Бремя неспящих

Данила Чебоксаров

Вампиры, или «неспящие», как называют они себя сами. Они выглядят как люди. Но они не люди. Меняются эпохи: Античная Греция, Франция времён Людовика 14, Дикий Запад. И всё это время за ними идет охота. Многие из них уничтожены, и выжили лишь единицы. Наступает черёд для решающей битвы. Аристокл, вампир, родившийся еще в Древней Греции, узнаёт об убийстве близкой знакомой неспящей. Аристокл обращается за помощью к древнейшему вампиру современности, и они начинают выяснять причины её гибели. Книга содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 3

Франция, Блуа. 1660 г.

Далеко за полночь к гостинице «Бездонный ларь», в трактире которой веселье было в самом разгаре, подъехал одинокий всадник на вороном саксонском жеребце. Ловко спешившись и привязав коня у входа, он вошёл внутрь.

Шум здесь стоял почти невыносимый для ушей трезвого человека. Пятеро мушкетёров азартно сражались в карты, невдалеке от них порядком расхристанные телохранители кардинала Мазарини горячо обсуждали предстоящую женитьбу Людовика с испанской инфантой Марией-Терезией и двусмысленные отношения молодого короля с племянницей своего хозяина, Марией Манчини (ходили упорные слухи, что первый министр хочет через неё породниться с государем). У противоположной стены одна группка мещан играла в кости, другая, в опасной близости от первой, самозабвенно лупцевала друг друга. В углу, за небольшим столом, печально склонив голову к кубку с вином, одиноко сидел молодой дворянин лет тридцати, с усталым лицом, казавшемся очень бледным на фоне чёрного бархатного сюртука, скупо расшитого бисером.

Прибывший нашёл глазами хозяина заведения и направился к нему.

— Вечер добрый, любезный, — негромко молвил Аристокл, положив ладонь в перчатке на деревянную стойку, за которой стоял пузатый низкорослый Кретон, владетель «Бездонного ларя».

— Добрый, мсье, — поспешно, в меру подобострастно ответил трактирщик: ему хватило одного намётанного взгляда, чтобы оценить достоинства незнакомца. Одет он был изысканно, но без излишеств; предпочитал чёрный цвет. Высокие ботфорты с необычно маленькими стальными шпорами, узкие креповые панталоны; короткая куртка из английского сукна без каких-либо украшений, бархатный камзол, странного табачного цвета сорочка с воротником и манжетами, украшенными незатейливым кружевом; длинный, до колен, дорожный плащ; войлочная шляпа с полями несколько более узкими, нежели обычно, со страусовым пером, покрашенным в иссиня-чёрный цвет. Из-под шляпы на плечи спускались прямые белокурые волосы; довольно-таки пышные светлые усы и треугольная бородка, щёки и верхнюю часть шеи покрывала многодневная щетина. Шёлковая полумаска скрывала верхнюю часть лица. Судя по всему, приезжий не гнался за модой, несомненно являлся дворянином самой лучшей породы и при этом был далеко не беден. Кретон мгновенно смекнул, что сможет изрядно получить с этого господина.

— У вас тут нескучно, как я погляжу, — иронично заметил Аристокл.

— Люди празднуют скорый приезд государя, — как бы оправдываясь, произнёс Кретон.

— Сюда едет юный Людовик? — удивился Аристокл.

— Ждём завтра к полудню.

— Что ж… как бы то ни было, мне нужна комната. Желательно, с просторным чуланом без окон.

— С чуланом, мсье?..

— Вы не ослышались, любезный…

— Меня зовут Кретон, мсье. Могу я узнать ваше имя?

— Можете, любезный Кретон. Я граф де Ла Мор. Франсуа де Ла Мор, — Аристокл побарабанил пальцами по дереву. — Так у вас есть свободные комнаты?

— Конечно, господин де Ла Мор. Но простите за любопытство, зачем вам чулан?

— Чёрт с ним, чуланом, — сказал Аристокл досадливо. — Хотя бы плотные ставни у вас имеются? Не люблю яркий солнечный свет.

Дерущиеся мещане между тем утихомирились и в знак примирения потребовали у хозяина ещё вина.

— Вы извините меня, господин граф?.. Моя помощница, дочь, немного занемогла, и мне приходится самому…

— Идите, Кретон, идите. Я никуда не спешу.

Пока хозяин наливал в кувшины вино из бочки, Аристокл осмотрел присутствующих. Взгляд его остановился на бледном аристократе в углу. Человек мог бы принять этого господина за вампира: до того бескровными были его лицо, тонкая длинная шея и надменно, почти брезгливо скривлённые губы, обрамлённые светлыми усиками. Дворянина явно что-то серьёзно беспокоило: лишь изредка он поднимал голову, чтобы сделать глоток вина, показывая при этом Аристоклу хмурое озабоченное лицо. Взгляд вампира всё сильнее притягивала нежная белая шея с пульсирующей прожилкой, и, чтобы не распаляться, Аристокл отвернулся.

Вернулся трактирщик.

— Пойдёмте, я покажу вам квартиру, — сказал он.

По скрипучей деревянной лестнице они поднялись на второй этаж. Помещение, предлагаемое Аристоклу, состояло из двух комнат, было весьма и весьма небогато меблировано и даже не оклеено обоями. Окна выходили на Старую улицу.

— И сколько вы просите?

— Пять луидоров, господин граф.

— За месяц?

— За неделю, мсье.

Аристокл изменился в лице.

— Что?.. Пять луидоров за эту убогую лачугу?! — возмутился он. — Помилуйте, любезный, но это же просто грабёж средь бела дня! Побойтесь бога, Кретон!

Надежды владельца гостиницы на лишние барыши не оправдались.

— Но, господин де Ла Мор, — сконфуженно пробормотал трактирщик, потупив взор, — в эту цену входит стол и корм для вашей лошади… Вы ведь верхом?..

— Разумеется. Кстати, позаботьтесь о Тристане. Он привязан у входа, — резко сказал Аристокл. — Надеюсь, у вас есть подручные помимо дочери?

— Конечно, мсье. Но они настолько глупы, что…

— Так сколько вы хотите за эту… — прервал Кретона Аристокл, — за этот сарай?

— Завтра в город приезжает двор, господин граф, — промямлил трактирщик, — и поэтому цена столь велика…

— Не смешите меня, любезный. Вы хотите поселить сюда придворных? — насмешливо молвил Аристокл. — Или, может быть, самого короля?

Кретон стушевался совершенно.

— Но стол и корм для лошади…

— Я не нуждаюсь в ваших кушаньях, любезный, но за хороший уход за лошадью готов набавить пару экю, — сказал Аристокл таким ледяным тоном, что трактирщика прошиб пот. — И не подумайте, что я скряга. Просто я считаю личным оскорблением, когда меня пытаются обобрать самым наглым и беспардонным образом.

— Но, мсье… — владетель гостиницы уже готов был под пол провалиться.

— Вот вам четыре пистоля за первую неделю, — Аристокл достал из кармана камзола чёрный парчовый кошелёк, расшитый золотом, и бросил монеты на плохо сколоченный стол, покрытый старой выцветшей скатертью с непонятным узором. — Прошу заметить, дражайший Кретон, что это и так достаточно щедро. Так по рукам?

— По рукам, господин граф, — сдался хозяин.

— Тогда я вас более не задерживаю, любезный, — сухо сказал Аристокл. — И прошу лишний раз меня не беспокоить.

Сунув монеты в карман засаленной жилетки и глубоко поклонившись, трактирщик суетливо ретировался.

