Ожившие камни Аргоса

Гюля Ализаде, 2020

Правда или самообман?… Стоит ли задумываться над выбором, или он приходит сам и, не спрашивая, меняет нашу судьбу – ведь то, над чем мы не готовы властвовать, дабы не потерять покой души, властно над нами самими! Извечные вопросы и неизбежно честные ответы на них – вот та философия, которой придерживался в течение всей своей жизни великий скульптор Леонидас из Аргоса. Безграничная любовь, порожденная его душой, не смогла избежать недопонимания, повлекшего за собой неминуемое предательство. Но несмотря даже на испытываемое разочарование в жизни, статуи, создаваемые Леонидасом, вопреки противоречивости окружающего его мира обретают бессмертие, подобно Богам Олимпа! В чем же секрет?… Возможно в том, что он выбирает исключительную правду!

Глава седьмая

Следуя за легким летним ветерком во всеобъемлющей страсти яркой пестрой жары, он пришел туда же…

Сев между надгробьями, Леонидас схватился за голову. Что-то было в ней и, увеличиваясь, не умещалось уже во всем его сознании. Оно — неимоверно быстро возрастающее, заполняющее, заставляющее терять сознание — убивало, проникая подобно яду в центр сплетения всех эмоций.

Он закрыл глаза и почувствовал дуновение воздуха на лице. Солнце же согрело его тело своей любовью. Юноша зарыдал — тихо, в душе. Он снова ощущал свое одиночество в огромном, непонятном, не принимающем его мире, где ему так тяжело было оставаться. Он плакал, понимая, осознавая свою гибель!..

«На что ты надеялся, о чем думал? Тебя невозможно любить! Довольно вести себя подобно обделенному материнской заботой ребенку, каковым ты на самом деле и являешься! — отчитывал он себя в душе. — Прекрати, наконец! Ты должен возродиться вновь, совершенно другим, абсолютно непохожим на прежнего себя! Именно с этого дня ты избавишься от всех тех чувств, что не дают тебе сосредоточиться и достичь своей главной цели — понять природу Богов Олимпа!»

Леонидас провел на кладбище весь день. Много раз пытаясь встать и уйти, но не находя в себе достаточно мужества, чтобы вернуться в мир живых людей, он заново садился на землю…

С наступлением сумерек юноша все же поднялся и побрел к выходу. Его не пугал ни странный шорох, ни неожиданные одинокие звуки, доносившиеся то над его головой, то под ногами. Он стал своим среди невидимых теней неуловимого мира, которые звали его, удерживали рядом, цепляясь за него прожигающей ледяной любовью.

Дома Леонидас решил начертать хотя бы приблизительный эскиз скульптуры, которую собирался создать. «Нет, с лица начинать нельзя. Сначала нужно попробовать провести близкие к идеалу пропорции тела. У богини не может быть изъянов, присущих простым смертным женщинам!» — пришел к выводу юноша. Он проводил углем по прогнившим деревянным дощечкам, местами провалившимся, но, несмотря на захудалость, все-таки служившим ему идеальным рабочим местом. Здесь каждая из его мыслей обретала силу жизни…

Юноша не видел, что чертил. Перед его глазами пестрили радостью и светом черты лица прекрасной женщины, которая протягивала к нему руки. Ее глаза улыбались ему, зовя к себе. Леонидас старался не терять тонкую грань между реальностью и миром фантазии, которая была необходима ему для дальнейшего существования, ведь с ее помощью он находил силы, чтобы утихомирить и подавить переполняющую его боль.

Порой юному скульптору не терпелось избавиться от причиняющих ему страданий чувств — но это было невозможно по простой причине: то, что вызывало их, было сильнее всего, что смогла бы вместить в себя человеческая душа. Оно сидело в самых ее дебрях и не желало оттуда вылезать.

Одно Леонидас осознавал ясно: именно переплавив силу своей внутренней боли в единое, непоколебимое стремление творить, он сможет преобразить ее, заставив превратиться в то, что смогут понять и другие люди. С каждым новым штрихом он менял свое представление о том, чего хочет… но все это было не тем, чего он ожидал от себя. Юноше не нравилось его сегодняшнее ви́дение прекрасного, творчество не находило себе места ни в голове, ни в сердце скульптора этим вечером. Другие — темные, сомнительные размышления сводили его с правильного направления, путая в мрачном лабиринте двояких желаний.

