Метод

Даниил Лектор, 2016

Главные герои книги – загадочный следователь Родион Меглин и его юный стажер Есеня – борются с безжалостными маньяками, и каждый день грозит им смертью. Но тайны связаны не только с серийными убийцами – герои носят тайны в себе. Мать Есени погибла 17 лет назад при загадочных обстоятельствах. Кто ее убил? Почему отец Есени, прокурор Стеклов, отказывается расследовать это убийство и даже говорить о нем? В чем состоит таинственный Метод Меглина, позволяющий ему в короткий срок распутывать все преступления? Кто дал Меглину право убивать разоблаченных им маньяков? Кто таинственный преступник, скрывающийся под ником «Ты-Меня-Не-Поймаешь» и совершающий убийства чужими руками? Какие чувства испытывает Меглин к своей стажерке – и вообще, способен ли он на человеческие чувства? «Метод» – не тот случай, когда читатель легко угадывает главного злодея и предвидит, чем все кончится. Сюжет книги то и дело совершает неожиданные повороты – только держись. Скучно точно не будет!

Глава 2

Если проиграл бой демонам, прежде чем умереть, помоги нам.

Метод

Центр Москвы остался далеко позади. Машина, которую вел Глухой, въехала на территорию заброшенного завода. Поколесив по территории, остановилась у одного из цехов. Глухой открыл дверь, пропустил Есеню внутрь и зашел сам.

Пустое и гулкое помещение бывшего цеха оказалось архивом Меглина. Все стены увешаны фотографиями. Вот те, кому не повезло встретить «липецкого душителя»: на шеях отчетливо видны следы от удавки. Рядом — другие жертвы маньяков. Мертвые, иногда окровавленные лица. А еще — крупно снятые детали одежды, обуви, других предметов, принадлежавших убитым: брелоки, часы, телефоны, украшения…

— Меня зовут Влааа-димир, — с трудом произнес Глухой. — Сааа-дитесь…

Сидя в комнате для допросов, Есеня вспоминала:

— Он так говорил. Как глухие. Потом оказалось, что он и правда глухой.

— И что же он сказал? — поинтересовался Седой.

— Он взял с меня подписку о неразглашении материалов, связанных с работой майора Меглина.

— Каких материалов?

— По делу «дачника-душителя». Это были первые дела, которыми мы занимались вместе. Этот Дачник за два года убил девять девушек в возрасте от четырнадцати до двадцати лет. Всех задушил шнурком. Действовал дерзко, иногда при свидетелях. Его приметы впервые описала Саша Хомутова. Она смогла вырваться. Дело было так. Она отдыхала на даче. Встретила мужчину с молодой спутницей. Испугалась и побежала. Они за ней. Но Хомутова с пяти лет занималась легкой атлетикой. Дачник отстал почти сразу, его спутница потом. Хомутова пришла в полицию. По ее описанию, у спутницы маньяка было проколото ухо в четырех местах. Да и выглядела она странно. Лицо красивое, но жесткое. Эту девушку считали погибшей, а оказалось, что она жива. Ее мать опросили первым делом, но она ничего не знала.

— Как Меглин объяснил их связь? — спросил Седой.

Есеня усмехнулась:

— Просто. Любовью…

Был уже поздний вечер, когда Есеня вернулась домой. Это был уже шестой день ее работы у Меглина. И этот день не принес ничего нового. Девушка выглядела усталой и разочарованной.

Войдя в квартиру, она заметила, что дверь в кабинет отца приоткрыта и там горит свет. Есеня осторожно открыла дверь и заглянула. Прокурор сидел за столом, закрыв лицо руками. Перед ним лежала папка со старым делом, рядом — фотография жены с семилетней Есеней.

— Привет! — негромко сказала дочь.

Прокурор отнял руки от лица, улыбнулся и первым делом закрыл папку.

— Стал работу на дом брать? — спросила Есеня.

— Пришлось, — сухо ответил отец.

— Говорят, если у кого-то появились новые привычки, значит, в его жизнь вошел новый человек, — заметила Есеня.

— Или вернулся старый. Как день прошел?

— Интересно и волнующе, как и пять предыдущих, — на лице девушки появилась гримаса. — Сидела десять часов за столом и читала бумажки. Я настоящую работу себе по-другому представляла.

С этими словами она вошла в кабинет и сделала шаг к столу. Отец заметно напрягся, загородил папку руками. Это удивило Есеню.

— Можно посмотреть? — спросила она.

— Зачем?

— Интересно.

— У нас не принято читать чужие материалы.

— «У нас» — это где? В семье?

— В профессии, — сухо произнес прокурор.

— Буду знать, — с вызовом ответила Есеня. — Это дело мамы?

