Список Райской

Данила Чебоксаров, 2023

Героиня романа Аннабела Райская – умница, красавица, спортсменка, сексапилка, гиперсексуалка, нимфоманка. Она дерётся на ринге, крушит яйца гопникам, курит трубку, пишет высокохудожественные порнографические новеллы и может расколоть влагалищем грецкий орех. Взрывоопасная смесь Ильфа-Петрова, Паланика и Уэльбека.

3.

Моего нынешнего основного полового друга зовут Иван. Шаблонное, ставшее классическим и даже нарицательным русское имя, на самом деле являющееся еврейским — это наша славянская адаптация иудейского имени Иоханан. О чём я иногда напоминаю Жану — в лицо я его называю французским вариантом, а за глаза — иудейским оригиналом. Он начинает беситься и говорит, что я несу полную ахинею и ересь, и что я густопсовая (он выражается «махровая») антисемитка. Тогда мне становится скучно, и я начинаю дотошно выяснять, каким образом утверждение, что имя Иван имеет еврейские корни, доказывает мои юдофобские убеждения (впрочем, я действительно евреев недолюбливаю). Жан-Иоханан начинает бесноваться ещё сильнее, он остаётся без секса, а я либо отправляюсь к другому ебарьку, либо уединяюсь с Фридрихом.

Каждый раз, когда я перечитываю «Лолиту», мне до зуда во влагалище становится любопытно, каким местом думал Набоков, прицепляя своему альтер-эго Гумберту Гумберту фаллос длиною в фут? Не иначе, как своим пятидюймовчиком — уверена, у этого самодовольно-самовлюблённого мудня был не больше 12 сантиметров. Американский фут — это приблизительно 30 см, если вы не в курсе. И у меня возникает вполне закономерный вопрос: каким образом Гумберт пялил футом набоковской фантазии девчушку, совсем недавнюю целочку? Да ещё по нескольку раз в день? Возможно ли такое физически и физиологически? Возможно только в том случае, если хер Гумочки был как у козла.

Вы когда-нибудь видели эрегированный член крупного племенного козла? А я вот в своё время насмотрелась у бабки на козлиной ферме. Так вот, стоячий козлиный пенис очень длинный, как в мечтах и книге Набокова, и очень тонкий, как моё чувство юмора — причём сужающийся к концу (пардон за невольный каламбур) и завершающийся малюсенькой, с горошину, залупкой. Козлы чрезвычайно похотливые, извращённые и непритязательные создания — те ещё сладострастники — выражаясь языком Достоевского. Они пытаются трахнуть всё что движется (и что не движется тоже), у них постоянно стоит, чем они так или иначе пользуются. Если присунуть никому и ничему не удаётся, они, например, могут мощно поссать из своей торчащей елды, попить при этом свою мочу и попутно отсосать (или, скорее, отлизать) самому себе.

Но я немного отвлеклась. Я хочу рассказать не о козлах (о них позднее), не о козле Набокове, не о его грёзах о большом хере и маленьких девочках и о больших херах в маленьких девочках. Почему меня особенно возмущает в его романе неправдоподобное сожительство двенадцатилетней мокрощёлки и футового елдака, так это потому, что у Жана фаллос длиной как раз в фут (30.4 см, если быть точной — замеряла три раза) и обхватом 7 см. И это, доложу я вам, невъебательски охуенный хуй, который с огромным трудом, весьма и весьма натужно входит в мою бывалую мандёнку — не сказать, чтобы лоханку, но обслужившую 76 гостей, на минуточку. Владимир Владимирович, ау! Даже головка такого члена не войдёт в маленькую поблядушку!! Я поднимаюсь на секс с Иохананом как на маленький подвиг, и только потому что люблю его (или что-то типа того).

Но тут, сдаётся мне, самое время рассказать о моей настоящей дефлорации.

***

Как-то давно я в паутине наткнулась на понятие «телегония». Меня заинтересовала тема, и я прочла всё доступное на этот счёт (и не только в сети). Материала, кстати, было очень мало, но с тех пор, теша себя надеждой, что мои дети не родятся розовыми и пластмассовыми, я стала невольно присматриваться к подходящим кандидатам, коих оказалось ещё меньше, чем информации о телегонии. (Только этим и можно объяснить то, что при моей сексуальной необузданности я так поздно познала мужика).

У меня, a propos, есть хороший и вполне благопристойный рассказ на эту тему. Приведу-ка я его здесь, а то вы, небось, так и не загуглили про телегонию.

