Метод

Даниил Лектор, 2016

Главные герои книги – загадочный следователь Родион Меглин и его юный стажер Есеня – борются с безжалостными маньяками, и каждый день грозит им смертью. Но тайны связаны не только с серийными убийцами – герои носят тайны в себе. Мать Есени погибла 17 лет назад при загадочных обстоятельствах. Кто ее убил? Почему отец Есени, прокурор Стеклов, отказывается расследовать это убийство и даже говорить о нем? В чем состоит таинственный Метод Меглина, позволяющий ему в короткий срок распутывать все преступления? Кто дал Меглину право убивать разоблаченных им маньяков? Кто таинственный преступник, скрывающийся под ником «Ты-Меня-Не-Поймаешь» и совершающий убийства чужими руками? Какие чувства испытывает Меглин к своей стажерке – и вообще, способен ли он на человеческие чувства? «Метод» – не тот случай, когда читатель легко угадывает главного злодея и предвидит, чем все кончится. Сюжет книги то и дело совершает неожиданные повороты – только держись. Скучно точно не будет!

Глава 4

День дает человеку пищу, ночь — голод.

Метод

В детском клубе «Романтик», расположенном в одном из домов Приморска, шли занятия. Дети под наблюдением руководителя клуба Анатолия Валерьевича делали деревянные рукоятки для ножей, выжигали на них название клуба, украшали вязью.

Руководитель клуба не случайно выбрал именно такую работу для своих воспитанников. В «Романтике» собрались так называемые «трудные дети» — многие из них перед этим убегали из дома, плохо учились. Анатолий Головко ходил с ними в турпоходы, учил преодолевать трудности, закалять волю. Этим ребятам нравилось возиться с оружием, чувствовать себя сильными. Вот почему они делали рукоятки для ножей.

Занятие закончилось, дети начали собираться домой, сдавали ножи руководителю. Одиннадцатилетний Паша Орлов не спешил. Он подошел к Головко и попросил:

— Анатолий Валерьич, можно я нож маме покажу? И верну, сразу!

Его просьбу подхватил другой мальчик, Алеша:

— А я папе покажу и сразу верну! Пожалуйста!

Головко усмехнулся и кивнул. Дети, обрадованные, направились к выходу. К ним присоединился еще один мальчик — невысокий, тщедушный Ваня. Однако Анатолий Валерьевич окликнул его:

— Ваня, останься!

Мальчик послушно повернул назад.

Когда все вышли, руководитель запер дверь на ключ, потом зашел в подсобку и вынес оттуда черные ботинки, белые носки и рубашку и черные шорты.

— Переодевайся! — приказал он Ване.

Мальчик послушно переоделся в принесенную одежду.

— Ботинки не жмут? — заботливо спросил руководитель.

— Нет… — тихо ответил Ваня.

Ему совсем не нравилось происходящее. Но возразить он не решался.

Головко опустился на колени у ног Вани, взял сапожную щетку и принялся чистить мальчику ботинки. Потом поправил носки, спросил:

— Красивые, правда?

— Да…

Тогда мужчина встал и отошел в сторону. Там на штативе был закреплен дорогой профессиональный фотоаппарат. Головко сделал несколько снимков и спросил:

— Ты придешь?

Ваня молча кивнул. Спустя несколько минут, переодевшись в свою обычную одежду, он вышел на улицу. У выхода его ждал Алеша.

— Ну что, ты согласился? — спросил он у друга.

Ваня вновь кивнул.

— Матери не говори, — посоветовал Алеша. — Я своей сказал — она не поверила. Типа, я спецом гоню, чтобы в клуб не ходить. Не бзди, Вань, проучим мы этого урода.

В это время руководитель клуба «Романтик» возится возле большого зеркала, висящего в помещении клуба. И вдруг зеркало отъезжает в сторону. Открывается помещение фотолаборатории. Анатолий Валерьевич закрывает дверь, включает красную лампу и начинает проявку. Когда в проявочной кювете появляется только что сделанная фотография — Ваня в черных шортах и белой рубашке, — руководитель клуба вешает еще мокрый снимок на веревку сушиться. Сам встает перед снимком, снимает брюки. Мужчина возбужден, и его возбуждение все сильнее. Ноздри раздуваются, он тяжело дышит. Анатолий Валерьевич мастурбирует…

В комнате для допросов Седой подвинул к себе папку с надписью «Приморск» и произнес:

— Меглин обычно не выбирал дела. Куда скажут, туда и ехал. Кроме этого случая. Командировку в Приморск он выбил сам. Почему?

