Анатомия любви

Дана Шварц, 2021

Джек Каррер – воскрешатель, который пытается выжить в городе, в котором так легко умереть. Когда молодые люди сталкиваются у королевского Анатомического общества, Хейзел не придает этому большого значения. Но после того как ее выгоняют с лекции прославленного хирурга доктора Бичема, она понимает, что ее новый знакомый может оказаться гораздо полезнее, чем она думала. А все дело в сделке, которую Хейзел заключила с преподавателем: если она сама подготовится и сдаст экзамен, он позволит ей продолжить свою медицинскую карьеру. Ее не допускают до занятий, так что девушке понадобятся книги, а еще – тела для практического изучения. Как удачно, что теперь она знает того, кто профессионально выкапывает трупы. Но у Джека есть свои причины для беспокойства: странные люди слоняются по кладбищам, его друзья исчезают прямо с улиц, а римская лихорадка, выкосившая тысячи жизней еще несколько лет назад, возвращается в город. И никого все это, кажется, не волнует. Разве что кроме Хейзел. Теперь Хейзел и Джеку предстоит работать вместе, чтобы раскрыть секреты, похороненные не просто в безымянных могилах, а в самом сердце эдинбургского общества.

3

— Нет.

— Пожалуйста.

— Ни в коем случае.

— Но меня не пустят без тебя. Никаких шансов. А вот в паре с виконтом Алмонтом меня выгнать не посмеют.

— С будущим виконтом Алмонтом. Мой отец все еще жив, благодарю за беспокойство.

— Ну, ты ведь и сейчас кто-то, так? Наверняка ты, по крайней мере, баронет. А это что-то да значит, будущий виконт Алмонт.

— Хейзел, — одернул ее Бернард.

— Тебе не обязательно смотреть. Можешь вообще просидеть все время с закрытыми глазами.

— Но я ведь все равно буду это слышать.

Хейзел помахала зажатой в руке листовкой.

— Да брось, Бернард. Разве я раньше просила тебя сделать для меня хоть что-нибудь? Если я не попаду туда, то не смогу думать ни о чем другом всю оставшуюся жизнь. Буду припоминать это на званых ужинах, когда мы оба станем седыми и старыми, и ты пожалеешь, что не пошел тогда, хотя бы ради того, чтобы закрыть мне рот.

Бернард шагал дальше.

— Нет.

На нем был новый цилиндр цвета голубиного крыла, и пусть даже он сейчас отвернулся от Хейзел, та видела, что он старается показать его под удачным углом, так, чтобы свет должным образом падал на поля и подчеркивал его резко очерченный подбородок. Пиджак на нем тоже был серым, а еще он надел канареечно-желтый шелковый жилет.

Несмотря на то что в начале дня царила приятная осенняя прохлада, за время их прогулки она успела смениться удушающей жарой. Хейзел почувствовала, как по спине, под слоями ткани, ползет капля пота.

— Ты беспокоишься, что моя матушка будет сердиться на тебя за это?..

Бернард, повернувшись, перебил ее:

— Да. Признаться честно, да. Я беспокоюсь, что твоя мать будет сердиться на меня, но более того, Хейзел, я беспокоюсь, что она рассердится на тебя. Имеешь ли ты хоть малейшее представление о том, в какие неприятности попадешь, стоит твоей матери — или отцу, если уж на то пошло, — узнать, что ты побывала на лекции по анатомии? На публичной лекции по анатомии! Кто только не приходит в подобные места! Пьяницы… насильники! И… и… театральные актеры!

Хейзел закатила глаза, подтягивая перчатки цвета слоновой кости. Их купил ей отец еще до того, как отбыл на Святую Елену.

— Студенты, Бернард. Вот кто ходит в подобные места. В любом случае я все продумала: скажу матери, что иду с тобой на пикник в Сады Принцесс-стрит и что меня не стоит ждать до вечера. Мы можем пешком прогуляться с холма и добраться до тебя уже к чаю.

Мимо проехал роскошный экипаж, и Бернард замешкался с ответом, вежливым, полным достоинства кивком приветствуя джентльмена, едущего в нем. Затем снова повернулся к Хейзел, уже не скрывая раздражения.

— Изучать медицину — одно дело. Это даже полезно. Мой друг из Итона, Джон Лоуренс, сейчас учится в Париже и вскоре станет неплохим терапевтом, а затем удачно женится и будет дорогим гостем на всех наших званых вечерах. Если тебе хочется верить в то, что ты сможешь стать врачом — или медицинской сестрой — полагаю, это еще допустимо. Но хирургия, Хейзел, хирургия — для людей без средств. Без статуса. Они же просто мясники, в самом-то деле!

Он успел пройти несколько шагов, прежде чем понял, что Хейзел не идет рядом с ним.

— Хейзел?

— Что ты имел в виду под этим «хочется верить»?

— Что я?..

— Ты сказал «хочется верить в то, что» я «смогу стать врачом».

— Я лишь хотел сказать… Хейзел. То есть. Ты же в самом деле не рассчитывала… — Он помолчал, а потом заговорил снова: — Твои умения обрабатывать царапины и сбивать жар будут весьма кстати, когда мы поженимся!

— Ты же всегда знал, что я хочу быть хирургом, — выдохнула Хейзел. — Мы сотни раз это обсуждали. И ты всегда меня поддерживал.

— Ну да, — согласился Бернард, уставившись на носки своих ботинок. — Когда мы были детьми.

