Борщевик шагает по стране

Даниил Заврин, 2021

Ученый-ботаник приезжает в глухую деревню, чтобы разобраться в таинственном происхождении борщевика, определив его истоки, после чего таинственный образом пропадает. Роман для любителей "очень странных", но только в отечественном исполнении. Содержит нецензурную брань.

Часть первая

Мозалев

Когда такси уехало, я остался с ноутбуком и сумкой посреди кривой сельской дорожной колеи, меня сразу посетила мысль о некой спонтанности принятого мной решения, утащившего меня в эту деревенскую даль.

За лесом начиналась с повидавших лучшие дни домов деревня. Все это было так гротескно по сравнению с застрявшим в памяти городом, что хотелось остаться на месте и надышаться свежим воздухом, чтобы хоть как-то убрать привычную памятную пелену.

— Вам кого, дядь? — раздался детский голос откуда-то сбоку.

Я повернул голову и увидел девочку на велосипеде. Девчушка в футболке и шортах с короткой стрижкой выглядела почти как пацан.

— Мне?

— Ну да. Тебе.

Я снова посмотрел на ребенка. Удивительная беззастенчивая навязчивость к совершенно незнакомому человеку. Тут она увидела мой ноутбук и на мгновение застыла.

— Ты неместный, да?

— Нет.

— Да. Местных я всех знаю, — задумчиво заметила она и продолжила разглядывать серую крышку ноутбука.

— У вас здесь есть причал?

— Причал?

— Да. Где стоят лодки.

— Ах, причал… Так это тебе дальше по деревне, найдешь. Там несложно. Просто держись левее и сам увидишь. Река у нас большая, все видать.

Я кивнул. Заблудиться в деревне и вправду было бы сложно.

Шагая по деревне, я с удивлением обнаружил, что запущенной ее назвать было бы сложно. Более того, несколько домов были совсем новыми, кирпичными с красивыми вырезными рамами, совсем не похожими на пластиковые новоделы, которые так часто устанавливают в современных домах. Отчего-то я представлял, что это полузаброшенное селение.

Пройдя какое-то время, я наконец увидел причал. Он был небольшим, можно сказать, компактным и, несомненно, служил своего рода гордостью местных жителей, так как весь состоял из свежих досок, аккуратно подогнанных друг к другу. Разве что потопленная лодка портила вид, но зато две другие смотрелись более чем здорово. Даже моторы смахивали на японские. Тут я увидел двух сидевших на раскидных стульях подростков. Очевидно, местных мелких предпринимателей.

— Быстро идет? — спросил я, указывая на ближайшую лодку.

— А тебе куда надо, дядь? — спросил белобрысый улыбающийся парень. — Тут от места зависит.

— Не понял?

— Да вот видишь — на дне лежит, тоже быстро ездила и увы. Никуда больше не пойдет.

— Тогда я медленно поеду. Мне до Бледной Поляны надо.

Подростки переглянулись. Затем он из них недоверчиво спросил:

— А тебе, дядь, зачем?

— Я ученый. Исследую растения.

— И что там можно исследовать? Гиблое место, разве что борщевик там растет и все.

— Вот его-то я и хочу исследовать. Если, конечно, смогу взять у вас лодку. Вы ведь сдаете лодки в прокат, верно? — спросил я, указывая на небольшую доску с ценниками аренды лодок. — Кажется, шестьсот рублей за час?

— Это если по реке кататься. А тут полноценная поездка, в час никак не уложиться.

— А по карте недалеко было.

— Так это по карте. Тут места вон какие, никакие карты не помогут.

— Хорошо. Тогда сколько? Сколько вы хотите за то, чтобы довезти меня туда?

— Пять тысяч. И половину сразу, — неожиданно сказал второй тонким голосом. Оказалось, это коротко остриженная девчушка.

— Однако… — удивился я, замечая, как быстро растет ценник. — Давайте остановимся на 3500 — это вполне разумная цена.

Двое детей снова переглянулись и после непродолжительного внутреннего спора все же приняли общее решение.

— Только деньги вперед, — сказал парень, — а то знаем мы вас, городских, сперва одно обещаете, а потом другое.

— А много тут городских ездит?

— Всякое бывает, — сказал парень, подымаясь и направляясь к лодке. — Только ноутбук в сумку уберите, а то может намокнуть. Поедем быстро, чтобы до темна успеть.

— Да у меня фонарик есть, — сказал я.

Но мальчик на это лишь скривился и стал отвязывать лодку, напевая себе под нос какую-то песенку. Я снова посмотрел на ценник аренды лодок. Почему-то сразу я совершенно не обратил внимания, что написан он был детской рукой. Казалось бы, такой бизнес должны регулировать взрослые.

Вышкин

Ступая по институту Ботанических Исследований (сокращенно — ИБИ), Вышкин Федор Евгеньевич думал лишь о том, что будет очень зол, если Мозалев Евгений Петрович, единственный его друг, вместо заявленной пропажи просто окажется тут, привычно ночуя на своей любимой работе.

Он прошел по огромному мраморному холлу и направился прямиком к кабинету. Закрыто. Федор достал телефон и пробежался по контактам. Из всего списка он знал лишь одного, кто мог ему помочь, и если профессора не окажется на месте, то Ольга его просто съест своими переживаниями о милом брате.

Профессор Николай Семенович Плейшнер, с которым его познакомил Женя, ответил не сразу, перед этим попыхтев и прожевав «алло»:

— Да, голубчик, я вас слушаю.

— Это Вышкин Федор.

— Да-да. Я узнал вас.

— Вы на работе?

— В кабинете, а что?

— Я к вам сейчас зайду, я в институте сейчас, думаю, нам стоит увидеться.

— Заходите, конечно, у меня как раз есть свободная минутка.

Федор хмыкнул. Чем-чем, а особой деликатностью профессор никогда не отличался. Постучав по медной табличке, Федор потянул ручку и сразу уловил запах некой тлетворности, которую так расточительно распространял профессор.

— Проходите, мой дорогой, проходите. Давно мы с вами не виделись.

— Год назад примерно.

— И три месяца. Память старика еще не подводит, — улыбнулся Плешнер. — Как ваши дела?

— Все хорошо, — пожал стариковскую руку Федор, — только вот Евгений куда-то запропастился. Второй день на связь не выходит.

— А, Евгений Петрович? Так он за свой счет командировку взял, хотя я говорил ему, что это дурное дело.

— Дурное?

— Да. Дурное, — невозмутимо посмотрел на него профессор, прикусывая дужку своих очков. — Там, впрочем, вся затея дурная, но вы ведь знаете нашего умника, уж коль что взбредет в голову, так не вытащить. Вот и поехал за свой счет.

— А куда?

— Да под Тверь куда-то. Я точно место не помню. В деревню — место свое загадочное искать.

— Загадочное? Признаться, я не совсем понимаю, о чем речь.

— Мда, — профессор скривился и с любопытством посмотрел на собеседника. — Стало быть, вам он не говорил о своих, так сказать, исследованиях?

— Сколько скептицизма. Но нет, не говорил.

— Оно и понятно, так как там, дорогой мой, нет ничего, чем можно было бы гордиться.

— Николай Семенович, давайте ближе к делу. А то все тяните да тяните. Чем он заниматься-то начал?

Профессор смерил Вышкина взглядом, затем на минуту задумался, видимо, обдумывая целесообразность ответа и возможность проглотить данное резкое замечание, но потом, сдавшись своей стариковской словоохотливости, все же решил рассказать о наболевшем.

— Непонятным, если уж честно, и дурным. Ботаник-то он, конечно, первоклассный. Но эти фантазии… Он, видите ли, Федор Евгеньевич, решил, что борщевик, который мы, в принципе, давно и плотно изучили, являет собой некоторую не совсем земную историю и, стало быть, всю имеющуюся по нем документацию надо перепроверить.

— Борщевик?

— Да. Борщевик Сосновского, если быть точнее, хотя, я думаю, Евгений Петрович занимается целым видом. Честно, я не особо интересовался процессом его работы. Он же у нас упрямый. Гений.

— Иначе ему бы не дали премию. Верно?

— Ох эти премии… Знаем, получали. И толку? Но речь не об этом, а о том, что подобная работа не должна мешать основной, ведь, по сути, исследования борщевика — это хобби. Но, как оказалось, — профессор поднял палец, — это уже не просто увлечение. Три дня за свой счет. Это, знаете ли, ни в какие ворота не лезет.

— Я хочу напомнить, что он пропал.

— Да ладно вам. Исчезнуть на время для ученого — это часть работы, иначе никакого результата не получишь.

— Но почему он не прислушался к вам? Если все так очевидно и, как вы сказали, изучали его историю, то что подтолкнуло?

— Да то, что сок борщевика вызывает мутагенные реакции, грубо говоря — перестраивает ДНК. Это очень неоднозначно и по факту борщевик достаточно одинок, к тому же фототоксичен. Признаться, Евгений Петрович фанатично обо всем этом говорил, слушая его и сам начинаешь верить, что борщевик завезли инопланетяне или наколдовали ведьмы.

— Он и про ведьм упомянул?

— Да про что он только не упомянул, вплоть до того, что вся история борщевика вымышленная, а ведь о нем знали еще во времена древней Руси.

— Значит, вы точный адрес его командировки не знаете? — перебил профессора Федор.

— Нет. Но вы спросите в бухгалтерии, там наверняка знают. Идея идеей, а как речь о какой-либо компенсации заходит, так они что угодно выведают. Уверен, Ольга Антоновна все об этой поездке знает. Вы к ней подойдите да спросите.

— Признаться, не знаю, как вас благодарить.

— Да никак, дорогой мой, честно говоря, я и сам за нашего гения переживаю, как-никак — сейчас лишь благодаря ему институт субсидии стал нормальные получать. Не дай бог что случится.

— А что может случиться?

— Да как что? У нас в этих деревнях сами знаете, что творится, а Евгений Петрович далеко не богатырского телосложения, к тому же совершенно не заботится о ночлеге и рационе. Но вы и сами это знаете.

— Так почему же вы его отпустили?

— Дак а как его удержать, портфель собрал — только и видели.

— Понимаю, — Федор улыбнулся и протянул руку. — Спасибо еще раз. С бухгалтерией справлюсь, а потом и под Тверь отправлюсь. Ученого искать.

— Удачи, удачи, — заметил профессор, с грустью наблюдая за удаляющимся Федором Евгеньевичем.

Мозалев

Разогнавшись на лодке, юноша, казалось бы, просто не замечал то и дело попадавшихся бревен, ловко объезжая местные опасности. Я покосился на сумку. При такой скорости вероятность, что она вылетит из лодки, была более чем существенной.

— А как насчет передвигаться помедленнее?

— Лучше там не задерживаться! — сквозь пелену брызг крикнул парень. — Я так понимаю, ты там исследования проводить будешь?

— Да.

— Долго?

— Все зависит от того, что я там найду.

— Рассчитывай на пару часов, больше ждать не стану.

— А почему так мало?

— Темнеет быстро, говорил же. А на ночные рейсы я не подписывался. Если надо — завтра еще поедешь.

— Завтра? А здесь что, гостиница есть?

— Да, у бабки Люды, в конце деревни. Ты мне две штуки дашь, я все и организую, город.

— Евгений Петрович. А не город.

— Как знаешь, — парень улыбнулся, — а я Вадим.

— Рад знакомству, Вадим.

— Я, наверное, тоже, — ответил он и протянул руку.

Пожав намокшую кисть, я посмотрел на речку. Изъездив мир, я вдруг понял, что очень редко выбирался в ближайшие к Подмосковью области, больше руководствуясь научно-туристическими мотивами.

А тут ведь вон как красиво. Да, немного попахивает и тиной, и подгнившими листьями. Но все же родное, если, конечно, ты не родился в каменном бастионе городских улиц.

Мы обогнули небольшой береговой выступ и выехали на широкую часть реки.

— Вот здесь, — наконец сказал мой юный проводник, указывая на дальний берег, — там ваша поляна.

— Странно, — я достал карту и посмотрел на выделенное место, — а мне кажется, вот здесь.

Юноша скептически проследил за моим пальцем и, словно не замечая моих слов, стал подруливать к берегу.

