Багровый дождь

Данил Баженов

Багровый дождь – это танец крови и тьмы. Здесь, в этом прогнившем мире, где каждый внутри себя держит голодного зверя, маленькому мальчику предстоит пройти путь по костям родных и близких. Предстоит вырасти, клинком отстаивая право на существование.Справится ли он? Сумеет ли пережить дорогу сквозь горы пепла, стали и боли? Сможет ли разглядеть на черном полотне капли света? И не сожжет ли душу, оставив лишь темный холодный дым?…Закрывайте окна и двери. Ночью будет дождь.

Глава 4. Там ничего нет

Пути картины неисповедимы —

Она заставит плакать даже знать.

Как сделать так, чтоб стать неуязвимым?

Увы, ответ нам не дано узнать.

И как ни говори и ни пиши,

Судьбы людей в руках, собой спасенных…

А вор, укрыв лицо в тени души,

Идет, чтоб стать судьбою потрясенным.

_________________________________________________________

Евгений Тольятти для романа Данила Баженова «БАГРОВЫЙ ДОЖДЬ»

1. «Редрик»

«В это время, на краю севера, жил еще один человек, потерявший всякий смысл. Редрик, так его звали, в отличие от Кайла, был не разбойником. Редрик Докерс старший. Каждый второй человек в королевстве знал эту фамилию. Один из трех сыновей главнокомандующего королевской армии и смотрителя Стоуна, мало кому так везет в жизни. Однако титул, богатство и многие другие блага, не делали его счастливым. Все далеко не так».

…

— А-а-а-а!!! Драный пес!!!

Взмах клинка прервал его. Потеряв голову, враг рухнул на сырую от дождя землю.

Шум войны постепенно утихал. Звон стали громом катался вдоль берега, оглушая живых и убаюкивая мертвых.

Я пробивался вперед, не задумываясь куда ударить, где поставить блок. Просто крушил всех, кто стоял у меня на пути, не различая никого. На войне нет друзей. Есть лишь мешки с кровью и костями, которые безнадежно падают на рыхлую землю, даже не поняв, кто вонзил в них меч.

С моего лица не сходил звериный оскал. Я чувствовал вкус крови и земли во рту. Чувствовал каждый крик на поле боя, будто сам его издавал. Чувствовал все, кроме боли.

Проткнув очередного варвара, я освободил меч от тела, пнув ему в грудь. Следом лишил жизни еще пятерых, без жалости, без каких-либо чувств, хладнокровно прервал их историю.

— Устал, кусок дерьма? — запыхавшись, проговорил мне кто-то.

Я обхватил меч двумя руками, уклонился от, казалось, точного удара секирой и рубанул по животу, словно топором по бревну. Поменяв положение рук, я вытащил клинок и, блокировав удар несущегося с целью отомстить бородатого мужика в разбитых стальных доспехах, проткнул его, оставив меч в подарок. Я стоял в куче трупов, по горло в крови, все так же сжимая зубы, судорожно оглядываясь, надеясь найти еще одного варвара. У меня это вышло.

— Я убью тебя! — кричал он, надвигаясь словно волна.

Не успел. Не успел ударить. Я оказался быстрее. Выхватил с пояса топор, увернулся, ударил и вот уже наслаждаюсь последними вздохами врага, еле держа себя на ногах. Усталый, запыхавшийся, потерявший последние силы, опустивший руки, гвардеец.

— Светает… — прошептал я, подняв голову.

В левом плече торчала сломанная стрела, пробившая наплечник. Я скинул с себя мятый нагрудник, и поплелся в сторону лагеря, надеясь увидеть там хоть одного выжившего знакомого. Перешагивая горы трупов, я поднялся с берега на скалы и, пройдя по знакомым тропам, дошел до почти пустого лагеря.

Выжившие гвардейцы тащили на руках лишившихся конечностей товарищей. Четкие удары военного кузнеца, приглушенные крики из рваных от стрел палаток, растворяющиеся в разговорах воинов стоны. Все это уже вошло в порядок вещей.

Я вздохнул полной грудью, и не спеша направился к лекарю, который судорожно метался от человека к человеку, разрываясь, пытаясь помочь. Но мое внимание привлекло чавканье из рядом стоящей палатки, что принадлежала, если не ошибаюсь, повару.