— Я его попросила, — ответила Есеня.

— Вот как?

— Глухой по его приказу собирал данные о пропажах детей по всей стране. Изучая эти материалы, я заметила, что в Приморске дети пропадали чаще. Все они были из неблагополучных семей, примерно одного возраста, даже внешне похожи. Когда пропал еще один ребенок, я пошла с этим к Меглину.

— И на основании одной вашей интуиции он решил туда ехать? — спросил Седой. В его голосе звучал нескрываемый скепсис.

— Он тоже так сказал, слово в слово, — усмехнулась Есеня. — «На основании одной моей интуиции». Понимаете, он хотел проверить, есть ли у меня чутье.

Паша Орлов, тот самый мальчик, что просил у руководителя клуба разрешения взять с собой нож, вернулся домой. Еще у порога он услышал раздающиеся из комнаты матери странные звуки. Осторожно подошел, заглянул… И увидел, как отчим, крепкий сорокашестилетний мужик, избивает мать. Избивает, видимо, уже давно. Не раздумывая, мальчик выхватил из-за пояса нож и бросился на отчима. Но тот обернулся и успел перехватить занесенную для удара руку…

…В клубе «Романтик» шло общее собрание. Анатолий Валерьевич держал речь перед двумя десятками мальчишек и девчонок.

— Что главное в нашем клубе? — спросил он и сам ответил:

— Кодекс! В походе Капустин отказался нести рюкзак товарища, поранившего ногу. Решил сберечь силы. Струсил. Нарушил кодекс. Как мы с ним поступим? Прошу высказываться.

Раздались голоса: «Исключить!» «Исключить, и без права прощения!» Лишь одна девочка предложила «исключить с правом прощения», остальные были суровы. Капустин, мальчик с одутловатым лицом сердечника, заплакал. Когда все высказались, Анатолий Валерьевич сказал:

— У меня один голос, как у каждого из вас. Если решите исключить Сережу — так и будет. Но я прошу вас еще раз все обдумать. Мама у Сережи умерла. Папа погиб. Живет он с бабушкой. Но к нам его привела не бабушка, а полиция. Он украл в школе. Не в первый раз. Врачи мне говорили не брать его — сердце слабое. Но я сказал: сердце станет сильным, когда станет сильной воля. Да, он проявил слабость. И что, мы вышвырнем его на улицу? Для нас важен кодекс, но разве человек неважен? Леня, Женя, Антон, вспомните — какими пришли сюда вы? Забыли? Для многих «Романтик» стал спасительной веревочкой. А мы ее раз — и обрежем. Кто мы будем после этого?

Он сделал паузу. В зале стояла тишина. Ребята, замерев, смотрели на своего руководителя.

— Я за прощение, — вновь заговорил Анатолий Валерьевич. — С автоматическим исключением за любое нарушение кодекса. Голосуем. Кто за то, чтобы исключить Сергея из клуба?

Неуверенно поднимается одна рука, и тут же опускается.

— Кто за то, чтобы простить?

Лес рук.

— Единогласно, — заключил Анатолий Валерьевич.

Мальчик Сережа Капустин вскочил с места, бросился к руководителю и обнял его.

— Спасибо! — прошептал он.

— Не мне — им скажи, — ответил руководитель. — Сделай так, чтобы они не пожалели.

Затем скомандовал:

— Все свободны! Паша, Орлов! Задержись…

Когда дети разошлись, руководитель всмотрелся в покрытое синяками лицо Паши и спросил:

— Что случилось?

И Паша рассказал все…

Спустя несколько минут они уже были на улице. Паше приходилось бежать, чтобы не отстать от руководителя.

— То, что нож выхватил — глупость непростительная! — на ходу объяснял руководитель своему воспитаннику. — И я дурак, что тебе разрешил…

— Нет, вы не виноваты!

— Но и оставлять это так нельзя! — заключил Анатолий Валерьевич.