— Карты часто врут. Эти места вообще мало кто изучал.

— Только четыре крупные экспедиции с 30-е по 90-е. Это разве мало?

Он лишь пожал плечами и, перекинув веревку через ветку, стал вязать узел.

— Я здесь подожду.

— Так неудобно же?

— Мне в самый раз. Только не больше двух часов.

— Я помню, — заметил я и после некоторого раздумья добавил: — А на вид так довольно смелый.

Затем неловкими шагами стал пробираться к носу лодки, откуда спрыгнул на твердую землю.

В целом путешествие меня пока устраивало, даже эти мелкие перепалки не шли ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить хотя бы в том же Непале, когда нас кинули с деньгами и пришлось самим спускаться с гор.

И все же тут чувствуется какая-то скрытая опасность. Я даже не могу толком объяснить, хотя, исходя из моих исследований, я лезу в расследование минимум государственного масштаба, да простят такое сравнение мне коллеги-ученые. А особенно мой дорогой профессор Плейшнер, едва ли не вставший грудью между мной и выходом из кабинета.

Я перевесил сумку через плечо. Хоть ноутбук и не был тяжелым, в совокупности с остальными вещами немного досаждал в руке. А ведь мне еще предстоит два часа активных действий. Я поглядел на высокие стебли борщевика. Да уж. Тут он пустил корни крепко.

Но вернемся к истории. Как утверждается, известен борщевик был достаточно давно, о чем довольно часто упоминается в старинных рукописях по той же кулинарии. Но… Есть одно странное но. Ни в какой летописи нет ни слова об ожогах. А значит — либо они появились позднее, либо это просто иное растение.

Я подошел к первому вытянутому во все стороны, словно зонтику, стеблю. Не меньше трех сантиметров в диаметре у основания. Живой аналог бамбука. Вытащив нож, я сделал аккуратный надрез. Сок вытекал медленно, почти как смола у дерева. А еще этот непонятный запах… Странно.

Я поднял голову и огляделся. Окружавшие меня экземпляры хоть и отличались немного размерами, но все же никак не дотягивали до крупного изначального варианта, от которого могло пойти общее размножение.

Убрав лезвие, я прошелся по поляне. Если я был прав, то первые реальные упоминания ожогов были замечены именно здесь, среди этих двулетников. Но ничего особенного я пока не видел.

Встав перед стеной зарослей борщевика, я аккуратно раздвинул стебли. Идти вглубь, несмотря на то, что солнца почти не было, было довольно затруднительно и опасно, так как уровень плотности цветения тут был просто запредельным. И главное — все по краю поляны.

Поэтому найти нечто отличающееся в этой гуще можно было лишь прорубаясь вглубь. Или же как-то обойти по воде живую изгородь и попытаться поискать что-то за ней.

— Еще долго? — раздался недовольный голос проводника. — Уже темнеть начинает.

Я поднял голову. По мне — так солнце еще с утра было за облаками и показываться не спешило, не говоря уже о том, чтобы уходить в закат. Я взглянул на часы. Ровно семь. А сейчас июль, когда темнеет после десяти.

— Кажется, я заплатил за два часа, молодой человек, так что подождите еще немного! — крикнул я, прислушиваясь на всякий случай к мотору лодки.

— Ладно. Но только минут тридцать. Нам еще обратно ехать.

— Ага. Полчаса, — буркнул я, стараясь не нервировать моего лодочника.

***

Вернувшись в деревню, я понял, что бабка Люда оказалась вовсе не бабкой, как охарактеризовал эту сорокалетнюю женщину мой помощник, просто она была сильно потрепанной, с проступающей сединой и очень измученным взглядом. Признаться, увидев ее в первый раз, я бы, наверное, тоже дал ей все шестьдесят, но это лишь если не разглядеть ее поближе.

— Наверх и налево, туалет на улице, — сказала она, убирая взгляд. — Постель постелю. Завтракаем в семь.

— С кофе? — попытался пошутить я.

— Можно с кофе. Только я давно его не заваривала, может не получиться как надо, — неожиданно ответила она, словно немного просветлев. — Вам со сливками?

— Да. Как капучино.

— Капучино — так капучино, — невозмутимо заметила Люда и протянула руку. — Если есть что постирать, можете передать.

— Да. Если можно, вот, — я снял ветровку. — Только к утру чтобы высохла, так как мне снова рано нужно будет уехать.

— Хорошо.

Проводив ее взглядом, я вышел на улицу, где, задумчиво разглядывая вырученные от меня деньги, стоял Вадим.

— Все нормально, город?

— Евгений Петрович, можно просто Евгений. И да — все хорошо. На удивление, кстати.

— Да, баба Людка нормальная тетка, да и дом неплохой, тут таких кирпичных мало. Надолго строились, — сказал он, потирая затылок и разглядывая двухэтажный кирпичный дом. — Если бы гараж успели достроить, так вообще единственные на деревне были.

— А что помешало?

Вадим повернул голову и задумчиво посмотрел на меня. Мне даже стало как-то не по себе от такого взгляда. Так обычно смотрят на курицу, которую вот-вот кинут в суп — с неким сожалением и сочувствием.

— Да тебе-то это зачем?

— Я ж ночую здесь. Не хотелось бы каких-нибудь сюрпризов.

— Тут так не бывает. У нас мирная деревня. Люда так вообще спокойная. Просто не трогай ее и все. Она ведь тоже раньше городская была.

— Мне завтра опять твоя лодка понадобится. И желательно пораньше.

— На целый день?

— Возможно. Либо отвезти меня, а позже забрать.

— А денег-то хватит?

— Я думаю, мы сможем договориться.

— Лучше это сейчас сделать, так как у меня завтра тоже дела есть. В общем, если отвезти-привезти — это пять и без торга. Если там сидеть — пятнадцать, мне тоже как-то неудобняк тереться возле тебя.

— Пятнадцать за день?

— Это я еще накручивать не стал.

— Разве ты собираешь пятнадцать за день работы?

— Вообще-то это я тебе навстречу иду, так как с лодками тут напряженка. Не хочешь пятнадцать, могу предложить двадцать.

— Тогда лучше пять. Во сколько ты меня заберешь?

— Если в девять туда, то, думаю, часов в пять смогу. Только возьми воды побольше, у нас это лето жаркое очень.

— Кстати, не знаешь, где я могу широкий нож раздобыть или небольшой топорик?

— Это еще зачем?

— Прорубаться сквозь кустарник.

— Могу одолжить. Можно, конечно, и тут взять, но не уверен, что Люда разрешит. Но это еще две тысячи. Как аренда оборудования. В итоге семь.

— Ты, наверное, решил на мне всю летнюю выручку сделать, да, Вадим?

— Куда без этого, на ком-то я должен зарабатывать. Вдруг ты здесь в последний раз.

— А что, бывали такие случаи?

— Да всякое бывало. Ладно, город, осваивайся, Люда отлично готовит, попроси ее приготовить что-то к ужину. А что касается топора — одолжу, даже подберу кое-что получше. Как раз для местных зарослей. Главное — воды и еды возьми.

— Это еще тысячи три? — усмехнулся я.

— Да нет, это уж ты как с Людой договоришься. Она любит готовить. Раньше точно любила. Уверен, тебе с удовольствием что-то состряпает, ты ей приглянулся.

— Разве?

— Да. Я такие вещи сразу вижу.

— А мне показалось… — начал я.

— Именно что показалось. Все давай, завтра утром зайду, а то еще начнешь тут по деревне плутать. Люда тебя рано подымет, так что не проспишь. Кстати, если хочешь, можешь помочь ей, этот дом давно по мужской руке скучает, уверен, она сразу найдет тебе пару заданий, — деловито заметил Вадим.

— До завтра — так до завтра, — протянул я руку. Он пожал ее. И снова этот странный взгляд…

Я довел его глазами до калитки, затем развернулся и увидел Люду. Видимо, она стояла на крыльце и наблюдала за нами.

— А у вас можно поужинать? Признаться, я с утра ничего не ел.

На это она лишь кивнула и пошла в дом, оставив двери открытыми.

***

Поужинав, я поблагодарил Людмилу. Картошка с грибами, да еще после целого дня хождений — это было лучшее, что я мог тут получить, не считая сна, конечно. Еще непонятно, что лучше.

— А вы надолго? — вдруг спросила Людмила, убирая тарелку.

— Пока не знаю, думаю, дня на два, — ответил я, доставая телефон. — Отпуск за свой счет удовольствия приносит мало.

— Значит, скоро уедете, — как-то странно проговорила она, поворачиваясь ко мне спиной.

— Да. Уеду, а что?

— Нет. Ничего. Просто к нам мало кто заезжает.

— С этим, наверное, соглашусь. Но мне, ботанику, тут очень все интересно, особенно Бледная поляна, — сказал я и заметил, как на мгновение она перестала мыть тарелку. — Уверен, она даст крепкий толчок моим исследованиям.

— А что с ней не так? — спросила Людмила, все так же не оборачиваясь.

— Мне кажется, вы не поверите.

— Так вы расскажите, а там посмотрим.

— Я предполагаю, что поляна либо изменила современную форму борщевика, либо послужила источником для его становления, в любом случае сыграв решающую роль в росте его агрессивности во внешней среде. Эти ожоги раньше нигде не фигурировали. И лишь во второй половине нашего века оказалось, что сок борщевика столь ядовит, что заставляет клетки мутировать. Признаться, я вообще в толк не возьму, почему ему так мало внимания уделяется. Это же очень опасное растение.

— Думаете, его создали здесь?

— Возможно. Только я не говорил, что создали, а сказал, что оно могло тут измениться или родиться, — я посмотрел на спину Людмилы. — Почему вы решили, что его кто-то создал?

— Ужасов насмотрелась, — развернувшись, сказала она и улыбнулась. — Как вам моя стряпня?

— Очень вкусно. Даже еще захотелось.

— Потому что с дороги, — сказала она, протирая руки полотенцем. — Подождите немного, чтобы все улеглось. Может, чаю?

— Конечно.

— А то у меня нечасто гости бывают. Поэтому каждому рада.

— Это видно, признаться, я и не думал, что у вас может быть такой современный дом здесь.

— Муж постарался, он очень хотел, чтобы все на высшем уровне было. Последние деньги вложил. Вот и построились, только до конца не доделал.

— А где он? — спросил я и тут же пожалел о своей навязчивости.

— Пропал. Около двух лет назад.

— То есть как это пропал? Здесь?

— Да, в этих чертовых болотах. Всей деревней искали, еще и волонтеры из города приехали, увы, так и не нашли.

— Я вам соболезную.

— Да ничего, я привыкла уже. В деревне, в общем-то, неплохо, плюс огород теперь появился, так что не скучаю. Разве что иногда выбраться хочется, но это проходит. В конечном счете здесь тишина и покой.

— Согласен, покоя тут предостаточно. А что касается вашего мужа, если хотите, я могу организовать повторные поиски, у меня много контактов среди экспедиционных групп.

— Не надо. Не хочу снова это переживать. Я вообще зря вам это сказала, Олег лежит там, где лежит, незачем его тревожить.

— Извините, я лишь помочь хотел.

— Я понимаю, по вам видно, что вы хороший человек, а это редкость здесь.

— А мне показалось, тут все приветливые.

— Все да не все. Впрочем, пора спать. Я вам уже постелила наверху. Комнаты у нас там две, так что не заблудитесь. Вам налево от лестницы. И прошу, не открывайте окно, тут по ночам сильно дует с реки. Легко простудиться.

— Закрою наглухо. Кстати, а не знаете, где связь хорошо ловит, а то я все никак своим набрать не могу.

— Увы, мы же в низине, тут вообще вся электроника не работает. Но вы привыкните со временем. Это в первое время по привычному скучаешь.

— Людмила, вы разве забыли, я тут всего на пару дней.

— Да-да, конечно, — согласилась она и картинно улыбнулась. — Судя по всему, чай вы не будете, а мне прибраться надо. Хорошего вам сна. Завтра утром я вас подыму пораньше, Вадим попросил. Сказал, у вас много дел.