Я аккуратно открыл шторы и улыбнулся.

— Вкусно? — спросил я, испугав маленькую девочку.

На вид ей было лет восемь: худое тело, рваная, слегка большая одежда, измазанное в грязи лицо, длинные, кудрявые волосы. Она явно пробралась сюда, пока шла битва, в надежде найти еды. Что ж, у нее это вышло.

Услышав мой голос, она тут же забилась в угол и, схватив со стола вилку, направила ее на меня дрожащими от страха руками.

— Я что, такой страшный? — спросил я, разводя руками и осматривая себя.

Конечно, нет, подумаешь, что весь в крови, порезах, ссадинах… Еще и со стрелой в плече… Я не страшный, глупость какая.

— Эй, не бойся. Кушай, — сказал я, протянув ей яблоко, которое она выронила.

Девочка не доверчиво посмотрела на меня, и резко выхватив его из рук, снова начала чавкать. Эта милая и смешная картина, заставила меня вновь улыбнуться. Я сел рядом с ней, облокотившись о ножки стола и выдохнув с облегчением, закрыл глаза.

Вдруг она остановилась и, переведя дыхание, заговорила со мной нежным, детским голоском.

— Тебе больно?

— М-м-м? — промычал я, посмотрев на нее с удивлением.

— У тебя стрела торчит, не притворяйся, что не больно.

— Я не притворяюсь, с чего вдруг? Просто терплю.

— Я могу помочь?

— А ты лекарь? — спросил я, смутив ее.

— Нет…

— Так и думал.

Я снова закрыл глаза.

…

— Но я могу сделать так! — сказала она и, тут же схватившись одной рукой за стрелу, а другой держав меня, резко выдернула ее.

Я громко застонал, сжимая зубы и закрывая рану рукой.

— Вот и все, я молодец?

— Да… Молодец… — не прекращая терпеть боль, захрипел я.

Наступило молчание, что разбавлялось лишь моим тяжелым дыханием.

— Как тебя зовут? — прошептал я.

— Никак. У меня нет имени. Или есть, но я его не помню… Люди, что недавно приютили нас с братом, называли меня Солнышко. Да и брат… тоже…

— Солнышко значит… — усмехнулся я. — Хорошо… А меня зовут Редрик, приятно познакомиться.

— Мне тоже, — улыбнулась она.

— Так значит, ни родителей, ни друзей…

— Только брат, ему семнадцать. Он пошел наемником сюда, чтобы заработать хоть одну медную монету. Приказал мне ждать его у мельницы, что к западу отсюда, но я не выдержала и пошла за ним. Решила дождаться его здесь, но увидав яблоко, не смогла устоять, я уже два дня ничего не ела. Прости, оно было твое?

— Нет, это даже не моя палатка. А на счет твоего брата… Надеюсь, он выжил. Там много кто умер…

— Он выжил, я знаю.

— Надеюсь, ты права, юная леди.

Вдруг в палатку зашел гвардеец с мечом в руке.

— Что за? Господин Докерс, извините, я не знал, что вы тут.

— Ничего, все хорошо. Давай, пойдем со мной, не будем солдату мешать.

…

Многие считают меня зверем, многие просто солдатом, а кто-то не постыдится назвать меня свои сыном, братом, мужем, отцом…

За свои двадцать семь лет я понял, что ни сила, ни богатство, не могут дать того, чего ты хочешь на самом деле…

«Четыре года назад. Северное королевство. Поместье Докерсов».

— Редрик, ты поможешь мне?

Эниана… Дорогая Эниана… Как я был глуп, когда считал, что проведенное время с тобой, это всего лишь часы, дни… Почему мы, люди, настолько глупы, что начинаем ценить что-то только тогда, когда теряем?

— Конечно.

— Папа! Смотри, это ты! — радостно кричала дочь, показывая свой рисунок.

Я робко взглянул на него и, увидев силуэт человека с мечом в руках, по которому стекает кровь, почувствовал отвращение к самому себе…

В тот день я впервые вернулся домой за долгое время моего отсутствия. В северных землях меня не было почти год из-за того, что я вызвался добровольцем для охоты на неизвестного зверя.

