Рояль и вино

Даниил Летучий (2024)

Читатель познакомится с загадочным персонажем по имени Арлекин, оказавшимся в центре бурных событий. События разворачиваются в стенах унылой комнаты допроса, где его обвиняют в убийстве пяти человек. Каждое слово, произнесенное следователем, вызывает у героя целый спектр эмоций и воспоминаний, которые погружают его в мир, полный страсти и противоречий. Кто он на самом деле: жестокий преступник или жертва обстоятельств? По мере рассказа герою удается заглянуть в глубины своей души, где он открывает, что истинные переживания гораздо важнее самого приговора. В этот мир вмешивается вечное влечение к искусству, непреодолимая страсть к выпивке и сложные отношения с женщинами.

Глава 2

Со следующего обеда я начал учиться, времени до вступительных оставалось ещё вагон — две недели. Я проштудировал все учебники из находившихся, первые театры, изобличающая сатира, классические драмы, иммерсивные шоу, подводные перфомансы. Я понимал, что будут готовить ко всему, но теорию следовало подкачать. Я уже выучил пару сценариев, созвонился с Лавром, после него набрал номер университет. Места были, но сомнительно мало, но я был уверен в нашей победе. Я и так читовал свои книги в слух, знал наизусть множество стихов, начиная от Данте, заканчивая русскими стихами Твардовского, кои декламировал с самого утра. Теперь мне хотелось часами напролёт стоять у зеркала и следить за мимикой, движениями, эмоциями, что, собственно говоря, я и делал.

— Боже мой, а я вот верю в тебя, ты такой талантливый! — твердила сестра.

Я, конечно, верил в людские врождённые преимущества, но на талант никогда не уповал. Скорее стоило прислушиваться к жизни, к самому себе, проведению чьей-то руки вселенского масштаба. Иначе бы, как можно описать эти законы систематических ироний. После самостоятельного изучения, подготовки к экзаменам актёрского мастерства, я стал замечать, жизнь, вот он, — огромный театр. Это даже помогло мне лучше описывать рассказы, стало лучше получаться видеть сцены, их дальнейшие развития.

По вечерам мы с Лавром репетировали, и спустя три недели, отправились в город, сдавать экзамен. Лавр хотел приехать на машине, но я уговорил его, что нам стоит съездить на автобусе, а оттуда проветриться по местным улицам до приёмной комиссии. А ещё, если бы мы не сдали, то сходить в местный бар, напиться до беспамятства и провести самую жаркую ночь искусственно созданную людьми. Конечно, мне бы не хотелось бы провалиться, но и я так давно не гулял с девушками.

В общем, у балюстрады, на входе в учреждение стояла парочка девиц, в их руках на ветру гнулись бумажки, видимо, они занимались тем же, чем и мы с Лавром в гараже три недели подряд.

Одна из девушек имела белоснежные волосы, которые не были такими длинными, какие можно представить, чтоб их раскачивал ветер. Они были строгими, слегка — всего лишь кончиками прячась под наушники, окутавшие её шею. Глаза голубенькие при голубенькие, как тот день, в который мы сдавали; брови высокие, совершенно добрые; маленький приподнятый носик; губки пурпурно розовые, — я думал, именно такой закат нас ждал этим днём; пепельного цвета кофта, а под ней майка с кружевами на краях. Она носила чёрную, короткую юбку, высокие гольфы и розовые кроссовки, с высокой подошвой.

«Как жаль, что что я не буду с ней учиться» — думалось мне, ибо она совершенно не походила по униформе. Почему-то мне казалось, что именно по этой причине, комиссия будет против, такой вульгарной, современной девушки. Как же я в тот день её недооценил.

Она вполголоса, едва слышно, произнесла своей подруге:

— Вы одна?

На что, брюнетка, на высоких каблуках, стукнула ножкой, да так, что я разглядел под её брюками карго, щиколотки. Больно уж, они были броские. Она огляделась своими карими глазами и ответила:

— Да.

Этот малословный, но вполне убедительный ответ был так ловок, так чувствителен, что я ненароком действительно подумал, что смотрю спектакль. От них исходила какая-то холодная харизма, которая так и манила наблюдать и любоваться ими.