Вместо ответа прокурор убрал папку в ящик стола и запер его на ключ. А когда поднял голову, дочери в кабинете уже не было…

Закончился еще один день Есениной «стажировки». Закончился так же, как все предыдущие: Есеня весь день сидела в брошенном цеху, листала папки с делами маньяков. Успела поговорить по телефону с Женей Осмыловским, похвастаться интересной работой. Выпила несколько чашек кофе. Но вот Меглина она в этот день опять так и не увидела.

Захлопнув последнюю папку, Есеня встала, прошлась по комнате. Из угла на нее, не мигая, смотрел круглый глаз телекамеры. Есеня скорчила глазу рожу, а потом показала «фак».

Дверь в углу приоткрылась. Должно быть, Глухой собирается, как обычно, отвезти ее домой. Не скрывая раздражения, девушка резко произнесла:

— Спасибо, сегодня машину не надо! Прогуляюсь хоть, а то уже тошнит от этой комнаты! И от бутербродов с сыром, и от вашего Меглина тоже!

В этот момент дверь распахнулась. За ней стоял Меглин. Коротко взглянул на Есеню и буркнул:

— Идем.

Они вышли наружу. Меглин бросил девушке связку ключей:

— Я в туалет. В машине жди.

И ушел. Есеня свернула за угол, и… При виде машины на ее лице отразилось недоумение. Это была грязная и помятая «Волга» старой модели. А на связке, которую ей кинул Меглин, девушка обнаружила множество ключей — но брелок центрального замка отсутствовал.

Есеня с трудом подобрала ключ, открыла машину. Тут ее недоумение стало еще сильнее. В салоне царил хаос: множество смятых сигаретных пачек, каких-то бумажек, зажигалок, старых журналов… Но еще больше Есеню поразило то, что она увидела в боковом зеркале. Меглин, остановившись в нескольких метрах от машины, вытряхнул на ладонь несколько таблеток, проглотил и обильно запил какой-то жидкостью из плоской фляжки, после чего сел за руль.

— Вы что — пили? — подозрительно спросила Есеня.

Следователь не ответил. Завел мотор, и они поехали.

Есеня не могла не заметить, что ее руководитель выглядит, словно пьяный — так, будто он вот-вот заснет за рулем. Заметив ее недоверчивый взгляд, Меглин спросил:

— Что?

— Ничего, все хорошо, — поспешно ответила Есеня. А про себя пробормотала:

— Предлагали же в Питер…

Спустя какое-то время она решилась задать вопрос, который уже несколько дней вертелся у нее на языке:

— Скажите, как вы вычислили гада, который убил мою подругу?

— Очки, — коротко бросил Меглин.

— Что — очки?

— Очки у него были дорогие, — пояснил следователь. — А лицо — нет.

— Очки дорогие, лицо — нет… — повторила Есеня. — Это что, дедукция?

— На труп остальные в толпе по разу посмотрели и больше не стали — страшно, — монотонно, невыразительным голосом продолжал Меглин. — А он смотрел, глаз не отводил. Не страшно ему было, приятно.

— Ясно. И психоанализ, значит, — подытожила Есеня.

Меглин коротко взглянул на девушку и подтвердил:

— Да. Всё в глазах.

— Еще и телепатия! Круто! — произнесла Есеня с усмешкой.

Меглин снова заговорил — не глядя на девушку, негромко, словно сам с собой:

— Алексей его зовут, Алексей Журавлев. Механик и ювелир. Это он — «праздничный убийца», убивал девушек на выпускных. От него жена ушла. Любил ее, как положено, а она ушла. Почему? А потому что у него в карманах руки золотые, а копейки — медные. Получал мало. А она красивая, а это расходы. Она ему сказала: «Прости, я полюбила». Он в слезы: «Как это — полюбила?! Ах ты, сволочь!» — «Ой, Алеш, давай без скандала!» Он переживал, спать не мог. Ночью придумал, утром чертеж набросал и серьги сделал. Яд в кристаллах. Серьги надел — через день умер. Пришел, подарил. Сказал: «На память». Ну и все, жены бывшей нет. А спать все равно не может, в голове будто щекотка. А если щекотка — как спать?

А тут появился этот, вежливый. «Знаю, — говорит, — какой ты мастер; у меня нюх на таланты. А ожерелье сможешь сделать?» — «Смогу». — «Но мало ведь сделать, надо еще подарить. И так, чтоб не первую встречную, а ту, что заслужила, как жена твоя бывшая, самка продажная». — «А как узнать, которая заслужила?» — «А я подскажу. И слова, какие надо сказать, чтобы взяла, напишу на бумажке. Выучишь, и как диктор, слово в слово, потому что сам ты как дите с отставанием в развитии, в Калуге родился, батя алкаш. Но ничего, отрепетируешь, заодно в развитии нагонишь. А что очки у тебя на шурупчике и изоленте, так я куплю — и очки, и костюм». Грамотный парень, ничего не забыл…

— Вы хотите сказать, их двое было? — спросила Есеня, с трудом выудив главное из этого монолога. — Тот, кого взяли, только делал эти… изделия? Был другой, кто указывал, кому дарить и что говорить при этом? Сообщник?