Как жаль, что все это время прошло зря. Мы потеряли половину бойцов, но так и не словили ту тварь…

…

До сих пор засыпая, я слышу треск горящего дерева, крики людей, звон колоколов. Я чувствую тот жар, что испытывал тогда…

…

— Нет! Пусти меня! Я должен им помочь! — кричал я, стараясь вырваться из крепкого хвата какого-то торговца, что всеми силами пытался удержать меня от верной гибели.

— Успокойся! Все сгорело! Там ничего кроме пламени и залы! Ничего!

Там ничего, кроме пламени и залы… ничего. В моем сердце нет ничего. Лишь злость к самому себе…

Я рухнул на колени, захлебываясь солеными слезами, тянув руки к полыхающей усадьбе. Мои уста повторяли снова и снова:

— Там ничего нет… Там ничего нет… Там ничего нет…

Помню, лишь как меня оттянул мой отец…

— Это ты виноват… — прошептал я.

— Редрик…

— Ты!

Я вырвался и, ударив его по лицу, набросился на его стражу. Я никогда еще не был в такой ярости…

Меня быстро успокоили ударом по затылку…

Очнулся я утром, когда на месте моего дома был лишь пепел…

…

В тот день я ушел из королевства, пообещав никогда больше не ступить на пропитанную кровью моих родных землю… Пропитанную насквозь их криками, болью, презрением…

Я ушел в наемники, плевав на весь свой знатный род. Изменилось все. И я тоже: хриплый грубый голос… Густая черная борода… Беспорядочные длинные волосы…

Теперь в моих руках лишь меч и боль…

— А ты не думал о мести? — спросила девочка, идя рядом.

— Мне некому мстить… Понимаешь, жизнь, словно башня, фундамент которой, семья… Ведь кто мы такие, без семьи, друзей? Мы никто. Тени, что бродят по бесконечному миру, без какой-либо цели. И в конце концов, не найдя утешения для себя, исчезнем, подобно снегу весной…

— Понимаю… У меня никогда не было семьи…

— А как же твой брат? Пока он рядом — ты не сирота. Проходи, это моя палатка. Можешь пока побыть здесь, а мне нужно к лекарю. Если захочешь поесть — еда на столе. Только ты клинок не трогай, поранишься, ладно?

— Дядя Редрик, а почему… Почему вы оставили свою жену и дочку?

— А почему тебя оставил брат?

— Чтобы прокормить. Но вы же не были бедными. Зачем тогда ушли? На год…

— Знаешь, я и сам порой задаюсь этим вопросом.

…

— Редрик, кончай ты лететь на всех подряд, — бинтовал меня лекарь. — Ты живучий, но не бессмертный.

— Плевать.

— Прошу прощения, но какой же ты глупый. Не место тебе здесь. Я закончил.

— А кому здесь место? Нет людей, созданных для войны.

— Что с девчонкой делать думаешь? Я видел вас.

— Не знаю пока. Ее брат мертв. Я уверен. Выходит, нету у нее никого.

— Уйдешь?

— Уйду. На рассвете уйду…

…

К вечеру лагерь затих. Лишь треск костров и тихая песня солдата напоминала, что война не окончена, и завтра, с утра, люди снова пойдут погибать. Бессмысленно. Как всегда.

И не слышно криков,

Не слышно мольбы.

В гробовой тишине

Слышен шепот войны.

И не нужно мне злата,

Не нужно любви.

Лишь бы прирезать гада,

Быть по локоть в крови.

— О ком он поет? — спросила девочка, укутавшись одеялом.

— Обо мне.

…

Звон стали. Снова. Шум, крики, запах смерти.

Пока мы спали, к берегу подплыли корабли с разъяренными варягами на борту. Вскочив и схватив меч, я выбежал из палатки, позабыв про броню, ранение, про спящую девочку. Кто-то затрубил в рок. Этот сигнал означает полную боеготовность. Взяв в левую руку щит, что лежал у костра, я поднялся на пригорок и увидел корабли.

— Ну, давайте, — Прошептал я, сильнее сжав клинок в руке…

Меня тут же будто подменили. Дыхание стало ровным, глаза спокойными, а сердце холодным.

Бой начался сразу же. В первые же минуты мы потеряли половину воинов. Исход битвы всем уже был ясен. Мы потеряем берег…

Кто-то сразу же дезертировал, сбежав на запад по берегу, кто-то, наоборот, отчаянно рвался в бой, смирившись с неизбежной смертью.

