Одиссея. Новый стихотворный перевод Аркадия Казанского

Гомер

Данный перевод Одиссеи Гомера ставит перед собой задачу – донести до современного читателя великую поэму в её максимальной полноте, с сохранением всех действующих лиц и названий в том виде, в каком они представлены у Гомера. Сохранён порядок и количество стихотворных строк в каждой из 24 песен. Максимально устранены из текста архаизмы и длинные многосложные эпитеты, отчего поэма приобретает новую динамику и выразительность. Каждая Песнь предварена кратким изложением её содержания прозой.

ΟΔΥΣΣΕΙΑΣ Α

Песнь первая

Десять лет назад окончилась Троянская Война взятием Троады, разорением и сожжением её столицы, Илиона. Все уцелевшие герои возвращаются по домам, один хитроумный царь Итаки, Одиссей, принесший бессмертную славу родине, — Элладе и Аргосу, до сих пор скитается по белу свету. С того времени, как он отправился на Троянскую Войну, оставив жену Пенелопу с грудным младенцем сыном Телемахом, проходит уже двадцать лет. Одиссей теряет в скитаниях все свои корабли, всех товарищей. Последних товарищей он теряет после того, как они, несмотря на строгий запрет богов, съедают коров солнечного бога, Гелиоса Гипериона. Бог Посейдон гневен на Одиссея за ослепление своего сына, циклопа Полифема, и не пускает его вернуться домой, на Итаку. Уже долгое время Одиссей находится на острове Огигия, у дочери титана Атланта, богини-нимфы Калипсо, которая желает сделать его своим супругом, обещая за это бессмертие и вечную молодость.

Однако, сроки, назначенные богами для пребывания Одиссея вдали от отчизны, истекают. Бог Посейдон ненадолго отходит в это время к обитателям обратной стороны Земли, эфиопам, принять их жертвы. В это время остальные боги собираются на Олимпе у верховного бога Зевса, решить судьбу Одиссея, за которого просит богиня Афина. Зевс поминает судьбу царя Агамемнона, убитого своим племянником Эгистом, сыном Фиеста, брата Атрея, в сговоре с неверной супругой Агамемнона, Клитемнестрой. Они совершают убийство, несмотря на предупреждение богов, переданное им богом Гермесом. Зевс также вспоминает и судьбу самого Эгиста и Клитемнестры, убитых сыном Агамемнона Орестом, в месть за смерть своего отца. За убийство матери Ореста преследуют злые богини мести Эриннии.

Одиссей страдает на острове у богини-нимфы Калипсо, не зная, как вернуться домой. Богиня Афина предлагает отправить бога Гермеса вестником к нимфе Калипсо, с приказом отправить Одиссея домой, на что Зевс соглашается; сама же богиня Афина отправляется на Итаку, к сыну Одиссея, Телемаху; пусть тот отправится в Пилос к царю Нестору, и в Спарту к царю Менелаю, расспросить об исчезнувшем отце. Прибыв в Итаку, богиня Афина находит там добрую сотню женихов, сватающихся к жене царя Одиссея, Пенелопе, которые пируют во дворце царя Одиссея, проедая его запасы, несмотря на протесты Телемаха. Здесь собираются властители разных островов, — Зама, Дулихия, Закинфа, и самой Итаки; супружество с вдовой базилевса даст им великую честь, и возможность самому стать базилевсом. Телемах встречает богиню Афину, явившуюся в образе Мента, царя тафосцев, давнего друга Лаэрта, отца Одиссея, как бы проездом в Темесу за железом. Телемах высказывает богине свои беды; Афина негодует на женихов Пенелопы и пророчит им скорую Смерть, говоря Телемаху, — его отец ещё жив. Богиня вспоминает свои путешествия с Одиссеем, говорит, — Телемах очень похож на отца. Она предлагает Телемаху созвать собрание ахейцев, и потребовать, — пусть женихи очистят дом Одиссея; затем отправиться в Пилос и Спарту, узнать об исчезнувшем отце, потом богиня улетает. Телемах, видя это, понимает, что разговаривал с богом.

