Ожившие камни Аргоса

Гюля Ализаде, 2020

Правда или самообман?… Стоит ли задумываться над выбором, или он приходит сам и, не спрашивая, меняет нашу судьбу – ведь то, над чем мы не готовы властвовать, дабы не потерять покой души, властно над нами самими! Извечные вопросы и неизбежно честные ответы на них – вот та философия, которой придерживался в течение всей своей жизни великий скульптор Леонидас из Аргоса. Безграничная любовь, порожденная его душой, не смогла избежать недопонимания, повлекшего за собой неминуемое предательство. Но несмотря даже на испытываемое разочарование в жизни, статуи, создаваемые Леонидасом, вопреки противоречивости окружающего его мира обретают бессмертие, подобно Богам Олимпа! В чем же секрет?… Возможно в том, что он выбирает исключительную правду!

Глава десятая

Все было уже готово к началу работы. Леонидасу на первое время предоставили небольшую, но хорошо освещенную мастерскую с идеально ровным полом. В углу комнаты стояли низкий широкий стол трапедза с расписной поверхностью с двумя маленькими табуретами с плоскими плетеными сиденьями без спинки — дифросами, спальное ложе с высокой спинкой и ножками, украшенными искусной резьбой, — клине и шкаф с многочисленными полками.

Под столом юноша обнаружил старинный сундук, служащий для хранения одежды и белья. Он быстро вытащил его и начал внимательно разглядывать. Вся крышка сундука была украшена инкрустацией из полудрагоценных камней и покрыта крошечными лепными фигурками божеств. «О Боги, каков же был мастер, вырезавший тела настолько четко при таких малых размерах?! Вот бы познакомиться с ним! Эх, предоставила бы мне жизнь такую возможность, разрешив хотя бы на часок отправиться в мир иной! Сколько бы всего я узнал, сколько бы применил в своей работе на земле!» — размечтался Леонидас.

— Лео! — послышался приятный, мягкий голос.

Юноша обернулся и улыбнулся.

— Учитель, доброго вам дня! — ответил он и подошел к Аристэйосу.

— Ну, как тебе? — с заботой в голосе спросил учитель.

— Просто ошеломляюще! Такого, честно говоря, не ожидал! — радостно проговорил Леонидас. — Вы выделили мне идеальное место для работы!

— Ну, не преувеличивай, сынок! — рассмеялся Аристэйос. — Это комната тебе на первое время, пока я не дождусь официального разрешения на мастерскую.

— Что вы! Выдача помещения послужила мне хорошим знаком. Теперь я верю, что все у меня получится! Здесь столько солнца и добра, учитель, что я и сам преисполняюсь светом! — промолвил Леонидас.

— Как же хорошо, сынок! Да если бы я знал, что так легко тебя сделать счастливым, то и не отпускал из школы!

— Да, мастер, я чувствую любовь в этой комнате! Она поможет мне сотворить Богиню!

Учитель и ученик начали долго, весьма подробно обсуждать все возможные условия, необходимые для получения максимально хорошего результата. В ходе разговора Аристэйос не раз был поражен тому, с какой точностью, в деталях, Леонидас продумал лепку скульптуры. Тот же мог говорить об этом бесконечно. Прошло несколько часов с момента прихода великого мастера, он же об этом мало подозревал.

Лео внезапно оборвал свою речь и схватил Аристэйоса за руку.

— О учитель, я совсем забыл о времени и порядком утомил вас! Ведь даже воды не предложил! Вы наверняка и голодны еще! — забеспокоился он.

— Нет, сынок, подобного рода и качества разговоры — и вода, и пища для меня! Когда сыта душа, остального и не замечаешь! Такого удовольствия от общения с кем-то я давно не получал! — признался Аристэйос. — Ты так интересно излагаешь свои идеи, что скульптура великой Богини принимает формы и оживает у меня перед глазами прямо сейчас!

— Если я что-то анализирую правильно, то это только ваша заслуга! Это то, что вы вложили в меня, мастер, ведь вы учили нас не только искусству, но и жизни, — застенчиво проговорил юный скульптор.

— Нет, Лео, позволь мне не согласиться с тобой на все сто процентов! Я, безусловно, старался поделиться с учениками всеми теми знаниями, которые не только позаимствовал у своих учителей, а еще и накопил в течение срока преподавания, это так! Но ты перенял их в другой, своеобразной форме, которую, я уверен, тебе удастся донести до людей в своих скульптурах… — задумавшись, ответил ему Аристэйос. — Именно это и есть особое восприятие, называемое творчеством! Тебе удается материализовать эмоции, заключать их в некую оболочку! Да, скажут многие, суть нашего существования в целом заключается в том, что каждый человек на этом свете — будь то скульптор, пекарь или же простой лавочник, — каждый из них сам решает, насколько глубоко пропускать через себя прожитую радость или перенесенное горе, извлекая впоследствии некий урок, называемый опытом, являющимся основой жизненной школы. Здесь нам представляется возможность показать себя как хорошими учениками, так и плохими, использовать дары, преподнесенные нам судьбою, во благо или же распространять зло. Все эти правила придуманы для людей, и они ничего против этого не имеют! Но где же здесь ты? Я отвечу! Ты отсутствуешь, Лео! Тебе удается оставаться в стороне от всего, что происходит вокруг тебя!.. Вся трактовка, изложенная тобою сегодня… она позволила мне не только пропустить через себя иное понимание искусства скульптуры, но еще и взглянуть на мир сквозь некую призму прекрасного возвышенного урока, не настолько обыденного, заученного до мозолей! Что именно есть то прекрасное, я и сам затрудняюсь ответить! Оно будто сосредоточено в тебе, Лео! Ты особенный, ты другой!