ТЕЛЕГОНИЯ

В ресторане пятизвёздочного курортного отеля, за столиком на открытой террасе, откуда открывался прекрасный вид на ночное море, чётко освещаемое полной луной, сидели трое.

Импозантный, экстравагантный господин лет сорока с небольшим, с подстриженной, ухоженной, совершенно, не по годам седой бородой и с каштановыми, местами тоже с сильной проседью волосами по плечи; чрезвычайно привлекательный, атлетически сложенный молодой человек нордической наружности и совсем юная миловидная девушка, практически девочка.

Мужчины пили красный винтажный португальский портвейн пятнадцатилетней выдержки, перед барышней стоял высокий барный стакан свежевыжатого ежевичного сока.

— Вы слышали о таком явлении как телегония, юноша? — осведомился серебробородый Аристарх Иванович, пыхнув длинной доминиканской сигарой.

— Послушайте, мне почти тридцать, и называть меня юношей совсем неуместно, на мой взгляд, — немного раздражённо отозвался красивый молодой человек. — И, если не ошибаюсь, в отцы вы мне не годитесь. Я же представился, меня зовут Ярополк. Можно: Ярик.

— Не прав, признаю. Приношу извинения, — поспешно, примиряющим тоном проговорил Аристарх Иванович. — Прекрасное, редкое славянское имя… — Он запнулся, словно вспомнив что-то. — Я не предложил вам сигару. Желаете? Или вы не курите?

— Практикую время от времени, по настроению, — ответил Ярополк. У него была оригинальная летняя стрижка: густые соломенные прямые волосы на макушке, длинная чёлка и выбритые затылок с висками. Щёки и скулы покрывала обильная светлая недельная щетина. — А от хорошей сигары уж точно не откажусь.

Аристарх Иванович вынул из кармана легкого хлопкового пиджака чёрный кожаный футляр на четыре сигары, газовую турбозажигалку с тремя соплами и серебряную гильотинку.

Ярополк обрезал сигару:

— А лучинки у вас, случаем, нет?

— О, да вы ценитель! — удивился Аристарх Иванович. — Нет, никогда не пользовался лучиной. Привычка. С молодости привык к зажигалке.

Молодой человек умело раскурил сигару.

— Гаванские?

— Доминикана. Могу позволить себе любые, но предпочитаю их. Каприз своего рода, — Аристарх Иванович пригубил вино. — Впрочем, мы отвлеклись. Вы знаете, что такое телегония, Ярик?

— Слово смутно знакомое, но значения не помню.

— Телегония — это наука о том, что первый самец самки млекопитающего (и не только млекопитающего) оказывает удивительное воздействие на всё последующее потомство самки. Иначе говоря, если брать в расчёт человека, первый мужчина в жизни девушки является генетическим отцом всех её детей.

— Вспомнил, — сказал Ярополк. — Но, как я понял из немногого прочитанного на эту тему, это псевдонаучная теория, не так ли?

— Я придерживаюсь противоположной точки зрения. Есть многое на свете, dear Yarik, что и не снилось нашим мудрецам. — Аристарх Иванович пустил в стол тонкую струю дыма. — Я биолог по образованию и посвятил этой проблеме несколько лет своей жизни. Проводил эксперименты на животных, в том числе. И поверьте мне, я вполне убедился, что первый самец крайне важен для женщины, — он остановил взгляд на торсе нового знакомца — тот был в открытой белой майке с логотипом Олимпийских игр в Сочи — и прервался, о чём-то задумавшись. — У вас чрезвычайно развита мускулатура. Вы занимаетесь с отягощениями?

— Нет. Подтягивания, отжимания, брусья. Плаваю много, по роду нынешней деятельности, — отозвался молодой человек. — Природа благоволила мне, я — ярко выраженный мезоморф, так что в тренажёрном зале даже нет нужды.

— О, природа во всём одарила вас крайне щедро! — живо воскликнул Аристарх Иванович. — У вас хорошие зубы, превосходная, практически без родинок, кожа — это говорит о породе. Я знаю вас менее двух часов, но уже вижу, вы умны, образованны, эрудированны. К тому же — знаете ли вы это? — вы подходите под все критерии «истинного арийца».

— Спасибо, конечно, — Ярополк вдруг насторожился. — А вы, собственно, с какой стати начали петь мне дифирамбы, позвольте полюбопытствовать?..

— Позволю. И поясню, — задумчиво произнёс Аристарх Иванович. — Дело в том, что у меня к вам весьма и весьма необычное предложение, Ярик… Я хотел бы, чтобы вы дефлорировали мою дочь.