— Есть такое, — хмуро бросил я, чувствуя, что великосветский деревенский разговор окончен. — Спасибо еще раз за ужин.

Поднявшись наверх, я упал на кровать, не раздеваясь. Оказалось, что этот деревенский день выжал из меня последние силы, позволяя усталости подарить мертвецки крепкий сон без сновидений. Так сказать, на моргание глаза.

Вышкин

— То есть как это вы не скажете, где он? — возмутился Федор Евгеньевич, стоя в бухгалтерии перед столом Ольги Антоновны, женщины за сорок с грубым, но спокойным выражением лица. — Я же вам говорю, что человек пропал.

— Так пусть заявляют родственники в полицию, вы тут при чем?

— Я его друг.

— Я коллега. Это не меняет ситуации.

— Но мне необходимо его найти.

— Я все равно не улавливаю вашей особенности.

— Да в смысле — вы не улавливаете? Мой друг пропал. Телефонную трубку не берет, его просто найти не могут.

— То, что он трубку не берет, как раз не повод беспокоиться, человек взял три дня отдыха не просто так. К тому же черт знает куда уехал.

— Вот и скажите — куда.

— Мужчина, у меня очень много работы. Вы меня отвлекаете.

— Отвлекаю?

— Отвлекаете.

Федор Евгеньевич полез в карман, чем обратил на себя внимание главного бухгалтера, презрительно смерившего его взглядом.

— Это еще зачем?

— Что? — непонимающе посмотрел на нее Федор. — Что зачем?

— Вот это зачем? — она указала рукой на его руку.

— Ах, это! Думаю, вам так просто не объяснить сложившуюся ситуацию.

— Да? — потянула гласную бухгалтерша. — И что вы намерены мне предложить? Шоколадку?

— Более существенное.

— Как глупо. Вы с вашими дешевыми фокусами и подхалимством шли бы подальше из нашего института. Более того, я, наверное, Плейшнеру лично объясню, что подобных людей присылать мне не надо.

— Подождите секунду, — попытался перебить ее Федор, роясь во внутреннем кармане. Да где же оно?

— Поищите, поищите. Все это, конечно, выглядит жалко. Сперва грубостью решили взять и нахальством, а потом за конфетами полезли, да еще так неряшливо. Вы всегда так с незнакомыми женщинами общаетесь или только в этот раз?

— Вот, — наконец вытащил удостоверение Вышкин. — Вы немного ошиблись с предметом. Будьте теперь добры дать информацию о местоположении вашего сотрудника.

— Да? Я вообще-то знакома и с уголовным правом, и с административным. Более того, я знакома с вашей внутренней системой проверок и, поверьте мне, прийти сюда и размахивать вашим удостоверением, требуя что-то — это явное желание найти себе на шею профессиональную проверку.

Вышкин моргнул.

— А еще, — продолжала Ольга Антоновна, — я так понимаю, ваш друг тоже в чем-то замешан, раз вы так о нем печетесь.

— Остановитесь! Прошу вас, остановитесь. Вы вообще понимаете, что происходит? Я майор ФСБ. Я ищу своего товарища!

— А у меня муж генерал ФСБ. Антон Михайлович Бубукин. Может, знаете такого?

— Антона Михайловича?

— Два раза повторить?

— Да. Знаю.

— Стало быть, понимаете, что вам грозит?

— Вообще-то я ничего такого не сделал.

— Уже достаточно, чтобы я сейчас ему набрала. Более того, я попрошу вас никуда из института не уходить. Уверена, он пришлет кого-нибудь, чтобы помочь вам добраться туда, куда вас там увозят.

— А… — хотел было сказать Федор, но слова словно застряли в горле. — Мне просто нужно узнать, где мой друг.

— Закройте за собой двери! — крикнула Ольга Антоновна и взяла трубку. — Хватит, доигрались.

Вышкин покачал головой, теперь он уже понял, что добиться чего-либо от этой барышни ему уже не светит. Разве что очередной истерии. Более того, в кармане зазвонил телефон, он посмотрел на экран, это был полковник Прокопенко.

— Ты что там наворотил? У меня тут генерал на проводе.

— Да ничего, собственно, — сказал Вышкин.

— Чтобы через пять минут был здесь.

— Принято, — Вышкин нажал на экран, и тот потух.

— Что, вызывают? — ехидно прошипела главный бухгалтер. — Даже удостоверение не помогло?

— Любви бы вам побольше, уважаемая Ольга Антоновна, может, и к людям добрее были бы! — кинул напоследок Вышкин, отворачиваясь от стремительно багровеющей женщины.

Мозалев

Скорей, скорей, скорей. Именно эти слова были в моей голове, когда на следующее утро я с Вадимом несся к Бледной поляне. Неописуемая жажда нового, холодные брызги речной воды, все это как ничто будоражило мой разум, рисуя дивные картины новых исследований.

Я посмотрел на часы. Семь утра. Казалось бы, все нормальные люди еще спят, но нет, некоторые рассекают по деревенским рекам.

— Держись крепче, город, доставлю с ветерком! — крикнул Вадим, явно наслаждаясь утренней поездкой.

— А я думал, ты не любишь быстро ездить.

— Дела появились, так что нужно ускориться. Кстати, ты бы посмотрел инструмент, вдруг вопросы какие, — он кивнул на лежавшую на дне лодки сумку. — Только аккуратней, не порежься.

Я посмотрел в сторону, куда он указал и увидел, что даже в мелочах вроде старой поношенной сумки Reebok этот неумолимый провинциальный след отчетливо прослеживался в этом месте.

Но зато инструмент превзошел все мои ожидания. Это был даже не нож, а самый настоящий мачете, заточенный явным профессионалом. Еще Вадим одолжил мне большой фонарь, видимо, с барского плеча за мою повышенную платежеспособность.

— Только ты аккуратней, город, хотя и тучи, но если будешь рубить борщевик, постарайся под солнце не попасть, оно вроде как в обед покажется.

— А по мне так пасмурно.

— Вам, городским, не понять. Тут чувствовать надо.

— А вообще есть возможность эту поляну как-то по периметру объехать?

— А?

— Вокруг, то есть, — пояснил я, — чтобы посмотреть, что за кустарником.

— Ах это. Наверное, да. Но там сплошные заросли. Можем вдоль реки проехаться, но сам увидишь, все тоже заросло. По воде на поляну самый удобный заход.

— А по земле?

— Еще хуже. Там ни тропинок, ничего. Больно уж этот куст разросся. Я даже думаю, от дороги километров двадцать по лесу в лучшем случае.

— А почему так? Неужели из ваших сюда никто не ходил?

— Из наших нет. Незачем просто.

— А не из ваших?

— Нет. Во всяком случае, я не возил.

— А может, до тебя кто-то? Тут экспедиции были.

— Послушай. Я тебе как нормальному человеку говорю: я никого сюда не возил. Кто до меня ездил, мне тоже не особо интересно. Это не кормовое место. Чем тут заниматься? Ни порыбачить, ничего.

— Почему?

— Да рыбы нет. Или обходит. Я не знаю.

— Гиблое место, да?

— Крайне гиблое.

Вадим отвернулся к реке, всем видом давая понять, что закончен. И минут через двадцать мы подъехали к краю поляны.

— Все, теперь сам. Заеду примерно в пять.

— А как мне дать знать, если что-то пойдет не так?

— Покричи. Я слышал, от этого легче бывает, — невозмутимо заметил Вадим. — А вообще тут зверья нет. Даже комары не жужжат. Так что не дрейфь, город. Работай спокойно.

С этими словами он вытащил сумку и поставил ее к моим ногам. После чего оттолкнул лодку от берега и поплыл обратно в деревню.

Провожая Вадима взглядом, я вдруг понял, что, несмотря на всю его нарочитую грубость, был бы рад, если он остался со мной.

Но делать нечего. Работа натуралиста не терпит нытиков от человеческого одиночества. Все равно ты не один. С тобой природа. Правда, тут я, наверное, немного поспешил, все же обычно под природой понимают какую-никакую живность. А тут, как правильно выразился Вадим, все крайне гиблое.

Я посмотрел на небо. Несмотря на то, что я одолжил охотничью одежду у Людмилы, я все равно надеялся, что солнце, как минимум, не покажется до обеда. Аккуратно пройдясь по краю поляны, я заметил, как ровно стебли огородили это место, словно циркулем прочертив невидимую грань. Все росло настолько плотно, что без порубки здесь было не обойтись.

Впрочем, Вадим тоже может ошибаться, говоря, что по воде не пройти. Но, спустившись вниз и внимательно осмотрев берег, я понял, что он был прав. Я снова подошел к кустам и вытащил нож. Чутье ботаника подсказывало, что надо напролом.

***

Аккуратно перерезав первый стебель, я точно так же поступил со вторым и третьим, наблюдая, как по рукам начали стекать капли мутного сока. А спустя некоторое время появился и запах. Я перерезал еще несколько стеблей.

Уровень разрастания здесь был, конечно, удивительным, нигде еще мне не встречалась столь высокая плотность роста растений. Я начал резать дальше, стараясь выйти хотя бы за сто метров от центра поляны. И на первый взгляд эта цель была вполне осуществима. Но увы, лишь на первый взгляд.

Едва выглянуло солнце, я побежал назад, уворачиваясь от солнечных лучей, как какой-нибудь древний вампир.

Сняв покрытую соком куртку, я аккуратно протер ее тряпкой. То же самое я сделал с сапогами и перчатками, старательно счищая ядовитый сок и разглядывая покрытое тучами небо.

Всего только часа два, подумал я, оценивая уровень необходимой работы. Но увы, солнце ответило безжалостным ярким светом.

Я посмотрел на мачете. Яркий блеск лезвия был завораживающим. Я, конечно, мало разбирался в оружии, но то, что этот нож стоил не меньше тридцати тысяч, я был уверен.

Негнущийся, безропотно рассекающий твердую поросль, он ни разу не подвел меня, оставаясь все время острым.

Я повертел его в руке. Энергоемкая качественная рукоятка, сбалансированный клинок. И как я раньше не заметил, насколько качественным инструментом поделился со мной Вадим. Наверное, потому что куда больше меня интересовало мое исследование. Я посмотрел на порубленные кусты. Впереди оставалось всего полдня.

Когда солнце снова ушло за тучи, я привычно взял мачете и начал рубить. Да, наверняка не так выглядит для среднестатистического человека ученый, но что поделать, я должен был понять, как выглядит эта поляна со стороны леса, и как далеко уходит растительный боярышниковый тракт. Но только снова словно провидение помешало мне, подарив странную находку, густо покрытую растительностью.

На несколько мгновений я замер, внимательно разглядывая лежавший среди стеблей бумажник. Коричневый, едва различимый, этот предмет словно цеплялся за мой взор, всеми силами пытаясь попасться на глаза. Я наклонился, чтобы подобрать его, но тут снова вышло солнце.

Не могу сказать, что именно заставило меня потянуться сильнее, но это произошло. Игнорируя все техники безопасности, продираясь сквозь срезанные стебли, я еле ухватился за кожаный край и потянул его за себя.

А далее я быстро пошел обратно, стараясь минимизировать потери, которые понес столь необдуманным действием. Ведь все, что было необходимо сделать — это переждать очередное появление солнца и аккуратно вернуться за своей находкой. Но нет, исследовательский интерес пересилил безопасность. «Еще бы! Ведь это целый бумажник» — словно передразнивая себя, подумал я.

Сев в центре поляны, я уже не пытался снова лесть в гущу, старательно вычистив всевозможные участки попадания сока. Также протер бумажник, внутри которого оказалось немного потемневшее лакированное фото молодой Людмилы в приятном фиолетовом платье, с любовью смотрящее в кадр.

— Это ее муж, — вслух проговорил я, разглядывая фото. И тут же добавил: — Так он был здесь. Здесь, среди боярышника.

Я поднял глаза на заросли. Теперь они не казались столь загадочными, они стали опасными. Впрочем, про ядовитый сок я знал и раньше, только вот бумажник… Я снова посмотрел на фотографию. Получается, он пропал именно здесь, среди этих кустов. И явно больше двух лет назад.