Оставшись в одиночестве, Аристокл подошёл к окну и посмотрел на пустую ночную улицу, мощёную булыжником. Пробежал толстый чёрный кот, гордо держа в зубах огромную крысу.

Давным-давно Аристокл пытался питаться кровью животных. Ничего хорошего из этого не вышло. Очень быстро вампирские чувства начали притупляться, кроме того, стремительно стало ухудшаться общее состояние. Лучше всего подходила свиная кровь, но и это было не то.

Неспящий должен пить кровь людей. От этого никуда не деться. Как ни старайся.

Кстати о еде. Неплохо было бы подкрепиться и заодно осмотреть ночной город. Закрыв ставни, Аристокл покинул квартиру и вышел из гостиницы через чёрный ход. Он неспешно прошёлся по тихим улочкам, мирно освещённым светом нарождающейся луны. Аристокл повстречал лишь нескольких пьяных горожан — но нападать на людей в незнакомом городе в первый день приезда было слишком рискованно, к тому же, голод пока был терпим. Дойдя до Блуаского замка, он повернул в сторону набережной.

У моста через Луару Аристокл наткнулся на двух девиц сомнительного поведения, безвкусно-пёстро одетых и слегка навеселе. Граф де Ла Мор галантно, как и подобает дворянину, но твёрдо отказался от предлагаемых услуг и продолжил моцион в одиночестве.

Прогулявшись по набережной, он свернул на одну из улочек — занимался рассвет, и пора было возвращаться в гостиницу. Неспящие не любят солнечного света, но при необходимости спокойно переносят его. Измождённому голодному вампиру солнечные лучи могут навредить, оставить сильные ожоги — но, вопреки расхожему мнению, уничтожить его не в силах. Мёртвый же неспящий распадается на солнце в прах.

Аристокл уже подходил к гостинице, когда его острый, как и у всех вампиров, слух уловил лязг шпаг. Он остановился и сосредоточился. Мозг уловил слабые волны страха и мощные гребни агрессии: схватка явно была неравной.

«Какого дьявола мне это нужно? — спрашивал сам себя Аристокл, поспешно шагая на шум драки. — Зачем я каждый раз лезу в человеческие дела? Зачем?»

Ты — не человек. Всё человеческое должно быть тебе чуждо. До людей тебе нет никакого дела. Ты должен питаться ими — и только. Сколько раз можно наступать в одну и ту же яму?

Вампирское восприятие не обмануло Аристокла: в тупике узкого переулка молодой господин, в котором он сразу же узнал бледного аристократа из «Бездонного ларя», отчаянно отбивался от шестерых нападавших, прижавшись спиной к каменной стене, увитой плющом. Оборонявшемуся помогало то, что его противники не могли накинуться все вместе — переулок оказался слишком узок.

— Шестеро против одного, господа? Не очень-то благородно, не правда ли? — негромко, слегка иронично промолвил Аристокл.

Схватка моментально прекратилась — все семеро недоумённо уставились на неожиданного свидетеля. Молодчики были одеты одинаково: простые чёрные платья, чёрные короткие плащи, шляпы без перьев; чёрные маски скрывали верхнюю часть лиц, завязанные на затылке платки — нижнюю. Аристокл решил, что это наёмные убийцы.

— Это вас не касается, мсье, — наконец проговорил один, судя по выговору, гасконец. — Не мешайте нам.

— Идите куда шли, и побыстрее, — нагло прибавил другой.

— Рад бы, но не могу, — сказал Аристокл, положив руку на эфес шпаги. — Не люблю, господа, нечестной игры.

— Вы не знаете, во что ввязываетесь, шевалье, — вновь, быстро и отрывисто, заговорил гасконец; видимо, он являлся предводителем шайки.

— Очень даже может быть, любезный, — устало произнёс Аристокл. — Но, должно быть, у меня обострённое чувство справедливости. И посему я вижу два выхода из сложившейся ситуации.

Бледный дворянин умоляюще смотрел на своего спасителя.

— Предлагаю дуэль один на один, как и подобает благородным людям. И пусть победит сильнейший. Или…

— Вы забываетесь, шевалье, — теряя терпение, перебил графа гасконец, угрожающе поигрывая шпагой. — Последний раз повторяю: идите подобру-поздорову.

— Да что с ним возиться! — воскликнул один из наймитов, стоявший на близком расстоянии от Аристокла. — Пошёл отсюда… — и он ввернул грубое крестьянское выражение.

В бешенстве де Ла Мор выхватил шпагу и резким движением насквозь пронзил правое плечо грубияна. Оружие выпало из руки наёмника, как и у двух его сотоварищей, стоящих ближе всего к Аристоклу — он умело и молниеносно обезоружил их двумя точными ударами шпаги — так, что те и глазом не успели моргнуть.

— Больше нечестной игры я не люблю только бесцеремонность, — жёстко сказал Аристокл, вдавив острие шпаги под кадык главаря. — А теперь я никого не задерживаю, господа. Прочь отсюда.

Шайка застыла в нерешительности, и граф де Ла Мор для пущей убедительности проткнул плечо ещё одному бандиту.

— Не заставляйте меня повторять дважды, — Аристокл не на шутку разозлился, — или перережу, как цыплят.

Довод подействовал: шайка позорно ретировалась.

— Назовите ваше имя, мсье, если вы не трус, — с ненавистью прошипел гасконец, оставшись лицом к лицу с таинственным незнакомцем.

— Извольте, любезный. Я граф де Ла Мор. Франсуа де Ла Мор. Всегда к вашим услугам, — сказал Аристокл. — Назовитесь и вы, если вы не трус.

Предводитель заколебался. Аристокл концом шпаги сорвал с его лица чёрный платок, обнажив щёки и небритый подбородок, изрезанные шрамами.

— Шевалье д’Альмон, — неохотно процедил сквозь зубы гасконец. — И мы ещё встретимся, граф де Ла Мор.

— Как вам будет угодно, шевалье д’Альмон, — Аристокл убрал шпагу в ножны. — Но имейте в виду, следующая наша встреча окончится для вас не столь счастливо, как сегодня.

— Это мы ещё посмотрим, — пробормотал д’Альмон, удаляясь из переулка.

— Вы не ранены, мсье? — обратился Аристокл к бледному дворянину, который сидел, прислонившись спиной к стене и закрыв лицо ладонями. Шляпа и шпага лежали рядом.

— Кажется, нет, — глухо отозвался он, отнял ладони от лица и поднял глаза на своего избавителя. — Как мне отблагодарить вас, граф?

— Так же на моём месте поступил бы любой уважающий себя… дворянин, — молвил Аристокл. — Так что вы ничем мне не обязаны, мой друг.

— Но вы спасли мне жизнь, граф, — дрожащим голосом проговорил бледный аристократ. — Впрочем, я могу предложить вам лишь свою дружбу. У меня ничего не осталось… — Тонкие губы искривились, он вновь закрыл руками лицо и зарыдал. — Моя семья нищенствует… я лишён престола…

«Престола?.. — подумал Аристокл с удивлением. — Похоже, от переживаний он повредился рассудком».

–…лишён родины… Господи, за что мне это всё?.. чем я провинился пред тобой, Вседержитель?!

— Послушайте, граф, я вижу, что вы благородный и честный человек, — горячо и взволнованно заговорил дворянин, обращаясь к Аристоклу. — Я уверен, что вы не предадите меня. Только вам я могу открыться. Я… я король Англии, Шотландии и Ирландии, Карл Второй.