— Фу, папа, — в первый раз за всё время беседы подала голос девушка и глотнула ежевичного сока. — Нельзя было как-то потактичнее?

— Да куда уж тактичнее, Аглая Аристарховна!

— Однако ж!.. — проговорил Ярополк, ошеломлённо покачав головой.

— Так вы согласны?

— Нет.

— То есть как «нет»?.. — опешил Аристарх Иванович.

— Вот так. Я не могу на такое пойти. У меня есть принципы.

— Это прекрасно, что вы столь принципиальны. Только какие же в данном случае могут быть принципы?.. Вы, что ли, женаты?

— Нет.

— Тогда что же? Вы готовы невесть ради чего отказаться от юного девственного тела? Всякий мужчина мечтает о подобном! Или, может быть, моя дочь вам совсем не нравится?

— Дело не в этом. Во-первых, я занимаюсь с женщиной сексом только в том случае, если испытываю к ней чувства. Во-вторых, это большая ответственность. В-третьих, у меня никогда не было девственницы. В-четвёртых, это попахивает уголовным преследованием… сколько вам лет, мадмуазель?

— Ей ***, — ответствовал отец.

— Вообще-то, *** с половиной, — поправила его Аглая.

— Слушайте, я прошу вас об одолжении, какие тут могут быть уголовные последствия? Об этом кроме нас троих никто не узнает, — поспешно заговорил Аристарх Иванович, кинув на дочь гневный взгляд. — Одумайтесь! Вы — идеальный дефлоратор. Такой материал пропадает!

— Спасибо за угощение и за столь заманчивое предложение, — Ярополк поднялся со стула. — Признаюсь, я польщён. Всего доброго.

— Подождите, пожалуйста, — устало молвил Аристарх Иванович. — М-да, никак я не ожидал от вас такой реакции. Но что ж, подобное поведение лишь удваивает вашу ценность, подтверждая ваши высокие моральные качества — в коих, собственно, я и не сомневался. — Он осушил бокал, налил ещё портвейна. — Может быть, это не заметно, но я богатый, весьма богатый человек и готов щедро заплатить за данную процедуру.

Ярополк смерил седобородого эксцентрика долгим внимательным взглядом своих умных серо-голубых глаз:

— Я похож на проститута?

— Вы похожи на исключительного дефлоратора, мой друг. Если вы не желаете сделать мне и моей дочери, и всему моему потомству… одолжение, то воспримите это как работу. Что такое работа? Вы выполняете некие возложенные на вас обязанности и получаете за это денежное вознаграждение. То же самое предлагаю вам я.

— Это разные вещи.

— В чём же отличие?

Молодой человек задумался. Пристально посмотрел на Аглаю: длинные вьющиеся тёмно-русые волосы, правильные черты лица; поразительно похожа на родителя. Из макияжа — накрашены только губы. В целом м и л а ш к а, но на его вкус слишком обыкновенна, никакой изюминки.

— А вы-то, барышня-весталка, согласны на всё это? — спросил он.

— Согласна. Вы мне очень понравились, — девушка потупила взор и зарделась. — И я… разделяю взгляды папы на… дефлорацию.

— Однако ж, донельзя странная ситуация, — растерянно проговорил Ярополк. — И сколько вы готовы мне заплатить за данную… услугу?

— Скажем, десять тысяч евро. Половину я могу перевести вам прямо сейчас. У вас ведь есть счёт в банке? — сказал Аристарх Иванович. — И да, еще одна просьба. Вы всенепременно должны эякулировать в Аглаю. Это обязательное условие.

Ярополк усердно запыхтел сигарой; та сильно нагрелась. Он крайне нуждался в деньгах. Дома, в Москве, годовой долг за квартиру. Просроченный кредит. Отсутствие постоянной работы.

— Хорошо. Я согласен. Никаких авансов не надо, всё потом.

Они поднялись в двухкомнатный суперлюкс с балконом. Просторнейшее помещение, окно во всю стену с видом на море. Кровать кинг-сайз с чрезвычайно высокой массивной деревянной спинкой.

— В верхнем ящике тумбочки лубрикант. На случай, если что-то пойдёт не так, — сказал Аристарх Иванович и вышел в соседнюю комнату, плотно прикрыв за собой дверь.

Лубрикант не понадобился. Всё прошло безукоризненно — девушка не только лишилась невинности, но и первый раз в жизни испытала оргазм.

Когда Ярополк вышел на улицу из отеля, над морем занимался рассвет. От денег он отказался.