«Надо отбросить все переживания — скорее, дальше! Уничтожить их!.. Какой же формулой мне необходимо руководствоваться, чтобы упорядочить мысли и думать только о том, как создать на Земле тебя, Гера?!» — не раз обращался за эту ночь к небесам юный скульптор.

— Помоги мне забыть эту девушку и думать только о тебе, великая богиня Олимпа! О Гера, она не может быть сильнее тебя! То, что Филомела заставила меня увидеть себя попрошайкой, жалким, падким до мельчайшей частицы любви неудачником, не может уйти из моей души, не оставив там следа! Так почему же я не могу возненавидеть ее?! — взвыл Леонидас, когда его рука в очередной раз пошла совершенно в ином направлении, чем он планировал.

«Нет, так дело не пойдет, мне нужно съехать отсюда, чтобы забыться. Я должен опустошить свою голову, нацелиться на главное!» — пришел он к заключительному выводу. Решение сменить жилье подало ему надежду. Казалось, он нашел маленькую лазейку, ведущую к свободе…

Недолго думая, Леонидас стал собирать вещи для безотлагательного переезда. Сложив в мешок все фигурки из глины, сдаваемые им на продажу на агоре, он аккуратно положил его в угол. Остальные вещи легко уместились в холщовой сумке.

— Прощай, прошлая жизнь! Прощай, прежний Лео! — обратился к себе юноша и, достав монеты, которые выручил неделю назад за проданные статуэтки, выделил часть, необходимую за аренду комнаты на месяц вперед.

Оставив мешок и сумку на первом этаже возле двери, он поднялся наверх, где проживал хозяин дома кириос Дамианос со своей женой кирией Гестией и сыновьями — Павлосом, Таддеусом и Эсдрасом. Юноша тихонько постучал в дверь, боясь разбудить детей. Было довольно поздно, владельцы дома, по всей видимости, уже спали. Немного подождав, Леонидас постучал еще, на этот раз громче и продолжительнее.

— Кто это? — послышался из комнаты женский голос.

— Один из арендаторов! Лео! — ответил юноша.

Через две-три минуты дверь приоткрылась. Из-за нее показалась заспанная супруга хозяина с лампадкой в руке.

— Что случилось? — удивленно спросила кириа Гестия.

— Я решил освободить комнату и потому принес деньги. Вот, здесь за несколько месяцев! — ответил он, протянув ей плату.

— Я не поняла чего-то… или ты действительно платишь больше, чем положено? — еще больше изумилась Гестия, разглядывая золотую гемигекту.

— Да, кириа. Мне пора уже, — нетерпеливо проговорил Леонидас, собираясь уходить.

— Но… — хотела она добавить что-то еще.

— Кириа Гестия, я спешу! — оборвал юноша, уже спускаясь с лестницы.

Леонидас спешил покинуть дом. Выйдя наружу, он остановился всего на миг, но сдержался и не посмотрел туда, где жила она.

Юноша быстро зашагал к рыночной площади, занимающей довольно-таки большое пространство в центре Аргоса. Времени до наступления утра было еще много, но он уже не мог оставаться в этом доме, на этой улице.

Дойдя до пропилей — парадных проходов агоры, он осмотрелся. Не заметив нигде агораномов (рыночных надсмотрщиков), Леонидас присел на землю. Он чувствовал слабость, поскольку не проглотил ни кусочка за весь прошедший день. Достав бутыль с водой из сумки, юноша сделал несколько глотков и сразу же ощутил, что голова прояснилась…

Ему никогда не хотелось спать по ночам, ведь он так любил смотреть на мерцание неба. «Как же ты прекрасна, жизнь! Все в тебе упорядочено: сначала наступает ночь, потом день. Ночное небо освещается луной и звездами, дневное — солнцем. Холод сменяется жарой. Люди умирают и возрождаются вновь! Почему же во мне нет этой гармонии?.. Откуда такой хаос в мыслях и не поддающееся никакому воздействию смятение в душе?» — не переставал задаваться вопросом юный скульптор.

Улегшись на землю, он подложил сумку под голову. Так ему лучше удавалось разглядывать подмигивающие друг другу звезды…

— Леонидас, сынок! — послышался голос заказчика, который подошел к своей лавке, чтобы отпереть ее.

Юноша открыл глаза.

