Судьбы Земли. Сборник рассказов

Данила Клин

Неважно, где разворачиваются события: в туманном прошлом, постоянно меняющемся настоящем или в пугающем будущем. Важно то, как простые люди пытаются разрешить ту или иную ситуацию, найти ответы на бесконечные вопросы и узнать, какова расплата за преодоление препятствий. Порой, стремления одинаковы – цена разная.

Кусок хлеба

«Бывает время, когда нельзя иначе устремить общество или даже все поколение к прекрасному,

пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости».

(Н.В.Гоголь. «Выбранные места из переписки с друзьями»)

Это история о человеке, который в погоне за мечтой потерял бдительность

и случайно столкнулся с ужасающим злом,

с безжалостной системой, ломающей чужие судьбы. Жил на белом свете молодой, начинающий писатель. Он мечтал написать остросюжетный ужастик и прославиться, а может быть, если крупно повезёт, конечно, заслужить какую-нибудь литературную премию. Так вот, очень много времени он уделял подобным думам, но никаких дельных мыслей в голове не возникало. Большинство идей уже кто-то когда-то использовал. А повторяться ему не хотелось.

Однажды летним вечером, в час, когда большая часть жителей города после трудного рабочего дня, вернувшись домой, ужинает, он шёл по тихой, безлюдной улице. Неожиданно, изза угла выскочила молодая, босая цыганка в грязной, выцветшей, местами порванной, пёстрой юбке и засаленной, неразличимого цвета кофте, застёгнутой на пару разных пуговиц — остальные просто отсутствовали. Писатель брезгливо посмотрел на неё, и тут на него снизошло озарение. Как ему показалось, возникла отличная идея. Она состояла в том, чтобы написать «романкирпич» о жизненном быте и укладе цыганского табора на таком высшем уровне, как, например, «Тихий дон» М.А.Шолохова. Заметив одинокого человека, она быстро направилась в его сторону. Цыганка уже собиралась что-то произнести, но писатель опередил её, начав рассказывать о себе и о том, что давно горит желанием узнать получше их таборную жизнь, а по возможности, если, конечно, разрешит барон, пожить у них какое-то время.

Цыганка молча выслушала сбивчивый рассказ писателя о себе и его неистребимых желаниях. Затем, поманив его пальцем, спокойно пошла дальше по слабо освещённой улице. Они пересекли три мостовые, завернули в узкий переулок к одноэтажным серым домикам, затем ещё пару раз куда-то свернули и вышли, наконец, на остановку. Вскоре подошёл автобус, следовавший по строго определённому маршруту, то есть за город. Минут двадцать они ехали в полной тишине, цыганка не обращала никакого внимания на своего попутчика. С левой стороны за окном мелькали одноэтажные домики с огородами. Выйдя на остановке, сохранявшей дух советского времени, они не спеша направились к стоящей на пустыре, группе бревенчатых строений.

Завернув за угол одного из сараев, перед глазами писателя раскрылся удивительный, яркий и весёлый мир цыганского табора. Мужчин видно не было. Основную часть посёлка составляли женщины разных возрастов и смелая кучка детей мал-мала меньше. Они с любопытством окружили незнакомца, крича в один голос: «Дядя, дай копеечку-у-у-у!..» Женщина зрелого возраста прикрикнула на них, продолжая стирать разноцветное белье в большом круглом пластмассовом синем тазу. Одна из молодых цыганок, наблюдая всю эту картину, звонко рассмеявшись, позвала к себе всю эту крикливую свору. А потом, усевшись прямо на землю и уютно подобрав под себя ноги, принялась бренчать что-то своё, цыганское, на видавшей виды гитаре, у которой отсутствовало несколько струн. Дети неожиданно потеряли интерес к чужаку, сплотившись вокруг задорно поющей девушки. Другие цыгане обособленно сидели в уголке за скособоченным обеденным столом. Рядом стоял и вовсю дымил медный самовар. После скромного ужина, они мирно пили крепкий чай, весело смеясь и покуривая трубки, с интересом рассматривая писателя.

В дальнем углу двора писатель заметил огромного чёрного пса, который,, также сверлил его взглядом. Писатель и цыганка пересекли двор, зайдя в один из деревянных домиков, фасадом ничем не отличавшихся от других.

