Идеальный мир Антония Атропина

Горос

Антоний – знаменитый экстрасенс, известный на весь мир. Он способен прикосновением излечивать любые болезни. Но единственное, что оказалось ему не под силу – лечить раны собственной души.

3. «Городские коновалы»

Едва покинув Московский вокзал, Катя больше не вспоминала ни о попутчице Саше, ни о ее романтичном мистическом поклоннике Антонии. Они стали для Кати лишь светлыми воспоминаниями в ее необъятной памяти. Там хранились приятные впечатления обо всех людях, которых она когда-либо встречала. Катю же целиком поглотил океан впечатлений. По пути на Васильевский остров, к теткиному дому, она не стесняясь бросалась от одного окошка троллейбуса к другому, глазея на шедевры старинной петербургской архитектуры, чем вызывала снисходительные улыбки коренных жителей.

— Глядя на тебя, сама вдруг вспомнила, как впервые попала в тогда еще Ленинград, — сказала тетя. — А сейчас смотрю в окно и словно всего этого не замечаю. Привыкла. За годы уж и позабыла, в каком красивом месте живу.

С первых мгновений Катя всей душой приняла Питер, и Питер принял ее. Казалось, Катина способность зажигать хорошим настроением окружающих подействовала и на город. Обычно хмурый, он подарил своей новой фанатке солнечную неделю, в течение которой та неустанно бродила по старинным улочкам, словно по музею. Глазея на площади, парки, мосты, дворцы и крепости, эрудированная Катя извлекала из своей памяти даты, имена, названия и радовалась словно ребенок, обнаруживая «то самое место, где…» Катя возвращалась к тетушке поздно ночью и, засыпая счастливой, думала лишь о том, как много интересного ее ждет завтра. Ведь это только Санкт-Петербург! А сколько всего невероятного там, за горизонтом!..

Вскоре Катя довольно легко сдала вступительные экзамены в университет и к началу учебного года переехала в общежитие. Вовсе не потому, что не хотела своим присутствием стеснять тетушку (напротив, та убеждала племянницу гостить у нее как можно дольше), а оттого, что Катю тянуло к людям. В общежитии она мгновенно стала всеобщей любимицей, найдя общий язык даже с гламурными фифами и заносчивыми хулиганами. К слову сказать, многие парни, несмотря на то что, следуя моде, обычно предпочитали стройных и худеньких, сами того не замечая, начинали увиваться около Кати и даже оказывать ей кое-какие знаки внимания (хоть никогда в жизни не признались бы приятелям, что она им симпатична).

— Как тебе это удается? — с некоторой завистью поражались ее новые подруги.

— Полюби себя — и все полюбят тебя, — отвечала Катя свою привычную формулу. — Да, я толстушка. Но ведь очаровательная толстушка, не правда ли?

Однажды на паре в университете речь зашла о жизненных кредо.

— Вот скажите, какой у вас в жизни девиз? — спросила преподаватель студентов.

И Катя без стеснения ответила:

— В здоровом теле — здоровый дух!

А когда вся аудитория с удивлением обернулась на нее, с улыбкой добавила:

— Да-да. Если судить по моему телу, то дух в нем ну о-о-очень здоровый. Я бы даже сказала, здоровенный!

— Тебе с твоим характером хорошую фигуру — отбоя б от парней не было, — как-то заявила ее соседка по комнате. — Около тебя и без того околачивается столько парней… Просто удивляюсь: почему ты до сих пор ни с кем не встречаешься?

— Я предпочитаю сама выбирать, а не чтоб меня выбирали, — ответила Катя. — Просто пока не выбрала.

В общем, новая жизнь настолько захлестнула Катю в своем сладостном водовороте, что она б никогда и не вспомнила о своем первом питерском знакомстве, не сгустись над ее судьбой тучи. Заболела тетя. Болезнь оказалась жестокая, множество раз беспощадно уносившая жизни даже молодых людей. Катя оббегала все больницы, не жалела сил и средств, но с каждым новым днем тетушка все больше худела, а ее румянец заменялся болезненной бледностью. Медицина оказалась бессильна. Дошло до того, что врач прямо сказал Кате: «Все безнадежно!» — и посоветовал оставить ее тщетные попытки вытянуть тетю из неизбежной могилы, дать ей спокойно дожить остатки дней. Вечно неутомимая и жизнерадостная Катя, пожалуй, впервые за много лет ощутила, что мир далеко не всегда прекрасен, а порой бывает даже чересчур жесток и что не все стены прошибаются упорством и желаниями. Тетя сдалась гораздо раньше и, с трудом поднимаясь в своей постели, не сдерживала, но и не поощряла старания племянницы себя спасти, а лишь с тоской ожидала неизбежного.