…Паше он велел ждать внизу. Сам поднялся на нужный этаж, позвонил. Дверь открыла мать Паши. Узнав Анатолия Валерьевича, встревожилась. Однако руководитель ничего ей объяснять не стал. Велел выйти на площадку и подождать. Сам вошел в квартиру. Из комнаты раздался пьяный голос отчима:

— Наташка! Это что, ублюдок твой вернулся?

А затем появился и сам «отец семейства», в одних трусах.

— Нож отдай, — велел Анатолий Валерьевич.

— Щас отдам! — зло ухмыльнулся отчим. — Прямо тебе в пузо! Не уходи!

Он скрылся в комнате и снова появился, уже с ножом в руках. Но в коридоре никого не было. Отчим направился на кухню. В это время за его спиной возник Анатолий Валерьевич. В руках у него была веревка. Набросив ее мужику на шею, руководитель клуба свалил его на пол, дважды закрутил петлю и, усевшись на спину поверженного противника, с холодной жестокостью наблюдал, как тот дергается в конвульсиях. Затем немного ослабил удавку и сказал:

— Не теряй сознание, помнить не будешь. А я хочу, чтоб ты помнил. Обидишь их — удушу, да так, что все скажут, что ты по пьянке повесился. Если понял, руку подними.

Отчим в ответ захрипел, застучал рукой по полу. Руководитель клуба снял петлю — веревка исчезла в его кармане так же незаметно, как и появилась. Затем Анатолий Валерьевич открыл дверь на лестничную площадку и сказал Паше и его матери:

— Входите, не бойтесь.

Затем, обернувшись к отчиму, все еще лежащему на полу, посоветовал:

— Приглядывайте за ним. Допился совсем. «Повешусь, — говорит, — жить не хочу».

И быстро ушел. Анатолий Валерьевич торопился не зря: ему в этот вечер предстояло еще одно важное дело, о котором он не забывал ни минуты.

Подойдя к двери клуба, руководитель увидел ожидающего его Ваню.

— Ну что, готов? — ласково спросил он мальчика.

Ваня молча кивнул.

Анатолий Валерьевич вывел из гаража мотоцикл, взял заранее приготовленный рюкзак, и вскоре они с Ваней мчались за город. На опушке леса оставили мотоцикл, руководитель надел рюкзак, и они двинулись по тропинке куда-то в глубь леса.

Тропинка привела их к реке. Посередине слабо мерцающего водного потока чернел в темноте остров. Анатолий Валерьевич отыскал спрятанную в кустах лодку, усадил туда мальчика, забрался сам, и они поплыли. Всю дорогу руководитель клуба улыбался Ване, кивал ободряюще.

На острове нашли поляну, окруженную молодыми березами. В центре ее стоял большой пень. Анатолий Валерьевич взялся за пень — и с необычайной легкостью оторвал его от земли. Оказалось, что пень не держится корнями за землю, а просто стоит — это была замаскированная скамейка.

Анатолий Валерьевич переставил пень под толстый сук. Приладил на сук веревку, смастерил петлю. В нескольких шагах от пня установил штатив с фотокамерой. Затем извлек из рюкзака уже знакомый Ване комплект одежды: белую рубашку, черные шорты, носки, ботинки. Скомандовал:

— Переодевайся.

Когда мальчик переоделся, руководитель клуба поставил его на пень, на шею надел петлю и стал объяснять:

— Я все контролирую. Ты потеряешь сознание на несколько секунд. Это эксперимент на выносливость. Когда я опубликую мою книгу, тебе скажет спасибо много людей: военные, космонавты, подводники. За эти знания, за твою смелость. Готов? Сделай глубокий вдох.

Ваня вдохнул, и Анатолий Валерьевич выбил пень у него из-под ног. Мальчик повис в воздухе, тело задергалось в конвульсиях. Когда судороги прекратились, Анатолий Валерьевич ослабил веревку и опустил Ваню на землю. Проверил пульс: мальчик был жив. Тогда руководитель клуба быстро разделся догола, подхватил тело мальчика, все еще остававшегося без сознания, на руки и стал кружить с ним по поляне, словно вальсируя…

Он был уверен, что его никто не видит. Между тем один зритель имелся. Из-за кустов за всей этой сценой наблюдал друг Вани — Алеша. И не просто наблюдал, а снимал все происходящее на камеру мобильного телефона. Когда Анатолий Валерьевич опустил Ваню на землю, Алеша стал просматривать получившееся видео. Тут его ждало разочарование: расстояние оказалось слишком большим, на экране виднелись лишь размытые пятна. Алеша заколебался, потом принял решение. И медленно, осторожно стал подбираться ближе…

Между тем Ваня пришел в себя. Анатолий Валерьевич тут же протянул ему кружку с чаем из термоса.