*

Летом 20** года я гостила в Подмосковье у бабки (по материнской линии) на козлиной ферме, где каждый божий день любовалась стоячими козлиными киями (эрегированный половой орган козла действительно сильно напоминает бильярдный кий — и длиной, и обхватом, и формой). Можно было отдаться какому-нибудь бабкиному козлу (мне особенно нравился Володька, самый елдастый), но я брезговала. К тому же мне отнюдь не улыбалось стать матерью-героиней козлиного выводка. Не то чтобы я до конца поверила в теорию телегонии, но подстраховаться стоило.

Мой одушевлённый дефлоратор оказался маленьким и толстеньким, 12х5.5 (здесь и далее: это длина и объём) — реальный такой боровичок с красно-коричневой (правда-правда, это не отсыл к нацистам) шляпкой. Перефразируя Уэльбека: «Как называется мясо вокруг эрегированного фаллоса? Мужик!» Носитель весёлого грибочка (чуть не написала «грибка», прости господи!) был настоящим арийцем: рослый, атлетичный, светловолосый, серо-голубоглазый; лишь один критерий подкачал — он был маловолос телом и борода у него плохо росла (но я уж не стала идеальничать и привередничать). Лицом не молодой Брэд Питт или Микки Рурк средних лет, но около того (от Питта, у него, кстати, что-то было в лице). Черты необычные, не ширпотреб.

Пару дней я за ним наблюдала на расстоянии, на третий подошла. Здрасьте, мужчина (он на тридцатник выглядел), давайте знакомиться.

— Я Аннабель, — говорю.

Смотрит на меня с удивлением — ишь какая ламповая тёлочка сама подкатила!

— А не врёшь? — спрашивает.

— Не вру, — говорю. — Могу потом паспорт показать, с собой нету.

— Я Ярополк, — говорит.

— А вот ты врёшь, — замечаю я. Интуиция у меня nice.

Он смеётся. Я сразу в рот ему смотрю: зубы свои, хорошие вроде.

— И правда, вру, — говорит. — А как ты узнала?

— Я ясновидящая, — говорю.

— Ярослав я, — говорит. — Имя Ярополк мне всегда нравилось, даже сменить подумываю. Вот и представляюсь иногда так.

— Ярослав — тоже ничего, — говорю. — Прогуляться не хочешь со мной, Ярослав-Ярополк?

— Да с удовольствием! — говорит.

И идём мы гуляться. Я заодно решаю проверить кандидата на предмет эрудиции и умственных способностей.

— Ты себя умным считаешь, Ярослав-Ярополк? — спрашиваю.

— Да вроде не совсем глупый. Не семи пядей во лбу, но вроде не недоумок, — отвечает. — А ты много людей знаешь, которые считают себя дураками, Аннабель?

— Зачёт, — сообщаю я. — Да, у меня есть пара не очень умных знакомых, которые это прекрасно понимают, признают и принимают. Что такое «эвфемизм» знаешь?

— Когда вместо грубого слова употребляется более мягкое по смыслу.

— Например?

— Полная вместо жирная, в положении вместо беременна.

— Но это не грубые слова, — замечаю я.

— Хорошо. Голубой вместо пидорас, — говорит он и думает. — Хотя «пидорас», это скорее дисфемизм… Голубой вместо гомосексуалист.

— Зачёт, — я удовлетворена ответом. — Сколько океанов на земле?

Яр-Яр немного думает.

— Пять.

— Правильно. Кто по национальности Владимир Даль?

— Который словарь написал или актёр?

— Актёр Олег Даль. Я про филолога.

— Датчанин.

— Верно.

— У нас клуб знатоков или что? — интересуется он.

— Вроде того, — отвечаю я. — И на кону моя целочность.

— В смысле?..

— Потом поймёшь, не парься. Достоевского читал?

— Читал.

— И что читал?

— «Преступление» и «Идиота».

— Целиком? — спрашиваю.

— «Идиота» до конца не осилил.

— Не понравилось?

— Нет.

— «Анну Каренину» читал? — продолжаю допрос.

— Первый том.

— Тоже не понравилось?

— Понравилось, — смеётся Яр-Яр. — Но надоело.

— Кафку читал?

— Нет.

— Кто это, знаешь?

— Еврейский писатель. Заумный.

— Заумным его братья-жидята выставили, критики в том числе. Они же его возвели в ранг великого писателя. А чувачок графоманствовал себе в своё удовольствие в свободное от страховок время.

— От страховок?..