У Аристокла под маской невольно приподнялись брови. Он вгляделся в черты лица дворянина; он знавал молодого Карла Первого, видел портрет его сына: да, сходство было несомненное.

— Мне необходимо, жизненно необходимо увидеться с моим братом, Людовиком, — возбуждённо продолжил Карл Второй. — Мне очень нужна его помощь! Если я не встречусь с братом, я — погиб!

— Но я не представлен ко двору… — Аристокл запнулся, не зная, как назвать короля: сэр, мсье или ваше величество: первое и второе прозвучало бы фамильярно, последнее — чересчур подобострастно, — …мой друг. Поэтому я не смогу вам устроить встречу с государем. Впрочем, вполне может статься, что завтра вместе с Людовиком приедет и один мой хороший знакомый. Думаю, он уладит ваше дело.

— Спасибо, граф…

— Просто Франсуа, мой друг.

— Спасибо вам, Франсуа. Если бы вы знали, как я вам благодарен!

— Всегда рад помочь хорошему человеку. Но вы сегодня многое пережили, вам необходимо отдохнуть, — сказал Аристокл. — Пойдёмте в гостиницу… — он всё-таки решил, что «мой друг» не слишком почтительное обращение к августейшей особе, — ваше величество.

— Карл, — проговорил король Англии, нагибаясь за шляпой и шпагой. — Зовите меня Карлом, Франсуа.

— Как скажете, Карл, — учтиво и — совсем немного — иронично отозвался Аристокл.

Весь остаток ночи и утро Аристокл провёл лёжа на кровати, не смыкая глаз и слушая непрерывный шорох тараканов. Он досадовал на себя за необдуманный поступок. Что за нелепая для вампира привычка постоянно лезть в человеческие дела? Сколько уже раз он попадал из-за этого в переплёт? И вот опять. Только-только приехать в незнакомый город — и сразу вляпаться в историю. Очень разумно. Причём на сей раз — в очень неприятную историю. Ведь если пытались убить короля — значит у короля очень могущественные враги. Впрочем, с неприятностями надо разбираться по мере их поступления.

Незадолго до полудня со стороны нижней части Блуа раздались звуки фанфар, конский топот и неясные крики; почти сразу же Аристокл смутно почувствовал присутствие Каллона.

Аристокл поднялся с кровати. Подошёл к окну, раскрыл ставни и громко чихнул от резанувшего по глазам света. Всё-таки, надо было ночью поужинать. Засосать, скажем, того молодчика-сквернослова. Коль уж заварил кашу со спасением опального английского венценосца, можно было и подкрепиться — одно к одному.

Надвинув шляпу на глаза как можно ниже, Аристокл устроился на подоконнике. Вскоре показалась неторопливая торжественная процессия. Впереди вышагивала первая рота мушкетёров, за ними ехал крытый портшез кардинала Мазарини, запряжённый, словно карета, парой лошадей; портшез окружали телохранители и слуги первого министра. Далее следовала карета королевы-матери, с приближенными верхом по бокам. За каретой королевы ехал юный государь на великолепной белой лошади с длинной гривой. Позади короля гарцевал на гнедом лимузенском жеребце маркиз д’Аларуа — Каллон — очень пёстро наряженный; они с Аристоклом встретились взглядами и приподняли шляпы в знак приветствия. Далее ехали принц Конде и с дюжину придворных. Замыкали шествие слуги, пажи и повозки с багажом.

Итак, Каллон здесь. Теперь можно просто дождаться встречи с ним — и будет и пища, и убежище, и безопасные (или же наоборот) развлечения — лаконец, благодаря открытому компанейскому характеру, всегда быстро обживался на новом месте, моментально обрастая друзьями, связями и любовницами.

Кортеж скрылся из виду. Перестав чувствовать Каллона, Аристокл закрыл ставни — хоть они оказались в этой халупе пристойными, почти не пропускали свет — и вновь растянулся на кровати, на этот раз смежив веки.

Как Аристокл завидовал людям — их нормальному человеческому сну, ночным кошмарам, бессоннице, смешным болезням, нелепым мечтам и скоротечным стремлениям, в конце концов, быстрой смерти… увы, ничего этого ему ощутить было не дано, как бы он ни хотел…

После того, как совсем стемнело, Аристокл ощутил приближение Каллона. Надев шляпу и пристегнув перевязь со шпагой, он неторопливо спустился вниз, в трактир. Народу оказалось мало, и Аристокл сел за один из массивных, грубо сколоченных столов.

Через несколько минут двери распахнулись, едва удержавшись на петлях, и в трактир вошёл, пригнув голову, чтобы не удариться о притолоку, ражий маркиз д’Аларуа, одетый строго по последней моде.

Под коротким тёмно-синим плащом пурпурная куртка из золотой парчи, расшитая золотыми испанскими кружевами, брокадовый камзол алого цвета, атласная сорочка с отложным воротником и манжетами, отделанными тончайшим изощрённым кружевом. Бархатные фиолетовые панталоны, туфли на высоком каблуке, с золотыми пряжками. На ком угодно подобное одеяние смотрелось бы вызывающе-безвкусно, но только не на здоровяке Каллоне. В зубах его торчала большая глиняная трубка с сильно изогнутым костяным мундштуком.

— О, боги олимпийские и доолимпийские, Аристокл! Как я рад тебя видеть! — по своему обыкновению оглушительно пророкотал Каллон; первую фразу он сказал по-древнегречески, на лакедемонянском наречии, а далее продолжил на французском. — Сейчас я задушу тебя в объятьях, старый пройдоха!

После того как старинные друзья крепко обнялись, маркиз бросил на стол портупею со шпагой и широкополую шляпу, украшенную тремя страусовыми перьями — белым, красным и синим, и уселся на стул, угрожающе заскрипевший под его тяжестью. Его от природы чёрные волосы, тонкие усы и крохотный треугольничек бородки были покрашены в пепельно-серый цвет.

— Эх, Аристокл, сколько лет, сколько зим, — проговорил спартанец, не вынимая изо рта трубки.

Его пальцы на левой руке были унизаны кольцами; по массивному перстню на каждом: с бриллиантом, аквамарином, рубином, изумрудом и жёлтым топазом на большом пальце; все камни чистой воды и удивительно крупные. На шее красовалась массивная золотая цепь кавалера ордена Золотого Руна.

— Ты, я вижу, весь в золоте, — отметил Аристокл.

— А то ж! — по-крестьянски отозвался Каллон. — С людями жить, в золоте ходить. А серебро, сам знаешь, жжётся.

— Знаю. На горьком опыте.

— К дьяволу серебро с золотом и с горьким опытом заодно! Эту встречу надо хорошенько отметить. Эй, трактирщик! Вина, и самого лучшего! Да побольше! — крикнул Каллон засуетившемуся хозяину и обратился к Аристоклу: — Или пивца возьмём?

Граф неопределённо покачал головой.

— Да, вино, пожалуй, лучше. Привычнее, — сказал маркиз д’Аларуа. — А ты как к человеческой пище относишься? — он хохотнул. — То есть той, которую люди жрут?

— Хорошая шутка, лаконец. Но я её не употребляю, — молвил граф де Ла Мор. — Но от той, которую едим мы, не отказался бы.

— Всё сделаем в лучшем виде! — быстро отозвался маркиз. — У меня тут всё схвачено.

— На каком жутком жаргоне ты разговариваешь, Каллон?.. — слегка покривился Аристокл.