В маленькой комнате писатель увидел упитанного бородатого мужчину, лет сорока. Он полулежал на потёртом, просевшем бежевом диване. Рядом с ним стоял дымящийся кальян. На мужчине были новые, чёрные до блеска вычищенные сапоги и вельветовые брюки, опоясанные бардовым, широким шёлковым поясом. Облачённый в короткую, тыквенного цвета жилетку и салатовую рубаху, вышитую алыми узорами, цыганский барон всем своим обликом вызывал чувство собственного величия и достатка. Увесистая золотая цепь, браслет и два перстня с драгоценными камнями подтверждали все это. Вошедшая в комнату цыганка, что-то сказала ему на своём языке. Мужчина пристально посмотрел на незваного гостя. Помолчав, он спросил на русском языке, чего хочет гость. Писателю пришлось повторить своё желание — жить вместе с табором, дабы узнать их внутренний мир, а впоследствии написать об этом роман.

Несколько минут барон упорно молчал, внимательно рассматривая гостя, затем сказал чтото девушке с нескрываемо-саркастической улыбкой на лице. Ее зелёные глаза выдали заметное удивление, но потом она многозначительно кивнула и быстро вышла из комнаты. Цыган повернул голову к окну, долго глядя в одну точку. Казалось, он серьёзно обдумывал предложение чужака. Вскоре цыганка вернулась, в руках она держала круглый металлический поднос, на котором стояла початая бутылка дешёвого красного вина «Вермут» и на четверть наполненных бардовой жидкостью, два гранённых стакана. Жестом, предложив выпить вина, барон поменял позу, принял сидячее положение и, взяв стакан, одним махом опрокинул его, после, налив себе ещё вина. Писатель подивился такой прыти, слегка пригубив стакан, хотел было положить его на поднос, однако барон, улыбнувшись, жестом показал, чтобы тот пил до дна. Пришлось повиноваться. Крепче сжав стакан, писатель сделал несколько глубоких глотков, но не выдержал, откровенно сморщившись от вкуса этой кислятины. Ему вдруг сильно захотелось чем-нибудь закусить или запить сладкой водой, но на подносе кроме бутылки дешёвого вина ничего не было. Поборов себя и допив остаток, он положил пустой стакан на поднос, вновь задав свой вопрос, так что же решил барон? Однако барон ответил, что ему надо сделать пару важных звонков. Он достал из нагрудного кармана сотовый. Говорил довольно продолжительно, минут пятнадцать, мельком наблюдая за незнакомцем. К этому времени писатель почувствовал, что голова его становилась тяжелее и тяжелее, начало сильно клонить ко сну. Он подумал, что вино было очень хорошее и оттого так быстро ударило, но внезапно его поразила мысль, что от трёх глотков вина так не пьянеют и не тянет спать. Мысль, поразившая его, трансформировалась в другую, более безумную — снотворное?! Подсыпали снотворное? Но зачем? Паника, пробудившаяся в нем, постепенно охватывала все его существо. Страх за свою жизнь сковал невидимыми цепями, но он не успел ничего предпринять, глаза невозможно слипались, а затем мозг отключился и писатель провалился в глубокий сон…

Писатель написал роман и теперь находился на презентации своей книги. В огромном теплом зале с белыми мраморными колоннами слышались гулкие голоса скандальных критиков, известных литераторов и таких же молодых писателей, как он сам. На столе рядом с роскошным букетом алых цветов и красивой, чёрной шариковой ручкой для автографов, стопкой лежали книги, подготовленные к раздаче, от которых разило типографской краской. Рядом стояла в элегантном вечернем, тёмно-синем платье с белыми блёстками, студентка из родного университета, в которую автор был безумно влюблён с самого первого курса. Она улыбалась со всеми остальными, держа в руках пенящийся бокал шампанского.

Массивные, дубовые двери со скрипом приоткрылись, в зал вошёл цыганский барон, держа в руках тяжёлый серый мешок. Он ехидно улыбнулся, блеснул верхний ряд золотых зубов, и бросил к ногам писателя свою ношу. Из мешка звонко выкатились медные кругляшки. Автор романа нагнулся и подобрал горсть монет. При ближайшем рассмотрении они оказалась проржавевшими фальшивками. По залу прокатился тихий скромный ропот, превращаясь в одиночные смешки, перераставший в громкий смех. Окружающие, перешёптываясь, показывали на него указательными пальцами. Студентка неожиданно уронила свой бокал, и он разлетелся на мельчайшие осколки. Постепенно отдаляясь от писателя, она присоединилась ко всем остальным в зале и, не удержавшись, рассмеялась, глядя ему прямо в глаза. По стенам замелькали тени и одна из них приняла очертания огромной собаки. Ему захотелось покинуть это место, он подбежал к двери и потянул за ручку, но она не поддавалась. От отчаяния он начал бить по ней руками и ногами, как вдруг увидел, что его левая рука и нога покрылись льдом, онемели, и он перестал их чувствовать…

Когда писатель проснулся, он понял, что лежит в грязной, маленькой комнате. Одинокая тусклая лампочка под низким полотком, мерцая, едва освещала помещение. Откуда-то издалека, пробирая аж до самих костей, доносился пронзительный собачий вой. В воздухе висел тяжёлый больничный запах, представляющий собой сгусток спирта, йода и ещё каких-то лекарств. Что-то мешало открыть правый глаз. Он нащупал тугую повязку на голове, все тело невыносимо ныло и болело. Писатель попытался встать, но не почувствовал своей левой руки и ноги. С жуткой болью он повернул голову и чуть не потерял рассудок — ему ампутировали левую руку до локтя, а левую ногу — до колена. Он попытался позвать на помощь, но сумел издать лишь нечленораздельные звуки. Осознавая, что ему отрезали язык, он лишился чувств.