— Разве кукла на пальце и палец — сообщники? — заметил на это Меглин.

— Но… почему вы его не взяли?

— А как его возьмешь? Он все делает правильно. Не сам. Чужими руками. «Ты меня не поймаешь»… Молодец…

За этим разговором Есеня не сразу заметила, что они уже выехали из Москвы. Не заметила она и другого — что после Москвы их обогнала машина Глухого и пошла впереди.

Они ехали несколько часов и наконец въехали в областной центр, расположенный южнее столицы. По дороге Меглин купил в магазине дешевый торт и бутылку вина. Поколесив по улицам, он остановил машину у старого дома и вышел. За ним, не дождавшись приглашения, вышла Есеня. Они поднялись на второй этаж, Меглин позвонил в дверь. Им открыла женщина лет шестидесяти, с красивым бледным лицом, обрамленным ухоженными седыми волосами. Увидев Меглина, она радостно воскликнула:

— Родик!

— Софья Зиновьевна, как вы? — отозвался Меглин.

Не ответив, женщина жестом пригласила их в квартиру. В коридоре к гостям подбежал миттельшнауцер, такой же старый, как его хозяйка.

— Берт жив еще? — удивился Меглин.

Женщина пояснила, обращаясь к Есене:

— Ему пятнадцать. У нас это подросток, а у собак — глубокий старик. Знаете, какая умница? Берт, сдохни!

Берт упал на пол, вытянулся и застыл. Хозяйка и Меглин при этом захохотали, Есеня кисло улыбнулась.

Прошли в гостиную. Меглин передал хозяйке торт и вино, плюхнулся в кресло и, показав на Есеню, объявил:

— Знакомьтесь, Софья Зиновьевна: Есеня, дочь моя. Похожа?

— Лоб твой, — ответила хозяйка, взглянув на девушку. — Имя красивое. Это в честь Есенина?

— Ага, — кивнул Меглин. — Есень, я тебе сто раз рассказывал: это Софья Зиновьевна, моя любимая учительница.

— Да, да, — кивнула хозяйка. — Русский язык и литература… Будем пить чай?

— Почему чай? Вино! — воскликнул Меглин. — Красное, вы же любите!

Повернувшись к Есене, Софья Зиновьевна развела руками:

— Конечно, нехорошо учительнице в этом признаваться, но мы же не в школе!

— А вы так и работаете, не надоело? — спросил Меглин.

— Конечно, надоело; конечно, работаю! — рассмеялась учительница. — Ты же знаешь, Родик, школа как цирк: раз пришел, всю жизнь под куполом. А ты что, пишешь? Так же, про спорт, или как?

— Про спорт надоело, — заявил Меглин. — Пишу про звезд. Интересно, и платят хорошо.

— Журналист, конечно, не то что учитель, — вздохнула Софья Зиновьевна. — У нас двадцать пять лет одно и то же. А у тебя один день не похож на другой, да?

— Все разные, — с важным видом кивнул Меглин.

Есеня слушала этот диалог с растущим недоумением. Дело было не только в том, что Меглин скрыл от Софьи Зиновьевны свою профессию. Было еще что-то, какая-то фальшь, которую она чувствовала, но не могла понять…

Между тем Меглин разрезал торт, откупорил вино, разлил его по бокалам. С пафосом провозгласил:

— За учителей! За вас, дорогая Софья Зиновьевна!

— Спасибо, что не забываешь, Родик! — ответила учительница. — За учеников тоже!

Видно было, что она растрогана.

Выпили. Кивнув на Есеню, Меглин произнес:

— Молодежь нынче — ну, не знаю… Мы были не такие. Настолько пустые все сейчас! Не люди, а аксессуары. И проблемы у них аксессуарные.

— Да, Родик, ты прав, — отозвалась Софья Зиновьевна.

— Вот даже Есенчик, — продолжал Меглин. — Знаете, из-за чего волнуется? Прости, но я скажу. Дескать, грудь маленькая. Мол, не модно. Скажите хоть вы ей!