— Узнаю, узнаю старого моралиста, — усмехнулся Каллон. — Корсарил не так давно, с мещанами да крестьянами много якшался, вот и нахватался всякого. — Спартанец перешёл на комически-почтительный тон: — Но ради вас, милейший шевалье, я могу говорить на изысканнейшем и чистейшем французском языке, которому позавидовал бы и старый пень Корнель. А также на английском, испанском, итальянском, греческом, кита…

— Ну-ну, не стоит себя утруждать, мой дорогой друг. Вы дороги мне вне зависимости от того, что и как вы говорите, делаете, одеваетесь и что едите.

— То-то же, — хмыкнул Каллон. — А насчёт человеческой пищи это ты напрасно. Я люблю иногда… употребить. Иной раз даже кажется, что чувствую вкус. Особенно когда крови много. Правда, на выходе не очень приятно, — он рассмеялся, — того и гляди задница разорвётся.

Подошёл Кретон с кувшином вина и двумя бокалами.

— Значит так, братец, — бесцеремонно обратился к нему маркиз. — Зажарь-ка нам барашка. Сильно не пропекай, крови чтобы побольше. Можешь уже готового сырой свиной залить. И главное: никакого чеснока. Чеснока — ни дольки. Понял?

— Да, мсье… — промямлил хозяин «Бездонного ларя».

— Тогда пошевеливайся.

— Послушайте, мсье, — проговорил трактирщик оскорблённо и взволнованно, — я тоже дворянин, хоть и обедневший. И посему…

— Иди, иди, — грубо прервал его Каллон. — Дворянин собачий!

Сгорбившись, Кретон отправился выполнять приказание.

Маркиз пососал чубук потухшей трубки, и крикнул ему вдогонку:

— И угольков принеси, трубку раскурить!

Трактирщик сгорбился ещё сильнее.

— Ты обидел его, — сказал Аристокл после паузы.

Каллон, чуть склонив на бок голову, странно посмотрел на собрата своими широко расставленными глазами.

— Фиванец, если ты забыл, я тебе напомню: мы с тобой кровопийцы. Вурдалаки, вампиры, нелюди, упыри, кровососы — называй как угодно. Но мы не христианские проповедники.

— Но всё-таки нужно же придерживаться элементарных приличий, разве нет?

— Нет, Аристокл, ты неисправим, — рассмеялся спартанец. — Две тысячи лет пьёшь человеческую кровь и заботишься о приличиях. Вампир-моралист — в какие анналы это занести?!

— Вампир-гедонист — тоже немного странно, не правда ли? — слабо парировал граф де Ла Мор. Он и сам понимал всю несообразность своих человеческих привычек.

— Не правда. Вампир-гедонист — это естественно. Well, не совсем естественно… — маркиз прервался. — Оставим-ка наши давнишние споры и лучше выпьем за встречу.

Они подняли бокалы; Аристокл сделал маленький глоток, Каллон осушил свой до дна.

— А винцо дрянное, надо сказать. Разбавляет, подлец, не иначе, — заметил лакедемонянин. — Так что поделом обедневшему дворянину. Ещё по шее надо дать.

— Тебе бы всё только по шее.

— Нет, лучше в шею, — усмехнулся Каллон и вновь наполнил свой бокал. — Но мы ещё не познакомились. Итак, с кем на сей раз имею честь?.. — нарочито вежливо осведомился он.

— Граф де Ла Мор. Франсуа де Ла Мор, — в тон приятелю ответил Аристокл. — Всегда к вашим услугам.

— Маркиз д’Аларуа. Ренар д’Аларуа. Всегда к вашим услугам.

— За знакомство, — произнёс Аристокл и выпил — теперь до дна.

— Единственное человеческое качество, о котором я жалею, это опьянение, — сказал Каллон. — Всё-таки, когда пьёшь кровь, ощущения совершенно другие. Ты не согласен, граф?

— Согласен. Опьянение — ощущение человеческое.

— Ну всё, заведёт сейчас свою шарманку, — поморщился спартанец. — Эх, а как бы хорошо было сейчас напиться… по-настоящему, до беспамятства… — мечтательно молвил он. — А, господин де Ла Мор? Дурацкое имя ты себе выбрал, Аристокл. Мертвячинкой попахивает.

— Что толку сожалеть о невозможном, — сказал граф. — А имя я не выбирал. Так получилось.

— О невозможном, говоришь… Ты прав, фиванец. Будем жить настоящим. У меня тут недалеко замок. Маленький, но уютный. С одной стороны шамборские леса, с другой — живописнейшие болота. Красота! Тебе понравится, Аристокл. В замке — подземелье потайное…

Взгляд Каллона упал на трубку.

— Мне огня принесут когда-нибудь, или нет? — проговорил он, могуче стукнул кулаком по столу и проорал: — Трактирщик… — последовало крепкое словцо, — где угли?!

— Горазд ты орать, Каллон, — заметил Аристокл.

— Так вот, в подземелье томятся узники, — как ни в чём не бывало продолжил маркиз д’Аларуа. — сам понимаешь, для какой цели. А ещё гостит у меня одна кровососочка, не красавица, однако авантажненькая. Молодая совсем, лет двести пятьдесят. Обучаю вампирским премудростям, так сказать. Самое приятное, — маркиз лукаво сощурился, — что, когда она стала Неспящей, она ещё была девственницей. Каково?

— Пикантно, — отозвался Аристокл. — И было бы пикантно вдвойне, если бы мы могли испытывать интимные чувства, хотя бы отдалённо напоминающие те, которые испытывают люди.

— Согласен, но отчасти. Наши половые ощущения, по-моему, довольно близки к человеческим, если во время этого пить кровь… Ты пробовал?

— Разумеется.

— А ещё моралист, — усмехнулся лакедемонянин. — К тому же, можно себе представить, что бы отдал человек за то, чтобы иметь наши чувства и возможности.

— Вот что бы я отдал за обратное…

— Что толку сожалеть о невозможном, — съехидничал маркиз. — Твои слова.

— Верно, лаконец, мои, — вздохнул Аристокл.

Подошла миловидная служанка с тарелочкой, наполненной раскалёнными углями; судя по чертам лица — дочь хозяина.

— Вы прелестны, как свежий цветок лотоса, мадмуазель, — галантно проворковал Каллон.

— Спасибо, мсье, — зарумянилась девушка, поставив блюдце на стол.

— А мы тут с шевалье о половых чувствах беседуем. Не хотите присоединиться… к беседе, мадмуазель?

— Нет, мсье, — покраснела ещё более дочь Кретона. — Я не очень-то осведомлена в подобных вопросах.

— Право, дитя моё, это упущение легко исправить. Можно узнать ваше имя?

— Туанет, мсье.

— Ренар, деточка, для вас просто Ренар, — сладко молвил Каллон. — А что, если нам побеседовать в более поздний час, Туанет?

— Боюсь, папа не одобрит подобную беседу, мсье.

— Вздор, Туанеточка! Причём здесь ваш обедневший папаша? — сказал спартанец. — А впрочем, как хотите. Сами не знаете, что теряете. Тогда скажите, как там поживает наш барашек?

— Жарится, мсье.

— Не смею вас больше задерживать, мадмуазель, — сухо произнёс Каллон. — Да, и принесите ещё вина. И убедительно попросите папочку не разбавлять его. Иначе ваш почтеннейший родитель рискует пребольно получить в ухо.

— Да, мсье…

— Вот и отлично. Идите.

И Туанет поспешно удалилась.

— Не очень-то ты стал обходителен с женщинами, лаконец, — сказал де Ла Мор. — Раньше я такого не замечал.

— Надоели. Ломаются, как… тростник на ветру.

