Она сказала: ко мне приходил Ваш дубль и у нас был секс

Григорий Аркатов, 2019

Я прошёл долгий Путь. Кто-то был со мной, кто-то присоединился в процессе, кто-то с изумлением не понимает о чём идёт речь. Но всё это уже не важно. В этом мире вообще нет ничего важного. Всё является лишь иллюзией, плодом воображения. Я – иллюзия. Вы – иллюзия. Мой издатель – всего лишь очередная иллюзия. Двадцать пять лет своей жизни Я создавал и выплёскивал на бумагу свои самые сокровенные фантазии. Множество героев, событий и миров воплотились в особую реальность. Но то, что когда-то начиналось, обязательно должно закончиться. Время пришло! Перед Вами моя последняя книга… В ней вы найдёте последние ответы на последние вопросы. Иллюзия рушится. Поберегись! За ней притаилась Реальность. Я ухожу туда. И если Вы отыщите в себе внутреннюю смелость, то тоже сможете последовать за Красным зайцем. Удачи…

Глава 4: Мистер Фиолетовый

Находясь в полудрёме, я подумал:

«Интересно, сколько сейчас?»

Это мой стандартный вопрос. Я по природе ужасный соня и непревзойденный лентяй. Так что дилемма вставать или нет возникает у меня довольно часто. Особенно сильно эта черта моего характера проявляется в те моменты раннего утра, когда у меня не хватает решимости подняться с постели и отправиться в лес искать себе то ли обед, то ли ужин. Короче когда это действительно необходимо.

«А можно ещё немного подождать?» — спросил я как обычно.

И как обычно ответил:

«Нет».

Мой внутренний «я» отнюдь не вредничал. Мне хотелось бы дать самому себе очередное послабление. Но в животе уже третий день было пусто.

«Тут уж не обессудь».

Или почти пусто. Вчера я отправился в кусты, чтобы справить нужду, и там случайно наткнулся на кислые красные ягоды.

«Но разве это еда? Разве это могло заменить большой кусок свежего мяса, которым должно питаться тело молодого и крепкого здоровьем мужчины?»

Здравый аргумент заставил один глаз осторожно приоткрыться и посмотреть в сторону окна.

«Мне повезло или как?»

Свет пока ещё не пробивался из-за плотно закрывавших окно занавесок.

«Думаю, у меня ещё есть время для сна».

«Сколько?»

«Час, два, три… или вся ночь впереди?»

Мне очень хотелось верить в самые лучшие прогнозы.

Впрочем, пока я строил догадки, сон внезапно улетучился. И тогда мне пришлось смириться с суровой действительностью, пришлось подняться с постели и начать двигаться.

— Ой, ой, ой…

Я сделал несколько шагов босыми ногами по холодному деревянному полу. Подошёл к окну на цыпочках и резко отдернул одну из занавесок.

— Ку-ка-ре-ку!

Петух словно заранее готовился исполнить свой высокохудожественный номер. Но испугать меня он не смог. Я уже привык к его птичьим фокусам.

— Молодец, — похвалил я гордую пернатую животину.

Глаза попытались определиться, но безуспешно. Они передали в высшую инстанцию следующее:

«Нужно выйти на крыльцо и посмотреть оттуда широким взглядом».

Тем временем ноги стали подмерзать. Им категорически не хватало тёплых носочков.

«Сейчас-сейчас».

Вернув занавеску на прежнее место, я направился к входной двери. Проходя мимо давным-давно остывшей печки, захватил с собой толстые шерстяные носки, что сушились на бельевой веревке. Далее толкнул дверь и вышел на крыльцо.

— Ну что у нас тут? — спросил я.

В лицо пахнуло утренней таежной прохладой. И я тут же окончательно проснулся.

«Ещё бы! Выйти голым на улицу в такую холодрыга — это ещё нужно было до такого додуматься».

Я ёжился, покрывался мурашками, но смеялся и не сдавался. И постепенно в тело пришло приятное тёплое чувство. Это была мягкая душевная радость. Она возникла от единения прежде разрозненных и обособленных частей души. Но на этом рождение чудес не прекратилось. Радость заставила меня раскрыть миру своё сердце, заставила раскрыть свои глаза, посмотреть на мир и сказать:

— Кажется, мне здесь начинает нравиться!