Когда писатель вновь пришёл в себя, рядом уже сидел барон. Он с ухмылкой сказал:

— Ты хотел узнать, как мы живём? Теперь ты будешь всегда с нами, никто тебя не будет искать, да и не найдёт!.. После этих слов он резко достал зеркало. В отражении на писателя смотрел одноглазый, обезображенный страшным ожогом, человек с болезненно-бледным лицом. Барон продолжил:

— Теперь тебя каждый день будут вывозить на железнодорожный вокзал и показывать людям, чтобы разжалобить их и вытрясти из них пару монет. Не волнуйся, ты будешь не один, за тобой всегда будут присматривать, чтобы ты не натворил чего-нибудь лишнего. У тебя будет впереди долгая жизнь, чтобы написать свой роман о нас и…, — многозначительно помолчав, добавил, — мы об этом позаботимся. Из тебя сделали кусок мяса, а ты будешь зарабатывать для нас кусок хлеба. Прости, ничего личного, это всего лишь бизнес!.. Цинично сказал он и, громко рассмеявшись, вышел из комнаты.

Через неделю на железнодорожном вокзале, сидя в проржавевшей инвалидной коляске, писатель молча плакал. Лучи беспощадного солнца падали на его преждевременно постаревшее лицо. Мучительно хотелось пить. Мимо сновали бездушные люди. Несколько раз он встречал своих знакомых, но они не узнавали его, бросали пару мелких монет и шли дальше по своим делам.

Однажды среди массы разноцветной толпы он заметил яркую, стройную девушку в коротких джинсовых шортиках и жёлтой блузке с пурпурным сердечком на груди, очень похожую на ту единственную и неповторимую, которую он давно тайно любил — ту самую студентку из университета. Рядом с ней, что-то весело рассказывая и активно жестикулируя, шёл спортивного телосложения белобрысый парень. Она шла, звонко смеясь, периодически бросая кокетливые взгляды в сторону своего попутчика. Проходящие мимо люди, видя плачущего калеку, сочувственно бросали монеты в картонную коробку из-под «сникерса», вероятно, думая, что он рыдает, оплакивая свою нелёгкую судьбу. И они были совершенно правы.

Прошло три недели. Писатель поначалу считал, что его жизнь уже лишена какого-либо смысла. Что все надежды и мечты неожиданно рухнули, и на руинах сломанного бытия ему предстоит доживать свой век. Но дней десять назад к нему подошла та самая зеленоглазая цыганка и неожиданно на ухо шепнула: «Хочешь жить — живи».

Казалось бы, простая фраза… Но именно тогда, обдумывая эти слова, он принял для себя решение — жить, каждый день, каждый год. Наблюдая за проходящими людьми и миром вокруг с высоты приземистой инвалидной коляски, он смотрел на все уже совершенно под другим углом зрения. То, что раньше казалось ему скучным и неинтересным — окружающие его люди, улицы города, смена погоды, краски природы — теперь приобрело для него совершенно иной ценностный смысл. Что-то сломилось в его сознании, он по-новому воспринимал жизнь… Часто повторяя слова: «Я жив». В глубине души у него затеплилась надежда, что когда-нибудь он сможет написать роман о жизни под другим углом зрения… Ведь у него ещё оставалось правая рука, способная держать перо.

Как ни странно, спустя ещё какое-то время, ему начало казаться, что ужасный поступок барона не был столь ужасен по существу… Ведь не произойди это с ним, он бы всю жизнь прожил под маской банального писаки, не способного воистину ценить и ощущать эту удивительную жизнь… Да, он был изуродован до неузнаваемости, лишён навсегда многих удовольствий, доступных обычным людям. Однако взамен словно обрёл что-то новое.

Он с наслаждением вдохнул морозный воздух, рассматривая зависший над куполом вокзала изумительный по красоте красно-оранжевый диск заходящего солнца. Издалека донёсся протяжный гудок прибывающего экспресса…

Ужасный подарок превратился в дар? Возможно.

Июнь — Август 2013 г.