— Пей! — предложил он. — Ты был без сознания две минуты. Ты настоящий герой! Об этом все узнают. Еще попытка, и все. Готов?

Ваня молча залез на пень. Анатолий Валерьевич выбил опору, ноги мальчика снова конвульсивно задергались… И тут организатор «эксперимента» заметил в кустах какой-то отблеск. Он резко обернулся — и увидел Алешу с телефоном в руке. Поняв, что он обнаружен, мальчик бросился к реке.

— Стой! — крикнул мужчина.

Он поспешно подставил пень под ноги Вани и бросился вдогонку за Алешей.

Он не видел, что мальчик, находившийся без сознания, дернулся еще раз — и опрокинул ненадежную опору. И вновь повис в воздухе…

Тем временем Анатолий Валерьевич догнал Алешу и сбил его с ног.

— Что ты здесь делаешь?! — крикнул он. — Дай сюда!

И стал вырывать у мальчика телефон. Возможно, если бы Алеша его послушался, ничего бы не случилось. Но мальчик испугался — и от страха бросил телефон, выхватил нож и ударил мужчину по руке. Анатолий Валерьевич закричал от боли и начал выкручивать руку мальчика с ножом. Тот боролся изо всех сил. Руководитель клуба навалился сильнее… и нож, повернутый в этот момент в сторону Алеши, вошел в тело ребенка.

Совершенно растерянный, Анатолий Валерьевич медленно поднялся, все еще глядя на мертвого Алешу. Вдруг, спохватившись, бросился назад, на поляну. Там он увидел еще одного мертвого ребенка — в петле…

…Они ехали весь день. Меглин вел машину как можно быстрее, не слишком соблюдая правила. Есеня продолжала изучать папку с делом матери.

— Столько лет прошло… — пробормотала она. — Теперь этих листов не найти…

— Следы всегда остаются, — возразил Меглин. — Как ни подчищай за собой, всего не предусмотришь. Где-то останется копия.

— Ты хочешь сказать, где-то есть копия дела? — спросила девушка, сразу оживившись.

Однако Меглин молчал. Не дождавшись ответа, Есеня принялась устраиваться поудобнее, чтобы вздремнуть. Поискала под сиденьем рычаг, регулирующий наклон спинки, и неожиданно нащупала… наручники. Одно кольцо было вдето в раму.

— Зачем тебе? — спросила она, с недоумением глядя на следователя.

— Пассажиры всякие бывают… — уклончиво ответил он.

…Вечером того же дня они сидели в кабинете мэра Приморска. Пока Меглин курил у окна, Есеня беседовала с матерью Вани.

— Ваня в тот день говорил, куда собирается идти?

— Утром сказал… — сквозь слезы произнесла женщина, — сказал: «Я, мама, раньше приду, не хочу в клуб идти…»

— В какой клуб?

— «Романтик». Я ему говорю: как же не идти? У вас поход мемориальный девятого… Шашлыки…

— И почему вы его пустили? — включился в разговор Меглин.

— Там из него человека делали! — убежденно ответила мать. — Если бы он не пропустил, глядишь, и не было бы ничего. Это Алешка его подбил…

На этом разговор прервался: в кабинет вошли его хозяйка — глава города, немолодая некрасивая женщина, начальник городского ОВД и следователь, ведущий проверку в связи с пропажей двух мальчиков. Все сели, и начальник ОВД стал держать речь.

— Оснований для возбуждения дел и тем более для их объединения нет, — уверенно заявил он. — Все дети из вашего списка — из неблагополучных семей. Некоторые уже раньше убегали из дома. Тела не найдены. Общего у них ничего.

— Они были между собой знакомы? — спросил Меглин.