Есеня пошла красными пятнами, с удивлением взглянула на следователя, но стерпела. А Софья Зиновьевна принялась объяснять:

— Девочка моя, во все времена большие груди нравились солдатам. А маленькие — поэтам! Маленькую женскую грудь ценили Гёте, Вийон, Блок… Насчет Пушкина не могу утверждать однозначно, в обществе в то время, как вы знаете, было принято почти оголять грудь, подчеркивать корсетом, но он ценил маленькие ножки, и я думаю, что и маленькую грудь тоже считал, скорее, достоинством…

— Я тебе говорил! — победно заявил Меглин, обращаясь к Есене. — А ты стесняешься.

И тут же, без перехода, спросил, повернувшись к учительнице:

— Ну, как вы, дорогая? Без барбамила сколько уже?

— Три года, — ответила Софья Зиновьевна. — Жива, как видишь. Конечно, звало иногда… Но держусь. Тебе спасибо.

И они с Меглиным с нежностью взглянули друг на друга. Есеня уже окончательно потеряла нить беседы и ничего не понимала.

Меглин разлил из бутылки остатки вина. Учительница, разглядывая свой бокал, неожиданно сказала:

— Заезжай, Родик. Мне так иногда бывает…

— Мне тоже, — серьезно сказал Меглин. — Ну ничего. За наших?

Когда допили вино, Меглин распорядился:

— Есень, принеси чашки. В комнате, в серванте. Чайку попьем на прощание.

Когда девушка вышла, Меглин спросил, как бы между делом:

— Славика не видели?

— Ой, нет, Родик, давно. Зимой приезжал, я ему пояс от ревматизма подарила, с тех пор не видела.

В соседней комнате Есеня нашла сервант, достала чашки и уже собралась уходить, как вдруг обратила внимание на стену рядом с сервантом. Всю ее занимали школьные фотографии — сотни лиц учеников разных лет. Приглядевшись, девушка заметила одну деталь: у некоторых учеников были тушью нарисованы тонкие нимбы над головами, а глаза проколоты иголкой…

…Допивая чай, Меглин вдруг сказал:

— Вообще вы, учителя, нас в детстве обманывали. Вы нам что говорили? «Учись на отлично, и все у тебя в жизни будет хорошо, будешь в первых рядах». И что? Сейчас в первых рядах кто? Двоечники! Везде. Цивилизация двоечников…

— Родик, мы не обманывали! Мы сами верили! — воскликнула Софья Зиновьевна.

И оба рассмеялись.

— Ну, спасибо, — сказал Меглин, поднимаясь из-за стола. — Дочке завтра на экзамен.

— Заходите еще, когда будете рядом… — попросила учительница.

Когда вышли на улицу, Есеня спросила:

— Вы что, у нее учились?

— Все мы друг у друга чему-то учимся, — уклончиво ответил Меглин.

— А почему вас нет среди ее выпускников на фотографиях?

— Потому что она — мой выпускник, — сказал следователь, заводя мотор.

Есеня не знала, как относиться к его словам. Как к шутке? У нее было слишком много вопросов, чтобы задать хотя бы один…

Они снова отправились в путь, и ближе к вечеру приехали в другой город. Меглин колесил по улицам, кого-то высматривая. Возле городского парка он остановил машину и устремился к какому-то человеку, по виду — алкоголику, пережидавшему дождь под детским грибком. Они о чем-то переговорили, после чего алкоголик обнял следователя как брата, и Меглин вернулся к машине.

Они пересекли по мосту реку. На том берегу обнаружилось кладбище старых кораблей и рядом — док. Меглин остановил машину возле дока и вышел, как всегда, не позвав Есеню. Чертыхнувшись, она последовала за ним.

На причале какой-то мужик стаскивал железки в кучу.

— Пиночет! — окликнул его Меглин.

Мужчина обернулся. У него было вытянутое тяжелое лицо и спутанные волосы. При виде Меглина на этой неприятной физиономии отразилась искренняя радость.

— Мишаня! — воскликнул Пиночет, и они обнялись.

— Знакомься, — весело сказал Меглин, обернувшись к Есене. — Моя жена!

— Очень приятно! — осклабился Пиночет.

Есеня, уже не удивлявшаяся своим превращениям, просто кивнула.

— Не ожидал, Мишаня! — сказал Пиночет, разглядывая Меглина. — Сколько же мы не виделись? Может, по полста?

— Пять лет, — ответил Меглин. — По полста — давай.

Пиночет с важностью достал из трубы бутылку, объявил:

— Домашняя моя, на калине. Целебная, возвращает лет десять.

— А зачем тебе лишние годы? — отозвался Меглин. — Это ж тоска.

Старые знакомые по очереди отхлебнули из бутылки, при этом Меглин провозгласил тост:

— За наших!

Закурили. Есеня внимательно взглянула на портсигар следователя. Все сигареты в нем были разных марок.

— Как ты? — спросил Меглин.