— Тростник на ветру гнётся, Каллон.

— Один цербер, — д’Аларуа подхватил щипчиками тлеющий уголёк и раскурил трубку. — И с…… в нынешний век нелегко. Хотя, ты не поверишь, Аристокл, чей бутончик мне удалось сорвать. Самого…

Оба друга ощутили легкое чувство опасности. Даже не опасности, а смутного беспокойства.

— Так, так, так, — серьёзно проговорил Каллон. — Ничего не имеете мне сообщить, господин граф? Опять в какое-нибудь дерьмецо изволили вляпаться, или я ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, маркиз, — Аристокл потупился. — Боюсь, пришли по мою душу.

— Нет, ты просто бесподобен, фиванец! — воскликнул лакедемонянин. — Ты сколько времени в Блуа?

— Вчера приехал.

— Молодец! Умница!! — возмутился Каллон. — Сутки в городе — и уже нажил врагов!! Я удивляюсь, как ты вообще до сих пор жив! Рассказывай, как всё было. Нет, постой. Мы, кажется, просили ещё вина. — Он взревел так громозвучно, что все немногочисленные посетители замолкли и невольно пригнулись: — Трактирщик!!! — Маркиз отпустил пару совсем неаристократичных оборотов, — мы просили вина!!!

— Лаконец, ты меня сегодня положительно оглушишь, — сказал Аристокл устало.

— Больше не буду, — пообещал Каллон. — Теперь рассказывай.

— Ночью, по приезде, я отправился погулять по городу. На обратном пути я почувствовал драку. Схватка была неравной.

— И конечно, наш благородный шевалье не смог удержаться!

— Именно, милейший маркиз. Их было шестеро против одного.

— Как благородно с вашей стороны! — съёрничал Каллон.

— Все в чёрном, в масках. Предводителя зовут д’Альмон, судя по произношению, он уроженец Гаскони.

В трактир шустро влетел оборванный мальчуган лет десяти. Оглядевшись, он подбежал к хозяину, который наливал вино в кувшин, затравленно поглядывая на грозного громоголосого посетителя. Сказав что-то Кретону, парнишка проворно ретировался.

— Congratulations, дорогой собрат! — великан шваркнул кулаком по столу, так, что упали пустые бокалы и кувшин. — Это молодчики Мазарини, самого влиятельного, считая короля, человека во Франции. А Альмон вообще прегнуснейший тип. Обид не прощает.

— Я не закончил. Тот, кого я спас, оказался…

— Оказался?..

–…Карлом вторым.

— Час от часу не легче! Ты по шляпу в дерьме, Аристокл, — убеждённо сказал Каллон. — И, похоже, я с тобой за компанию.

Подошёл трактирщик с вином.

— Хвала всевышнему, принёс наконец! И века не прошло! — воскликнул д’Аларуа. — Надеюсь, ваша дочурка передала вам мои пожелания? — вкрадчиво осведомился он.

— Да, мсье, — хозяин поставил на стол кувшин.

— Это очень хорошо, потому что мне не хотелось бы проверять твоё ухо на прочность, хотя и следовало бы.

— Мне тоже не хотелось бы, мсье, — покраснел Кретон и обратился к Аристоклу: — Вас спрашивает какой-то человек, господин де Ла Мор. Он на улице и просит вас выйти.

— Вот и Альмон, лёгок на помине, — Спартанец встал и выпрямился во весь свой богатырский рост. — И клянусь Герой, он явился не один. — Он взял шпагу за середину клинка, небрежно нахлобучил шляпу.

— Ты вовсе не обязан этого делать, Каллон, — сказал граф. — Я прекрасно справлюсь и сам.

— Разумеется. Устроишь резню, и тебе придётся смываться из города, если вообще не из Франции, — сказал маркиз. — Я терпеть не могу как итальяшку кардинала, так и его шакала Альмона, так что действо доставит мне удовольствие. Впрочем, думаю, я смогу всё уладить мирным путём. Пошли. — Д’Аларуа обратился к трактирщику: — Стол за нами, братец. И надеюсь, когда мы с графом вернёмся, барашек будет готов.

Аристокл вышел из гостиницы первым. Каллон не ошибся — гасконец привёл с собой не меньше двадцати человек, которые, все без исключения, попятились назад, едва заметив громадную фигуру маркиза д’Аларуа, выходящего следом за графом.

— Кого я вижу! Господин д’Альмон, давненько не виделись! — гаерски-радушно провозгласил Каллон. — Зажили ваши ссадины, оставшиеся после нашей последней душевной беседы? О, да вы не один, милейший шевалье, а с приятной компанией. Кое с кем из вас, надо полагать, я тоже знаком?

Некоторые из наёмных вояк сделали ещё пару шагов назад.

— Сегодня тихий приятный вечер, — продолжил лаконец, — стоит ли его портить?

— Мы пришли за графом, маркиз, — прошипел сквозь зубы главарь. — Не ввязывайтесь в чужие ссоры.

— Где-то это я уже слышал, — сказал Каллон. — Милейший Альмон, господин де Ла Мор — мой давнишний добрый приятель, и я, как честный, в отличие от вас, дворянин, не могу оставить друга в беде.

— Маркиз…

— Что за подлая у вас натура, Альмон, — презрительно перебил гасконца д’Аларуа. — Коль скоро у вас ссора с графом, так сражайтесь один на один, а не тащите с собой полроты молодчиков. — Он по-крестьянски сплюнул в сторону и повысил голос: — Итак, господа, кто захочет иметь дело с графом де Ла Мором, тот будет иметь дело и со мной. Я ясно выражаюсь, господа? Для тех, кто не понял, мы с графом к вашим услугам.

Желающих не нашлось. Наёмники начали расходиться. Последним удалился предводитель шайки, бросив на врагов долгий, полный калёной ненависти взгляд.

— Всего наилучшего, благороднейший шевалье д’Альмон! — издевательски крикнул вослед гасконцу Каллон. — Оказалось проще, чем я ожидал. Я думал, придётся отвесить пару-тройку тумаков, — сказал он сотоварищу. — Пойдём есть барашка, граф.

Они вернулись за стол и наполнили кубки.

— Английский король хочет увидеться с братом, — сказал Аристокл. — Для него это жизненно необходимо.

— Пусть видится, я лично не возражаю.

— Ты можешь помочь?

— Конечно. Будем спасать монархии, вершить судьбы мира, — Каллон сделал глоток вина. — На то мы и вурдалаки.

— Тебе же не составит никакого труда. Сегодня ты ехал подле короля.

— Слушай, Аристокл, зачем тебе всё это надо? — внимательно глядя на собрата, спросил спартанец.

Де Ла Мор промолчал.

— Хорошо, я устрою твоему дружку встречу с Людовиком, — вздохнул Каллон. — Но помяни моё слово, фиванец, когда-нибудь ты поплатишься головой за свои благодеяния. Или, что для меня ещё менее приемлемо, за твои благодеяния поплачусь головой я.

— Спасибо, Каллон.

— My pleasure, граф.

Кретон принёс барашка и поспешно удалился обратно за стойку.

— Отлично, отлично, — предвкушающе потирая руки, проговорил лакедемонянин и пододвинул к себе блюдо. Лишь вдохнув перемешанный с запахом дыма аромат ягнёнка, он оглушительно и смачно чихнул.

— Тра… а-а-а… пчхии!.. пчхи!!

Каллон неудержимо, часто и громко зачихал, вспоминая все выражения, употребляемые крестьянами и пиратами, и не в силах договорить до конца ни одного слова.