— Я не верю, — шептала Катя, роняя слезы на подушку у изголовья любимой тетушки. — Должен ведь быть какой-то выход! Нельзя, чтобы люди уходили молодыми! Тебе ведь только сорок! Это несправедливо!

— Ее ведь можно спасти, правда? — спрашивала тетина восьмилетняя дочурка Маша.

У Кати обрывалось сердце при взгляде на ее заплаканное личико.

— Я завтра же еще раз схожу к врачу, — обещала девушка. — Если есть хоть какой-то способ, я его найду!

Но и в этот раз, как и во все предыдущие, врач сказал лишь, что шансов больше нет. Когда вконец обессилившая от бессонных ночей и беготни по больницам Катя вернулась домой, там она обнаружила вызванного для исповеди священника.

«Неужели правда все?» — подумала она и с ужасом осознала, что эта мысль больше не пугает ее. Она возникла как нечто уже свершившееся, словно в соседней комнате еще не раздается тяжелое дыхание любимой тети, а уже покоится ее холодный труп.

«Нет, нет! Так нельзя! — твердила Катя, сидя за столом на кухне, от отчаяния стиснув виски кулаками. — Она еще жива! Должен ведь быть какой-то выход…»

Слезы покатились по ее пухлым щекам и, сорвавшись вниз, упали на лежащую на столе газету, оставив там крупные мокрые кляксы. Взгляд Кати невольно скользнул по расплывающимся строчкам, и она остолбенела, увидев знакомую фамилию. Под размашистым заголовком «Городские коновалы» главврач одной из петербургских клиник возмущалась процветанием сомнительных шарашек, оказывающих услуги в области нетрадиционной медицины. «Как можно доверять свою жизнь шарлатанам-самоучкам, не имеющим специального образования? — писала она. — Всем этим госпожам Лаур Ляморше, волхвам Велимирам, бабкам Маням да Антониям Атропиным?..»

— Атропин, — растерянно повторила Катя, и в ее памяти мгновенно всплыла необычная встреча на вокзале. Встреча с Антоном, называвшим себя целителем! И рассказ ее попутчицы Саши, которую, по ее словам, тот буквально вытащил из могилы! Катя тут же метнулась в комнату, переворошила все вещи и возблагодарила судьбу за то, что не выбросила визитку. Она уже набрала номер и собиралась нажать на кнопку вызова, но ее взгляд снова скользнул по газетным строчкам. «Шарлатаны-самоучки…»

— Но ведь и вы не в силах ничего сделать! — сказала Катя напечатанному под заголовком портрету женщины в белом халате и с надеждой поднесла телефон к уху.

— Телефон вызываемого абонента выключен или находится вне зоны сети, — сообщил из динамика приятный женский голосок.

У Кати опустились руки. Она уже намеревалась снова расплакаться, как вдруг заметила, что под номером телефона стоит еще и адрес.

— Катюш, ты куда? — окликнула ее одна из тетушкиных соседок, которые пришли проститься с умирающей.

Ответом ей стал хлопок входной двери.

Спустя минут сорок Катя уже поднималась по эскалатору станции метро «Сенная площадь». Когда же она разыскала обозначенное в визитке место — решила, что ошиблась: вместо больницы или офисного здания там оказался обычный жилой дом. Впрочем, она успокоила себя мыслью, что нетрадиционный целитель, скорее всего, и должен принимать на дому. Это ведь не доктор!

«Неплохо устроился, однако — в самом центре города!» — думала Катя, прохаживаясь вдоль дома старинной питерской архитектуры. Она никак не могла определить нужный ей подъезд, или, как принято говорить у местных, парадную. Номера квартир на прибитых к стене табличках оказались почти стерты, а на дверях стояли электронные замки без домофонов, так что войти и проверить, там ли находится квартира целителя, было невозможно.

Когда Катя практически отчаялась найти нужный вход, дверь одной из парадных вдруг распахнулась — и оттуда вышла темноволосая красотка. Сердце Кати радостно забилось: это ведь Саша! Она было бросилась навстречу к своей бывшей попутчице, словно к хорошей подруге, однако тут же опешила, напоровшись на полный презрения взгляд.