На этот вопрос ответил следователь:

— Возможно. Несколько ребят ходили в «Романтик», могли там пересечься.

— «Романтик» — детский туристический клуб, — пояснила глава города. — Наша гордость!

— А кто руководит гордостью? — спросил Меглин.

Местные посмотрели на него неодобрительно, как на человека, задавшего бестактный вопрос.

— «Романтику» — двадцать лет, — наставительно объяснила мэр. — Столько дел добрых сделано… В походы ходят, деревья по всему городу сажают…

— Ну да, шашлыки мемориальные, — кивнул Меглин, не обращая внимания на реакцию участников совещания. — А как фамилия руководителя?

— Анатолий Валерьевич Головко, — ответила глава города. — Заслуженный учитель России. Он этих ребят с улицы вытаскивает и в семьи возвращает!

— А звание заслуженного учителя ему вы пробили?

— Да, я! И я этим горжусь!

Начальник ОВД попытался сгладить разгорающийся конфликт.

— На самом деле у нас есть версия, — заявил он. — Есть тут одно место гиблое. Пацаны там часто тусуются. Никто их не убивал. Посмотрите?

— Конечно, что раньше времени паниковать? — нарочито бодрым тоном ответил Меглин. — В год по стране двадцать тысяч народу пропадает, и что? Нет трупа — значит, жив человек. Это называется оптимизм! Так что не будем терять надежды, товарищи!

Когда участники совещания выходили из кабинета, Меглин сказал начальнику ОВД:

— Веревка нужна будет.

— Зачем? — опешил полицейский начальник.

— Для следственного эксперимента, — загадочно отвечал сыщик.

Следуя за машиной начальника ОВД, Меглин и Есеня приехали к обрыву над рекой. Вышли, огляделись. Обрыв производил впечатление — высотой метров тридцать. Начальник ОВД принялся объяснять:

— Бухари местные отсюда пару раз падали. И пацаны приходят с обрыва прыгать. Как их только не гоняют! А место — сами видите. Предполагаю — сорвались, и все. А там такой омут… Никакое тело не всплывет.

Меглин поднял бровь:

— Все семеро? Хотя да, место гиблое. Веревку привезли? Я спущусь, посмотрю. Вдруг увижу что.

Ему дали веревку. Сыщик отрезал перочинным ножом кусок нужной длины, сделал петлю и протянул ее начальнику ОВД:

— Надевайте.

— Зачем? — опешил тот.

— Вы тут самый крепкий, — объяснил Меглин. — Ведь вы меня удержите? Главное — стойте крепко, от вас моя жизнь зависит.

Полицейский руководитель пожал плечами, однако петлю надел. Расставил ноги, уперся крепче. Меглин подошел к краю обрыва… затем неожиданно отдал свой конец следователю — и толкнул начальника ОВД вниз!

Тот издал дикий крик ужаса. Следователь крепко держал веревку, но его тащило к обрыву, и он уже готов был разжать руки.

— Держать! Или тюрьма! — прикрикнул на него Меглин.

После чего шагнул к обрыву и крикнул повисшему над пропастью начальнику:

— Десять лет пацаны у тебя пропадают! А он предполагает! Теперь какие у тебя предположения?

Развернулся и направился к машине. У него за спиной полицейские поспешно вытягивали из пропасти своего начальника, орущего:

— Я этого так не оставлю, слышь ты, псих!

Когда они уже тронулись, Есеня спросила:

— Куда теперь?

— С романтиком знакомиться, — буркнул сыщик.

Анатолий Валерьевич, окруженный толпой детей, вышел из клуба и запер дверь. Дети пошли в одну сторону, руководитель — в другую. За ним, на некотором расстоянии, следовали Меглин и Есеня.

Вскоре Головко зашел в столовую. Меглин сунул девушке несколько купюр, бросил:

— Вина купи.

Когда Есеня принесла бутылку портвейна, следователь зашел в столовую. Отыскав одиноко сидевшего за столиком Головко, сел напротив и налил себе первый стакан, потом второй… Спустя несколько минут вид у него был, как у типичного алкоголика: глаза смотрят в разные стороны, волосы взлохмачены… Меглин громко говорил, обращаясь к соседу:

— Мне в человеке знаешь что надо увидеть? Глаза! Вот тебя по глазам видно: наш человек!