Сзади послышался звук мотора. Повернувшись, я увидел, как к берегу едет Вадим. Инстинктивно убрав находку в карман, я встал и помахал рукой, поприветствовав моего проводника. Вадим помахал в ответ.

— Ох, ничего себе ты тут дал лесополосу, — Вадим с уважением посмотрел на мою просеку. — Вот ты даешь, город, тебе бы косу, да травы покосить — цены бы не было.

— Обойдусь. И так устал как собака, к тому же надо кожу осмотреть, думаю, пару ожогов я все же получил.

— Не свезло, да? — сочувствующе вздохнул Вадим и взял из сумки нож. — А я ведь так и знал, стоит раз этим махнуть, как все, пиши пропало, пока весь не вымараешься, не отпустит.

— Да. Нож первоклассный.

— От отца достался. Он часто на охоту ходил, вот и прикупил для добивания, ну и вспарывания, соответственно. Или шкуру снять.

— Я понял, понял, можно и без подробностей.

— Да это ж к слову просто, — сказал Вадим и положил нож обратно. — Ладно, теперь толкни и поедем, я и так уже опоздал везде, где только можно. Заодно и ноги промочишь, тебе сейчас это полезно.

Не споря, я подошел к носу лодки и медленно отвел ее от берега. Вадим дернул ручку мотора, и по воде пошла рябь. И тут я почувствовал, что очень хочу обернуться, снова посмотреть на этот кустарник, как будто открою один важный секрет. Я повернул голову, но увидел лишь прорезанный мной проход и кусты, стоявшие настолько ровно, что создавали вид стены.

И только сейчас до меня вдруг дошла одна простая мысль. Если они стояли так ровно, значит, это была не природная последовательность, а человеческая, построившая такую четкую круговую изгородь. С этим открытием я и отчалил, увлекаемый обратно в уже начинающую становиться привычной деревню.

Вышкин

Закрыв дверь в квартиру, Федор сразу понял, что Ольга не спала, а значит, должен был состояться неприятный разговор. Почти такой же, как до этого с начальством, когда его разнесли за неудачное давление на жену генерала.

Федор аккуратно повесил свое легкое пальто на вешалку и убрал в шкаф, затем прошел на кухню, налил чаю, поискал в холодильнике съестное, посмотрел на часы и, устроившись поудобнее, приступил к позднему ужину.

Спать не хотелось. Федор твердо знал, что там его стережет Ольга, приготовившая миллион своих наставлений, предостережений, поучений, угрызений, умозаключений, а также выводов и этого вечного «а я тебе говорила».

Только долго в одиночестве просидеть не получилось, уже через несколько минут Ольга встала с постели и, шаркая по квартире, прошла на кухню.

— Не спится? — спросил Вышкин, ставя чашку на стол. — Вообще-то поздно уже, а завтра тебе на работу.

— Я не могу уснуть, зная, что мой брат неизвестно где, — сказал она, скрестив руки на груди. — Ты узнал хоть что-нибудь? Я весь день не могла до тебя дозвониться.

— Узнал, конечно, — Федор поднял кружку, словно прикрываясь ею. — Узнал, что он взял несколько дней отпуска за свой счет и уехал.

— Это и так известно. А что-нибудь еще?

— Еще?

— Да, еще.

— Немного. Сегодня вообще сложный день был. Меня вызвал полковник и примерно полдня насиловал мозг якобы из-за моей профнепригодности, которая, между прочим, тесно связана с тем, что был занят поисками твоего брата, у которого главным бухгалтером жена нашего генерала.

— И что? Я должна тебе посочувствовать? Федор, у меня брат пропал.

— Это пока неизвестно.

— Как неизвестно? — Ольга подсела к нему за стол. — Очень даже известно. Ты же сам до него дозвониться не можешь.

— Может, он и сам не против такой ситуации.

— Ты не понимаешь, — как можно мягче сказала женщина, всматриваясь в лицо Федора. — Я его единственная сестра, а он мой единственный брат. Мы всегда тонко чувствовали друг друга, а теперь этой связи нет.

— Может, он от этого устал, ведь твой брат не так часто приходил к нам в последнее время.

— Ты это серьезно сейчас?

— Вполне.

— То есть ты считаешь, что ему было тяжело со мной?

— Не совсем, просто ты тоже можешь быть слишком… — Федор все пытался подобрать необходимое слово. — Привязанной, что ли.

— Надоедливой? — скрестила руки Ольга. — Мне очень не нравится, как ты сейчас ведешь себя со мной, Вышкин.

— Я просто пытаюсь разложить ситуацию и понять, как правильно поступить, Оль, — Федор поставил кружку. — С одной стороны, у меня полковник, который мне сегодня все мозги съел, с другой — твой брат, которого нет всего пару дней. И который, прямо скажем, нечасто хотел, чтобы его находили. Это все ведь не так однозначно, даже на его работе сказали, что он запросто мог уехать на несколько дней. Да, признаю то, что он не отвечает на телефонные звонки. Это странно, но кто знает, какая там связь в этих захолустьях, ты же помнишь, как я ездил в командировку в тайгу? Оттуда вообще дозвониться невозможно было.

— Это другое, — Ольга сложила руки и постаралась поймать взгляд мужа, — потому что ты другой, ты сильный, ты выносливый, ты находчивый. Ты тот, в кого я влюбилась и в ком увидела мужчину, а Женя — он другой. Он в семь лет с насморком слег, думали все, что умрет. Ты не путай себя и его. Он в любой местности без меня и моего контроля пропадет.

— Оль, мне кажется, ты сильно преувеличиваешь. Евгений давно уже самостоятельный человек. Ему по силам самому решать, куда и зачем ехать.

— И все это ты решил после того, как тебе всыпало начальство? — испытывающее посмотрела не него Ольга.

— Это повлияло, несомненно. Тебя ведь там не было, пока меня драл полковник. А он, между прочим, не стеснялся в выражениях и грозился служебным выговором.

— Да он постоянно грозится и ничего, до сих пор не выгнал. Хотя делай, как знаешь. Можешь и забыть про него. Только я не забуду. Надо будет, сама найду, — с этими словами она поднялась из-за стола и направилась к двери.

— Оль! — крикнул Федор, поднимаясь следом. — Я же не сказал, что брошу искать, просто все надо обдумать, Оля!

Но она его уже не слышала, зато хлопнула дверью так, что казалось, та вылетит из петель.

— Да что такое! — буркнул Федор, ставя кружку в раковину. — Как будто я ничем не рискую, черт меня возьми.

Он прошел в коридор и остановился возле закрытой двери спальни, затем заглянул во вторую комнату, где стоял привычный диван. В принципе, он много раз уже спал там, особенно когда задерживался на работе.

— Окей, пусть будет по-твоему, — наконец сказал он. — Хочешь так, пусть так. Только я не виноват в том, что твой брат мог от тебя сбежать.

— Да пошел ты! — раздался голос Ольги. — Сам себе завтрак приготовишь.

— Невелика потеря. С яичницей я как-нибудь управлюсь, — уже тише заметил Федор. — Ты бы лучше дверь входную закрыла, прежде чем обижаться.

Он развернулся к двери и замер. На коврике лежала белая бумага. Он привычно потянулся к кобуре. Минута тишины, еще одна, Федор мягко сделал шаг. Ничего подозрительного. Он резко подошел к двери и встал сбоку. Ничего. Он посмотрел на листок. Там что-то было написано. Вышкин крутанул ручку и плавно открыл дверь, выглядывая в коридор. Пусто. Поводив пистолетом, он прошелся до лестницы и все так же ничего подозрительного не увидел.

— Что там? — раздался голос Ольги за его спиной.

Вышкин убрал пистолет и посмотрел на нее.

— Ничего, показалось.

— А это что? — она подняла листок. — Гадюкино? Это что? Деревня такая?

Мозалев

Вернувшись в деревню, я снова договорился с Вадимом о новой поездке. Да, обошлось недешево, но зато я был точно уверен, что завтра снова попаду на поляну и смогу продолжить свое исследование. Другой вопрос: к чему именно оно приведет, ведь я нашел там вещь пропавшего человека.

— О чем-то задумался, город? — спросил Вадим, забирая вещи из лодки. — Ты, кстати, не забудь про ожоги, они не сразу проявляются.

— У меня есть мазь, — соврал я. — Вадим, слушай, а муж Людмилы… Что с ним случилось?

Парень на мгновение замер, потом явно что-то додумал и, наконец, посмотрел на меня несколько удивленным, словно запоминающим взглядом.

— Пропал. Наверное, года два назад. Может, больше. Я точно не знаю. А тебе это зачем?

— Любопытно. Такое событие не совсем обычно для маленькой деревни.

— Не такие уж мы и маленькие, город. Ты просто не везде был. У нас и больница есть, и мент свой. Ты походи, посмотри, что тебя окружает, как-никак, ты теперь живешь тут.

— Я бы так не сказал.

— А я бы сказал. Ведь ты сейчас не обратно в город едешь, а к бабе Люде идешь, верно?

— Да.

— Вот видишь, значит, ты живешь в деревне. Ночуешь тут. А сколько — это не особенно важно. Ты уже пропитываешься этим местом.

— В тебе живет философ, Вадим.

— Мертворожденный, — вдруг сказал он, и в глазах заиграл странный огонек, отчего мне даже показалось, будто слово было произнесено совсем другим человеком.

— Почему мертворожденный? — повторил я, вглядываясь в него.

— Не знаю, — махнул он головой, — просто само вырвалось. Все, закрутил ты меня своей наукой, мне пора лодку убирать.

— Рад был пообщаться, — я протянул руку.

— И тебе не хворать, — сказал паренек, ответив на рукопожатие.

Отойдя от пристани, я направился к дому Людмилы, судя по всему, уже успевшей приготовить что-то съестное к ужину, однако бумажник, который оттягивал мой карман, то и дело подсказывал мне несколько другие идеи.

Я снова вытащил его. Раскрыл и посмотрел на фотографию Людмилы. Тут она улыбалась.

Я посмотрел на сидевшую на скамейке бабку с обветренной и вытянутой вперед ногой. Немного архаично, конечно, но в этом месте я уже мало чему удивлялся, особенно после пропадающих в кустарнике людей.

— Бабуль, где у вас тут участковый живет?

— А?

— Участковый, говорю, где?

— А?

— Участковый, говорю, где?

— Подростковый?

— Полицейский, говорю, где?! — чуть не заорав, уточнил я, после чего бабка наконец-то поняла, о чем речь.

— Так это тебе туда, милок, — сказала она, указывая своим потрескавшимся от долгой жизни пальцем. — Вон там стоит дом такой синий, там и спит.

— Спит?

— А что ему еще делать?

— Спасибо, бабуль, — поблагодарил я старуху и двинулся в сторону синего дома.

Участковый, как и положено уполномоченным сотрудникам полиции, сидел в синей форменной рубахе, но в совершенно не подходящих для этого шортах, мягко сползавших и оголявших полосатые трусы.

Деликатно кашлянув, я встал у открытой двери и внимательно посмотрел на участкового. Он тоже смерил меня взглядом, на мгновение задержавшись на моей куртке, после чего продолжил что-то писать на своем потертом столе.

— Добрый день.

— Скорее вечер, — досадливо ответил он, пробуя ручку на вкус. — Постоянно не пишет, зараза.

Я огляделся и сделал шаг внутрь.

— Я войду?

— А вы, собственно, кто?

— Мозалев Евгений Петрович. Профессор ботаники из института Ботанических Исследований города Москвы.

— А, тот самый, что на болото ездит, наслышан, — все также смачивая ручку, пробубнил участковый. — И как продвигаются исследования?

— Понемногу. Но меня интересует другое, если честно.

— Что именно?

— Пропажа человека.

— Как интересно, и кто же это?

— Муж Людмилы.

— Ничего себе, как неожиданно, только вот пропал он больше года назад, так что немного ошиблись вы с вашими изысканиями, господин профессор, — улыбнулся щербатой улыбкой полицейский. — В свое время весь лес местный шерстили, ничего не нашли.

— А может, искали не там?

— А где надо?

— Вдоль реки, например, — сказал я и положил бумажник на стол. — Или, на худой конец, на Бледной поляне.