— Я рад, что вы одна… — продолжала первая девушка, слегка посмотрев в нашу сторону, но тут же сосредоточилась на коллеге. — А то я не пошёл бы сюда. Вера Александровна, я пришёл проститься с вами.

— Проститься? — поправляя очки, стопку сценария, и свои натянутые брюки, спросила брюнетка.

Тут то до меня и дошло — Тургенев! О, как же я был рад, поизвить, блеснуть своей литературностью. Я стал кричать им с лестничной.

— Да, я уезжаю! — вырвалось у меня.

Девушки тут же бросили свои глазки, раскрытые от шока ровно настолько, насколько могли походить на гранённые китайские шары, которые можно было уместить у себя в руке: где Инь выражали злобу за украденную фразу, а Янь — искреннее удивление.

Лавр тоже шагал с открытым ртом, он всегда поражался, как во мне умещается столько знаний. Хотя моя жажда к учению никогда не утолялась.

— Давай познакомимся? — шепнул он мне.

— Ну ты и бесхребетное создание, — говорил я, любуясь голубоглазой девушкой, что до сих пор на меня смотрела.

Экзамен начинался только через сорок минут, а идея познакомиться была неплохой, к тому же, я и сам этого скрыто желал. Знакомство не стало себя долго ждать.

— Эй, подождите, — крикнула голубоглазая. — Вы можете нам помочь?

— Конечно, — сразу же согласился Лавр.

А я в свою очередь сдержанно спросил: «с чем?».

Девушку видимо сразу рассчитывала на то, что мы согласимся. Она бережно прибирала к рукам все листы со сценарием и по ходу дела попросила о том, чтоб мы всё это подержали, так как ветер не даёт им спокойно «отлёживаться» (как она выразилась).

Лавр шагнул вперёд и взял всю ношу на себя, а я чтоб не показаться дураком, даже не стал ничего предпринимать. «Ну, если взял, пусть и держит теперь, а я пока покурю» — рассуждал я, доставая из пачки сигарету.

— Курение убивает. — сказала голубоглазая, да ещё так пристально пригляделась ко мне, словно я какой-то сувенир.

— И без тебя знаю.

Тут Лавр попросил и себе прикурить, а голубоглазая уже сошла с ума.

— Ты тоже куришь?! — заорала она. — Такой молодой и красивый. Выплюнь.

Я уже начал недоумевать от такой наглости, но знал, что Лавр ничего подобного не сделает, он только улыбнулся с зажжённой сигаретой в зубах. А голубоглазая девушка для меня стала какой-то глупой, крикливой, пустотой, но играла она отменно. Мы наблюдали за ними полчаса, пока вместе не пошли в здании. За это время Лавр позадавал им парочку вопросов, но они были такими глупыми и банальными, что я даже не помню их.

Уже внутри, голубоглазая отлучилась на пару минут, а мы стояли с Адель — так звали высокую брюнетку. Она рассказала, что с детства занимается этим делом. «Конкуренция сильная» — думал я про себя. Может быть, я был через чур уверен в поступлении, хотя на самом деле я понимал, какой это отчаянный шаг.

Пока мы болтали с Адель, которая была весьма скромна, нас догнала голубоглазая. Удивлению не было предела, одна Адель стояла с не потрясённым взглядом. Перед нами стала принцесса замка. Её чёрное платье, чулки с красивыми узорами, босоножки. «О, Господи, она сногсшибательна» — рождались мысли в голове, — «может она не такой промах, как мне показалось». Был ещё один удивительный факт: как же легко меняется отношения к людям от их одеяния. Лукизм в этом деле брал верх.

Результаты должны были сказать через два дня. Народ так и кишел в коридоре, все выходили с красными, потными и истощёнными лицами, кроме одной, той самой — голубоглазой девчонки. Она то и сияла в этом помещении, но всё равно от её света бросало в холод. Такая недосягаемая, завораживающая, превращала мои чувства в лёд. Кто я такой, чтоб быть её факелом, вечно держа её огонь и хвастаясь, что именно при мне она горит, нет, — она будет гореть везде и всегда.

Мы помахали друг другу и побрели по разным сторонам. Я схватил Лавра под локоть и спросил:

— Ну как?

— Мне кажется, пройдём.

— И я надеюсь. А пока пройдём в бар, синьор.

Через четверть часа, я уже пил стакан за стаканом, пока мне не пришла в голову идея.