— Тра… аа… чхи! Трактирщик, скотина, пчхи… — он с силой сбросил на пол барашка вместе с блюдом. — Я же ска… ааапчхи!.. сказал — никакого… пчх!.. чеснока, дубина!!!

— Мсье, чеснок был т-т-только в приправе… — дрожащим голосом проговорил Кретон, прячась за винную бочку. — Всего-то ползубчика…

— Ползубчика, пчхи!.. Ты французский язык понимаешь, сволочь?!! А-а-а-а-пчхиии!..

Маркиз до конца прочихался лишь через несколько минут.

— Ну и в гадюшнике ты остановился, Аристокл! Ползубчика, твою ж мать, а?! — проорал он в сторону прячущегося хозяина: — Вот я тебе сейчас выбью ползубчика, паскудник! Нет, я тебе, подлецу, полротика выбью!!!

— Это было забавное зрелище, — улыбаясь, сказал де Ла Мор.

— Да уж обхохотаться! Я рад, граф, что вас не оставляет чувство юмора, — д’Аларуа встал. — Я более не останусь и минуты в этом хлеву! — Он кинул на стол пару экю. — Если я с тобой и расплачиваюсь, мерзавец, то… сам не знаю почему. Ты остаёшься, фиванец?

— Ты что-то говорил про подземелье с едой…

— Полтора часа неспешной езды. Ты верхом? Тогда собирай пожитки и — прочь отсюда! — маркиз надел шляпу и пристегнул шпагу. — Трактирщик, следи за дочкой! Из таких скромниц часто вырастают самые отборные… — и он пояснил, кто именно.

Друзья скакали по едва заметной тропинке в шамборском лесу, когда Аристокл почувствовал отдалённое присутствие незнакомого ему неспящего. Обычно в таких случаях невозможно было различить пол, но сейчас фиванец не только понял, что это женщина, но и ощутил к ней странную, смутную симпатию.

— Ты что, уже её чувствуешь? — спросил Каллон — как показалось Аристоклу, несколько обеспокоенно.

— Да, — ответил граф. — А что?

— Ничего, — покачал головой спартанец.

— Что-то не так?

Каллон промолчал, и фиванец не стал настаивать.

Старинный, совсем небольшой, но внушительный замок маркиза Ренара д’Аларуа расположился на поляне, окружённой густой, плохо проходимой стеной деревьев. Перед фасадом был разбит ухоженный прудик.

— На карете к тебе и не доедешь, — заметил Аристокл.

— На то и рассчитано.

— Вазен, Мозен! — крикнул Каллон, молодецки спрыгнув со своего гнедого. — Я дома, и не один!

Вскоре кованые ворота замка заскрипели, и Аристокл увидел совершенно лысого, высокого широкоплечего человека в простой крестьянской одежде. Своими размерами он лишь немного уступал хозяину.

— Это мой преданный слуга Мозен, — сказал д’Аларуа спешившемуся сотоварищу. — Мозен, это граф де Ла Мор, мой давний хороший приятель. Прошу любить и жаловать.

Мозен коротко кивнул, взял под узду лошадей и повёл их в крошечную конюшню, находившуюся позади замка.

— Он от рождения слегка… не в себе. Почти не разговаривает, — говорил Каллон, закрывая за собой ворота. — И его брат Вазен такой же. Они близнецы. Они со мной уже несколько лет. Я их спас от неминуемой гибели, и они преданы мне, как собаки. Слуги, фиванец, почти идеальные. Для нашего образа жизни лучше не найдёшь. Один всюду ездит со мной, другой следит за замком.

Неспящие поднялись по мраморной лестнице, выстланной багряным ковром. Здесь их ждал второй близнец, похожий на брата как две капли воды.

— Вазен, это мой близкий приятель Арис… де Ла Мор. Впрочем, тебе-то всё равно, — маркиз отдал слуге шпагу, шляпу и плащ. — Мадам у себя?

Лысый здоровяк качнул головой — точь-в-точь как брат.

— Подготовь нам троих, Вазен. Троих, понял?

Слуга вновь кивнул; его мутные бараньи глаза ничего не выражали.

— Иди.

— А теперь, граф, — торжественно провозгласил лакедемонянин, когда Вазен удалился, — вас ждёт знакомство с моей несравненнейшей протеже.

— Жду с нетерпеньем, маркиз.

Каллон преувеличенно благоговейно постучал костяшкой пальца, и, не дожидаясь ответа, распахнул двери:

— Не дозволите ли вы нам войти, сударыня? — с шутовским поклоном осведомился он.

— Сделайте одолжение, сударь, — подыгрывая наставнику, отозвалась неспящая. Отложив книгу, она поднялась из высокого кресла и грациозной, лёгкой походкой прошествовала к визитёрам. Её хрупкую тонкокостную фигуру облегало довольно скромное, без украшений платье из тёмно-зелёного муара; чёрные как уголь, расчёсанные на прямой пробор невьющиеся волосы были распущены по плечам. На длинной тонкой шее блестело смарагдовое ожерелье.

— Позвольте представить вам, графиня: граф Франсуа де Ла Мор, в девичестве просто Аристокл, — с прежней шутливой интонацией проговорил Каллон. — Граф: графиня Анна-Луиза д’Оранжур, в девичестве просто Аннабель. — Он наклонился к уху Аристокла и громко прошептал: — Она вообще-то крестьянка по происхождению, так что не обессудь, если что.

— Вы очень галантны, маркиз, — тонко улыбнулась неспящая, глядя на де Ла Мора гипнотизирующими, несколько монголоидными зелёными глазами. — Каллон много о вас рассказывал, мсье.

— Да какой он мсье, Белочка, я тебя умоляю, — скривился спартанец. — Он такой же мсье, как ты царица Савская. Мы же не в балагане, так что давайте без церемоний.

— Вы столь же похожи на крестьянку, мадам, сколь Каллон на… — Эта женщина-неспящая настолько заворожила Аристокла, что он потерялся. — На…

— Так?.. Я жду, — д’Аларуа постучал мысом туфли о безупречно навощённый паркетный пол. — На кого же не похож старый добрый Каллон?..

–…На карлика, — закончил Аристокл.

— Не остроумно, но по сути верно, — сказал лаконец. — Старый добрый Каллон меньше всего похож на карлика. Разве что на очень большого карлика. — Великан коротко хохотнул. — Тоже, впрочем, неостроумно. А графиня у нас мадмуазель, к вашему сведению, шевалье. — Он вдруг затараторил: — L’anecdote, други, пока не забыл! Самый последний, придумал вчера и никому не рассказывал. Приходит к королю плотник и спрашивает, какую обивку сделать на потолке алькова. Луи отвечает: «Спросите у Марии-Терезии, ей туда чаще смотреть».

Подопечная древнего вампира улыбнулась, граф остался к шутке равнодушным.

— Эта острота может века переживёт, а вы… — обиделся маркиз.

— Никто не ставит под сомнение твои таланты, Каллон, — утешила учителя Аннабель. — Твой талант острослова меркнет только перед твоим талантом любовника.

— Достигается постоянными упражненьями, — самодовольно ухмыльнулся спартанец. — Но, однако ж, мы кормим соловья одними баснями. А наш рыцарственный соловей не отказался бы от чего-нибудь более материального.

Все трое уже несколько минут всё сильнее ощущали флюиды страха, пробивающиеся из каменного подземелья — слуги-близнецы выполнили приказание.

— Dinner time! — возвестил хозяин замка. — Скрепим, так сказать, наши узы братства христианской кровушкой.