— Чего надо? — нервно спросила Саша, окинув Катю с головы до ног ледяным взором, явно оценивая ее далекие от гламурных стандартов габариты.

— Простите… — растерянно выдавила из себя Катя, подумав: «Может, я обозналась?» — Не подскажете, здесь живет Антон? Он целитель.

Саша презрительно хмыкнула и, не проронив ни слова, пошла в сторону Сенной площади. Катя даже не успела поймать брошенную ею дверь, и та снова захлопнулась на электронную защелку. Зато теперь Катя знала наверняка, что Антон живет именно здесь. Она принялась дежурить у подъезда-парадной с надеждой, что туда войдет или оттуда выйдет кто-нибудь из жильцов. Таковой оказалась бабулька лет восьмидесяти, еле передвигающая ноги под тяжестью двух полных продуктами пакетов с логотипами расположенного неподалеку супермаркета. Старушка поставила пакеты перед дверью, развернула носовой платок, разыскала среди россыпи мелочи электронный ключ-таблетку, и… ее рука замерла на полпути к замку, а в Катю вонзился подозрительный взгляд, словно та была обвешанным взрывчаткой террористом.

— И ходють, и ходють, будто медом тут намазано. Только грязь носят!.. — заворчала старушка.

Однако Катя уже спешила к ней, и вовсе не для того, чтобы проникнуть в парадную.

— Ой, бабушка, как же вы ходите с такими сумками? — искренне удивилась Катя. При виде груженой старушки она мигом позабыла, для чего вообще сюда пришла. — Давайте я вам помогу!

Старушка какое-то время сверлила «террориста» взглядом кагэбэшника, однако Катина искренняя улыбка на добродушном лице быстро растопила лед ее недоверия.

— Что ж, помоги, милая, если не трудно, — ответила она.

Признаться, Кате повезло, что старушка входила именно в нужную ей парадную, так как она бы принялась тащить эти сумки, даже если бы бабушка направлялась на другой конец города.

— А у меня внук дома сидит, — жаловалась старушка, поднимаясь на свой четвертый этаж. — Двадцать лет, а не работает, только пьет да в компьютер смотрит…

За время восхождения Катя узнала едва ли не всю бабушкину биографию, а также ее ближайших родственников. Могла узнать и больше, если б приняла приглашение бабульки, которая настоятельно зазывала ее отведать чаю с малиновым вареньем. Однако Катя вдруг вспомнила, для чего пришла, и вежливо отказалась.

— Дай Бог тебе здоровья, дочка, — распрощалась с ней старушка. — Вот бы в мире все такими были, наступил бы рай на земле!

Указанная в визитке квартира оказалась на втором этаже. На коричневой двери с облупившейся краской висел приклеенный скотчем листок с распечатанной на черно-белом принтере надписью: «Антоний Атропин. Целитель». Катя в нерешительности замерла у двери, поймав себя на мысли, что полностью солидарна с мнением главврача, интервью которой за время поездки в метро прочла полностью.

«Они ведь на этом и наживаются, — думала она. — Пока в человеке живет надежда, он многое готов отдать. И чем ближе к смерти, тем больше. А так называемым целителям только это и нужно, чтобы успеть максимально обобрать умирающего».

Катя присела на холодные бетонные ступеньки, потерла ладонями глаза.

«Что я тут делаю? — упрекнула она себя. — Вместо того, чтобы быть рядом с тетей в ее последние минуты жизни, я побежала хвататься за какую-то сомнительную соломинку! Что, если я вернусь, а она умерла?..»

Катя резко встала и уже повернулась лицом к лестнице, чтобы уйти, как вдруг облупленная коричневая дверь распахнулась — и из-за нее выскочила взъерошенная женщина.

— Шарлатан! — яростно выкрикнула она. — А еще знахарем называется!

И, проскочив мимо Кати, женщина устремилась вниз, спотыкаясь на высоченных каблуках.

— О, а я вас помню! — вывел из ступора раскрывшую от удивления рот Катю знакомый голос. — Да-да! Ваша фигура!.. Я знал, что вы рано или поздно передумаете.

В дверях стоял тот самый парень, которого она давным-давно видела на перроне.

— Я не… — начала было Катя.

Но не успела она возразить, как Антон втащил ее в квартиру и захлопнул дверь.