— Он всю жизнь проработал страховым агентом.

Пока мы гуляли, два часа, не меньше, я претендента хорошенько порасспросила и пришла к выводу, что дети у меня будут не только арийской внешности, но и не самые тупые.

Под конец прогулки уже Яр-Яр меня вдруг спрашивает:

— А ты Кастанеду читала?

Я тогда Кастанеду прочесть ещё не успела (потом ознакомилась, и поняла, что зря), в чём и чистосердечно призналась. И перешла к сути дела:

— Слушай, братан Ярослав-Ярополк, я девственница, — выкладываю я напрямую. — Хочешь лишить меня сего тяжкого бремени?

Он, само собой, делает свои серо-голубые очи круглыми. Не удивительно — не часто получаешь такого рода предложения.

— Ты хочешь, чтобы я тебе целку порвал? — также без обиняков уточняет он.

— Тут не всё так просто, — говорю я загадочно. — Дело в том, что целка уже порвана.

Его большие и широкие очи становятся ещё круглее.

— Нужна твоя помощь, Ярослав-Ярополк, — говорю я. — Целка у меня порвана, но формально я девственница.

— Это как? — недоумевает он.

— Подумай, ёб твою мать! — немножко грубовато предлагаю я.

— Сама себя дефлорировала?

— Ну во! — радуюсь я. — Можешь, когда захочешь!

— И как ты это сделала? — любопытствует Яр-Яр. — Пальцами?

— Мамкиным розовым самотыком, — сообщаю я.

— Самотык — это фаллоимитатор? — уточняет он.

— Нет, блять, это сорт кабачков! — язвлю я. — Разумеется, это фаллоимитатор.

— Зачем ты так лаешься, Аннабель? — несколько покоробившись, спрашивает Яр-Яр.

— А тебя ебёт? — на автомате отвечаю я и тут же думаю, что таким макаром отпугну очень даже подходящего кандидата.

— Очень некрасиво, — печально качает головой мой потенциальный целколом.

— Если тебя это фраппирует, я больше не буду.

— Что значит «фраппирует»?

— Это значит неприятно поражает, — объясняю я и не удерживаюсь: — По контексту можно было догадаться.

— Да, Аннабель, меня это неприятно поражает. Девушкам нельзя так ругаться. Даже в наше ненормальное время.

— Хорошо, Ярослав-Ярополк, обещаю больше не ругаться.

— Спасибо.

— Пожалуйста, — вежливо отзываюсь я. — Но между прочим, первым ты «целку» употребил, тоже не самое нормативное слово.

— Согласен. Извиняюсь.

Я про себя думаю, что корректней будет «извини», но на всякий случай придерживаю язык.

— А почему ты выбрала именно меня? — спрашивает он.

— Ты мне понравился. И…

…И я вкратце рассказываю ему о явлении телегонии и о том, как тяжело найти достойного дефлоратора, особенно в «наше ненормальное время». Про время, a propos, я с ним целиком и полностью согласна, только я бы назвала нынешние времена «ебанутыми на всю голову».

— Так что? Когда, где? — говорю. — Предлагаю сегодня вечером. Только у меня нельзя. Есть место на примете? Желательно не на природе и чтобы подмыться можно было.

Яр-Яр довольно долго думает.

— Так где и когда, Ярослав-Ярополк? (Почти Гумберт Гумберт.)

— Называй меня или Ярополком, или Ярославом, пожалуйста. Можно Яриком.

— Ярик мне не нравится, — говорю. — Где и когда, Ярополк?

Оказалось, он отдыхает здесь один — снимает отдельный домик в дачном посёлке. Лучше и придумать нельзя, хоть летний душ у него имелся только на улице. Я заскочила домой (к бабке) и прихватила с собой непочатый тюбик вазелина (заранее прикупила).