Неспящие направлялись в левую часть замка.

— Перед этим лучше раздеться, иначе одежда придёт в негодность. По крайней мере, мы с Белочкой всегда так делаем, — говорил маркиз д’Аларуа гостю сквозь растущие клыки. — Соси до конца, не сдерживайся — всё равно потом прикончить придётся.

В тесной кладовой, расположенной во флигеле, был откинут в сторону тяжёлый плетёный половик, под которым находился вход в потайной лаз. Аннабель и Аристокл спустились первыми, за ними Каллон; изнутри он закрыл крышку. Спустившись по крутым каменным ступеням, они оказались в узком и низком (гиганту-спартанцу пришлось согнуться почти пополам) коридоре, плохо освещённом единственным чадящим факелом, прикреплённым к влажной стене. Туазов через пять коридор раздваивался — справа, за прочными дубовыми воротами, находилась темница, слева — «трапезная», как называл её хозяин замка. Неспящие свернули в правый коридор, где потолок становился всё выше. На ходу они сбрасывали с себя одежду — Каллон разделся догола, Аннабель, как прилежная ученица, последовала его примеру; Аристокл остался в нижней рубашке и кальсонах. Когда они приблизились к железной решётке, за которой находились три жертвы, их черты исказились до неузнаваемости, в них почти не сохранилось ничего человеческого; глаза густо налились кровью, клыки удлинились до предела.

Пленники маркиза, две женщины и мужчина, прикованные цепями к стене, не могли видеть приближающихся убийц — они были в полной темноте. Распахнув зарешечённую дверь, Аннабель ворвалась в «трапезную» первой и метнулась к ближайшей жертве. Почти одновременно с ней обезумевший Аристокл пронзил клыками сонную артерию мужчины-крестьянина. Каллон, как самый опытный и менее голодный, несколько секунд стоял в центре помещения, по-звериному втягивая ноздрями затхлый воздух и раздумывая, а затем вальяжно, словно человек-купец к своему товару, подошёл к сосущей Аннабель, неторопливо овладел ею сзади и впился в длинную нежную шею ученицы…

Порозовевшие, насытившиеся Неспящие покинули подземелье. Маркиз и графиня, так и не соизволившие одеться, на ходу негромко беседовали.

— Вазен! Мозен! Мы закончили, можете выходить, — прокричал Каллон, когда они оказались на парадной лестнице, и не смог не съёрничать: — Спасибо, ужин удался на славу!

— Это тебе спасибо, лаконец, — вдруг произнёс молчавший до этого Аристокл.

— My pleasure³, друг мой. Для вас, граф, всё что угодно.

— Ты меня не совсем понял. За ужин, конечно, спасибо, но вдвойне — за то, что меня не…

— Ценю хорошую шутку! — захохотал Ренар д’Аларуа. — Но я бы на твоём месте сожалел, а не благодарил.

— Вы что, ни разу?.. — удивилась Аннабель. — По твоим рассказам, Каллон, у вас в Греции…

— Что ты, что ты, Белочка! — нарочито испуганным шёпотом перебил воспитанницу спартанец. — Господин граф — человек высоких моральных принципов!

— Ценю хорошую шутку, — не сдержал Аристокл ухмылки.

— Ты смотри, Белочка, — хмыкнул маркиз, — моралист-то наш перекусил и повеселел. Так бы сразу. А вообще-то, фиванец, я думал, ты не заметишь. Ты, казалось, так был увлечён едой…

— Не забывай, лаконец, мне уже давно не триста лет, — сказал Аристокл.

— Знаешь, у меня есть большие опасения, что существует предел развитию наших способностей, — серьёзно заговорил Каллон. — И когда вампир достигает этого предела, начинается деградация. Причём довольно быстрая. Я даже подозреваю, что мы смертны.

— Нельзя ли подробнее? — заинтересовалась Аннабель. — Ты никогда не рассказывал мне об этом.

— Вы с Аристоклом ещё слишком молоды, — отмахнулся великан, — вам ещё рано думать об этом. В особенности тебе, Белочка.

— А сколько лет тебе, Каллон? — спросил Аристокл. — Ты ведь мне так и не сказал за прошедшие два тысячелетия.

— Во многом знании много уныния, мой друг, — уклонился от вопроса древний неспящий. — Теперь я оставлю вас вдвоём. Думаю, у вас найдётся, о чём поговорить. А я пойду подумаю о вечном и заодно оденусь. — Он усмехнулся. — Я чувствую себя голым.

— А я — нет, — сказала Аннабель.

Каллон ещё раз многозначительно усмехнулся и отправился в свои апартаменты, а граф с графиней — в комнату последней.

На следующий день в Блуаском замке состоялся бал, на котором маркиз д’Аларуа представил Франсуа де Ла Мора ко двору. По запанибратскому, почти наглому обращению Каллона с молодым государем, Аристокл догадался, чей бутончик удалось сорвать старому развратнику.

Людовик произвёл на него не самое благоприятное впечатление. Двадцатидвухлетний король показался де Ла Мору невежественным, жеманным, излишне самодовольным и надменным — это при том, что реальная власть и казна страны находились в распоряжении первого министра Мазарини. Луи 14 был очень маленького роста, хоть и пытался сгладить этот недостаток высокими каблуками; он весьма жалко смотрелся рядом с высокой матерью и Мазарини, человеком хоть и болезненно сутулым, но всё же внушительного роста. «Король ниже кардинала», как двусмысленно говорили некоторые.

Юный монарх откровенно скучал в провинциальном обществе, и, если бы не постоянные шутки и остроумные замечания маркиза д’Аларуа, уныл бы совершенно. Ближе к завершению празднества Каллон выполнил обещание, данное Аристоклу, и сообщил Людовику о том, что беглый король Англии ищет с ним встречи. Луи, разумеется, согласился увидеться с братом, и в «Бездонный ларь» незамедлительно был отправлен посыльный.

Графиня д’Оранжур и граф де Ла Мор отбыли в замок маркиза, Каллон же остался в Блуа, чтобы устроить рандеву двум августейшим особам. Глубокой ночью он встретил Карла 2 в условленном месте и тайно, обходя посты охраны, провёл английского монарха в покои государя. Затем он укрылся в соседней комнате с целью подслушать разговор — кое-что могло оказаться ему полезным. Стена оказалась совсем тонкой, и вампир прекрасно слышал каждое слово.

— Ваше величество, брат, я нуждаюсь в вашей помощи, — взволнованно, поспешно проговорил Карл. — Без вашей помощи я погиб. Я могу вам довериться?

— Разумеется, брат мой, — отвечал Людовик 14. — Я сделаю всё, что в моих силах.

— Вы, конечно же, наслышаны о моих горестях?..

— Стыдно сказать, брат мой, — прокашлялся Людовик, — но я несведущ в таких вопросах, как политика и история. Этим занимается кардинал. Поэтому я прошу вас рассказать мне о ваших несчастьях.

Карл поведал брату о своих злоключениях.

— Вам решать, Луи, быть мне или умереть, — сказал английский король в заключение. — Мне нужен миллион или две роты ваших дворян. Вы можете оказать мне эту услугу, государь?

— Вы просите у меня денег или людей, — в отчаянии воскликнул Людовик, — но у меня нет ни того, ни другого! Я такой же король Франции, как вы — король Англии…

— Так значит…

— Всё, всё в руках кардинала! Мазарини — вот истинный король Франции!

Каллон понял, что слушать далее не имеет смысла.

— Тряпка, — презрительно процедил он и оставил комнату.