При этом он сделал попытку налить вина и руководителю клуба.

— Не пью, — твердо заявил Головко.

— У русского человека причина должна быть, чтоб не пить, — заявил Меглин. — Язва, к примеру. Но ты не язвенник: они тощие, а ты упитанный. Я так понимаю, в душе язва…

Бормоча это, он исподтишка изучал соседа. Отметил недавний глубокий порез на кисти руки.

— Зря вы все это, — неожиданно произнес Головко.

— Что зря?

— Театр этот ваш. Не там ищете. Время только теряете. Это ведь вы из Москвы приехали?

И, глядя, как его сосед-«алкоголик» на глазах трезвеет, продолжил:

— Мы этих детей искали. Каждого, всем клубом. По несколько дней. Но не нашли. Какая-то моя вина в этом, конечно, есть. Спасти не всех удается, хотя дерусь за каждого. Но некоторые уходят. Я все-таки надеюсь, что они живы. Если бы с ними, не дай бог, что-то случилось, мы бы их нашли.

— Или их хорошо спрятали… — предположил Меглин.

— Я об этом даже думать не хочу, — признался Головко. — Ведь тогда их никогда не найдут.

С этими словами он отодвинул тарелку и вышел из столовой. Меглин — за ним. На улице к нему подошла Есеня.

— У него на руке порез свежий, — сообщил сыщик.

— А еще кольцо, — добавила девушка.

— И что?

— Женат, а ест в столовой.

— Значит, есть в душе язва, — заключил Меглин. — Где живет он, узнай.

…Прокурора Стеклова Саша Тихонов нашел в курилке Следственного комитета.

— Андрей Сергеевич, искали? — спросил.

— Да. Хотел спросить, где Есеня.

— Не знаю, — признался Саша.

— Вот именно — не знаешь. Давай я тебе кое-что объясню. В этой жизни тем, кто сопли жует, достается крайне мало. Фактически ничего, кроме этих соплей. Если я в тебе ошибся, ты скажи. «Не тяну, мол, Андрей Сергеич, простите великодушно…»

У Саши раздулись ноздри, лицо окаменело от гнева.

— Почему вы со мной так разговариваете? Кто вам дал право?

Однако прокурора этот протест не испугал.

— О, другое дело! — воскликнул он. — Прямо герой, глаза горят. Вот и она тебя должна таким увидеть. А ты схвати — и не отпускай, ясно?

…Войдя в магазин, Лена — жена Анатолия Головко — встала в очередь в винный отдел. Лена была миловидная блондинка, мужчины на нее оглядывались. А сейчас она сама пару раз оглянулась, потому что за ней стоял какой-то мужчина, довольно интересный, который внимательно ее разглядывал. Темноволосый такой, крепкий. Толкнул разок, вроде бы случайно, а когда Лена повернулась, улыбнулся. Это было многообещающее начало…

Подойдя к прилавку, Лена попросила бутылку дешевого вина. У продавщицы, как назло, не оказалось сдачи. И тут интересный мужчина сзади вдруг заявил:

— Идите, я доплачу. Слушать ничего не хочу, идите.

А Лена особенно и не возражала. И ничуть не удивилась, когда, отходя от прилавка, услышала, как щедрый незнакомец попросил у продавщицы пачку дорогих презервативов…

Между тем Меглин (именно он был тем самым щедрым незнакомцем), выйдя из магазина, сел в машину и твердо приказал Есене:

— Давай, вылезай!

— Почему?! — возмутилась девушка.

— Без разговоров, вылезай и всё.

Когда Есеня вышла, сыщик завел мотор и поехал вслед за не успевшей далеко уйти Леной. После недолгих переговоров она села на освобожденное Есеней место, и дальше они поехали вместе. А еще через некоторое время они, все так же вместе, вошли в квартиру. Пока Меглин осматривал семейное гнездышко, Лена подошла и обняла его.

— А если твой муж вдруг позвонит? — спросил сыщик, кивая на дверь. — Тут пятый этаж, а я выше третьего не прыгал…

— Не позвонит, — усмехнулась Лена. — У нас звонок не работает.

— Тем более, без звонка явится…

— Не явится. Он до ночи в клубе. Ирка в школе, в пять придет, а больше некому. Так что звонок нам вроде ни к чему.