К удивлению Кати, это оказалось обычное жилище без всяких свечей, пентаграмм, хрустальных шаров и черных кошек. От большинства среднестатистических квартир эту отличали высокие сводчатые потолки с лепниной. Но это было наследие позапрошлого века, а вовсе не причуда хозяина. Повсюду царил холостяцкий беспорядок, хотя Катин внимательный взгляд и выхватил несколько инородных предметов. В доме явно бывала и женщина. Впрочем, лишь бывала, так как женская рука к этой вековой пыли, грязным полам и разбросанным повсюду шмоткам явно никогда не прикасалась.

— Представьте, попросила, чтобы я излечил ее от, как она выразилась, ненужной беременности! — возмущенно воскликнул Антон.

Катя даже не сразу поняла, что речь идет о нервно покинувшей его квартиру женщине.

— Я хочу лишь давать людям жизнь, а не забирать ее! — Антона при этих словах аж передернуло от отвращения. — Да и вообще, с каких это пор беременность стала считаться болезнью?

Он вдруг замолчал и пристально взглянул на Катю.

— Я ошибся. Вы не за себя пришли просить. Так? Что ж, похоже, я опять в пролете и лишен возможности поработать над вашим телом. Жаль, такой хороший экземпляр…

Катя смутилась, вновь, как и тогда на перроне, почувствовав себя куском гранита перед скульптором. Однако, вспомнив, для чего пришла, принялась излагать свою проблему. Антон слушал молча, а потом еще долго безмолвствовал после того, как она закончила рассказывать о постигшей ее тетушку беде.

— Мне нужно подумать. Пожалуйста, подождите. Я вернусь минут через десять, — наконец сказал он и, уйдя в другую комнату, захлопнул за собой дверь.

Для Кати это были самые мучительные минуты в ее жизни. Когда же Антон вернулся, ответ ее разочаровал:

— Простите, но ваш случай слишком тяжел. Боюсь, что я уже ничем не могу помочь. Состояние вашей тети — критично.

— Откуда вы знаете, в каком она состоянии? — вскричала Катя. — Вы ведь даже в руки не брали ее медицинскую карту!

— Просто знаю свои возможности. Поверьте.

Какое-то время они молчали. Антон смотрел в пол, Катя — на него. Она и так не очень-то доверяла всем этим целителям-самоучкам, и ей стоило большого труда решиться на эту поездку. И вот теперь она получила такой ответ!.. «Быть может, он цену набивает? — мелькнула у нее мысль. — Ведь чем больше убедишь пациента в тяжести его положения, тем больше денег можно вытрясти. Может, он и никакой не целитель вовсе? Обдерет, а после смерти тети скажет, что сделал все возможное…» Но другой голос, голос отчаяния, перебил эти рассуждения: «Если она умрет, разве ты сможешь себе простить, что не использовала все шансы?»

— Сколько? — мрачно сказала Катя.

— Что? — удивленно переспросил Антон.

— Если, по-вашему, жить достойны лишь те, кому это по карману, я готова платить! — Она нервно полезла в кошелек и дрожащей рукой принялась искать зарплатную карту: Катя работала по вечерам, чтобы оплачивать тетушкино лечение. — Так сколько?

— Поймите, дело вовсе не в деньгах, — поспешно запротестовал Антон. — Я просто чувствую, что в вашем случае бессилен. Я берусь лечить лишь тогда, когда действительно могу помочь. Но я не способен вытаскивать людей, извините за прямоту, с того света!

— А Саша рассказывала, что можете! — выпалила Катя.

На какое-то время снова повисла напряженная тишина.

— Саша… — тихо повторил Антон. — Саша — это особый случай! — вскричал он. — Да и вообще, это вышло всего один раз. Я больше так не могу!

— Откуда вам знать? Ведь вы даже не попробовали!

Катя уже не могла сдерживать слез и разрыдалась, хотя и давала себе зарок никогда не проявлять подобных чувств перед посторонними. Именно поэтому все и думали, что она никогда не плачет — всегда лишь смеется.

— Прошу вас, — прошептала она. — Мне больше не к кому обратиться.

Антон уперся лбом в стену, ударил по ней кулаком.

— Но я же и правда не могу…

— Пожалуйста! Очень прошу!

Он оторвал лоб от стены и заглянул ей в глаза:

— Обещаете, что, если ничего не выйдет, не возненавидите меня?

Катя поспешно закивала, вытирая слезы.

Антон накинул потрепанный серый свитер (тот самый, который она давным-давно видела на перроне), и они вышли на улицу. К удивлению Кати, у целителя оказалась довольно-таки хорошая машина — новенькая красная «ауди», резко контрастирующая с его обшарпанной одеждой и обстановкой в квартире. При виде этого автомобиля Катя тут же подумала о том, сколько же все-таки можно заработать на этой «нетрадиционной медицине», и с горькой усмешкой вспомнила свои жалкие поиски зарплатной карты. Похоже, такие услуги ей не по карману…

Они выехали на Садовую и покатили в сторону Невского проспекта.