Тут глаза участкового если не вылезли, то, по крайней мере, сильно округлились.

— Откуда это у вас?

— Нашел, — сказал я, от души радуясь произведенному впечатлению. — Резал стебли и вот — кусочек совсем другой истории.

Участковый внимательно оглядел бумажник и, как мне показалось, несколько засомневался в подлинности моих слов.

— Да вы откройте его, откройте, — подбодрил я усатого стража порядка. — Там главное внутри.

— Не положено предметы следствия трогать.

— Что за бред! — заметил я и резко развернул бумажник, отчего служивый странно вздрогнул. — Вот смотрите, фотография жены. Что еще надо для удостоверения подлинности?

— И вправду, — согласился участковый.

— А вас, кстати, как зовут? — спросил я, вспомнив, что милиционер не представился.

— Тимофей Иванович. Старший лейтенант.

— Очень приятно.

— Так откуда у вас эта вещь?

— Бумажник? Нашел на поляне, — повторил я.

— Удивительно, конечно, — странно произнес он.

— Вы лучше скажите, что будете делать? Как я понимаю, вам придется продолжить поиски, ведь тело вы, судя по всему, не нашли?

— Да, не нашли, — почесал голову участковый. — Только сложно теперь возобновить поиски. Тогда столько людей привлекли, а теперь и шум утих, и к делу это не особо пришьешь.

— То есть мне надо было труп найти, правильно я понимаю?

— Лучше не надо, — снова как-то странно сорвалась с уст человека абсолютно не сочетающаяся с его образом фраза. Этакое дежавю от Вадима. С его изысканным «мертворожденным»

— Почему это?

— Страшное зрелище после такого-то времени. Да еще на болоте.

— На реке.

— По мне так болото.

— Неважно. Главное, у вас есть зацепка, муж Людмилы наверняка в последний раз был именно там, — сказал я, тыкая в находку. — Надо срочно провести расчистку и поискать еще следы.

— То есть заняться тем, чем занимаетесь вы? — хитро улыбнулся участковый, возвращаясь в свое изначальное обличье. — Умно, профессор, а я-то думаю, почему вы так воинственно настроены? А вам лишних рук не хватает.

— Что? — вспыхнул я.

— А что? Эту дрянь вырубать хлопотно, а так, глядишь, за день все расчистить можно.

— Вы в своем уме, господин полицейский?

— Более чем. И получше вас разбираюсь, что и когда надо делать со своей работой. Вы лучше продолжайте копать, а поиски людей оставьте мне. И не тревожьте Люду, вы уедете, а ей тут жить. Мало ли, с дуру на поляну попрется.

— Но подождите, поиски человека — это ведь улика! — я ткнул в бумажник.

— Несомненно, только вот улика старая, а значит, спешить смысла нет. Если там и вправду лежит тело, то лишний месяц уже ничего не изменит. А за это время я как раз смогу попытаться насобирать людей. Может и вправду что-то получится с поисками. Да и вы нам поможете, вон, вся деревня гудит от ваших героических усилий, говорят, вы там уже вторую поляну выкорчевали.

— Это большая ошибка — оставлять дело так.

— Да-да, знаю. Вы бы лучше отдохнули перед завтрашним днем, профессор. Ведь, как я чувствую, — участковый посмотрел на небо, — завтра будет довольно солнечно.

— Отдохну, пренепременно, — сказал я, с негодованием спускаясь по ступеням. — И если вдруг что-то найду уже более серьезное, то, скорее всего, вряд ли обращусь именно к вам, стараясь привлечь кого-то повыше.

— А тут нет никого повыше. Здесь я главный инспектор! — крикнул мне вдогонку старший лейтенант.

Я покачал головой и хотел что-то сказать, но вместо этого лишь с удивлением обнаружил, что бумажник участковый так и не взял в руки, продолжая его внимательно разглядывать. Отойдя на несколько шагов, я оглянулся снова. Опять же, бумажник так и лежал на столе, поблескивая своим содержимым.

***

Прогуливаясь по деревне, я не спеша возвращался домой. Пение птичек, запах леса, это невозможно передать словами, это надо ощутить. Ты словно прочищаешь свою душу, вдыхая этот чистый свежий воздух. Но я шел медленно еще и по другой причине. В деревне всегда слухи расползаются с невероятной скоростью, а значит, Людмила уже могла знать о моей находке. Я посмотрел на ее дом. Все же он заметно выигрывал на фоне покосившихся избушек, выдавая свою городскую хозяйку с потрохами.

А тем временем наступал вечер. Я вытер рукавом пот. Грязный, уставший, я сейчас мог просто упасть в кровать и заснуть, прям так, полностью облепленный землей, травой и кусками борщевика.

Сок. Точно. Меня вдруг осенило. Я же так и не смыл его, когда приехал с поляны. Бегло осмотрев себя, я быстрым шагом направился к дому Людмилы, где, буквально взлетев на крыльцо, бросился в ванную комнату.

К сожалению, как я уже говорил, каких-либо целебных мазей от ожога борщевика не существовало. Точнее, они были, но действовали слабо и больше носили эффект плацебо. К тому же, все они лишь смягчали последствия ожогов, а вовсе не предотвращали их.

Я скинул одежду и встал под душ, который, слава богу, не отличался от городского и мне не пришлось мыться на улице, обливаясь протухшей водой из бочки. Намыливаясь, я старательно прочищал каждый участок своего тела. Это, конечно, мало мне помогало, но зато неплохо успокаивало, когда я начинал думать о том, сколько сока могло попасть мне на кожу.

— Если вы обожглись, то я вам лекарство принесла, — раздался голос Людмилы. — Вода все равно не поможет, лучше поскорее выходите и помажьте тело.

Я на минуту замер. Во мне вдруг разом заиграло два чувства. Первое — это чувство искренней благодарности, а второе — чувство некоторого недоумения, ведь мы были так мало знакомы, а эта женщина вдруг ни с того ни с сего решила, что может кричать, когда я моюсь. Я аккуратно вытер тело и оделся. Наверное, все же следовало с ней обсудить, что подобное поведение не совсем приемлемо, иначе, вполне возможно, она сможет запросто подходить к моей двери и вешать на ручку чистые трусы.

— Проходите, прошу, — сказала Людмила, указывая рукой на кухонный стол, где в коричневой плошке была какая-то мазь, — давайте я осмотрю вас.

— У меня все в порядке, — сказал я, — просто устал сильно.

— Вы очень бледны, — сказал она, подойдя ближе и коснувшись лба. — Поверьте, я знаю, о чем говорю и, похоже, у вас температура.

— Это все от усталости, — повторил я, чувствуя, как начинает раскалываться голова. — Надо просто выспаться.

— И все же вам надо помазать хотя бы шею, грудь и запястья. Это необходимо, иначе завтра пойдут волдыри, и вы не сможете продолжить вашу работу.

Я понял, что спорить бесполезно. Ведь в глазах этой женщины светилась такая забота, казалось, любой аргумент просто растворится в этом глубоком океане волонтерской помощи. К тому же я у нее жил, а искать новое жилье лишь по причине нежелания избавиться от ожогов — крайне глупо.

Подставив возможные пораженные участки, я не без удивления заметил, как ловко и четко она начала их обрабатывать, словно занималась подобным каждый день.

— Я раньше постоянно помогала мужу, — как бы подслушав мои мысли, заметила Людмила, — он часто сталкивался с этим растением.

— А чем он занимался?

— Фермерством. Хотел устроить здесь небольшую кукурузную плантацию, только вот не совсем рассчитал силы.

— То есть?

— Нам продали землю, полностью покрытую борщевиком, точнее — его семенами. Когда мы приехали в первый раз, этих растений не было, а потом все поле было буквально покрашено в белые цвета.

— А почему вы не убрали его? Есть же специальные бригады. Они могли бы помочь вам.

— Это дорого. Муж и так вложил все средства в это земледелие. Даже кредит взял. Только вот не сложилось. Одно дело быть хорошим хирургом, другое — фермером.

— Так он был врачом?

— Как и я. Я раньше работала дерматовенерологом.

Я попытался повернуть голову, но не получилось. Людмила хорошо зафиксировала мою шею.

— Скажите, а вы не знаете, чем он мог бы заниматься на Бледной поляне?

Ее руки на мгновение замерли. Примерно как тогда на кухне, когда она мыла посуду.

— Иван много где ездил, но я не уверена, что он бывал именно там. Вы точно в этом уверены?

— Да. Я нашел его бумажник. Зачем ему ездить на поляну, он же купил другую территорию?

— Я не знаю, — она отложила миску с мазью в сторону, — для меня это неожиданность. Попав под действие борщевичного сока, он зарекся связываться с этим растением.

— И все же я говорю правду.

— Тогда не знаю, — в ее голосе прозвучали отчаянные нотки, — спросите лучше участкового.

Я посмотрел на Людмилу. Кто я такой, чтобы давить на эту женщину в поисках нужных ответов. В конечном счете это даже не мое дело.

— Извините, я не хотел сделать вам больно. Просто этот бумажник стал некоторой неожиданностью. Да и я хотел помочь следствию, ведь они действительно искали не там. Что если он пропал именно на Бледной поляне?

— Пропал… — странно повторила она мое слово. — Знаете, вы хороший человек и будет лучше, если вы уедете отсюда.

— Но я даже не приступил к исследованию.

— И не надо. Вы и так порядком встревожили тут всех. Поймите, порой тихие места совсем не такие, какими могут казаться на первый взгляд.

— То есть? Вам кто-то угрожает?

— Мне? — она криво усмехнулась. — Мне бессмысленно угрожать. А вот вам… Вы же не из этих мест и ничего вас тут не держит. А потому уезжайте. Это гиблое место и здесь слишком часто пропадают люди.

— А кто здесь еще пропал? — я внимательно посмотрел на Людмилу. — Кто еще?

— Мне кажется, вам пора спать. Мазь действует не сразу и требует покоя. К тому же вы устали. Будет лучше, если вы отдохнете. И прошу вас, подумайте над моими словами.

— Боюсь вас разочаровать. Я никогда не отступал от своих исследований, где бы они ни проводились. Это в моем характере — иди наперекор трудностям. Иначе я бы не состоялся как ученый.

— Это смертельные трудности, — сказал Людмила. — Хороших снов. Надеюсь, завтра вам будет лучше.

И она вышла из комнаты, оставив меня в некотором недоумении относительно этой тихой потерявшейся в лесах деревни.

Сон Мозалева

Я посмотрел на испачканный автомат. Будет удивительно, если он сработает без сбоев в этой поросшей густой растительностью полосе джунглей. Стоявший рядом лейтенант осторожно убрал руку с шеи сержанта. То, что он был мертв, сомневаться не приходилось.

— Эй ты! — подозвал я гида, почти полностью забрызганного кровью. — Что это за херня, черт возьми? Ты говорил, у нас свободная дорога.

Но он ничего не ответил, лишь продолжал смотреть на изрезанное листьями тело сержанта и лежавший рядом погнутый автомат. Я еще раз оглядел ствол этого странного высокого растения, только что отправившего на тот свет моего солдата.

Крупное, с широким листом, оно казалось совершенно нормальным и до последнего момента самым обыкновенным кустарником, но стоило сержанту пройти мимо, как в ту же секунду эти чертовы листья буквально влезли под кожу, разрезая одежду и проникая под бронежилет.

— Сейчас ты у меня во всем сознаешься, сволочь! — сказал пулеметчик, доставая нож. Чертов ублюдок, он точно знал, что тут растет.

Я посмотрел на мексиканца. Испуганный вид, растерянность и отчаяние — вот что говорили его глаза. Я положил руку на плечо Гарри и мягко оттолкнул его.

— Не спеши, я уверен, парень не хотел нас подставить, — я дружелюбно посмотрел на проводника. — Просто ты что-то забыл, верно? И сейчас сможешь нам помочь, ведь ты не хочешь, чтобы я терял своих солдат, верно?

Я встал рядом с ним и посмотрел ему в глаза. Важно всегда вовремя перехватить инициативу, после чего любой человек может принести необходимую пользу, особенно если речь идет о смертельной опасности для его же шкуры.

— Это опыты. Опыты компании.