Небольшой дачный домик под двускатной крышей, крытой шифером, утопал в кустах жимолости и жасмина. Единственная комната оказалась довольно просторной. Три окна, занавешенные бело-голубыми занавесками. Под потолком лампа под матовым коническим абажуром. Квадратный обеденный стол, на нём пепельница с двумя скуренными до фильтра окурками, пачка красного «Пелл-мелла», блюдце с порезанным лимоном (попка и три тоненьких кусочка), заварной фарфоровый чайник с изображением жёлтой розы (крышка снята и лежит рядом), железный электрический чайник советских времён, початая пачка рассыпного чая «Tess» без ароматизаторов, старая общепитовская чайная ложка. Под столом высокие красные резиновые сапоги, рваные матерчатые кроссовки и пустая полторашка от крепкой «Охоты». Советский платяной шкаф 50-60 годов. Маленький чёрно-белый телевизор «Юность» и электрическая плитка на тумбочке между двух окон. Односпальная кровать с низкими спинками, аккуратно застеленная красным вязаным покрывалом. На кровати ещё не остывший труп грудастой девственницы (дайте пофантазировать). На стене над кроватью гранатомёт РПГ-16 на гвозде (шутка, даже ружья не висело). Портрет первого президента Б.Н. Ельцина с траурной ленточкой (тоже шутка). Стул с высокой спинкой, на котором сидела гиперреалистичная блондинка секс-кукла с пятым или шестым размером бюста на ХХХL-фаллоимитаторе с присоской (опять шутка). В углу у входной двери три удочки, два спиннинга и невод для ловли золотой рыбки (снова шутка — невод лежал под кроватью).

По очереди (я на этом настояла, чтобы не торопить события) мы приняли душ. Яр-Яр препоясался вафельным белым полотенцем, я натянула своё короткое лёгкое платьице на голое тело. Стояла удушливая жара, Ярополк распахнул настежь два окна и задёрнул занавески.

Я положила на стол вазелин, смартфон и брелок в виде миниатюрной метровой рулетки, который отстегнула от связки с ключами.

— Чайку, может? — предложил Хумберт Хумберт.

— С лимоном? — осведомилась Долорес Хейз.

— Ага.

— Спасибо, нет.

— Без лимона? — уточнил Ярослав-Ярополк.

— Тоже нет, мерси бьян, — отказалась Аннабела Даниловна Райская. Её французское произношение безупречно, чувствуется лионский акцент.

— Was ist das? — не понимает Ярослав Хер Его Знает Как По Отчеству и Фамилии. Хотя у него внешность истинного арийца, ощущается еврейский акцент.

— Это значит, что, пожалуй, пора бы и начать то благое дело, для которого, собственно, мы и посетили сие обширное дачное бунгало. Вы ещё не забыли, для чего мы явились сюда, мсье?

Шевалье приподнимает шляпу с тремя гусиными перьями цветов российского триколора, вынимает из ножен шпагу и делает выпад и укол невидимому противнику. Орлеанская дева восторженно хлопает в ладоши.

— Ну что, Ярополче, зачнём, помолясь?

— Боюсь, я ещё не готов стать отцом.

— А ты не боись, это фигура речи. «Зачнём» в смысле «начнём». Сними полотенце и стой на месте, Ярый Полк.

Он стеснительно, как-то неловко и нерешительно распоясал полотенце на чреслах и повесил его на шею. Член маленький, толстый и совершенно расслабленный. Двольно тёмные для блондина лобковые волосы коротко пострижены, видимо триммером, зона бикини выбрита начисто. Живот, руки, плечи и грудь знатно, но без фанатизма раскачаны (особенно пресс — это радует глаз); ногами он явно пренебрегает в зале, вероятно, не прорабатывает совсем. Тело абсолютно безволосое.

Я взяла смартфон и сделала несколько снимков: он во весь рост, расслабленные причиндалы крупным планом.

— Э, вот этого не надо! — возмутился без пяти минут целколом. — Я этого не люблю!

— Не ссыкуй, Ярополче, — успокаиваю я его и кладу телефон обратно на стол. — Сугубо для личного пользования, в есть выкладывать не буду, честное слово.

Ариец вздыхает, но не противится судьбе. И правильно делает.

— А где стоячок-с, стесняюсь спросить? — я взяла брелочную рулетку. — Я тебя не возбуждаю?

Замеряю висячий член: 3.5х3, какой-то обрубок микояновской сардельки (Ням-ням-ням! Покупайте Микоян!).

— Да странная какая-то ситуация, вот он и растерялся, — развёл руками Яр-Яр. — Ща всё будет.

Я отошла на шаг и приподняла подол платья, показывая скудноволосую, молоденькую, почти девственную писю. А чу?.. «Почти девственница» — хорошее название для эротической комедии. Или уже сняли такую?

Продукт выпрямился секунды за три — ну во, теперь полноценная сарделька, с добавлением баранины и сыра. Замеряла эрегированный: 12х5.5, залупа окружностью около 6. Дефлорировала тюбик вазелина, проткнув острием на пластмассовой крышке фольговую плеву. Присев на корточки и щедро выдавив лубрикант на ладонь, мазнула по увесистым яйцам — мошонка начисто выбрита станком. Обмазала боровичка с головки и вниз, потом сжала пальцы, и тут толстячок обильно и высоко выстрелил, попав мне на волосы — нехилый такой фонтан.