А я… Мне нечего не оставалось, как биться до конца…

Бой наращивал темп, ускоряясь, раз за разом. Я не понимал, что происходит вокруг, не понимал, друг ли умер от моей руки, или враг… Я просто пробивался вперед, к кораблям, стиснув зубы и крепко сжимая меч. Моя рваная от порезов одежда стала темно-кровавого цвета, а лицо давно залилось кровью и грязью. Я, не переставая размахивал клинком, прикрывая голову пробитым стрелой деревянным щитом.

Отразив атаку мечом, ударил противника щитом по голове, а когда он отшатнулся, вонзил клинок в горло. Оставив его там, я поднял лежащее на земле копье и, насадив на него очередного безумца, который возомнил, что сможет отобрать у меня берег, выхватил его топор и, разрубив им голову противника на две части, оттолкнул щитом, продолжая идти.

Не успев сделать и шага, я вцепился в варвара голыми руками, отбросив щит в сторону. Он всеми силами пытался заколоть меня ножом, вот только я вгрызся зубами в его кадык и, вырвав его, ударил кулаком по лицу. Захлебываясь кровью, он упал к моим ногам. На меня тут же набросились еще двое, но один из моих товарищей бросил мне меч и, пронзив одного, блокировал удар другого. Освободившись от мертвеца, я подоспел на помощь, добивая мужика.

— Спасибо, я твой должник!

— Смотри не помри, как иначе ты мне долг вернешь?

Перекинувшись парой слов, мы снова рванули в бой.

— Лучники! Всем на землю! — закричал один варяг, что все еще стоял на корабле.

Вдруг над нами нависло облако из горящих стрел, что казалось, затмило лунный свет. Я тут же рванул к лежащему в трех метрах от меня щиту и успел схватить его ровно за секунду до того, как облако рухнуло на нас.

— Огонь! Корабли горят!

— Лагерь! Лагерь в огне! Отступаем!

Я повернулся и увидел, как наш лагерь полыхает пламенем…

Меня словно пронзили мечом. Я тут же рванул к нему, позабыв про бой.

— Отступаем! — кричали варвары, забираясь на еще целые корабли. — Уходить нужно! Все на борт! На борт!

…

— Редрик… — прошептал боец гвардии, склонившись передо мной. Его руки и лицо были в саже и крови, я понял все по его глазам.

— Говори, — произнес я тихим и отчаянным голосом, опустив голову на руки.

— Там ничего нет, Редрик… Ничего кроме залы и сгоревшей плоти.

— Я хочу увидеть.

Гвардеец усадил меня обратно и медленно покачал головой.

…Там ничего нет… Там ничего нет… Там ничего нет…

2. «Кайл»

— Там ничего нет. Лишь еда.

— Говорил же, там лишь провиант, — сказал я, ехидно улыбнувшись.

— Слушай, может, назовешься? Зачем ты усложняешь свою жизнь? — спросил стражник моста, что все это время стоял в стороне.

— Если мне не изменяет память, то раньше проход через мост, занимал около пяти минут, без проверки инвентаря, и тем более личности, — сказал я, закрепив мешок с зерном на лошади.

— Так было раньше, сейчас правила другие. По закону северного государства, мы обязаны проверить содержимое ваших сумок.

— Так вы проверили. Кроме меча на поясе, что вы и так видите и провизии в мешках, вы ничего не нашли. Никаких драгоценностей, которые я мог украсть, ни мешок королевского золота. Лишь еда. И скажи мне, я разве сопротивлялся? По закону вы обязаны меня проверить, но никто не говорил о проверке личности. Ведь так, служивый?

— Так, — резко ответил он, дав мне пройти.

— Спасибо, рад был иметь с вами дело, — сказал я, оседлав лошадь.

— Постой-ка, — произнес стражник, схватив кобылу за узду.

— Чего еще? — выражая недовольство, пробормотал я.

— Постой минуту. Ты ведь не торопишься?

— Я уже с вами минут двадцать. От одной минуты не помру.

Я проводил стражника взглядом до двери в башню. Через минуту, боковым зрением, заметил, что все стражники, что стояли на улице, начали аккуратно меня окружать, легко придерживая рукой клинки на поясе.