— Какой компании? «Харрикейнкарпарейтед»?

— Да! — радостно закивал проводник.

Я вздохнул и посмотрел на ребят. То, что мексиканец не врет, было ясно, печалило другое: о такой растительности речи в подготовительном материале не шло, а значит, нас могло ждать и кое-что похуже. Более того, нам сказали, что даже охраны будет вдвое меньше.

— Сэр, я… — начал было лейтенант, вытирая кровавое лицо. — Я хочу сказать, что…

— Что надо свернуть операцию? Мы прошли полпути, Джон, потеряли сержанта, а ты хочешь сказать, что все это напрасно? Да я теперь с них живых не слезу, пока не пойму, что они заплатили по нашим счетам.

— Каким счетам? Государство просто прижимает корпорации. Это чистый бизнес, а вот это, — он указал рукой на сержанта, — это смерть.

— Да. Только вот они сказали, что компания производит опыты. И если это результат, то мы просто обязаны узнать, что происходит в их лабораториях.

— Предлагаю взять в плен проводника и допросить его на авианосце, уверен, он знает куда больше, чем рассказал нам. Собственно, он ведь практически ничего и не рассказал, так ведь? Пара ударов дубинкой и несколько водных ванн для глотки — нам и идти никуда не надо. Так ведь, парни? — влез в разговор пулеметчик.

Я посмотрел на длинную трубу, идущую вдоль реки. Одна из пяти, она соединяла часть плантации с главный офисом, поставляя необходимый материал внутрь. По данным разведки это были самые обычные грузы продовольствия, но теперь я готов был поклясться, что корпорация разбавляла их чем-то еще.

— Надо перебраться на другой берег и отработать вход в эту штуку, — я указал рукой на длинный металлический каркас белой широкой трубы. — По ней мы быстро доберемся до центра, минуя все эти чертовы кустарники.

— Босс, — пулеметчик подошел ближе, — ты точно в этом уверен? Просто в кои-то веки я согласен с лейтенантом. Идти туда, еще и толком ничего не зная… Пусть действительно поработает разведка, ты ведь знаешь их комиссионные, ребятам реально есть за что подставлять свои задницы.

— Там мертвый сержант, а там недоделанное дело. Думаю, этого вполне достаточно, чтобы мы перешли через реку, — отрезал я, подзывая бледного гида. — А теперь за оружие, не хватало еще потерять кого-нибудь из-за этой растительной дряни.

Но все вышло немного иначе. Дождавшись, пока почти все переберутся по поваленному дереву, крокодил буквально одним движением утащил несчастного радиста в воду, оставив лишь пару слабых кругов да легкое попискивание в наушниках, оборвав и связь, и возможное подкрепление.

А дальше лишь усеянная изрезанными телами транспортная станция, где двое одетых в защитные комбинезоны сотрудников компании грузили кровавые кишки, пакуя их в огромные целлофановые пакеты, изрядно при этом матерясь и поливая грязью собственное руководство.

— А ведь это не моя смена, — говорил первый комбинезон, закидывая кровавое месиво в мешок. — Сэм должен был лично контролировать погрузку, а не скидывать всю эту дрянь на нас. Наша задача встречать, а не сидеть в этой луже говна.

Он посмотрел на раскиданные вокруг тела. Их было больше десятка, у каждого красовался глубокий порез на животе.

— Бог знает, когда они очухаются, — продолжал белый комбинезон. — Может, они уже учуяли запах и со всех корней прут сюда. Где чертова охрана? С ними всегда трое из бригады Гидза, а у нас? Нихрена. Всего один огнеметчик, вот о чем я прошу.

— Хватит ныть, Бронсон, просто делай чертову работу! Ты и сам знаешь, что там происходит, грузи и сваливаем отсюда.

— Да-да. Гребаный поставщик, это ж надо нас так кинуть, в следующий раз пусть Сэм сам принимает поставку, — комбинезон отряхнул руки. — Поганые мексиканцы, даже тела упаковать не могут, говорили же, нужны только внутренности.

— Ничего. Основное мы уже погрузили, — ответил ему второй, отшвыривая опустошенное тело женщины.

Я потрогал автомат, все же не было ему доверия после такой убедительной возни в грязи. Но ведь и выбора у меня не было, эти двое никак не похожи на тех заложников, которых я бы с удовольствием взял с собой в этой пневмовагонетке. Только не их.

— Руки! — сказал я, выходя из кустов, — И пять шагов назад.

Два комбинезона на секунду замерли, а потом я все-таки случайно нажал на спусковой крючок. Движение, порой даже совершенно незаметное, может вызвать точную ответную реакцию у прошедшего несколько войн солдата.

Мозалев

Я открыл глаза. Пот. Мокрая подушка, духота, все это было так похоже на джунгли, хотя, конечно, никакой мексиканкой границей тут и не пахло. Я повернул голову и увидел до боли знакомый деревенский пейзаж. Я был дома, в России, в ставшей родной деревне, где уже несколько дней искал источник разрастания треклятого борщевика.

Пот, жар, температура… Все было так, как и положено для разбитого болезнью человека. Я повернул голову и уперся щекой в мокрую наволочку. Звуки, доносившиеся из кухни, все больше и больше напоминали чьи-то голоса.

— И зачем ты это сделала? — спрашивал мужской.

— А что мне еще оставалось? Оставить его умирать? — ответил женский

— Никто бы не умер, но зато теперь они узнают про это, — заметил мужской.

— Да мне все равно, я не могу бросить человека умирать, — снова ответил женский.

— Повторяю, никто бы не умер, но призадуматься смог бы, — возразил мужской.

— Это потому что ты у них на крючке, как и все вы. Он единственный, кто делает, что хочет. Хотя, возможно, и поплатится за это, — сказал женский.

— Ты сама знаешь, что это бесполезно, но теперь все это продлится лишь на несколько дней или недель дольше, как и всегда. Выход один, но ты отодвинула его чуть дальше.

Я закрыл глаза, мне очень хотелось спать и даже мокрая насквозь подушка не могла воспрепятствовать этому. Только вот сон, мне кажется, был бы еще хуже, чем явь, являя собой симбиоз киношных ужастиков и моих странных фантазий. Остров, военные, корпорация… Что-то такое я видел в детстве или, быть может, будучи студентом, но в любом случае такое не мог представить мой взрослый ученый ум.

Но, слава богу, все обошлось без сновидений, я просто провалился во тьму, отдав ей часы, а может, даже сутки, позволяя организму самому беспокоиться о новой заразе, которую я подцепил на гиблой поляне.

— Вам надо попить, — сквозь сон расслышал я голос Людмилы, — у вас сильное обезвоживание.

— А? — я открыл глаза и увидел ее обеспокоенное лицо. — Что сделать?

— Вам надо попить, — она поднесла чашку с водой, — вы обезвожены.

Но мне не нужно было объяснять столь очевидные вещи, я и сам потянулся к живительной фляге, смакуя каждую каплю. Как же хорошо, я словно начинал свое рождение заново, восставая из адской смертельной бездны.

— Как же хорошо, боже, что со мной?

— У вас интоксикация или, как бы правильнее сказать, ожоги. Химические. Правда, их немного, но зато температура как бешеная.

Я попытался поднять голову, но женщина опустила ладонь мне на лоб и силой уложила обратно.

— Вам нужно отдохнуть. Хотя бы денек. Я дала вам сильное лекарство, оно должно подействовать.

— Лекарство? Какое еще лекарство?

— Да, местный рецепт, тут часто подобное происходит.

— От этих ожогов нет лекарства.

— Может и нет, но зато вам уже значительно лучше, — она вытащила градусник и махнула им. — Вот уже почти тридцать восемь, а то все сорок да сорок.

— У меня была температура сорок градусов? — сказал я и сам удивился своему ослабленному голосу. — Сколько я уже лежу тут?

— Примерно полдня.

— Черт! — я снова попытался подняться. — Я же должен был встретиться с Вадимом, мне надо ехать. Там же еще столько работы.

— Нет, сегодня вы не поедете, к тому же Вадим знает, что вы слегли. Он приходил проведать вас. Я ему все объяснила, и он сказал, что ваша работа подождет. К тому же вы у него тут единственный клиент.

— Единственный?

— А вы думали, что с ним вся деревня катается? — она улыбнулась. — Увы, если бы так было, он бы ни за что не повез вас на это треклятое место.

Ее улыбка получилась красивой, на удивление почти полностью изменив, казалось бы, некрасивое лицо. Я потянулся к остаткам воды. Наверное, я вполне мог бы выпить целое ведро, но сейчас с этим следовало быть аккуратным.

— С утра я слышал голоса, кто это был?

— Сосед. Заходил за моим инвентарем, Иван накупил столько инструментов, мне кажется, ко мне вся деревня теперь ходит.

— А мне казалось, вы говорили о другом.

— О чем же? — спросила она и внимательно на меня посмотрела.

Жалость, забота, обеспокоенность, кажется, настоящее чувство просто невозможно было разобрать, настолько сильно все замешалось в этих на редкость удивительных глазах. Я улыбнулся. Казалось, это было так естественно, но Людмила вдруг сконфузилась и отвела взгляд, на мгновение оголив свою живую, симпатизирующую мне душу.

— Я не помню, — соврал я. — Может, вы и правы, как-никак, меня сильно лихорадит. Что только не придет в больную голову… Хорошо хоть, про сон меня не спрашиваете.

— Сон? Какой сон? — заинтересовано спросила она.

— Оу, — я рассмеялся и посмотрел на нее, немного приподнимаясь на локтях, — сон, достойный лучшей студии Голливуда. Правда, он приснился не полностью, я почти уверен, что будет продолжение.

— Так расскажите! Все равно, — она кивнула в сторону окна, — уже вечер, стало быть, самое время для подобных историй. Думаю, я заварю вам чаю с малиной, ведь предстоит вторая ночь после ожога, а к ней надо подойти во всеоружии.

— А малина — это оружие?

— О да. К тому же — самое свежее, я всего лишь день назад варенье сварила, поверьте, вкуснее него вы еще не пробовали.

— Тогда с удовольствием! Я почему-то уверен, что и чай, и варенье мне очень понравятся, — сказал я, окончательно приходя в себя. — Извините, конечно, что я ничего вам не принес.

— Все нормально. У меня и так весь погреб вареньем забит, да и печенье есть. Гости тут редкость, — раздалось с кухни между бряцанием чайной крышки и стуком чашек о блюдце.

Я опустил глаза на грудь, после чего аккуратно провел по ней рукой. Затем посмотрел на руки. Они все были покрыты какой-то мазью, смутно пахнущей то ли можжевельником, то ли чем-то наподобие, но вот чем, я так и не разобрал. Но самое удивительное было не в этом. Те участки руки, которые были сильнее всего обожжены, заметно выздоравливали, хотя, насколько мне не изменяла память, столь сильные ожоги и вовсе не поддавались лечению.

Когда Людмила вернулась, то очень быстро накрыла стол, поставив туда вазочку безгранично завораживающего своей ароматностью варенья, вокруг которого разместились две фарфоровые чашки и горстка маленького домашнего печенья.

— Вот и все. Теперь сон.

Я улыбнулся. И, следя за ней, снова потрогал руки. Все же один вопрос мне никак не давал покоя.

— Скажите, а ваша мазь и вправду лечит, или эти ожоги были небольшими? — спросил я, видя, как столь спонтанно возникшее благодушное настроение медленно исчезает из ее глаз.

— Небольшие, — тихо вздохнула Людмила и как-то даже осунулась. — Я думаю, нам стоит отложить чаепитие, вам и вправду куда важнее сейчас отдохнуть, а чай мы попьем как-нибудь в другой раз.

Наблюдая, как она убирает свою чашку, я вдруг вспомнил, что всю жизнь у меня была одна-единственная проблема: при общении с людьми, в частности, с женщинами, я не знал точно, где надо разграничивать свой профессиональный и житейский интерес.

***

Проснувшись утром, я почувствовал себя заметно лучше, а температура и жар попросту исчезли. Ослепительное солнце, словно подсматривающее из-за стекла, тоже норовило вытащить меня из кровати, позволив прожить еще один прекрасный летний день.