— Тяжело, — признался Пиночет. — Так иногда зовет…

— Ну, я ж тебя учил, что делать, если зовет. Вспомни — поотпустит.

— Если б не ты — я бы тут делов натворил… — признался Пиночет.

И заявил, повернувшись к Есене:

— А он меня спас! Откуда ты тогда взялся — хочешь, скажу? Бог тебя послал! Точно!

— Да я просто здесь гулял, — ответил Меглин. — Красиво…

— Что ж тут красивого? — удивился Пиночет. — Сюда и сторожа не нашли бы, если бы не я; а мне деваться некуда было… Эх, что-то калиновая некрепкая. Пойдем в каморку, там у меня другая есть.

В каморке у Пиночета на верхней палубе дока, к удивлению Есени, оказалось чисто и аккуратно, хотя и без удобств. Хозяин достал из холодильника бутылку, разлил по стаканам мутную жидкость, после чего деловито спросил:

— Ну, Мишаня, что у тебя?

— Взгляни, — предложил Меглин. Достал из кармана пачку бумаг и протянул хозяину. Есеня узнала фрагмент материалов по делу «липецкого душителя», которые она штудировала в архиве Меглина.

Пиночет несколько минут изучал бумаги, потом заявил:

— Ну это же не я… Ты же знаешь, я…

— У меня к тебе другой вопрос, — сказал Меглин. — Ты же со Славиком ближе всех общаешься…

— Это не он… — сдавленно произнес Пиночет. — У него спина… Ревматизм…

— А ты его когда видел?

— Давно… Зимой еще. Говорил, дачу прикупил.

— Где?

— Южнее. Под Липецком, что ли.

— Дачу, надо же! — усмехнулся Меглин. — В фермеры, что ли, записался?

Оба рассмеялись.

— Интересная у тебя работа, Миша, — заметил Пиночет. — Врач — это призвание!

— Да, — согласился Меглин. — Не навреди, как говорится. Одно и то же всю дорогу, в общем.

— И не говори… — медленно произнес Пиночет. Он, не отрываясь, разглядывал фотографии: мертвые лица девушек, одежду…

— Хватит! — жестко сказал Меглин и кивнул Есене. Она поняла, что от нее требуется, и встала, чтобы забрать у хозяина бумаги. Оказавшись вплотную к нему, она заметила, что руки у мужчины обожжены.

— Ну, мы пошли, — сказал Меглин и решительно поднялся.

— Сейчас покажу кое-что, — предложил Пиночет.

На берегу стояло чучело человека, рядом — другие чучела, но обгоревшие. Пиночет потянул какую-то веревку — чучело начало крутиться вокруг оси.

— На подшипнике стоит, — объяснил хозяин. — Здорово придумал?

— Молодец, — без выражения сказал Меглин.

— Готовы? — непонятно спросил Пиночет.

Меглин кивнул. Пиночет достал спички, поджег коробок и бросил его в чучело. Затем потянул за веревку, и горящее чучело закружилось. Есеня с ужасом смотрела на происходящее, а Пиночет смеялся радостно, словно ребенок.

— Еще приедешь? — спросил он у Меглина.

— Если только на похороны, — ответил следователь.

Оба снова рассмеялись, обнялись, и Меглин с Есеней вернулись к машине.

— Кто это? — спросила девушка, когда они отъехали от дока.

— Кто?

— Эти люди? Учительница? Пиночет?

— Учительница. Пиночет, — словно эхо, повторил Меглин.

Однако Есеня не отставала.

— А почему вы «журналист»? «Врач»? «Мишаня»?

— Потом, — бросил Меглин.

Впервые за всю поездку он взглянул на нее с интересом: сначала в глаза, а потом на ноги. И Есене это не очень понравилось.

— Когда дождь, сердце бьется чаще, — после паузы проговорил Меглин. — Почему, как думаешь?

За окном снова поливал дождь.

— Не знаю, — призналась Есеня. — Ну, романтично…

— Херня какая! — усмехнулся Меглин.

Некоторое время он молчал, потом негромко заговорил:

— Дождь, ветер, гроза… Это все к переменам. А ты же не знаешь, какие они будут. Ты волнуешься. Боишься…

— Я не боюсь! — сердито ответила Есеня. Меглин в ответ снова рассмеялся.

Уже вечером они подъехали к вокзалу в Липецке. Есеня по дороге заснула и проснулась, только когда машина встала. Меглин уже вышел; она поспешила за ним. На первом же столбе висел фоторобот Дачника — настолько общий, что узнать преступника было невозможно.

На вокзале Меглин прошелся по перрону и радостно сообщил:

— Люблю вокзалы! А ты?

— А я нет.

— Ну так надо полюбить!

К ним подошел офицер полиции:

— Родион Викторович? Я Егоров!