— Учитель, каждое ваше слово придает мне еще больше уверенности в том, что я на правильном пути! Ведь есть еще что-то, учитель, там, за гранью понятий жизни и смерти! И это не связано с адом или раем! То, что можно только почувствовать! — взволнованно промолвил юноша.

— Лео, я скажу тебе еще что-то! Ты чист душою, сынок, но, несмотря на это, подвержен другому пороку — слишком резкой принципиальности. Я замечаю в тебе не только достоинства, как ты видишь, но и недостатки. Дам тебе один совет: научись исполнять более глубокие, данные тебе природой желания и не запрещай себе любить! — посоветовал ему учитель. — Любовь никак не помешает твоему творчеству! Ты напрасно видишь в ней свою слабость, ведь она не так незначительна, как ты можешь подумать!

Леонидас склонил голову. Он не знал, что ответить на эти слова, спустившие его с небес на землю. «Как он мог догадаться? Неужели все настолько явно?!» — огорчился юноша.

— Сынок… прости, если обидел. Я позволил себе вмешаться в твою жизнь только потому, что отношусь к тебе совсем по-иному, не так, как к другим ученикам! Я не хочу, чтобы ты запирал свои чувства в этой мастерской, истязал их, потом же залечивал, но только для того, чтобы начать истязать заново. Ты заслуживаешь любви, Леонидас, так постарайся же проявить справедливость, которой руководствуешься по жизни, и по отношению к себе, ибо всякая правда превращается в ложь, если ты начинаешь обманывать самого себя! — продолжал свои наставления Аристэйос.

Леонидас помрачнел. Вся его радость испарилась, словно и не было ее вовсе. Он хотел что-то сказать, но не мог выговорить и слова. Чтобы не показаться грубым, юноша заставил себя кивнуть головой. Это было самое большее, на что он был способен в тот миг. Аристэйос же, видя подобную реакцию со стороны ученика, уже жалел о высказанных мыслях.

— Лео… может, пойдешь со мною к нам на ужин? — следя за выражением лица юноши, осторожно спросил он.

Леонидас словно очнулся от забытья.

— Учитель, нет, что вы! Я… я не обидел вас ничем, скажите?! Иногда мысли вырываются из моей головы и обретают силу не совсем правильных поступков. К моему большому сожалению, именно в эти минуты я не властен над ними! — глухо проговорил юноша.

— Договорились, Лео, больше вмешиваться в твое отношение к себе я не буду! Все, обещаю, что не буду, — улыбнувшись, ответил Аристэйос, — но что насчет совместного ужина?

— Учитель, прошу вас! — сказал Леонидас, молитвенно сложив руки на груди. — Я действительно очень устал сегодня. Да и не могу позволить себе предстать к ужину в столь неопрятном виде. Даю вам слово, что завтра же приведу себя в порядок, обзаведусь новым одеянием, в конце концов, причешусь, и приду выразить свое почтение вашей семье!

— Хорошо, сынок, в этот раз я соглашусь с тобой, поскольку знаю, что ты, как истинный человек слова, сдержишь обещание, — улыбнулся ему в ответ учитель.

Они распрощались, и Леонидас остался один.

Походив по комнате, не зная, чем себя занять, он вспомнил про купленные утром лепешки. «Нет же головы! Или она есть, но пуста, как высохший изнутри арбуз! — начал ругать себя он. — Вместо того чтобы угостить учителя, проморил его голодом в течение всего этого прекрасного дня!»

Леонидас вышел во двор школы. Было уже поздно. Осмотревшись вокруг, юноша вдруг осознал, что пребывает здесь совсем один. Тут было настолько пусто, что ему отчаянно захотелось убежать в мир людей, туда, где он смог бы услышать хотя бы лай собак. Но огромный двор был окружен таким высоким забором, что он не видел ничего, кроме бесконечного темного пространства над головой.

— Здесь более одиноко, чем на кладбище! Даже ты, небо, похоже сегодня на меня! Где твои звезды, где луна? И что насчет твоей силы?! Почему ты не можешь наполнить себя хоть чем-то? — страдая, воскликнул юноша. — Не можешь или не хочешь?!

Свет от лампадки постепенно начал угасать. Горькая слеза покатилась по щеке Леонидаса, когда он это заметил.

— Ненавистное желание находить печаль там, где ее нет… и где нет вообще ничего! Пойми же это, наконец, Леонидас! — закричал он.

Он кричал в надежде разозлиться на самого себя, чтобы злость поглотила печальную боль, которая терзала его изнутри, жадно разрывая на куски, подобно дикому хищному зверю, его горящее сердце. Но печаль… она была сильнее, гораздо сильнее…