Я прокричал о своих блаженных чувствах во весь громкий голос. И мне тут же издали ответили ворчливые собаки:

— Гаав-гав!

Слабая аудитория, но лучше так, чем никак.

— Гав! Гав-гав!

Эти собаки служили дозорную службу вокруг тюремного поселения. Оно располагалось на берегу большого озера с кристально чистой водой.

Стоя на крыльце своей хижины, я мог видеть большую часть этого огромного водоёма. Между озером и мной рос густой непроглядный лес. Благодаря ему у меня был повод не видеть своё рабочее место. Позади озера мощной стеной поднимались высокие серо-голубые горы. На их верхних склонах лежал снег, а верхушки излюбленно прятались среди очень густых туч.

«Отличное зрелище!»

Я имел возможность наслаждаться этой красотой днями напролёт. И никаких запретов. В этом и заключался плюс моего привилегированного положения. Благодаря ему я чувствовал себя самым настоящим царем горы.

«Или пригорка…».

Я глубоко дышал через ноздри, пропуская через себя миллион едва уловимых ароматов окружавшей меня природной экзотики.

«Такого счастья никто не может встретить ни в Москве, ни в Петербурге. Так что возможно всё было ради всего этого».

Утро в этот раз выдалось чересчур хмурым. Густое покрывало темно-серых туч кружило не только над горами. Сегодня оно заполонило собой всё небо и заслонило солнце.

«Неудивительно, что я перепутал ночь и день».

Впрочем, на заборе всегда сидел тот, кто никогда не ошибался.

— Ку-ка-ре-ку!

Петух пропел во второй раз, затем в третий и в четвертый.

— Ку-ка-ре-ку!

«Какой ты сегодня неугомонный!»

Гордая птица продолжала сидеть на заборе и смотреть то на меня, то куда-то ещё.

«Благодарю за службу».

Я больше не мог дарить ему своё внимание. Нужно было продолжать двигаться вперёд. Жизнь заставляла искать себе пропитание.

Впрочем, прежде чем куда-то двигаться, нужно было определиться с погодой.

«А будет ли дождь?»

Несмотря на грозные тучи, дождя пока не было.

«Не факт, что он вообще случится».

Перспектива сидеть в хижине и глазеть на голые стены, когда в животе отчаянно бурчит, мне не нравилась.

«Разве не весь мир в моем распоряжении?!»

Конечно, нет. И тут я мог сколько угодно мечтать либо утрировать. Я был всего лишь наместником своей собственной тюрьмы. Такими были условия навязанной мне государством ссылки.

«В Сибирь… уехал… ла-ла-ла-ла…».

Странная вещь эта свобода. Когда-то она у меня была.

Но что я знал о ней?

Она была для меня очередным пустым звуком как и многое другое в моей жизни. Каждое новое утро начиталось с одной и той же глупой мысли:

«А для чего я живу?»

Годы шли, а ответов всё не было. И в конце концов мое внутреннее напряжение заставило меня начать искать себе всякие разные странные увлечения и смертельно опасные приключения. Так я стал дико неуправляемым членом общества. Меня стали избегать и бояться.

Я помню слова своей младшей сестры:

— Зачем ты это делаешь?

— А почему бы и нет?

— Это опасно.

— Это весело!

— Бред.

— Радость!

Правда, на самом деле мне не было весело. Мне было скучно. Скука заставляла меня раз за разом переступать черту. И однажды я зашёл слишком далеко.

«Погибли люди!!» — писали газеты.

А мне было плевать. Я лежал в горячей ванной и игрался с перочинным ножом. Мне всё ещё было скучно.

«Как так?»

Я ощущал себя бесполезным куском мяса.

«Конец?»

Я мог убить себя. И думаю, что любой другой на моем месте вскрыл бы себе вены не задумываясь. И вроде как даже тянулась рука, но…

«Нет!»

Внезапным озарением я понял, что и этот путь также не для меня.

«Лучше полежу, погреюсь…».

Когда полчаса спустя в мою квартиру ворвались жандармы, я не жалел о своём решении остаться живым.

«Интересно как всё сложится…», — такой была новая виртуозная игра.

Я думал, что только грозные правительственные чины хотят меня проучить. На деле позже выяснилось, что моей крови жаждит всё цивилизованное общество. И разом из всех щелей повылазили неисчислимые ценители традиционных ценностей.