— Ну ёб твою мать! — расстроилась Аннабела Райская.

— Полгода воздержания, сорян.

После такого конфуза Ярослав-Ярополк завидно спокоен и невозмутим.

— Даже не дрочил ни разу. И поллюций не было.

Боровичок моментально сдувается проткнутым воздушным шариком и снова превращается в обрубок микояновской сардельки.

— Что так? — полюбопытствовала Райская. — Я не про дрочку, а про воздержание. Ты ж реликтовый самец!

— Так получилось, — уклонился от ответа Яр-Яр.

— Иди мойся тогда, стрелок!

— Опять?..

— Не опять, а снова! — Райская раздражена. — Подмойся хотя бы.

После иду в летнюю душевую и я, вымыть волосы — засохнет спермач, потом хер отдерёшь. Ещё и руки все в вазелине. Шампунь оказался дерьмовым, и я помыла голову с мылом. На этот раз вернулась в дом голой.

— И долго ждать восстановления? — рекламным жестом я встряхнула мокрыми длинными вьющимися каштановыми волосами.

— Хрен знает, как получится, — пожал плечами стрелок. — Минут двадцать, полчаса.

— Давай тогда чаю попьём, — сказала я. — С лимоном.

Скорострел вскипятил воду. Пока в чайнике с жёлтой розой заваривался чёрный «Tess», он положил в чашки по кружку лимона, добавил по три ложки сахарного песку и начал давить лимон чайной ложечкой — сначала в одной чашке, потом в другой.

— Сколько лет тебе, Ярослав-Ярополк, то есть Ярополк? — спросила я.

— Тридцать три. Позавчера исполнилось.

— Нормуль. Возраст Христа, все дела. Смерти не боишься?

— Чуть-чуть. Стараюсь не думать об этом.

— В бога веришь?

— В христианского? — уточнил Яр-Яр.

— В какого-нибудь.

Он продолжал давить лимон с сахаром, потом через ситечко налил в чашки одной заварки и начал методично размешивать.

— В христианского точно не верю, — наконец сообщил ариец.

— Поддерживаю! — одобрила я.

— Я, скорее, буддист.

— Одобряю! — поддержала я.

Он смотрел на меня обнажённую: юная плоть, титечки большие, высокие, объёмистые, талия широкая, но животик пилоскинький, ножки длинные, ладные (не жирные, ни анорексичные — самое оно), писечка едва припушённая, щелочка короткая, ровная, аккуратная. Боровичок снова встал молодцом, слегка подёргиваясь.

— Ну, братец, давай-ка с чайком попозже, — сказала я.

Сдёрнула с кровати вязаное покрывало и легла на спину, пошире расставив ноги. Во избежание повторных недоразумений я навазелинила только себя, совсем слегка, для подстраховки — и своей смазки выделилось предостаточно.

Залупа натужно, но вошла; живот у меня поджался, мне сделалось немного больно, но в целом хорошо. Засунув до упора, Яр-Яр кончил.

— Только теперь про воздержание не пизди, — предупредила я. — И получаса не прошло!

— Ты очень привлекательная девушка, — по-прежнему невозмутимо отозвался Ярослав-Ярополк, вынимая скользкого обмякшего дружка. — И очень тесная.

— Мерси бьян за комплимент, — отозвалась я. Ну ладно. По крайней мере дефлорация худо-бедно свершилась и теперь я была обеспечена качественным потомством (про телегонию ещё не забыли?).

Опять принимать душ стало лень и ему, и мне.

— Полотенце ещё есть у тебя? — осведомилась я.

Он достал из шкафа широкое длинное полотенце с синими слониками. Я задрапировалась так же, как хозяин, обмотав только чресла и оставив великолепные перси на свободе.

— Поздравляю, — сказал он.

— С дефлорацией?

— Ну да.

— Мерси боку, — сказала я. — И я тебя поздравляю, Ярополк.

— А меня с чем?

— Целибат прервал. Это раз. Сочную почти целочку оприходовал. Это два, — сказала райская советница. — Поди, не было у тебя такой как я, признайся?

(«Это раз» — это я, конечно, у жидогрузинчика К. Ропоткина подтибрила.)

— Не было, — признаётся он с печальным вздохом. — Мне вообще с бабами не везёт. Одни страхотии попадаются. Только две красивых было, и то, относительно.

— Относительно чего?

— Относительно восприятия.