Я попробовал встать, получалось немного тяжело, но вполне сносно. Более того, кожа на руках также перестала болеть, даже зуда не было. Я посмотрел на часы — около девяти утра, если быстро собраться и прийти на пристань к Вадиму, то на поляне я буду самое позднее к одиннадцати.

Я быстро нашел сумку, затем так же быстро покидал туда вещи. Сейчас самое главное — не попасться на глаза Людмиле, так как она наверняка снова уложит меня в постель. А что касается лодочника, то, как она упомянула вчера, я его единственный клиент, стало быть, ему пофиг, в каком я состоянии. Собравшись и аккуратно выглянув в коридор, я быстрым шагом пошел к двери, покидая этот уютный, ставший уже практически родным дом.

Выйдя на знакомую тропинку, я как постарался быстрее добраться до пристани, где уже, по обыкновению, сидел Вадим, надвинув кепку на лоб. Было заметно, что мое появление не стало для него сюрпризом.

— О, какой сюрприз, просто невероятное упорство, — с улыбкой произнес он. — Что, город, уже неймется в кровати лежать? Пришла пора отправляться за очередной порцией ожогов?

— Нет, но работу все равно за меня никто делать не будет, — я посмотрел назад, словно Людмила стала бы меня преследовать. — Побыстрее, если можно, я и так опоздал.

— Да никуда ты не опоздал, один черт поляна на месте и твой сорняк никуда оттуда тоже не денется, — он чуть опустил голову и посмотрел на мои руки. — Вижу, ты подлечился. Что, местная мазь всю болезнь сбила? Говорят, местные знахарки хуже докторов, а на деле вон как.

— Поехали уже, — сказал я, протягивая деньги. — Дашь нож?

— Инструмент то бишь? — он взял деньги и слегка похрустел ими. — Конечно, всё для тебя, родной, только ты там особо не задерживайся, солнце сегодня какое-то злое. Вон как жарит. Боюсь, как бы мне потом Людка голову не свинтила.

— Причем здесь она? Это наша сделка.

— Ну да, ну да, — он хитро улыбнулся. — Совсем ни при чем, только вот румянец у нее несколько спонтанный. Ты, наверное, действительно туговат, город, раз девку влюбленную не замечаешь.

— Что ты несешь?

— Правду-матку. Но только в этот раз, — сказал он, влезая в лодку. — Так, вроде здесь все. Как связался с тобой, я уже и не вытаскиваю отсюда ничего, все заранее припасено. Кстати, ты оделся бы получше. Или тебе комбинезон дать?

— Нет, я просто вещи быстро в сумку покидал. Мне лишь нож да фонарик нужен, еще пару тряпок, если можно.

— Про провизию, я вижу, совсем забыл. Может, воды? У меня есть пара бутылок, так сказать, для постоянного клиента.

— Давай. Вода пригодится.

Вадим подобрался к мотору и завел его. Я сел на край лодки и уже привычно подставил лицо под брызги речной воды. Волны, тарахтение этого железного каркаса, все как бы уносило меня подальше от этих деревенских будней и затаившихся вдали городских. Все же командировка куда лучше просиживания в кабинете, где под кипой бумаг даже дышать сложно.

— Слушай, город, а ты всегда такой упертый или это сейчас обострение? — спросил Вадим, управляя моторкой. — Признаться, я думал, ты все, в завязку уйдешь. Как-никак, ожоги многих останавливают.

— Всегда. Это часть моей натуры — идти вперед. Впрочем, это у многих ученых просматривается, например, после того как Николай Иванович Вавилов участвовал в экспедициях, проводя там по несколько месяцев, местным сотрудникам давали отдохнуть недельку-другую после его сумасшедшего рабочего графика.

— Это советский ученый, которого в тюряге сгноили? Слышал, жалко, — хмыкнул Вадим, переводя взгляд на реку. — Хороший мужик был, умный.

— Ты слышал о нем?

— Было дело.

— А где?

— Не все ли равно? В книжках умных прочитал, ты бы лучше о себе сейчас думал, город. Если сегодня такая же фигня произойдет, как в прошлый раз, одной мазью ты не отделаешься, ты же сам понимаешь?

— Потому что солнце печет, да?

— И это тоже, — с явным раздражением заметил Вадим, после чего замолчал, дав понять, что разговор окончен.

Я вздохнул. Что-то сильно гложило этого парня и, судя по всему, он хотел мне чем-то помочь, о чем-то рассказать. Я посмотрел вперед. Эх. Странное все-таки здесь место, неудивительно, что борщевик активизировался именно здесь.

Как только лодка коснулась берега, Вадим помог разгрузиться, скинув мою сумку с одеждой на землю и подав свой остро наточенный мачете. Уложив снаряжение, я протянул ему руку. Сегодня мой провожатый был само благодушие, помогая мне больше обычного.

— Надеюсь, сегодня ты найдешь, что ищешь, — буркнул он, пожимая мне руку, — времени и средств у тебя немного осталось, лучше поспешить.

— Это почему еще?

— Пять тысяч в день — такие расходы ты недолго выдержишь, — сказал он, разглядывая мою одежду. — Я ведь сразу понял, что ты не особо обеспечен.

— На работу хватит, к тому же я просто одеваюсь неброско.

— Да-да, конечно, — он подсел к мотору, а я стал отталкивать лодку, — давай аккуратней, город, не хочу, чтобы ты снова с температурой лежал, чувствую, несколько дней мы поработать еще можем.

— Конечно. Удачи, Вадим. И обращайся ко мне Евгений Петрович.

— Пока.

Я посмотрел вслед удаляющейся лодке. Все же жалко было его вот так просто отпускать. Привык я к нему, что ли. Я развернулся и посмотрел на мою сорняковую тропу войны. Эх, сколько же еще тут предстояло работы! Я засучил рукава. Война — значит война. Никаких жалостливых эквилибрических этюдов.

Подойдя к высоким кустам, я аккуратно протиснулся внутрь. Сегодня я в любом случае пробью себе дорогу через эти четко высаженные кусты к расположенной за ними местности, пусть даже на это уйдет целый день, и даже выглянувшее из-за облаков солнце не сможет мне помешать.

Я срезал первый куст. Затем еще и еще, стараясь рубить так, чтобы противный сок как можно меньше попадал на мою одежду. Раз за разом я изгибался с невообразимой осторожностью, минуя опасные моменты брызг.

Удивительно, но при этом я не испытывал ни страха, ни чувства опасности, лишь острое желание продолжать свою работу, утрамбовывая срезанные мной толстые стволы этого вредного кустарника. Метр за метром я прорубался через кустарник, идя к намеченной цели, пока, наконец, не остановился перед странным, вероятно, окончательным этапом этой трескучей работы.

Я вытер лоб, все еще не веря своим глазам, игнорируя накопившийся на веках и ресницах сок. Бункер? Здесь, в этом чертовом забытом богом месте? Да еще столь отлично сохранившийся? Я подошел ближе и несколько раз прошелся по обступившим массивную железную дверь сорнякам. Это было невероятно. Самый настоящий вход в бункер, причем выполненный по всем военным ГОСТам, едва ли не с метровой ширины бетонной стеной.

Я попытался просунуть между створок дверей лезвие ножа. Увы, раздвинуть закаленный металл не получилось даже на сантиметр. Я посмотрел вокруг. Все, что меня окружало, это чертовы кусты борщевика и ни одного намека на какой-либо необходимый для такого дела инструмент.

Я выдохнул и облокотился о холодный бетон. Потом медленно сполз и уселся на землю, опустив руки на колени и прислушиваясь к приближающемуся вдалеке мотору. Нет, теперь я точно понимал, что даже если этот бункер окажется совершенно пустым, мне придется задержаться тут как минимум на пару недель. А ведь я обещал профессору вернуться через несколько дней.

Вышкин

Стук от ботинок, гулко разносившийся по длинному коридору, покрытому старым красным изношенным ковром, неизменно сопровождал любого, кто направлялся в кабинет полковника Кубышкина, прямого начальника Федора Евгеньевича. С одной стороны, это было даже хорошо, так как настраивало на внутренний лад и стойкость, необходимую для разговора с высокопоставленным начальством. Но вот с другой…

Федор посмотрел на потертую ручку. С другой — он и сам пропитывался этой вечной нервозностью, которую так часто питают младшие чины. Тем более что в руках он нес заявление на отпуск, которое буквально жгло ему ладонь.

— Разрешите? — спросил он, открывая дверь.

— Да, Евгений Петрович, входите.

Антон Михайлович отложил карандаш и внимательно посмотрел на майора. Федор прошел к небольшому столу, который соединялся с солидным резным столом полковника, и сел, протянув вперед листок бумаги.

— Это что еще? — недовольно буркнул полковник, принимая заявление.

— Отпуск за свой счет, — коротко заметил Федор, — по семейным делам.

— Да? — полковник недовольно причмокнул и, положив листок на стол, сложил на нем руки. — И куда же вы едете, Федор Евгеньевич?

— В Гадюкино. Деревня в Тверской области. Надо забрать родственника, он уехал туда несколько недель назад.

— А сам он не может вернуться?

— Сложный человек. Надо помочь.

— Понимаю, но вы же и сами знаете, майор, как у нас сейчас с нагрузкой. Особенно когда выборы на носу. Террористы не дремлют. Вот полюбуйтесь, — он вытащил государственный бланк с гербовой печатью, — прямой приказ.

Федор пробежался глазами. Им снова поручали разработать несколько террористических ячеек, часть из которых находилась в Петербурге, а часть в Москве.

— Сроки крайне сжатые. А твой отдел не доукомплектован.

— Потому и беру всего лишь двое суток. Даже, наверное, меньше, если выехать сегодня ночью.

— А может, послать кого-нибудь другого? — Антон Михайлович убрал листок обратно в стол. — Ты у нас немолод, чтобы всю ночь за рулем сидеть, а молодым не помешает научиться старшим помогать.

— Думаю, это неправильно. Это все же мое дело, моя семья. Ольга попросила помочь, и я не могу отказать.

— А, Ольга, — полковник улыбнулся. — Помню, помню, ей, конечно же, сложно что-либо возразить. Но все равно, двое суток — это слишком много. Могу дать одни и то потому что ты на особом счету. Сейчас надо работать тут, а не кататься по всяким деревням.

— Спасибо, Антон Михайлович, — быстро поднялся Федор. — Это то, что нужно.

— Всегда рад помочь, майор. И как приедешь, зайди ко мне, надо будет уже начинать обработку этих чертовых либералов. Если не поторопимся, сам знаешь, что будет.

— Одна нога здесь, другая там, товарищ полковник.

— Да-да, — буркнул Антон Михайлович и лихо подписал документ. — Кстати, передай привет Ольге. Скажи, я до сих помню ее прекрасное выступление.

Федор принял бумагу и, кивнув, отправился в канцелярию. Ему просто не терпелось как можно быстрее сесть в машину и отправиться за этим чертовым гулякой, из-за которого вот уже две недели ему ели мозги.

Он посмотрел на подпись полковника. Удивительно, конечно, что он так быстро отдал ему эти двадцать четыре часа. Кубышкин славился тем, что резал отпуска, а тут пара минут — и сутки.

Отдав распоряжение, он быстро заглянул в кабинет и, подхватив куртку, стал спускаться к лестнице. Теперь главное — не терять времени. Зная Женю, можно было легко предположить, что сама деревня — лишь начало точки поиска, а сам он наверняка забрался в какую-нибудь беспросветную глушь, буравя своим исследовательским взглядом местные кусты.

Вышкин подъехал к шлагбауму. Теперь бы выпить кофе, который не даст ему заснуть за рулем. К сожалению, в отличие от того же Штирлица он не может намертво уснуть на двадцать минут, а потом как ни в чем не бывало продолжать свой путь.

***

Доехав до указателя, Федор свернул на запущенную дорогу. Точнее, на еще более запущенную, потому что здесь помимо разбитого асфальта были еще и поваленные стволы деревьев, которые местные также аккуратно объезжали.

— Что за дрянь! — выругался Федор, объезжая очередное дерево. — Как вообще тут можно ездить?!