— Долой! — кричали они.

Решай всё правительство, я бы несомненно отделался бы крупным штрафом, а потом тихо-мирно вернулся бы к своим прежним порочным делишкам. А вот иметь дело с агрессивно настроенным ханжеством невероятно сложно.

— Он должен отвечать по всей строгости закона! — кричали эти люди.

И тут же они писали и издавали новые законы под это дело.

«Что?!»

Я столкнулся с неподвластной мне силой. Я не смог противопоставить ей своё аристократическое обаяние. И как итог, чуждые мне люди отобрали у меня всё привычное. Они заставили меня почувствовать себя не в своей тарелке. И с тех самых пор у меня появились мысли о свободе.

«Как-то так?».

Легкая досада за собственную глупость заставила меня почесать за ухом. Когда же жалость к себе иссякла, я надел носки, обулся в сапоги и спустился с крыльца в сторону слегка покосившейся калитки.

Возникла новая отвлеченная мысль:

«Кому она принадлежала до меня? Что стало с этим человеком? Жив он или мертв?»

Много вопросов. Только вот как обычно некому было на них отвечать. И я в который раз отложил всё незначительное в долгий ящика. Я принялся за важное.

«Голод! Всё остальное подождёт».

Твёрдое намерение заставило вспомнить про детали».

«Я пока не научился стрелять из пальца».

Я ретировался. В маленьком покосившемся сарае меня ждало заранее заряженное ружьё. Взяв его в руки, я задумался:

«Действительно ли я этого хочу?»

Ответом стало громкое урчание в животе. И сразу последние сомнения отпали. Мысли о грядущем убийстве живого существа отошли на второй план. Ружьё оказалось перекинутым через плечо. А запасливая натура сунула в правый сапог парочку патронов на всякий случай.

Немногим позже я уже спускался вниз по склону возвышенности. Меня вела узкая тропинка.

Я помню своё первое впечатление от этого живописного места.

— Высоко сижу, далеко гляжу…

— Удачи, — сказал тогда генерал-губернатор и пожал мне руку.

Затем он умчался прочь верхом на резвом коне. Я же остался заниматься делами империи.

«Империя нанесла мне ответный удар?»

Это был риторический вопрос.

Путь продолжался…

Спустя полторы сотни шагов я добрался туда, где растёт много-много деревьев. Впрочем, тропинка там не прекратила своё существование. Она продолжалась. Отличие было лишь в том, что теперь ее с обоих сторон подпирали непролазные кусты и прочая поросль. Тропинка вела меня в самый центр чащи. Там находилась моя цель. Ею была небольшая горная речка шириной в три метра. В центре чащи она делала крутой поворот под девяносто градусов. С внутренней стороны изгиба возвышался выступ скальной породы высотой в два человеческих роста. А на наружном берегу имелось пологое место водопоя. Неделю назад я видел, как сюда приходил молодой олень. Сегодня я хотел его убить и зажарить.

Одно дополнение…

Скрываясь за поворотом горная речка всё время двигалась по прямой, пока не впадала в большое-большое озеро. Справа от устья некогда было отстроено небольшое каторжное поселение под витиеватым названием «Пастораль».

Триста семьдесят девять заключённых, девяносто восемь сотрудников, семь бараков, три административных здания, шесть помещения для проживания людей, обременённых свободой, причал, небольшое рыболовецкое суденышко «Хатум» и завод по переработке рыбы. Таково краткое описание места, доверенного мне в распоряжение. Я бывал там изредка. Всеми делами крутил и вертел мой заместитель. Сам же я предпочитал находиться подальше, практически на отшибе. Единственный и неповторимый…

— Нестор Петрович!

Голос окрикнул меня на полпути к речке. Он донёсся из-за одной из ёлок. И я сразу же его опознал.

«Полина».

Дочка одного из старших офицеров. Юная и очень красивая. Несмотря на малый возраст, уже имела прекрасно сформировавшуюся женственность.

«Я знаю в этом толк».

Полина частенько гуляла по лесу. Собирала грибы, ягоды. Иногда делилась ими со мной. Только вот обычно я был с штанах. Но иногда случалось и как сейчас.

Прежде, чем Полина вынырнула из-за густых хвойных ветвей, я уже слышал в своей голове ее следующую фразу.

— Вы опять это делаете?