— А пойдём посидим на пристани?

Было у нас такое место, где можно было любоваться видами реки, не идя на набережную. Небрежные холмики, перекатывали детишек на велосипедах, женщины замедляли там шаг из-за острых камней у воды, а людей было полно, ведь это станция. Поезд ходил примерно раз в полчаса. Посему, можно было ещё десять минут насладиться тишиной, хотя, лёжа на траве у железной дороги, я словно ощущал, как паровая машина надвигается на нас. Лавр переписывался с кем-то по телефону, а я смотрел, как бесконечных размеров пелена из звёзд застилает небо. Река уходила вдаль, скрываясь извилистыми путями от моих любознательных глаз. Созерцать я мог только то, что охватывал мой взор. Я предался думам о будущем, о том, как непринятые в обществе вещи караются. «Так же нельзя, вечно жить с матерью и сестрой.» — думал я. Все мои сверстники давно уже переехали, но мне не было дело до них, по крайней мере до этого часа. Как легко, чужие мнения разбивают лёд собственных стараний, которые ты так тщательно выглаживал, стругая снежные скульптуры из далёких, хладных надежд.

Поезд прибыл, скрип его привёл меня в себя, а Лавр даже бровью не пошевельнул. Тут я отвёл взгляд в сторону станции и сказал:

— Смотри, там эти девчонки.

Его не будил даже гул железных механизмов, а на слово «девчонки» его окатило леденящей водой, — ну да, о чём же может мечтать этот самовлюблённый красавец — только о женских ласках.

Голубоглазая вывалилась прямо с двери вагона на перрон. Вся красная, весёлая, а рядом с ней кичилась Адель.

— Что за дела, Хлоя? Я тебе в сотый раз повторяю, тебе нельзя пить! — ругалась брюнетка, что даже я услышал.

Тут за моим плечом поднялась тень, загораживая закатное солнце. Лавр во весь свой гордый рост встал и начал размахивать руками, зазывая девиц сюда. Хлоя (видимо так её звали), сначала ткнула в нашу сторону пальцем, а затем едва шагая направилась к нам.

— Не люблю я пьяных людей.

— Ой, не начинай, сколько раз я тебя так до дома тащил, — сказал Лавр, расплываясь в вежливой улыбке перед дамами.

Сам Лавр пил редко, но метко. С тех пор, как отец подарил ему машину, ему уже было не до выпивки. Он то и дело, что копался в гараже или же рассекал округ по работе. С такими делами он прибавил себе пару лет, и стал походить на настоящего мужчину. Мне он даже воображался каким-то стариком.

Громкая, яркая, вызывающая, стояла Хлоя. Может только для меня так было, но она перекрывала собой весь остальной люд. Вызывая во мне амбивалентные чувства. Я не понимал, влюблён же я в неё или это обычное восхищение её сияющей харизмой. Пьяная она была такой милой.

Подходя ближе, она сразу же упала в объятия Лавра, а потом едва разборчиво произнесла:

— О, это ты куришь. Не кури больше!

Лавр, в свою очередь, наслаждался, помогая Адель оттащить Хлою на лавочку. После всех махинаций, Адель попросила меня сходить за водой, на что пьянющая в стельку крикнула:

— Мне нужен только ром, я теперь пират.

Я заулыбался, и она оскалилась на меня.

— Чего ты лыбишься, дурак? Не видишь, я с твоим другом, а не с тобой.

— Больно ты мне нужна. — уже повернувшись, отрезал я, шагая в ближайший магазинчик за станцией.

Пока я шёл, наблюдая, как фонарные столбы включаются, машины вдали сливаются в один световой луч, а окна домов начинают мерцать, мне по плечу хлопнули. Обернувшись, я увидел это сопящее, с красными щёчками чудесное лицо. Хлоя взяла меня за руку и сказала, что хочет убежать от них, что они слишком скучные. Я обернулся и увидел, как Адель и Лавр мчатся в нашу сторону. На светофоре горел зелёный цвет, а дублирующий для машин показывал пять секунд. Меня перемкнуло, и я потянул Хлою за руку.

— Побежали! — крикнул я.

На дороге она чуть было не упала, но я подхватил её, и мы двинулись дальше, завернув за дом, а там спустились по крутым ступеням в узкий проулок.