— А сколько всего у тебя баб было? — полюбопытствовала я.

— Дюжина, около того, — Ариец задумался, ведя в уме подсчёты: — Ты пятнадцатая.

— Маловато для тридцатника, — сокрушилась я. — Я бы с твоей внешностью и полтишок обработала.

— Ты со своей внешностью и больше обработаешь, — молвил он пророчески.

— Как фамилия у тебя, Ярослав-Ярополк, в смысле Ярополк?

— Распутин.

— Опять врёшь?

— Нет. Могу паспорт показать.

— Покажи!

Дефлоратор извлёк из барсетки документ и протянул мне.

Распутин Ярослав Сергеевич, пол муж, дата рождения 11.06.1977, место рождения гор. Москва. Паспорт выдан ОВД «Крылатское» города Москвы. Дата выдачи 13.04.2001. Код подразделения 77*-**0. Серия 45 06, номер 76****.

Аннабела Райская удовлетворена — не соврал. Любовники сели к столу. Чай был едва тёплый, но очень вкусный. Вечерело. Бело-голубые занавески воздушно шелестели на ветерке.

— Распутин, ты сегодня дольше минуты сможешь? — осторожно поинтересовалась Аннабела Даниловна, отхлебнув ароматного сладко-кислого чая.

— Как пойдёт, — пожал плечами Ярослав Сергеевич.

— Ты уж постарайся. Ты же Распутин, ёб твою мать!

— Ты обещала не лаяться, Белочка, — мягко напомнил маловолосый ариец.

— Виновата, не спорю, — согласилась я. — Но и ты тоже хорош. Два выстрела за полчаса — это же натуральное безобразие! Да один ещё и холостой!

— Всё будет, — пообещал Распутин. — Ещё не вечер.

— А propos, уже вечер, — заметила Райская и почувствовала, как из неё вытекает сперма. — Пойду-ка я подмоюсь, всё-таки.

В третий раз Ярослав Сергеевич эякулировал через две минуты.

— Распутин, блять! Ты издеваешься, ёб твою в жопу, в рот и в оба уха?! — вознегодовала Аннабела Даниловна. — Ну как тут не материться, скажи на милость?!!

— Со мной такое впервые, — категорически заявил Распутин.

— Пизди больше! — не унималась Райская. — Ты скорострел, признавайся?!!

— Нет!

— Я насладиться в первый раз сексом хочу, а он брызгает направо и налево каждые три минуты, как школьник!

— Виноват…

— Если ты и в четвёртый раз облажаешься, Распутин, предупреждаю: ты меня больше не увидишь! — угрожала Аннабель. — И уж точно не потрогаешь!

— В четвёртый раз у меня, может, и вовсе не встанет, — подумал вслух Ярослав.

— Результат будет тот же, сам понимаешь.

Тут m-lle Райской приспичило погадить. Ну, блять, думаю, очень вовремя! Но делать нечего, против природы не попрёшь.

— Где туалет у тебя, Распутин?

— Нужник рядом с душевой.

— Лучше нужник, — поправила я и отправилась облегчаться. Стул, сколько себя помню, у меня всегда был идеальный — хоть не подтирайся. Тем не менее я в очередной раз посетила душевую и основательно, с мылом подмыла обе дырки. Пока голая шла обратно, с соседнего участка на меня пялились два малолетних гопника и противно, гнусно хихикали. Пусть зырят, мне не жалко.

— Мож, перекусим? — спросил Распутин.

— Я пас. Я вообще мало ем, фигуру блюду, — ответила я. — И ты не увлекайся, у нас четвёртый раунд впереди.

Пока он варганил яичницу на электрической плитке, я залегла в кровать и на смартфоне открыла последнюю книгу Пелевина. Распутин оттрапезничал и закурил пелл-меллину, предложил и мне.

— Я сигареты не курю, — отказалась я.

— Сигареты не куришь? А что тогда куришь? Вейп?

— Трубку курю.

— Ого! — восхитился Распутин. — Респект! А играешь во что?

— Я не играю, я читаю книгу, — надменно отозвалась я.

— Какая интеллектуальная сосочка! И какую книгу читаешь?

— Пелевина. Читал?

— Нет.

— Но слышал хотя бы о таком?

— Конечно.

— Почитай. Очень любопытно, — порекомендовала я. — Серьёзный автор, чтобы о нём в сети не писали.

— С чего начать?

— «Чапаев и Пустота» или «Т». А дальше как пойдёт. Если вообще пойдёт.

Конец ознакомительного фрагмента.