«Правильно!»

Мышцы спины слегка напряглись. Но я не собирался извиняться. Конечно, у меня было определённо понимание, что лучше не дразнить лишний раз местных чересчур религиозных моралистов. Но таким уж я был неприменимым и неисправимым бунтарем: и в Петербурге, и здесь — посреди суровой и беспощадной Сибири.

Я обернулся.

— Привет, Полина.

Едва избушка оказалась к ней передом, а к лесу задом, девушка смущенно раскраснелась и опустила глаза.

— Здравствуйте, — сказала она.

Мы оба имели возможность разойтись как в море корабли. В таком случае девушка смогла бы продолжить наполнять своё лукошко различными лесными дарами. А я смог бы продолжить охоту на молодого оленя. Однако Полина продолжала смотреть на меня украдкой и говорить, говорить, говорить…

— Как вы так можете?

— Могу что?

— Бегать по лесу без штанов.

— А что такого?

— Это неприлично.

— Кто сказал?

Я сделал вид, что не понимаю. Но всё-то я понимал. И подсознательно ее провоцировал:

— Тебе не нравится?

— Это неправильно.

— Кто сказал?

Прохладный воздух конца лета ласкал мое обнаженное тело. Комары то садились на него, то улетали. Я совершенно не заморачивался.

— Это просто, — сказал я.

У меня не было проблем с самим собой. Я любил себя. Я любил весь мир. Не так, как все остальные люди. По-своему и своей особенной любовью. Но какими словами я сумел бы объяснить это наивной скромнице Полине?

«Нет во всем мире таких слов», — это понимание причиняло мне боль.

А Полина всё продолжала твердить:

— Как вам не стыдно?

— Я не понимаю вопросов подобного содержания.

— Почему?

— В них нет логики.

— Почему?

— В них нет здравого смысла.

Мы оба стояли около минуты и молчали. Два человека, разделённые расстоянием в пять шагов. С двух сторон нас обнимал лес, с двух других сторон прочь убегала тропинка. А еще… один из нас прятал своё сердце от другого.

«Она не виновата», — напоминал я самому себе, — «Она всего навсего конечный продукт эволюции».

Но мне она нравилась и потому я не мог молчать слишком долго.

— Скажи, дорогая, что конкретно тебя не устраивает?

— Это неправильно…

— Ты уже это говорила.

Юные глаза дерзко дернулись вверх.

«Вот оно! В ней есть огонь. Только вот весь он уходит на всякую ерунду».

И тут же девушка огрызнулась:

— Вы — грязный блудник!

Она сказала это не из ненависти, а из страха.

Я ответил спокойно:

— Это тебе твой отец сказал или батюшка из церкви?

— Они оба так считают.

Девушка легонько топнула правой ногой. Она желала рьяно отстаивать своё женское мнение.

«Хотя… постойте… это было не ее мнение. Его ей старательно навязали».

— Ты родилась здесь?

— Да.

— Сколько тебе сейчас?

— Я уже взрослая.

— Пятнадцать?

— Будет через месяц.

— Так почему же ты считаешь, что знаешь жизнь лучше меня?

Девушка молчала, но глаза ее продолжали гореть.

«Зачем?»

Возможно нечто, скрывающееся глубоко внутри этого молодого и не до конца сформированного тела, уже давно мечтало услышать нечто наподобие моих слов. Возможно, оно отчаянно мечтало о любом сигнале к пробуждению. И вот оно свершилось…

— Всё, что ты видела в жизни — несколько гектаров леса и несколько километров береговой линии. А твой любимый святоша ещё тот лицемер…

— Нет…

Полина хотела сказать больше, но запнулась.

— Да.

Я мог бы ещё много чего сказать этому ребёнку. Мне было не сложно. Но я подумал о своей личной ответственности.

— Мне нужно идти. И тебе тоже.

— Но…

— Всё.

Было не до конца ясно, хочет Полина ещё поспорить или же хочет услышать ещё немного слов о других содержаниях жизни. Я чувствовал ее внутреннее смятение.

«Остановись. Это опасно!»

Я прислушался к себе и сказал:

— Пока.

Развернулся и продолжил путь в выбранном направлении.

— Постойте!

Не стал оборачиваться.

Почему?

Я боялся. Не за себя. Мне после всех выпавших на мою долю пертурбаций бояться было нечего. Я переживал за глупую несмышленую девчонку.