— Да, кириос Павлос, я заснул, сам того не ведая, — ответил он, поспешно поднявшись на ноги.

— Так зачем же здесь, на голой земле?.. Разве пристало ученику великого скульптора вести подобный образ жизни? — возмутился пожилой мужчина. — У тебя нет дома? Закончились деньги?

— Я это так… Да просто решил прийти пораньше и прилег… Недавно пришел, Павлос, — нелепо объяснился Леонидас.

— Лео, довольно этих странностей! Ты — скульптор, творец! Сам Аристэйос, выступая на городских собраниях, неоднократно упоминал твое имя. Говорил, что возлагает большие надежды на своего ученика Леонидаса, то есть на тебя. Да, именно! — Павлос ткнул пальцем в грудь опустившего со стыда голову юноши. — Даже эти маленькие скульптуры, которые ты лепишь всего за час, вызывают большое восхищение горожан и продаются на лету!

— Я все понимаю, поверьте. Больше этого не повторится, обещаю! — раскрасневшись от подобной похвалы, смущенно проговорил Леонидас.

— И смени уже одежду! Что это за тряпье на тебе? Цвет твоего поношенного гимантиона выгорел на солнце, еще чуть-чуть — и ткань разойдется на полосы! — недовольно разглядывая юношу с ног до головы, сварливо продолжал Павлос. — А сандалии где? Опять забыл надеть их? Как можно, Леонидас, все время походить на оборванца?!

— Я все сделаю, мастер. Приоденусь сегодня же, обещаю! Может, покажу уже вам мою работу? — попытался сменить тему разговора юноша, доставая фигурки из мешка.

— О Боги Олимпа! — воскликнул мужчина, разглядывая статуэтки. — Они просто великолепны! Леонидас, да ты подлинный гений! Изящество, словно сотворенное самими Богами! Признайся, сколько времени тебе понадобилось на их создание?

— Вы расхвалили меня, мастер, — простодушно улыбнулся юный скульптор. — Так… час или два сосредоточенной работы, и глядишь — выходит что-то путное.

— Леонидас, я сегодня же продам их, будь уверен! Вечером деньги будут приготовлены. И вот еще что, — прибавил он, — хочу сообщить тебе хорошую новость! Ты и сам не поверишь в счастье, которое нашло нас совершенно случайно! Ну, так вот: есть здесь на агоре знакомый торговец шелком, и неделю назад он познакомил меня с купцом из Афин, изрядно зажиточным человеком, а тот в ходе разговора признался, что хотел бы увековечить себя в скульптуре в полный рост. Спросил именно про тебя, представь себе! Так я сказал, что хорошо тебя знаю, а он попросил меня быть посредником между ним и тобой (за отдельный процент, как и полагается), на что я ответил ему полным согласием! Моя доля невелика, конечно же, а вот тебе он предлагает несколько золотых гект за хорошо выполненную работу! — деловито осведомил скульптора Павлос.

— Но я… Мастер, у меня много своей работы! Не могу я брать частные заказы, вы же знаете про это! — сразу же отказался Леонидас.

— Сынок, я тебе говорю о таких деньгах, на которые ты сможешь прожить, не нуждаясь ни в чем! — возмутился мужчина. — Подумай хорошенько, прежде чем ответить! Настолько выгодного предложения некоторые скульпторы, даже опытнее тебя, не получают в течение нескольких лет! Соглашайся, Лео! Честно говоря, я уже вместо тебя обговорил сделку. Но ты не обижаешься, верно? — по-дружески хлопнув юношу по плечу, упрашивал его Павлос.

— Я уже дал слово, не настаивайте! — недовольный его своеволием, решительно ответил Леонидас.

— Как? Ты еще с кем-то начал работать? Кому это ты слово дал? — возмутился тот.

Загадочно прищурив глаза, Леонидас внимательно посмотрел на него.

— Гере, кириос! Ей отказать я точно не смогу. Вы же понимаете, что настоящий мужчина обязан сдержать обещание, которое он дал прекрасной женщине! — гордо подняв голову, промолвил он, уже собираясь уходить.

— Что? Кому?.. — удивился мужчина, но юноша, ничего не ответив, дружески помахал ему и зашагал в направлении выхода из агоры.

Кириос Павлос не понял и слова из его ответа. Он еще некоторое время стоял и смотрел на удаляющегося скульптора, чуть приоткрыв рот и широко распахнув глаза.