— Подожди, мне надо передохнуть, — склонившись произнесла пьяная. Одна рука её показывала знак стоп, а вторая держалась за колено.

Тут её вырвало, а меня порвало от смеха. Мы шли дальше. Утирая рот, она посмотрела на меня и спросила не противно ли мне держать её за руку, на что я ответил:

— Ничуть. А то и свалишься где-то.

— Тогда веди меня в бар.

— Куда? — в изумлении, но продолжая вести её за руку, спросил я.

— Ты глухой? В ба — а — ар. Я хочу бухать.

— А ты неплохая, — с долей страсти, произнёс я. Мы тогда долго друг на друга смотрели, но потом ни я, ни она, не заметили, как прям перед ней вырос столб, и она врезалась.

— Сильно ушиблась?

Взяв короткую паузу от моего вопроса, она всё так же закапризничала, что хочет в бар.

— Идём мы, идём, — погладил я её по лбу.

Теперь нас окружали: просторная площадь, маленькие булочные, а в стороне ютилась вывеска PHOENIX. Птица была из дерева, покрашенная в красный, а под её крылом пивная кружка."Как оскорбительно" — подумалось мне, но Хлоя закричала:

— Пойдём воскреснем!

Её руки перестали трястись, она набралась какой-то ярой уверенности. Пока мы бежали, она казалась такой робкой, но тут словно снова перевоплотилась, как днём, перед началом экзамена. На этот раз на ней была розовая кофточка.

— Хорошо, что оделась потеплей, кажется мы тут надолго.

— Ну ничего. Ты же согреешь меня, если мне станет холодно?

— Заходи давай, — уже держа дверь, выпалил я.

Теперь нам оставалось только найти подходящее место. Окна были высоченными, на них не было штор, но они и не нуждались в них, свет сюда уже не проникал — его просто не было. Стойка находилась слева, а остальные столы справа, но была ещё одна комната — VIP. Вход в неё прикрывала единственная, шёлковая синяя шторка.

Мы заказали VIP и ушли туда. Я попросил две кружки, и пока разглядывал её с головы до ног, она заговорила.

— Тут так темно. Но мне нравится. Таинства всегда приманивают, не правда ли?

— Сколько ты выпила до этого?

— Где-то четыре джин-тоника. Просто я очень разволновалась.

— Я думал ты не пьёшь.

— А что, красивые девушки не могут выпить?

— Ты кричала слово"бухать", а не выпить.

Тут она цокнула и топнула ногой. Я решил узнать её по лучше и начал расспрашивать.

— Моя семья живёт за городом. Отец работает в лесу, а мать — здесь, в какой-то компании по производству мыла. У меня есть младшая сестра, но она не разговаривает пока что. Ей уже пять, и я сильно переживаю на этот счёт. А мама говорит, мол, ничего, ты сама заговорила только в четыре с половиной. Знаешь какое у меня было первое слово?

— Какое?

— Лес.

— Ну, не мудрено, твой отец же работает в лесу.

— Когда я сказала слово"лес", то показывала пальцем на секс шоп. Забавно, да? Родители часто смеются с этого. Знаешь, там была такая вальяжная тётя на плакате, а я тыкала прямо ей в ноги.

Нам принесли по кружке, мы отпили. Пиво оказалось таким холодным и свежим.

— Почему ты решил поступить именно в актёрское мастерство. По тебе не скажешь, что ты из этого сорта. Или это твоя роль в каком-то малоизвестном проекте, и сейчас я сижу и выпиваю с будущей звездой? Как называется сериал? — спросила она, облокотившись на стол и пододвинулась ближе.

— Нет никаких сериалов. До этого я этим не занимался, — рассеяно отвечал я.

— Правда? Вот даёшь. Так из-за чего решил?

— Просто.

— Как это, просто? Хочешь стать популярным? Лицом ты вышел ничего даже, но не в моём вкусе, — закатила глаза Хлоя. — В моём вкусе какой-нибудь Кларк Гейбл.

— Кто это? — не навязчиво спросил я.

— Он играл роль Ретт Батлера в"Унесённые Ветром". Смотрел?

— Читал.

— Не смотрел?

— Нет, — отпивая из кружки ещё один глоток, отрицал я.