Приходят женихи Пенелопы, с ними певец Фемий, который поёт о событиях Троянской Войны. Пенелопа выходит к женихам, просит Фемия петь о чем-либо другом, но Телемах останавливает мать, отправляя её на женскую половину. Телемах твёрдо обращается к женихам, — пусть они покинут его дом, и сватают мать у её отца Икария, как положено. Женихи грубят Телемаху и выспрашивают о его госте; Телемах отмахивается и говорит, — будет завтра собирать собрание ахейцев, чтобы урезонить женихов. Наступает ночь, гости расходятся по домам, Телемах также идёт спать в сопровождении своей няни, старушки рабыни Евриклеи, обдумывая предложения богини Афины о собрании и поездке в Пилос и Спарту.

Одиссея воспой хитроумного, Муза, который

Цитадель святой Трои разрушил, скитался с тех пор,

Города посетил людей многих, в обычаях споря;

Пострадал на морях, о спасеньи заботиться скор

Милой жизни, возврате товарищей верных в отчизну. {5}

Всё ж при этом не спас он товарищей, им же в укор, —

Святотатством те сами себя погубили при жизни, —

Гелиоса Гиперионида съев тучных коров.

Возвращенья домой бог за это лишил с укоризной.

О, богиня, дочь Дия, скажи и о том пару слов, — {10}

Остальные в то время, избегнув погибели верной,

Были дома, войны избежали, и моря оков.

Лишь его, по жене и отчизне болевшего сердцем,

Королева Калипсо, богиня и нимфа, держа

В гроте светлом, желала, супругом чтоб стал благоверным. {15}

Протекали года, и уж год роковой прибежал,

Призывая, когда предназначили боги вернуться.

Он, однако, и там, на Итаке, не смог избежать

Злых трудов, хоть и был меж друзей. Сострадали, клянутся,

Боги много ему. Непрерывно один Посейдон {20}

Одиссея гнал, чтобы земли он своей не коснулся.

Колебатель земли тут в страну эфиопов ушёл,

Эфиопов, что землю с другой стороны населяют, —

Где зашёл Гиперион, и где на восход он пошёл.

Принимая от них жертвы многих быков и баранов, {25}

Наслаждался бог, сидя на пиршестве. Прочие все

Были в доме у Зевса владыки, в Олимпе пространном.

Тут родитель мужей и богов обратился ко всем, —

В сердце, в памяти был у владыки Эгист, безусловно,

Что Орестом убит, Агамемнона сыном, меж тем. {30}

Обратился к бессмертным бог Зевс, поминая дословно:

«Странно, люди охотно во всём лишь богов, нас винят!

Зло исходит от нас, утверждают они, но, ведь, к слову,

Смерть, Судьбе вопреки, на себя навлекать все хотят?

Так Эгист, — не Судьбе ль вопреки он супругу Атрида, {35}

Умертвив при возврате в отчизну того, в жёны взял?

Гибель грозную знал он, — ему боги ставили виды, —

Слали Аргоубийцу Гермеса, — чтоб думать, не смел,

Ни его убивать, ни жену его в жёны брать. Видно,

За Атрида придёт от Ореста месть, — лишь повзрослев, {40}

Пожелает вступить во владенье своею отчизной.

Не сумел Гермес, блага желая Эгисту, как лев,

Убедить его сердца. За что тот душой поплатился».

Сероглазка, богиня Афина сказала тогда:

«Ах, отец наш Кронид, из властителей всех наивысший! {45}

Правду молвил ты, — гибель заслужена, как никогда.

Пусть погибнет и всякий, кто дело такое свершает!

За царя Одиссея болит моё сердце всегда, —

Он, несчастный, в беде, и от милых вдали, на объятом

Морем острове, в месте, где пуп зарастает земли, {50}

Весь поросший лесами; богиня на нём обитает,

Дочь титана Атланта, который за бездной сверх сил,

Сам столбы Геркулеса хранит; свод небесный подъемлет

Полный звёзд, — он на мощные плечи свои взгромоздил.