— Я ведь вижу, Катерина, что вы не верите в то, чем я занимаюсь, — нарушил молчание Антон.

— Да, не верю, — честно ответила она, покраснев.

— Для чего же тогда обратились ко мне?

— Потому что больше не к кому.

— А если я вас обману? — усмехнулся он. — Вытрясу у вас все деньги и ничем не помогу? Вдруг я шарлатан?

— Вы шарлатан?

— Нет!

— Для меня этого достаточно. Я привыкла доверять людям.

— И что, никогда не обманывались?

— Обманывалась, и часто. И все же это еще не повод с ходу в новом человеке усматривать негодяя, — ответила Катя. И смущенно добавила: — Но вы-то сами верите, что способны помогать людям?

— Конечно, я ведь помогаю. Правда, несколько, как некоторые говорят, нетрадиционными методами…

— Для меня традиция не важна, а важен лишь результат. Если честно, я не разбираюсь ни в химии, ни в биологии. И то, что делает современная медицина, для меня точно такая же магия, как и ваши сверхспособности. Я просто вижу, что человек был болен, а, вернувшись из больницы, вдруг стал здоров. Чем не чудо? Но раз это произошло, значит, этому есть причины. Так?

— Логично, — кивнул Антон.

— Так и с вами. Если вы действительно помогаете людям, значит, и этому есть объяснение. Возможно, просто наша наука еще недостаточно развилась, чтобы такое понять. Лекарь из Средневековья, окажись он в нашей клинике с современной аппаратурой, решил бы, что это — замок колдунов, а процесс лечения — странный магический ритуал. И сколько ему ни объясняй, он так и не понял бы, каким образом с помощью этого исцеляется пациент.

— Интересное умозаключение. У меня тоже возникали подобные мысли. Например, взять этот автомобиль. — Антон постучал ладонью по рулю. — Я полный профан в технике, так что понятия не имею, каким образом тонна железа способна самостоятельно перемещаться в пространстве. Сколько мне ни объясняй, вся эта техническая белиберда звучит для меня не понятнее, чем колдовские заклинания Средневековья. И все же это не мешает мне прямо сейчас ехать в этих сказочных самоходных санях.

— Вот-вот, — улыбнулась Катя. — Главное — результат, а не то, каким образом он достигается. А что касается лечения… В моей ситуации все равно нет иного выбора. Врачи уже сказали свое слово. Вы же оставляете хоть какой-то шанс. Как спасительная соломинка.

— Соломинки чаще всего ломаются, — вздохнул Антон.

— А бывает, ее достаточно, чтобы вытянуть человека из трясины. Так почему бы не попробовать?

Когда Катя вошла в тетину квартиру — словно на стену, натолкнулась на напряженные взгляды соседок. Она тут же бросилась к кровати больной. Та лежала, закрыв глаза, неестественно запрокинув голову.

— Тетушка! Тетушка, нет!.. — рыдала Катя, растирая ее остывшие руки.

Она облегченно вздохнула, почувствовав, как пальцы тети слегка сжали ее ладонь. Жива! И все же лишь это движение и слабое едва уловимое дыхание указывали на то, что тетя еще в этом мире.

— Катенька! — Губы умирающей дрогнули. — Катенька, позаботься о Маше…

— Да что ты такое говоришь? — Катя прижала тетину ладонь к губам. — Ты сама о ней позаботишься! Вот увидишь, тебе помогут!

— Позаботься о…

Тетя не договорила. Она взглянула на племянницу и замерла с распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.

— Нет! — Катя крепче сжала холодную безжизненную ладонь. — Пожалуйста, нет!..

Но тетя была неподвижна, продолжала смотреть потухшим взглядом, и больше не слышно было ее тяжелого сиплого дыхания. Катя с рыданием упала ей на грудь.

— Царствие небесное, — прошептала одна из соседок и, перекрестившись, на цыпочках вышла из комнаты.

— О, а вы к кому? — вдруг донесся ее удивленный возглас из прихожей.

Катя тут же вспомнила про Антона. Тот все еще сконфуженно мялся у порога. Может, по Катиному виду, а может, каким-то своим особым магическим чутьем он понял без слов, что произошло, и сказал лишь:

— Как я понимаю, уже все.