— Что ты кричишь, Егоров, дурак, что ли? — тихо и сердито отвечал Меглин. — Это помощница моя, Настя. Давай отойдем.

Когда отошли от толпящихся пассажиров, Егоров заговорщицким тоном сообщил:

— У нас все готово!

— Что готово? — все так же недовольно спросил Меглин.

— Ну, все. Ловушка.

— Молодцы, — иронично сказал Меглин. — Подготовились, значит. Насть, глянь: как тебе?

Есеня огляделась. Обратила внимание на плохо одетого, бомжеватого вида парня — он сидел на корточках возле здания вокзала. Отдельной кучкой стояли поджидающие поезд таксисты. Ничего примечательного она не увидела и сказала нарочито туманно:

— Ну, так как-то. Не особо.

Как выяснилось, оценка Меглина была гораздо более определенной. Повернувшись к Егорову, он заявил:

— Может, тебе проще объявление дать по вокзалу, чтобы он сам пришел, с повинной? А, Егоров?

— А что не так? — насупился офицер.

Меглин вновь повернулся к Есене, предлагая ей высказаться. Девушка пригляделась к машинам такси. В ближайшей «девятке» сидели два человека.

— Их двое, — сказала она.

— И что? — не понял оперативник.

— Таксистов — двое! — зло сказал Меглин. — Убери.

Егоров не понял, но подчинился; «девятка» отъехала.

— А этот что там делает? — спросил Меглин, указав в сторону переходного моста.

Там, в самом темном месте, стоял человек.

— Стоит… подавленно произнес Егоров. — Тоже убрать?

Меглин не ответил. Повернувшись в другую сторону, он ткнул пальцем в парня-бомжа:

— Сам придумал?

— Сам. А чего?

— Молодец! — впервые похвалил полицейского Меглин. — Только не воняет он у тебя.

— Чего?! — совсем растерялся Егоров.

— Он вонять должен, ссаками, — объяснил следователь.

— Так что ему, обоссаться, что ли?

— А как по-другому? Ну, здесь все понятно, — сказал Меглин. — Пошли, Насть!

— Да вы что?! — возмутился полицейский. — Через три минуты поезд! Посмотрите хоть на нее!

— А что на нее смотреть? — Меглин пожал плечами. — «Уточка» у тебя наверняка страшная. Смотреть — расстраиваться только. Ты разве красивую найдешь, Егоров?

— Мы, конечно, не Москва, но тоже старались, — с обидой в голосе сказал Егоров. — Ребята два дня не спали!

— Лучше бы выспались… — равнодушно ответил Меглин.

В это время подошел поезд. Среди пассажиров была девушка — «подсадная уточка»: молодая блондинка с красивыми ногами, в коротком платье.

— Слушай, Егоров, а ведь красивая! — с удивлением сказал Меглин.

Девушка между тем огляделась, словно искала встречающих, потом прошла мимо таксистов, обогнула здание вокзала и двинулась прочь. Меглин — за ней, на некотором расстоянии от него — Егоров и Есеня. Меглин направился вслед за девушкой в привокзальный сквер, прошел несколько десятков метров, потом вдруг остановился, покачал головой и повернул назад.

— Что не так? — растерялся Егоров. — Красивая же, вы же сами сказали!

— Красивая, но плохая! — отрезал Меглин. — Без толку. Слушай, Егоров, забирай отсюда всех. Мы тут сами походим. Нужен будешь — позовем.

— А гостиница нужна? — спросил вконец расстроенный оперативник. — Я, правда, заказал только один номер… Не знал про помощницу…

— Запомни: нас двое. Два номера!

Не прощаясь, Меглин развернулся и направился на вокзал. Есеня за ним.

На вокзале следователь вошел в кафе, взял себе бокал пива и уселся за столик. Есеня села рядом. Некоторое время она молча размышляла, потом сказала:

— А можно спросить? Эта девушка, подсадная. Что она не так делала?

— Не боялась, — коротко ответил Меглин и на этом, видимо, счел тему исчерпанной.

Помолчал немного, усмехнулся:

— Хорошо тут. Мне нравится. Им тоже…

— Кому? — спросила Есеня, но вопрос остался без ответа.

Меглин допил пиво и пошел бесцельно бродить по вокзалу. Есеня, которая уже устала от его выходок, осталась за столиком.

Прибыл еще один поезд. Из него, среди прочих, вышла высокая девушка в коротком зеленом платье. Меглин сразу ожил. Быстро вернулся к Есене, коротко бросил:

— Пошли!

