознавала всю ситуацию, и вдруг она вспомнила:

— Чёрт, где мои подруги?

Дрожащими руками она вытащила телефон из сумочки и набирала каждой. Так же сделал и Олег, звоня своим друзьям, ведь, скорее всего, их группы вместе.

— Олеся! Олеся, вы где?

Бубнёж телефона утихомирил волнения Ренаты, и она спокойно выдохнула, идя в направлении, которое ей обозначила Олеся, за ней пошёл и Олег, что получил ту же ориентировку от своего друга. В итоге вся группа собралась вместе: один из парней пытался успокоить Аниту, Ника подбадривала поникшую Олесю, а Рената пыталась осознать произошедшее.

— Все целы? — уточнил Олег.

— Не, ты прав был, — вдруг начал говорить Сергей, — надо было дома остаться. Поедем домой, а? Все вместе.

Девушки согласились, ведь заканчивать вечер на такой ноте никому не хотелось. Олег повернулся к Ренате, дотрагиваясь до её ледяного плеча.

— Ты как?

Рената ощупала своё тело, чтобы точно знать, что в неё не рикошетило пулю.

— В полном порядке.

— Я имею ввиду…

Он уточнил взглядом, хочет ли она поехать к ним домой или же ей заказать такси. Рената поводила взглядом, выбирая нужный ответ.

— Кто-то же должен следить за этими, — указала она сумочкой на своих подруг.

Олег был рад, что Рената согласилась, подавляя в себе бурлящие эмоции, чтобы они не вскружили ему голову. Так они заказали два такси, отойдя от эпицентра разборок, и уехали от клуба, решив, что точно больше не вернутся туда.

***

Шло время. Прошло три или четыре года, может, и больше — Рената сбилась со счёта, ей было явно не до этого. За окном кружили спадающие парики деревьев, а тёплые лучи прикрылись шторкой облаков с мерзопакостным дождём и шквалистым ветром.

В это время комната Ренаты гасла порядком больше — казалось, что сейчас не вторая половина дня, а будто солнце уже прячется за горизонт. В полумраке по углам виднелись крупные картонные коробки, запечатанные скотчем, а все полки и шкаф были опустошены. Опустошён ровно также был и взгляд Ренаты.

За короткий, казалось бы, срок она постарела раза в два: морщины углубились, яркие и бойкие глаза спрятались внутри, густые некогда волосы упали тряпками, а чёлка скрылась за остальными прядями волос.

Кожа была побледневшей, нездоровой, а руки напоминали скелет. Если незнающему человеку показать её фотки с того временного периода и сегодняшнего, то он посчитает, будто это два разных человека. Рената сидела, пытаясь вырвать заусенец, смотря в одну точку, не отзываясь отцу, поэтому ему пришлось зайти в её комнату.

— Рената?

Только тогда она вырвала взгляд, отводя его к отцу, после чего мило улыбнулась, но не так ярко, как это было всегда.

— Да, пап.

— Ты не опоздаешь?

— Что? Ах, да. Да, сейчас выйдем.

— Тогда я жду тебя на улице.

Виктору было больно смотреть на дочь, которую считал всегда опорой, если надумает сдаться, но не знал, как помочь ей. Искренне не знал, что ему нужно сказать, чтобы его родная душа не потухла, иначе потухнуть придётся и ему.

Поэтому, надумывая наставления, надумывая о том, что поедет за ней, он вышел завести автомобиль на улицу. Рената встала с места, расправила след на диване за собой, захватила с собой рюкзак с самым необходимым — всё остальное отец обещал отправить в течение недели, — и пошла к выходу, но обернулась.

Обернулась в последний раз, чтобы насладиться видом музея своей молодости, почувствовать его сладковатый запах. Рената точно не знала, чего теперь хочет, но знала, что не может оставаться в этом городе, даже если изолируется в своей комнате. Помахав мишкам и плакатам, она закрыла за собой дверь.