Внезапно Хейзел ощутила привкус меди во рту. Язык словно распух. Они находились всего в квартале от Алмонт-хаус, отсюда уже видны были его белые колонны, сверкающие в лучах послеполуденного солнца.

— Послушай, — сказал Бернард, демонстрируя готовность идти дальше. — Давай вернемся в особняк. Выпьем чаю.

Пальцы Хейзел, сжимавшие листовку, ослабли, и Бернард воспользовался этим, чтобы выхватить ее. После этого он разорвал бумагу пополам и еще раз, и еще, пока от нее не остались мелкие кусочки. Они улетели в грязь сточной канавы и на глазах у Хейзел погрузились в нее один за другим

— Ну, будет. Забудем об этой чепухе. В Ле Гранд Леон дают новое представление, нужно будет нам с тобой как-нибудь сходить. И взять с собой твою матушку. Звучит чудесно, не правда ли?

Хейзел едва заметно кивнула.

— Знаешь, если ты не против, я бы еще немного прогулялась. Просто вдоль по улице. А потом экипаж отвезет меня домой к ужину.

Бернард нервно обернулся.

— Без компаньонки? Не думаю…

— Всего пару минут. Мы в квартале от твоего дома. Смотри, вот он. Я все время буду в пределах видимости.

— Ну, если ты уверена, — с сомнением протянул Бернард.

— Я настаиваю.

— Что ж, хорошо.

Все оказалось так легко. Бернард удовлетворенно кивнул, лицо его снова приобрело благодушное выражение. Он был сыном виконта, и все в мире шло своим чередом. До дома оставались считаные шаги, а там его ждал привычный ростбиф на ужин.

— Я приеду в Хоторнден на следующей неделе. Скажи Перси, что мы непременно сыграем с ним в вист.

Хейзел в ответ изо всех сил постаралась изобразить милую улыбку. Она удерживала ее, пока Бернард, меривший улицу своими длинными ногами, не скрылся в тени Алмонт-хаус.

И только после этого позволила себе опустить взгляд на жалкие останки объявления, которое она так старательно прятала в гардеробе, подальше от любопытных глаз матери и миссис Гербертс, чтобы показать Бернарду. Всего лишь несколько клочков с отдельными словами еще скользили по грязному ручью в придорожной канаве, похожие на части головоломки.

Она вздохнула и направилась к ожидавшему ее экипажу. Кто-то стоял рядом с Алмонт-хаус, у боковой калитки, выходящей туда, где дорога с Шарлотт-сквер сворачивала на аллею Квинсферри-стрит. Позади пронзал голубые небеса шпиль собора Святой Марии, увенчанный железным крестом.

Это была девушка с рыжеватыми волосами — которые, возможно, были бы просто рыжими, не будь они настолько грязными, — убранными под чепец горничной. Одна из служанок Алмонтов? Хейзел не узнала ее, но в этом не было ничего удивительного. В таком особняке определенно служило не меньше дюжины горничных, которые старались не попадаться гостям на глаза. Возможно, это новенькая. На вид она казалась юной — совсем юной. Младше Хейзел. По тому, как она посматривала то за спину, то на улицу впереди, было похоже, что она ждет кого-то, но без всякого волнения.

ЖИВОЙ ИСПЫТУЕМЫЙ

БИЧЕМ

ЭДИН

ЕННОМУ МЕТОДУ.

СЕМИН АНАТ

Хейзел остановилась и с любопытством посмотрела на нее. А затем, в мгновение ока, к ней присоединился мужчина. Нет, не мужчина. Мальчишка. Высокий мальчишка, весь словно из вертикальных линий и острых углов. Эти двое разговаривали, а затем горничная украдкой сунула собеседнику листок бумаги.

Неужели они собрались ограбить Алмонт-хаус? Среди бела дня. И площадь вовсе не пустовала — за то время, что Хейзел наблюдала за парочкой, мимо пронеслись несколько экипажей. Казалось, никто не обращает на них внимания. Конечно, их скрывала тень особняка, но, без сомнений, любые воры предпочли бы действовать под покровом ночи.

Хейзел осторожно подошла ближе, изображая интерес к небольшому кусту роз. И хотя теперь она была всего лишь в тридцати ярдах, двое незнакомцев даже не оглянулись. Горничная с медными волосами протянула руку, и высокий парень вложил в нее несколько монет. Приблизившись, Хейзел смогла разглядеть длинный, тонкий нос парня, торчащий из копны темных волос.

— Осторожнее с этим, Джек, — предупредила горничная.

Спрятав монеты в пояс, она скрылась за углом каменной громады Алмонт-хаус и скользнула в боковую калитку.

«Странно», — подумала Хейзел.

— Домой, мисс?

Это кучер ее экипажа, мистер Питерс, окликнул ее с конца улицы. Затем щелкнул поводьями, заставляя лошадей тронуться с места.

Парень, стоящий в тени, поднял глаза, и в то мгновение, когда Хейзел встретилась с ним взглядом, от волнения у нее приподнялись волосы на затылке. Его глаза оказались яркими и ясными, красивого серого цвета. «Из-за длинного носа он похож на хищную птицу», — подумалось Хейзел. Парень улыбнулся или, может быть, усмехнулся, а может, это и вовсе была игра света, потому что секунду спустя он уже уверенно шагал по широкой дороге туда, где поднимался ввысь густой, черный дым труб Старого города, а Хейзел усаживалась в экипаж, чтобы вернуться в Хоторнден, и пыталась воскресить в памяти воспоминание о его лице, успевшее потускнеть.