Аристокл и Аннабель уединились в комнате молодой неспящей. Близко сдвинув два кресла, они беседовали, словно давно знакомые люди — неторопливо, спокойно, порою с довольно длинными, но не становившимися от этого неловкими, паузами. После одной из таких пауз графиня д’Оранжур сказала:

— Ари… Аристокл… никак не могу привыкнуть к твоему имени… Хотя мы знаем друг друга всего сутки, мне кажется, что ты совсем не похож на Каллона. Ты совершенно другой. Я молода, и кроме вас с Каллоном не встречалась ни с одним неспящим… Впрочем, это не важно. — Она помолчала и произнесла каким-то странным доверительным тоном: — Скажи, тебе не хватает человеческого?..

Аристокл вздрогнул и посмотрел ей в глаза.

— Да. До сих пор, — не отрывая взора от удивительно зелёных глаз Аннабель, ответил он.

— Мне тоже, — неспящая не отвела взгляд.

Они подались друг к другу; их губы соприкоснулись.

— Почти как люди?.. — негромко проговорила Аннабель.

— Не считая того, что у меня лезут клыки.

— У меня тоже…

Они донага разделись. Широкая кровать без балдахина коротко скрипнула под их тяжестью.

— Ты первый…

— Аннабель… — прошептал Аристокл и медленно погрузил клыки в её белоснежную шею.

Маркиз д’Аларуа вернулся в замок под утро, недовольный и раздражённый. Он без стука вошёл в комнату подопечной и плюхнулся в одно из кресел; Аннабель и Аристокл уже были одеты.

— Как прошла августейшая встреча? — спросила неспящая.

— Как. Известно как! Если реставрация английской монархии и произойдёт, то не благодаря Людовику 14, — Каллон достал трубку и чёрный бархатный кисет с табаком. — Жалкая мокрая тряпка, а не король! И мало того, что тряпка, так ещё и…! Тьфу!

Лакедемонянин принялся набивать трубку.

— Ладно, дьявол с ними, с людьми. Пускай копошатся в собственном дерьме — предоставим мёртвым хоронить своих мертвецов, — сказал он. — Но чем займёмся мы, о мои кровососущие други? Предлагаю устроить охоту…

Аристокл и Аннабель почувствовали опасность: к замку приближалось несколько десятков человек, и отнюдь не с самыми добрыми намерениями. Неспящие переглянулись и посмотрели на старшего собрата — тот, как ни в чём не бывало, продолжал лениво набивать трубку.

–…допустим, на кабанов. Время при этом летит незаметно, доложу я вам.

— Мнится мне, Каллон, нам предстоит занятие не менее увлекательное, но не столь приятное, — подал голос де Ла Мор. — Ты ничего не чувствуешь?

— А что я должен чувствовать? — вопросительно посмотрел маркиз на графа.

— Человек сорок-сорок пять, большею частью крестьян, — пояснила графиня д’Оранжур, — направляющихся по наши падшие души.

Каллон помолчал с невозмутимым видом, а затем ударил кулаком по стоящему рядом столику с такой силой, что тот разлетелся в разные стороны на множество частей.

— Гореть тебе три вечности в Аиде, фиванец, чёртов защитник сирых и убогих!!! — оглушительно изрыгнул он. — Стоило мне обжиться во Франции, как появляешься ты, со своим идиотским обострённым чувством справедливости!

Тут и маркиз ощутил приближение разъярённой толпы и разразился потоком отборнейшей площадной ругани на всех знакомых ему языках — а их он знал немало.

— Ладно, не будем терять хладнокровия. Что сделано, то сделано, — рассудительно сказал горячий спартанец, успокоившись. — Может быть, Аристокл, это не твоя вина. Наверное, я потерял бдительность, хоть я и уверен, что тут замешан мерзавец Альмон.

Он поднялся из кресла, убирая в карман так и не зажжённую трубку.

— Собирайте пожитки, у кого таковые имеются. Уйдём через подземелье, думаю, так будет лучше всего.

— А если мы их просто перебьём… или просто разгоним? — предложила Аннабель. — Потом сошлёмся на мужицкий бунт.

— Перебьём, — усмехнулся великан. — Вы будете выглядеть очаровательно с боевым топором в ваших изящных ручках, мадмуазель. — Он перешёл на серьёзный тон: — Нет, Белочка, уж поверь моему опыту — надо уходить. И не просто уходить, а уезжать из страны.

— Не слишком ли? — заметил Аристокл.

— Нет, фиванец, не слишком. Я слишком наследил здесь. Легенды о вампирах и о тех, кто их убивает, имеют под собой, как ты сам прекрасно понимаешь, реальную почву. За нами начнётся охота — а сие нам отнюдь не на руку. Даже меня однажды, в расцвете сил, едва не поймали — чудом удалось спастись, — сказал Каллон и проорал: — Вазен! Мозен! Мухой ко мне!

Толпа, состоявшая в основном из крестьян окрестных деревень, подходила к замку, освещая предрассветную тьму множеством факелов. Люди были вооружены чем попало: длинными ножами, вилами, осиновыми колами, дубинами. «Убьём вурдалаков», «Демоны», «Нехристи» — выкрикивали некоторые.

— Сами вы нехристи, — презрительно сплюнул маркиз на дубовый паркет и обратился к вбежавшим в комнату слугам: — Вазен, закрой ворота на все засовы и проверь ставни на окнах. Мозен, убей всех узников, и чтобы наверняка. Один, если не ошибаюсь, остался в трапезной — про него не забудь. За дело, быстро!

Братья расторопно удалились.

— Эх, мне бы ваши годы, други мои, так не утерпел бы, разметал этот сброд! — мечтательно произнёс Каллон. — Уж не отказал бы себе в удовольствии.

Когда крестьяне начали ломать главные ворота замка, три нечеловека и два недочеловека спустились в подземелье. Пройдя по низкому длинному поземному ходу, они поднялись наверх в лесу, в пятидесяти туазах от замка. Занимался рассвет.

Все пятеро шли вглубь леса.

— Эх, прощай придворная жизнь, — выдохнул спартанец. — Снова навстречу ветрам.

— И куда мы направимся? — спросила Аннабель.

Каллон, идущий первым, резко остановился и развернулся.

— Никаких больше «мы», Белочка, — отрезал он. — Я выведу вас в безопасное место, и наши пути разойдутся. Я многому тебя научил, многое рассказал. А дальше — пусть тебя учит фиванец, если захочет. Впрочем, всё, что нужно, ты уже знаешь.

— Прости меня, Каллон, — глухо сказал Аристокл, глядя в поросшую мхом землю. — Я не хотел доставлять тебе неприятностей.

— Знаю. Но что теперь толку от твоих извинений?

Воцарилось неловкое молчание, которое неожиданно прервал Мозен:

— Возьми нас с собой, хозяин, — проговорил он отрывисто, гортанно и громко, словно глухой.

— С собой?.. — д’Аларуа задумался. — А, пожалуй, и возьму! Подадимся в пираты, а то я уж лет пять не воевал. — Маркиз вдруг повеселел. — Ладно, други мои живые и не совсем, доберёмся вместе до ближайшего порта, а там будет видно. Почудим напоследок. Вперёд!

В Орлеане они купили лошадей и через неделю были в Булони, откуда берегом доехали до Кале.

Аристокл и Аннабель сели на корабль, идущий в Дувр, а Каллон со своими преданными слугами остановился в портовой гостинице, чтобы в ближайшем времени набрать команду и зафрахтовать подходящее судно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

^* Пожалуйста (англ.).