Двигаясь вслед за девушкой, они обогнули вокзал и пошли по улице. Девушка свернула в переулок. Меглин стремительно прибавил шаг. Девушка почувствовала, что за ней идут, обернулась. Увидев, что мужчина не один, а в компании хорошо одетой спутницы, успокоилась. Пошла уверенно, даже стала сильнее вилять задом. Свернула в следующий переулок, совсем плохо освещенный… И в этот момент начались события, которые никак не укладывались в сознании Есени.

Меглин в несколько прыжков догнал девушку и ударил ее ребром ладони по шее чуть ниже затылка. Девушка упала. Меглин ловко подхватил ее на руки, оттащил к ближайшему дому, положил на землю. Не оборачиваясь, приказал Есене:

— Встань на углу!

— Что вы делаете?! — воскликнула стажерка.

— На углу встань!! — рявкнул следователь.

Есеня, ничего не понимая, отошла и встала на углу. Меглин все так же сидел на корточках возле девушки. Когда она пришла в себя, доброжелательно спросил:

— Тебя как зовут?

— Алена… — тихо ответила та.

— Дома ждет кто, Ален?

— Мама… И муж…

— Что ж он тебя не встречает? — упрекнул Меглин. — Нехорошо. Беззаботность какая-то. В муже твоем.

— Я просто раньше… — пыталась объяснить Алена, стуча зубами. Ее трясло. — Просто поезд другой пришел…

По щекам девушки рекой хлынули слезы. Меглин ласково вытер их рукой.

— Нехорошо получилось, — сказал он. — Ну ничего, сейчас домой пойдешь. Да, Ален?

Следователь галантно подал девушке руку, помог подняться, а затем неожиданно вывернул ей руку за спину и ткнул лицом в стену дома. Девушка взвизгнула.

— Ну давай, — деловито распорядился Меглин. — Кричи, Ален.

Но девушка, парализованная страхом, молчала.

— Кричи, говорю, дурочка! — повторил Меглин.

Алена попыталась закричать, но с ее губ сорвался только слабый стон.

— Нет, халтура, Ален! — зло сказал Меглин. — Кричи!

Он ударил девушку по пояснице, чтобы она выгнулась, затем запустил руку ей под юбку и сорвал трусы. Алена беззвучно зарыдала. Есеня не выдержала.

— Что ты делаешь?! — закричала она.

— Закрой рот! — приказал следователь. — Хотела помогать — помогай!

Послышались шаги, и из-за угла дома выбежал мужчина — муж Алены. Увидев, что происходит, он рявкнул:

— Ты что, сука, делаешь?!

Одновременно Алена наконец закричала изо всех сил:

— Сережа!

Мужчина бросился на Меглина. Однако следователь был готов к такому повороту событий. Он отшвырнул Алену в сторону Сергея и, когда тот машинально подхватил жену, подскочил к нему и коротко ударил в шею. Муж Алены упал, не издав ни звука.

Наклонившись над ним, Меглин презрительно произнес:

— Опоздал, Сереж! Нехорошо. Так можно без жены остаться. Ален, а ты хорошо закричала! Так бы сразу!

Меглин собирался продолжить беседу, но тут за углом послышался испуганный женский голос:

— Сережа! Алечка!

Следователь тут же схватил Есеню за руку и потащил прочь. Они пробежали одну улицу, другую… и вдруг столкнулись с двумя полицейскими, бегущими на крики. Правда, нельзя было сказать, что они уж очень спешили; одному к тому же мешало пузо. Не успели стражи порядка осознать, что происходит, как Меглин ударил одного из них в бок. Тот рухнул как подкошенный. Второй полез за пистолетом, но следователь хлестнул его пальцами по глазам, затем оторвал от земли и швырнул спиной в стену. Мент сполз по стене, как мешок, а Меглин принялся пинать его ногами, приговаривая:

— Двойка! Двоечник! Где ты был, а? Где вы были?

Потом повернулся к первому менту, безуспешно пытавшемуся отползти в сторону, собираясь врезать и ему тоже, но Есеня вцепилась в Меглина как клещ.

— Перестань!! — кричала девушка и тащила, тащила его в сторону изо всех сил…

Пробежав несколько кварталов, оба вдруг остановились. Есеню била крупная дрожь от страха. Меглина тоже трясло, но совсем по другой причине — от возбуждения. Он как-то по-особому взглянул на Есеню и вдруг обнял ее. Вначале она не сопротивлялась, потом спохватилась и резко оттолкнула его. Мужчина только усмехнулся.

Пошел дождь, быстро перешедший в ливень. Мокрые насквозь, они добрались до машины, и Меглин вырулил на трассу, ведущую в Москву, однако у первого же продуктового магазина остановился, забежал внутрь и вскоре вышел с бутылкой водки. Сразу откупорил ее, а когда проехали пост ГАИ, начал пить — прямо за рулем. Вскоре он был уже совершенно пьян.