— Хочешь посмотрим у меня?

— Когда? — слегка удивившись, но не подавая виду, задал я это вопрос.

— Сейчас.

— В смысле у тебя дома?

— Не тупи. Нет — у твоего друга. Конечно, у меня.

— А родители?

— Мать улетела к бабушке в Генуя, а папа в лесном домике, тип колыба, как в Карпатах. Он там ночует по неделям.

— Где же твоя сестрёнка?

— Вместе с мамой, если бы меня в таком возрасте не взяли с собой в Италию, и я бы не умела говорить, то первым словом, сказала бы"да пошли вы".

— Это три слова.

— Я просто умная.

— Оно видно.

— Сомневаешься? Покажу тебе коллекцию своих книг.

Тут она достала телефон и завопила.

— Вот чёрт, сел. Сколько времени?

— Тебе Генуя или наше?

— Не прикалывайся.

— Без пятнадцати девять, — произнёс я, в тот момент смотря уведомления. — звонил Лавр, и ещё неизвестный номер.

— Дай погляжу, — потянулась она. — А–а. Это Адель. Зануды.

— Мы тоже плохо поступили, что убежали.

— Что?! Это ты меня схватил как ненормальный и утащил. Грабеж.

— Хорошо, я отведу тебя обратно к ним.

— Ок, но я так хотела посмотреть с тобой Унесённые Ветром.

— Ладно, молчу.

Мы допили, я заказал ещё по две, а пока позвонил Лавру. Наблюдая, как пальцы Хлои стучат по столу, я оправдывался перед ним тем, что посадил Хлою в такси, а сам выпив немного, отправился домой.

— У меня не было настроения, я и пошагал домой.

— Пешком? — спрашивал Лавр по телефону.

— Ну, нет.

Тут официант произнёс:

— Ваши четыре кружки.

Надо же было сказать ему это, а ведь в первый раз молча подошёл.

— Ты где там?

— Плохая связь, я дома! — преподнеся динамик телефона ко рту покричал я с долей наигранности, а затем сбросил.

Хлоя удивлённо смотрела на меня минуты с две, а потом захохотала, ударив по столу, да так, что пена заходила волнами по кружке.

Мы посидели ещё час и успели на последний загородный автобус. Ехав по дороге, я оглядывал все окружности. Хлоя сказала, что ей не нравится сидеть у окна, поэтому пока она разглядывала затылки пассажиров, я невольно любовал горы.

Мы въехали в населённый пункт, горы сменились особняками, были даже такие, которые напоминали средневековые замки из камней, и с высокими башнями. Я пытался протрезветь, осознать, где я нахожусь. Позже открыл телефон и написал сестре:"буду завтра, сегодня останусь у Лавра". В конце концов, Хлоя хлопнула меня по колену и окликнула, что на следующей остановке нам выходить. Мы зашли в магазин, который был совсем крошечных размеров, там вмещалось человека два за раз, взяли вино, продуктов для ужина и отправились домой. Завернув с главной дороги, мы стали проходить всю улицу, которая вела всё глубже и глубже, там уже не было фонарей, и приходилось довольствоваться светом из окон чужих селений. Когда я почувствовал, что земля стала наклоняться, Хлоя показав кивком головы на дом с красной крышей, с огромными окнами на втором этаже и малюсенькими на первом, сказала, что мы пришли. Стояла гробовая тишина, мне это нравилось.

— А что, если пойти дальше, что там дальше, в темноте?

— Дальше река, а что? — отпирая ворота, произнесла голубоглазка.

— Я просто спросил.

Тут она забежала за ворота, резко закрыла их и крикнула:

— Ты всерьёз думал, что я пущу домой незнакомого человека? — тут я оробел, но она продолжала. — Спасибо, что проводил.

Я уже действительно протрезвел от этой фразы и повернулся.

— Шутка, заходи, — отворив бордовые ворота, смеялась она.

— Я уже поверил.

— Правда? Ты мне нравишься, поэтому не парься, я так не скажу. Но и не жди, что я сниму с тебя штаны, нежно поглажу твою грудь, и… — она привстала на цыпочки к моему уху, чтобы продолжить. — …и сделаю так:"ах".

Как только я начал закатывать глаза от мурашек, она закричала мне прямо в ухо:

— Идиот!