Катя опустила голову.

— Но вы же все равно попробуете? — Она с мольбой взглянула на Антона.

Тот, не разуваясь, прошел за Катей в комнату. Сидящие там бабушки-соседки настороженно переглянулись и зашептались. Лишь в глазах тетушкиной дочки Маши мелькнула надежда. Антон с заметной неприязнью взглянул на кровать с телом и отвернулся.

— Простите, — сказал он, заметив осуждающий Катин взгляд. — Я покойников с детства боюсь…

Он подошел к кровати, слегка дрожащей рукой коснулся лба умершей. Закрыл глаза, запрокинув голову. Катя завороженно переводила взгляд то на напряженное лицо Антона, то на бледное тетино в надежде, что вот-вот дрогнут ее ресницы.

— Бедная девочка, — шепнула одна соседка другой. — Это ж надо, по колдунам пошла!

— Шарлатаны все, — ответила вторая. — Выжмет все до копейки, а потом кинет: мол, не вышло ничего.

Антон вздрогнул, убрал ладонь с тетиного лба и сел, закрыв лицо руками.

— Я же говорил, что это бесполезно, — сказал он скорее себе. — Я не могу! Не могу!

— Но Саша… — начала было Катя, однако замолчала, увидев вспыхнувшие глаза Антона.

— Саша? — вскричал он. — Саша — другое! Она мне дороже всего мира! Простите за прямоту, но эта женщина мне никто. Но Саша!.. Если бы она умерла… Если б это тогда случилось… Не стало бы и меня!

На лице Антона отразилась такая боль, словно он снова пережил все те чувства, когда перед ним лежало бездыханное тело его возлюбленной. Его затрясло.

— Что это с ним? — испуганно вскричала одна из соседок. — Может, он этот… как его?.. эпилептик?

Катя убежала на кухню и вернулась со стаканом воды.

— Антон, вы слышите меня? Попейте! Сделайте глоток!

Она коснулась его ладони и тут же отдернула руку: ее словно пронзило огнем, настолько та была горяча. Антон взглянул на Катю так, словно не узнавал ее, и все же принял стакан и дрожащей рукой поднес его к губам. В этот момент случился перепад напряжения, тусклая лампочка в люстре погасла, а потом вдруг вспыхнула ярче прежнего. Антон медленно повернул голову, взглянул на покойницу и в ужасе отпрянул.

— Кто это? — растерянно воскликнул он. — Где Саша?

Видимо, в его памяти так живо всплыли воспоминания об умирающей любимой, что он ожидал увидеть перед собой тело своей обожаемой Саши, а вовсе не Катиной тети. От неожиданности стакан выскользнул из его пальцев и, расплескивая воду, полетел на кровать.

— Вот привела черта на нашу голову! — покачала головой одна из соседок.

— Антон, не волнуйтесь вы так! — Катя схватила его за плечи. — Давайте я вас лучше отведу на кухню.

Она помогла ему встать. Антон безвольно подчинился, все еще с ужасом косясь на тело умершей. На кухне он постепенно пришел в себя и, видимо, осознав, в каком состоянии недавно находился, неловко отводил взгляд.

— Простите, — сказал он. — Со мной иногда такое бывает. Редко. Я понимаю, что смерть — закон природы, но все-таки не могу мириться с тем, что люди умирают. Меня это пугает до жути.

Антон поднялся с табуретки.

— Я лучше пойду. Простите еще раз.

Он направился к двери.

И вдруг из комнаты донесся истошный крик соседок: смесь ужаса, радости и восхищения.

— Она жива! — срывающимся голосом проговорила появившаяся в дверях побледневшая ошарашенная соседка. — Жива!

Катя оттолкнула ее и вбежала в комнату. Тетушка лежала все в том же положении, ее глаза по-прежнему были распахнуты, но теперь она смотрела на племянницу, а по щеке катилась слеза. Катя упала перед тетей на колени и разрыдалась, теперь уже от счастья.

— Может, она и не умирала вовсе? — сконфуженно пожала плечами одна из соседок.

— Ну да, рассказывают же про всякие там летаргические сны, — ответила вторая. — Бывает даже, живьем людей хоронят!

Услышав это, Катя вдруг вспомнила о виновнике этого чудесного исцеления. Сама-то она не сомневалась, чьих это рук дело. Но когда Катя выскочила в прихожую, чтобы поблагодарить спасителя, увидела лишь приоткрытую входную дверь.