— Пройдемте со мной. — Сказал тот гвардеец, выйдя из башни.

Тут же, через открытую дверь, я заметил свой портрет двухлетней давности, что висел на стене с надписью «разыскивается».

— Да, конечно, — любезно сказал я и, сделав вид, что собираюсь слезть с лошади, пришпорил ее.

— Держите его! Это Рейн!

— Но! Вперед! — кричал я, стараясь как можно скорее уйти от стражи.

Мне удалось преодолеть почти половину моста, когда в мою спину влетела стрела. Сжав зубы, дабы стерпеть боль, я продолжил скакать вперед. Через секунду в меня пустили еще две, одна из которых попала в лопатку. Закричав от боли, я вынул меч из ножен и приготовился к тому, что впереди меня ждет еще один блок пост с дюжиной стражников. Они уже были готовы заколоть меня. Не знаю, сколько пообещали им за мою голову, но эта сумма явно превышает их жалование.

Ворвавшись в блок пост, я отразил удар одного стражника, и вонзив клинок в плечо другого, оставил его там.

— Но! Но!!!

Крики служивых исчезали за моей спиной. Через минуту я уже скрылся за деревьями сгоревшего леса, он принял меня как родного сына…

Через три-четыре часа пути я начал терять сознание.

— Две стрелы в спине явно плохо сказываются на мне, а? — съехидничал я, тихо засмеявшись через боль. — С лошадью уже разговариваю… Интересно, Кион добрался до северного королевства?

Размеренный, безжизненный стук подков клонил меня в сон все больше и больше.

— Эй, видимо ты тоже утомилась, да? — прошептал я, погладив лошадь. — Ничего, еще чуть-чуть до деревни, — продолжил я.

После этих слов я невольно наклонился в сторону и, ослабив руки, рухнул на землю, заскулив словно пес.

Лошадь тут же остановилось.

— Нет… Иди… Стрелы довольно глубоко вонзились в меня…

Я попытался вытащить хоть одну, но яркая, острая боль, заставила оставить все попытки. Тело полностью лишилось сил, приковав меня к земле.

…

Снова тот сон: пустой тронный зал, золотой блеск, доспехи… и я, как всегда, не могу пошевелиться. Скрип огромных монотонных дверей, тяжелые равнодушные шаги, деревянный трон…

— Знаешь… — эхом проговорил кто-то. — Я ведь просто хотел сделать как лучше… Хотел жить… по-людски… Растить дочь… Они ведь сами меня сделали таким.

— Не оправдывайся, Маэдрос, — раздался голос с другого конца зала.

— Король. Называй меня король! Ты всего лишь тень, что возомнила себя личностью! Ты никто. Ты — Рейн. Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?

— А ты, как я уже говорил, всего лишь человек. Я не служу тебе, Маэдрос.

— Сукин ты выродок. Будь моя воля…

— Но она не твоя. Отпусти его. Отпусти…

…

Я открыл глаза и увидел двух человек, что разговаривали друг с другом. Одному было примерно двадцать, а другому около шестидесяти.

— Эй! Он очнулся! — прошептал старик, подойдя ко мне.

— Кайл? Что ты видел? Что тебе снилось?

— Ч-ш-ш-ш. Он еще не пришел в себя, не доставай его.

— Он открыл глаза. Нужно его допросить.

— Он не заключенный и не враг, он даже не гвардеец. Он наш гость. Пускай отдыхает, принеси ему воды.

— Серьезно?

— Не переговаривайся, ступай!

Парень недовольно посмотрел на меня и вышел из темной комнаты, закрыв дверь.

— Кто вы? — спросил я недоверчиво.

— Меня зовут Эароддор. Кион отправил мне ворона, видимо знал, что ты попадешь в неприятности. Мой ученик нашел тебя и твою лошадь в лесу, когда пошел охотиться на кроликов. Он бы принял тебя за разбойника, только у тебя даже клинка не было, лишь стрелы, — усмехнулся он.

— Все равно не понимаю, как вы узнали, что это я.

— Пока здесь лежал, ты что-то говорил во сне. Это все из-за жара, полагаю, но, когда произнес одно имя, а после назвал свою фамилию, у меня отпали всякие сомнения.

— Вы знаете, кто такой Маэдрос? — спросил я.

— Да. К сожалению.

— И кто же он?

— Король души…