«Ведь она обязательно хлебнёт горя, если ее отец узнает про наши случайные встречи. И в этом буду виноват только я».

Чуть погодя, я иронично заметил:

«Голый мужик в сапогах и всё такое…».

Намного позже я всё-таки обернулся. Полина к тому моменту исчезла из виду.

«Ты правильно поступил», — уверения казались здравыми.

Впрочем, разве из рациональных соображений я морил себя голодом?

Я шагал вперёд по тропинке и между делом вспоминал о том, как сам себя довёл до пищевого эксгибиционизма.

Помните тот момент, когда генерал-губернатор ускакал прочь на лихом скакуне?

Конечно, помните.

И думаете, что потом я спустился вниз по склону и торжественно принял командные полномочия?

Типа бурные продолжительные аплодисменты, все встают…

Нет!

Не было такого. Я сразу же потребовал себе царскую хижину и сразу же в ней спрятался. Месяца три сидел там безвылазно. И при этом не было никаких проблем с едой. Рыба на завтрак, рыба на обед и на ужин. А потом я посмелел, расправил локти и всё-таки соизволил выйти в люди. Вот тогда-то всё и началось…

Грязные, усталые, измождённые…

Вот цена той пище, которая подавалась к моему столу. И когда я это осознал, то более ни один кусок той рыбы не лез мне в горло.

— Зачем такие крайности? — спросил меня мой заместитель спустя неделю голодовки.

— Это мое дело.

— Но…

— Я так решил.

— Мы за вас переживаем.

— Это лишнее.

С тех самых пор я питался исключительно лесными дарами. И поначалу ощущений, что душа спокойна, было для меня достаточно. Я стал намного счастливее. Но через месяц захотелось мяса. И тогда я потребовал выдать себе ружьё.

И вот результат — я на очень узкой дорожке.

Вокруг бесновато трещат насекомые, попеременно перекрикивают друг друга птицы. Запах хвойных выделений кружит голову. В какой-то момент на тропинку вылезает ёж. Он смотрит на меня, сосредоточенно нюхает воздух, а затем ползёт дальше и очень быстро скрывается в кустах.

Обычный лес, да и только.

Ещё пятнадцать минут движения вперёд и я начал слышать отдаленный шум проточной воды.

«Уже скоро».

Однако я не собирался сидеть на берегу и дурнем смотреть по сторонам. Это стало бы бессмысленной тратой времени, а не охотой. Задумка была другая. Я собирался устроить в кустах коварную засаду. Думал, буду сидеть притаившись и дожидаться, пока молодой олень придёт к реке на водопой.

Отличная идея.

Отличная ловушка.

«Один точный выстрел и дело будет сделано».

Мне представлялись яркие красочные картины, в которых сочные куски мяса жарились на вертелах, а потом в них вонзались мои большие голодные зубы.

Внезапно справа хрустнула сухая ветка.

Я прислушался, напряг внимание.

«Он здесь?»

Мое тело замерло. Я старался не шевелиться. В связи с вынужденной позой зрительный обзор был небольшим. Но у меня ещё был слух… и внутреннее чутьё.

«Он здесь!»

Сначала я не видел его, только слышал. Конечно, можно было легко перепутать обычные лесные звуки с движение копыт по подлеску. Но я был уверен, что это он. И немного погодя моя слепая вера себя подтвердила.

«Я тебя вижу».

Животное светло-коричневого окраса медленно вышло на каменистый берег. Оно огляделось, а когда почувствовало себя в безопасности, принялось за питье.

«Что дальше?»

Ружьё висело на плече. Ситуация застала меня врасплох. Я был неподготовлен.

«Рискну?»

Решил рискнуть, потому как шум горного потока был оглушающим. Река проносилась стремглав через торчащие из воды острые камни и обдавала берега брызгами ледяной воды.

«Должно получиться!»

Впрочем, я не был уверен. Всё-таки у животных слух острее.

«Либо так, либо никак!»

Я начал медленно двигать рукой. Ещё, еще, еще…

Олень не реагировал.

Ещё, еще, еще…

И вскоре жизнь оленя оказалась целиком в моей власти. Животное было взято на прицел. Мне оставалось лишь нажать на курок и только. Указательный палец начал целенаправленно сгибаться…

«Сейчас!»