Он снова крутанул руль и едва не поцарапал машину, сделав очередную дорожную волну. Вообще вождение давалось ему легко, но тут пришлось проявить почти все наработанные навыки, чтобы сохранить автомобиль в целости.

Доехав до крайнего дома, Вышкин не без удовольствия заметил, что в деревне асфальт лежит куда лучше, позволяя немного расслабиться и начать изучать саму местность.

Без указателя, без высокого блестящего купола церкви, Гадюкино уже отличалось от стандартного типа деревень, криво напоминая странный гибрид между современностью и стариной, что так опрометчиво смешались в одном месте.

Федор остановился перед почти уткнувшейся в землю табличкой «Причал». Он помнил, что Ольга говорила о некой поляне, добраться до которой можно было лишь на лодке. А значит, именно здесь и стоило в первую очередь поискать ее брата. Он аккуратно припарковал машину и вышел.

— Тебе чего, дядь? — раздался юный звонкий голос.

Федор оглянулся и увидел ребенка, девочку лет девяти.

— Решил поискать причал. Это ведь там? — Федор указал рукой в сторону заросшей тропинки.

— Да. А тебе зачем? — спросила девочка, следя за его рукой.

— Ищу друга. Он приезжал сюда пару недель назад, — Федор вытащил фотографию Евгения. — Ты видела его?

— Нет, — сказала она, мельком глянув на фотографию, — не видела.

— Хорошо, — Федор убрал фотографию в пиджак, — спасибо и на этом.

Он выпрямился и пошел в сторону реки. То, что девочка ему соврала, он не сомневался, печалило лишь, что сделала она это легко. Вполне возможно потому что он странный взрослый дядька, с которым детям, в принципе, общаться не стоит.

Поднимая висевшие над головой ветки, он не без труда добрался до небольшого деревянного причала, где бездельничали двое мальчишек, а ниже находилась одна затопленная, а вторая с трудом державшаяся на воде лодка.

— О, смотри, клиент, — вдруг сказал один из мальчишек, тыкая в него пальцем. — Прям что ни день — то праздник.

— Тсс, — цыкнул на него второй, поднимая козырек бейсболки, — вам чего?

— Мне? — Федор оглядел пацанов. — Пока ничего, к цене вот присматриваюсь. Думаю покататься.

— Пять тысяч поездка, — сказал тот, что в бейсболке, — и половина сразу.

— Неплохо. Даже, наверное, дороговато для этих мест, — Федор подошел вплотную к ребятам. — А откуда ценник такой, люди-то, поди, нечасто сюда заезжают?

— А тебе зачем это? Ты покататься или выяснять что пришел?

— И то и другое, — пожал плечами Федор. — Если есть что выяснять, конечно.

— Что-то странный ты какой-то, мужик. Может, тебе лучше свалить отсюда?

— Боюсь, так не получится, — сказал он, доставая удостоверение. — Вы же у нас тут незаконной предпринимательской деятельностью занимаетесь, а это неправильно. Так что, ребята, надо отвечать быстро и честно, если не хотите, чтобы все тут на ближайшие несколько лет загнулось. А вы за отказ в содействии будете либо оштрафованы, либо что похуже.

— Ты че, мент? — спросил второй, вглядываясь в удостоверение.

— Нет. Посмотри внимательней. Какой же я мент?

Парень, стоявший в бейсболке, снял ее, показав копну черных вьющихся волос. Корочка явно произвела на него необходимое впечатление, и Федор закрыл удостоверение.

— А теперь мне нужно знать, куда мой знакомый ездил на вашей лодке несколько дней назад. И не вздумайте мне врать! Нас распознавать ложь хорошо учили.

— Да я, собственно, — парнишка почесал лоб, — собственно, и не знаю ничего. Был у нас тут один заезжий, но он только и делал, что к поляне возить просил, а так больше ничего.

— К какой поляне?

Но тут второй парень резко дернулся и что было сил рванул в сторону кустов, опрокинув и стол, за которым сидели, и стул. Федор быстро схватил второго за майку и крепко дернул в свою сторону.

— Сидеть! — рявкнул он, провожая второго взглядом. — Только попробуй дернуться!

Но пугать не пришлось, Федор от природы обладал способностью успокаивать нервных людей благодаря своей внушительной харизме. И потому малец даже не шелохнулся, испуганно гладя на него.

— Итак. К какой поляне он ездил, и когда это было в последний раз?

— Бледной. Зовется так. Кажется, дней пять назад. А потом уехал вроде, я не знаю, я не следил за ним.

— Пять дней назад? — Федор пристально посмотрел на него. — Я говорил, что чую вранье? Еще раз обманешь, я тебе срок вкатаю. Ты понимаешь, что это?

— Какой срок?

— Внушительный. У меня человек пропал, а ты врешь на каждом шагу. Или непонятно? — Федор дернул его за майку. — Так когда он в последний раз туда ездил?

— Вчера.

— Один?

— Да.

— Ты забрал его?

— Да.

— И куда он потом поехал?

— Я не знаю!

— Куда? Быстро! — Федор чуть не вытряс его из майки. — Я здесь не играться с тобой пришел, малец. Либо ты сейчас здесь расскажешь, либо со мной поедешь.

— Да откуда я знаю? К Людке, наверное, он там жил постоянно. Отпусти, дядь, не в курсе я, что с твоим мужиком стало, я лишь людей здесь катаю.

— Это я еще выясню, что ты тут делаешь, — сказал майор, поправляя помятую майку пацана. — Как зовут?

— Вадим.

— Слушай меня внимательно, Вадим, здесь пропал человек, и пока я его не нашел, это будет считаться преступлением. А значит любой, кто скрывает правду, соучастник! И срок, который светит за это, будет раскидываться на всех. Ты меня понимаешь?

— Да.

— Хорошо. Не хочу, чтобы ты меня неправильно понял. Ты ведь хороший парень? — Федор улыбнулся и встал. — А теперь покажи мне дом Людмилы. Хочу сам с ней поговорить. Только удирать не вздумай, твой приятель мне не нужен был. Потому ушел.

— Могу я поинтересоваться, что тут происходит? — раздался голос за спиной Федора. — А то говорят, кто-то на детей напал. Только просьба: медленно поворачивайтесь, а то могу стрельнуть неосторожно.

***

— Прошу прощения, майор, — сказал участковый, протягивая Федору удостоверение, — но сами понимаете, прилетает пацан, говорит, какой-то мужик его другу угрожает, нехорошо выглядит, согласитесь?

— Нехорошо то, что у вас люди пропадают, лейтенант, — ответил Федор, убирая удостоверение, — а местную шпану припугнуть иногда даже полезно, не то совсем разбалуются.

— Да у них и так жизнь не сахар, выживают как могут.

— Послушай, Тимофей Иванович, я сюда не слезливые истории слушать приехал, мне человека найти надо. И чем быстрее, тем лучше. Так что давай расскажи, что знаешь, и пойдем моего парня искать.

— А вы сами по себе или кто направил? Мне для понимания, как-никак, о пропаже вроде не заявлял никто.

— Просто так нас никто никуда не направляет, — Федор посмотрел пацанов, затем на лейтенанта. — Времени не так много, чтобы ездить туда-сюда без причины. Так откуда начинать поиски, Тимофей Иванович?

— Не знаю, полагаю, ваш друг еще вчера уехал.

— Так, значит… А жил он где?

Лейтенант на минуту задумался, потом посмотрел на ребят и стал неохотно выдавать куски необходимой правды.

— У Людмилы Петровой. Она комнату иногда сдает. Вот он и квартировался там.

— Так пойдем к ней. Вместе даже лучше, как-никак, ты местный авторитет, — сказал Федор и, развернувшись, похлопал Вадима по плечу. — Извини, если напугал, не люблю, когда врут в лицо. Но ты, я вижу, парень крепкий.

— Я не совсем уверен, что она свободна сейчас и на месте ли, — заволновался участковый.

— Ничего, мы тревожить не будем, более того, если хочешь, посидишь рядом. Для содействия, так сказать. Я все равно без своего коллеги отсюда не уеду.

— Коллеги? — лейтенант расширил глаза.

— А ты думал, я просто так приехал? — хмыкнул Федор. — Он внештатный сотрудник, помогает по части ядов. Так бывает, что ФСБ привлекает грамотных специалистов из разных областей. Вполне стандартная практика.

— Но он не говорил об этом.

— Он о многом не говорил, для нас это нормально. Другое дело, когда кто-то пропадает. Тут уж не до скрытности.

Федор подошел к лейтенанту и легонько его подтолкнул. Ему просто не терпелось познакомиться с Людмилой и наконец-то выяснить, куда запропастился профессор.

***

Разглядывая Людмилу, Федор начинал понимать, почему в этой деревне все было настолько сложно с получением информации. Ведь даже самый обыкновенный житель тут странным образом превращался в закрытого, осторожного человека. Хотя, казалось бы, с чего? Он вздохнул и пододвинул к себе чашку с чаем.

— Значит, вы не знаете, где он?

— Нет. Он тут лишь ночевал, но никак не отчитывался о том, где может быть.

Людмила посмотрела на участкового, сидевшего рядом. Федор отпил из кружки. Выводить женщину на разговор при участковом было, конечно, не очень просто.

— А когда он уехал?

— Вчера.

— А точнее?

— Я не знаю, он мне не отчитывался. Собрал вещи и уехал. Когда я пришла в обед, его уже не было.

— А вы хорошо общались?

— Нормально. Евгений Петрович был хорошим постояльцем.

— Вы успели с ним близко познакомиться, не так ли?

— Мы пили несколько раз чай вместе, он рассказал, что является специалистом в области ботаники или что-то вроде этого.

— И сказал, чем занимается здесь?

— Да. Сказал, что хочет взять образцы борщевика с Бледной поляны.

— Поляны, значит, — Федор поднялся. — Что ж, думаю, мне тоже следует туда съездить. Это далеко отсюда?

— На лодке примерно полтора часа, — заметил участковый. — Только вы немного пожестили с Вадимом. Я не уверен, что он согласится дать свою лодку.

— Ничего. Я умею убеждать. Людмила, можно я у вас переночую? Если моему другу тут понравилось, то, думаю, я тоже буду доволен вашим гостеприимством.

Когда они вышли на улицу, Федор шестым чувством, уже выработавшимся за годы работы, уловил, что за ним наблюдают. Он посмотрел по сторонам и направился к причалу, откуда уже на лодке можно было добраться до этой Бледной поляны.

— Тимофей Иванович, а вам не показалось, что Людмила сильно нервничала? — спросил он, когда участковый поравнялся рядом с ним. — Может, она что-то скрывает?

— Нет. Людмила честная женщина. Просто вы так с ней говорили, сразу чувствуется государственное лицо.

— Возможно, — Федор пнул попавшийся под ноги камень, — а где ее муж? Про нее нельзя сказать, что она непривлекательная женщина.

— Скончался. Точнее, пропал без вести.

— Здесь? — удивленно посмотрел на него Вышкин.

— Да, а почему нет. Тут сплошные болота.

— Как в «Собаке Баскервилей». Только здесь не английское поместье и это не детективный роман. А давно он пропал?

— Года два как.

— И спустя два года тут снова теряется человек.

— Но это не вполне точно, возможно, ваш друг ухал.

— Зная своего друга, я вам точно скажу, что он никуда не уезжал. Тем более не предупредив никого, — Вышкин вытащил телефон. — Что у вас тут со связью? Как приехал, так не работает ничего.

— Тут воинская часть недалеко. Поэтому всегда сбои. Я, признаться, только обычным и пользуюсь, если позвонить куда надо.

— Аналоговым?

— Да, — участковый показал круговые движения пальцем. — Взял, набрал и соединили.

— Это, конечно, надежно. Согласен.

Федор посмотрел на показавшийся впереди причал и сидевшего на стуле Вадима. Он выглядел так, как и при первой их встрече: в бейсболке, надвинутой на лоб и белой майке, порядком измазанной в грязи.

— О, какие люди, — хмыкнул Вадим, когда они подошли поближе. — Здравствуйте, люди добрые.

— Не юродствуй, — оборвал его старлей, — товарищу майору нужно поляну осмотреть.

Конец ознакомительного фрагмента.