— А муж по жизни кто? — поинтересовался гость.

— Раньше в ателье работал, фотографом, — объяснила Лена. — А теперь в походы ходит.

— А кого фотографирует, тебя?

— Меня, кого ж еще, — уверенно ответила Лена.

Меглин незаметно оглядел стену комнаты, увешанную фотографиями. Ни на одной Лены не было. Почти на всех фото были запечатлены деревья — молодые березки.

Тут хозяйка спохватилась:

— Ой, Леш, ты ж, наверное, голодный? И у нас вино есть…

— Давай, накрывай самобранку, — согласился Меглин. — Я сейчас.

Лена устремилась на кухню, а сыщик подошел к комоду и начал в нем рыться. Нашел фотографию Анатолия Валерьевича с клубом, сделанную во время похода. Засунул ее в карман пиджака, задвинул ящик… И вдруг его шатнуло, да так, что он едва не упал. Меглин побледнел, лоб покрылся испариной. Дрожащими руками он достал из кармана пузырек с таблетками и поспешил в ванную.

Здесь он торопливо бросил в рот несколько таблеток, запил водой. И тут… увидел в зеркале самого себя — второго! Обернулся — галлюцинация не исчезла. Перед сыщиком стоял он сам — но с совершенно безумными глазами, в больничной пижаме. И этот безумец усмехался!

Меглин несколько секунд постоял с закрытыми глазами. А когда снова открыл их, в ванной было пусто. Все еще пошатываясь, мужчина направился на кухню. Лена поспешно делала яичницу, резала колбасу. Когда гость вошел, она, словно извиняясь, объяснила:

— Что под рукой было. Я, вообще-то, вкусно могу, если есть для кого…

Она осеклась, разглядев дикий взгляд и расширенные зрачки гостя.

— Леш, ты себя нормально?.. — спросила женщина. — Бледный какой-то…

Меглин, не ответив, сел на табурет, но не удержал равновесие и упал на пол. Лена, не понимая, что происходит, кинулась его поднимать, рассыпаясь в извинениях:

— Прости ради бога, это все наша колченожка… Мужика в доме нет, что поделаешь…

Следователь уже пришел в себя. Оглядев остатки табуретки, спросил:

— Отвертка есть?

Но Лена была настроена вовсе не на ремонт.

— Может, выпьем? — предложила. — А уже потом отвертку?

Меглин пожал плечами. Разлил вино, поднял стакан.

— За что? — спросила Лена, с надеждой глядя на гостя.

— За наших, — последовал ответ.

Выпив, Лена подсела к гостю, обняла его… Однако Меглин отстранился, встал.

— Что не так? — растерялась хозяйка.

— Все так. Просто пора мне.

Лицо женщины сразу изменилось, в глазах задрожали едва сдерживаемые слезы.

— Да пошел ты! — прокричала она. — Импотент!

Но Меглин уже закрывал за собой дверь…

…В Москве шло расследование очередного убийства (или, возможно, самоубийства). Над телом лежащего на асфальте мужчины склонились двое следователей и стажер — Женя Осмыловский. Рядом валялся букет цветов.

— Вот и думай теперь, кто его выбросил — то ли муж, то ли она со страху, — заметил первый следователь.

— Да, не повезло мужику, — покачал головой второй. — Что называется, сходил налево… Стажер, а ты как думаешь?

Женя ответил не задумываясь:

— У него глаза счастливые. Это она его…

В этот момент у него зазвонил телефон. Это была Есеня.

— Привет! — обрадованно воскликнул Женя. — Я уж думал, ты про меня забыла.

— Тебя забыть нереально! — отозвалась Есеня, сидевшая в это время в машине рядом с Меглиным. — Чем занят?

— Тружусь, — отвечал Женя.

— Выходные не забивай, ладно? — попросила девушка. — Я соскучилась. Пока, целую.

Она покосилась на Меглина, для которого и был в основном затеян этот разговор, — произвел ли он на него впечатление? И со злостью увидела, что сыщик откровенно смеется. Есеня разозлилась еще больше.

— Я вижу, у тебя к провинциальным женщинам слабость? — спросила она с издевкой.

Конец ознакомительного фрагмента.