Но вдруг что-то изнутри сказало:

«Нет».

«Нет?»

«Нет».

«Почему?»

Ответа у меня не было. Я просто вернул ружьё на плечо, вышел из кустов и медленным шагом направился к оленю.

Секунды три животное втягивало в себя прохладное питье. А потом, осознав мое присутствие, оторвало себя от реки и посмотрело в мою сторону.

Я на мгновение остановился. Подумал, что олень испугается и убежит. Но олень продолжал стоять на месте. Он изучал меня любопытным взглядом.

«Его что удивил и заинтересовал голый человек, обутый в сапоги?»

Я подошёл ближе. Была стойкая уверенность, что олень улыбается. Животное словно восторгалось мной и спрашивало:

«Зачем тебе ружьё, дурень?»

— Я хотел…

Я осекся.

«Что я делаю?»

Мой личностный рационализм попытался упрекнуть мой внутренний взрыв интуиции.

«Олени не умеют думать, олени не умеют разговаривать. Это всё выдумка! Нужно вернуться с небес на землю!»

Но интуиция была сильнее.

Я сделал ещё несколько шагов и протянул свою правую ладонь к оленю.

— Как тебя зовут? — спросил я на полном серьезе.

Изнутри пришло имя «Алати».

— Красиво.

Ещё шаг и олень уже терся о мою ладонь своим оленьим лицом.

Ещё шаг…

Я обнимаю животное за шею и становлюсь перед ним на колени. Мы соприкасаемся нос к носу. Дышим друг в друга. Смотрим друг в друга…

Так могло бы длиться целую вечность. Во всяком случае я был к этому внутренне готов. Я наслаждался моментом. Я был счастлив.

Но неожиданно олень напрягся. Его уши приподнялись, встали торчком. В его глазах появился лёгкий испуг. Но боялся олень вовсе не меня. Он не пятился и не вырывался из моих рук.

— Что такое?

И попытался понять, огляделся и увидел ниспадающую тень.

«Опасность!»

Я напрягся подобно своему новому другу.

«Враг!»

Однако в отличие от оленя, мое напряжение не было готовностью к панике. Это была готовность к бою.

«Сейчас или никогда!»

Я резко вскочил с колен и, выхватив ружьё, наставил его на цель.

— Кто ты?! — крикнул я.

Я ждал увидеть злобный взгляд беспощадного врага. Но вместо этого увидел ещё одно испуганное существо.

— Не стреляйте…

Совсем мальчик. Лет девятнадцать. Он стоял на скальном выступе с поднятыми вверх руками.

— Не стреляйте…

Он не собирался никого пугать. Он сам перепугался. Точнее он был прям-таки перекошенным от ужаса.

Я медленно опустил ружьё.

— Сбежал?

Он понял, что я всё понял. Да и как тут не понять, если человек одет в тюремную робу ссыльного.

— Семён, кажется?

Я помнил его. И думал, что если назову его по имени, то смогу успокоить.

— Нет, нет, нет…

— Спокойно.

Я вернул ружьё на плечо. Но и это не помогло.

— Я не вернусь.

«Упертый».

Но мне казалось, что я смогу справиться с этой чертой его характера и всё исправить.

— Спокойно.

Я упреждающе протянул к нему две руки и предложил:

— Спускайся. Мы поговорим.

— Нет!..

Он мог бы прислушаться. И тогда всё могло бы случиться иначе. Но вместо этого он взвинтил свои нервы, начал дергаться, прыгать, кричать:

— Нет! Нет! Нет!

И как результат он тут же оступился. Нога соскользнула по влажному камню.

— Осторожно! — крикнул я.

Но что толку?

Мальчик не удержался, сорвался, описал в воздухе круг и упал на острые камни.

— Нет…

Я медленно опустил руки.

«Зачем?»

Толку от вопросов не было и раньше.

«А что если голый мужик в сапогах не может вызывает к себе доверия?»

Вода постепенно окрасилась красным.

«Зачем?»

Глупый и бессмысленный вопрос. Нечего было о нем думать. Можно было лишь с горечью в сердце наблюдать как бурный поток горной речки стаскивает мертвое тело вниз по течению.

В какой-то момент я устал от этого зрелища.

«Хватит!»

Я посмотрел на своего друга оленя. Он был также печален, как и я.