Внезапно Меглин остановил машину, повернулся к Есене и уставился на ее ноги тяжелым взглядом. Есеня отвернулась и, глядя сквозь стекло на заливаемое дождем шоссе, сказала:

— Если хочешь это сделать… Дай мне водки. Чтобы не помнить.

Тогда следователь отвернулся от нее, сделал еще глоток и снова повел машину вперед…

В комнате для допросов Седой уточнил:

— Вы думали, он хотел…

— Да, изнасиловать ее. Думала, что и меня. Я только потом поняла…

— Что вы поняли?

— Он хотел их научить.

— Научить? — удивился второй следователь, Худой. — Кого? Чему?

Но Седой не спрашивал. Он понял. Меглин хотел научить Алену и ее мужа бояться опасности, предотвращать ее. А полицейских — исполнять свои обязанности.

Через некоторое время Меглин вновь остановил машину. Долго сидел, тупо глядя перед собой. Потом открыл дверь и выбрался под дождь. Прошел несколько шагов, остановился, отхлебнул из бутылки, еще раз, еще… Пил, пока не закончилась водка. Меглин выбросил бутылку в кювет, сделал еще несколько шагов — и упал прямо на дороге.

Есеня взглянула на ключи, оставшиеся в замке, открыла дверь и вышла. С огромным трудом, напрягая все силы, поставила Меглина на ноги, повела к машине. Усадила на пассажирское сиденье, сама села за руль. И поехала в Москву.

Утром старая помятая «Волга» остановилась возле заброшенного завода — жилища Меглина. Есеня вышла, коротко взглянула на спящего следователя и пошла к дороге. Поймала такси и поехала домой.

Дома она сразу направилась в ванную. Сняла с себя все, в чем была — одежду, белье, — и запихала в мусорный пакет. Затем залезла под горячий душ и терла, скребла тело мочалкой, словно хотела смыть что-то мерзкое, въевшееся в кожу…

В это же время недалеко от Липецка электричка подходила к станции — той самой, где недавно была найдена девятая по счету задушенная девушка. В вагоне среди прочих пассажиров сидел помощник Меглина — Глухой. Низко надвинув на лоб кепку, он наблюдал за двумя людьми. Одним из объектов была девушка лет пятнадцати, с красивым, но жестким лицом. Другим — мужчина лет пятидесяти пяти. Правда, на фотороботе, который лежал у Глухого в сумке, Дачник выглядел моложе. Но можно ли полностью доверять фотороботу?

На станции Дачник и его спутница вышли и направились по тропе через лес вслед за еще одной девушкой, тоже примерно пятнадцати лет с виду, ехавшей в том же вагоне. Пропустив их вперед, Глухой двинулся следом.

Тропинка через лес петляет, фигуры впереди теряются из виду. Глухой прибавляет шаг — он боится упустить тех, за которыми следит.

Внезапно сбоку раздается треск сломанной ветки. Глухой резко поворачивается, и в ту же секунду в его шею впиваются контакты электрошокера. Разряд тока сгибает Глухого в дугу, он падает. Спутница Дачника зло смотрит на упавшего, затем спешит догнать ушедшую вперед жертву.

Впрочем, девочка не успела уйти далеко. Она услышала сдавленный крик Глухого, обернулась, увидела догоняющих ее людей и побежала. Но спутница Дачника быстрее. Догнав жертву, она сильно бьет ее в грудь, так, что та стукается затылком о дерево и падает. Дачник наклоняется к жертве и мягко произносит:

— Ударилась? Ну прости! Ну все. Все хорошо будет… Пошли домой, дочка.

Девочка смотрит на него во все глаза. Она ничего не понимает. Одно ясно: убивать ее вроде не собираются…

…В старом дачном доме, где живут Дачник и его спутница, чисто и светло, звучит бодрая музыка по радио. Спутница Дачника собирает на тарелку завтрак для пленницы: омлет, бутерброды, чай. И несет все это в подвал, где сидит девушка — целая и невредимая…

Выйдя из душа, Есеня направилась к себе. Но возле открытой двери отцовского кабинета остановилась. И вновь заметила на столе, среди других дел, старую папку с делом матери. Но сейчас не эта папка привлекла внимание Есени. Ей надо было выговориться.

— Как ты? — спросил прокурор.

— Он ненормальный… — глухо ответила девушка.

Прокурор не удивился — он ожидал именно такой оценки.

— Как его на службе держат? — продолжала Есеня. — Что это за знаменитый метод такой? Как он ловит маньяков — он же сам больной на всю голову?! Я не понимаю…

— Ты уже все поняла, — ответил ей прокурор. — Нет никакого метода. Меглин ловит маньяков, потому что сам — маньяк.