Скорбью взятого, дочерь титана несчастного греет, {55}

Мягкой, вкрадчивой речью всё время его обольстив,

Чтоб забыл Одиссей об Итаке. Но, страстно лелеет

Видеть глазом хоть дым восходящий родимой земли, —

Помышляет о Смерти одной. Неужели не двинет

Одиссей, сердца струны тебе, Олимпиец? Вдали, {60}

Он в аргивских судах приносил тебе жертвы святые,

В Трое будучи сам? Так на что негодуешь ты, Зевс?»

Отвечает ей Зевс, собирающий тучи большие:

«Ранит слово твоё, из ограды зубов излетев!

Как я смог бы забыть о божественном том Одиссее, {65}

Выдающемся мыслью меж смертных, с охотою всей

Приносящем нам жертвы, бессмертным властителям неба?

Посейдон-земледержец к нему, не имеющий мер

Гнев питает за то, что циклоп Полифем несравненный

Глаз лишён им, — безбожник, чья сила циклопам в пример {70}

Превеликой была; он родился от нимфы Фоосы,

Дочки Форкина, стража неспящего моря, у шхер

С Посейдоном-владыкой уснувшей в пещере. И, строго,

Одиссея с тех пор колебатель морей Посейдон

Не убьёт, но подальше несёт от отчизны далёкой. {75}

Что ж, подумаем мы, кто сейчас здесь собрался кругом, —

Как домой возвратиться ему. Посейдон же отбросит

Гнев, — не сможет со всеми бессмертными спорить ведь он,

Против воли бессмертных богов своеволие бросит».

Сероглазка, богиня Афина сказала тогда: {80}

«О, Кронид-отец наш, ты властителей всех превосходишь!

Коль угодно блаженным богам, чтоб вернулся туда

Одиссей хитроумный, в отчизну, подскажем Гермесу

Исполнителю, Аргоубийце, решение, — да, —

К нимфе в косах, сплетённых, на остров Огигию бесом {85}

Мчаться, ей передать непреклонные наши слова, —

Чтоб на родину был возвращён Одиссей, в бедах честный.

К итакийцам пойду я, чтоб сыну его там сперва

Воли больше внушить, и вложить бога мужество в сердце, —

На собрание всех волосатых ахейцев созвав, {90}

Женихов чтоб изгнал, убивающих в доме безмерно

Из отары овец, тихоходных рогатых быков.

А затем пошлю в Пилос песчаный и Спарту, наверно,

Чтоб разведал о милом отце, приходящем из Снов,

Чтобы в людях о нём утвердилась там добрая слава». {95}

И она привязала к ногам блеск прекрасных подошв,

Амброзийных, повсюду её с дуновеньями славно

Над землёй беспредельной носивших, ещё над водой.

В руки взяв боевое копье, завершённое сталью, —

Очень крепкое; им избивала людей под собой, {100}

Навлекавших богини гнев, дочки Отца всемогущей.

Полетела богиня с вершины Олимпа грозой, —

Став в Итаке у дома царя Одиссея, как туча,

У порога ворот, и с копьём своим острым в руке,

Чужака взяв, тафосцев властителя Мента обличье, {105}

Женихов горделивых застала. Они налегке

Услаждали себе душу, с рвением в кости играя,

Сев на шкуры быков, ими съеденных на пикнике.

Виночерпии вместе со слугами дома старались, —

Те, — вино, наливая в кратеры, мешая с водой, {110}

Те, — обмывши столы ноздреватою губкой, сдвигали

На средину, и клали на них много мяса горой.

Телемах боговидный богиню заметил всех лучше.

Опечаленный сердцем, он молча сидел с их гурьбой, —

Представлялось ему, как явился родитель могучий, {115}

Разогнал бы он всех женихов по домам, захватил

Господином владенье, и власть свою снова взял круче.

С женихами сидев, он увидел Афину, вскочил

И направился к двери, душою стыдясь, что невинный

Принуждён стоять странник у входа; приблизясь, схватил {120}

Он за правую руку пришельца, копьё его принял, —

И приветливо, речью крылатою молвил ему:

«Чужеземец, войди! Мы тебя угостим по старинке

Пищей сытной, потом нам расскажешь, — пришёл ты к чему», —

Так сказал и пошёл. А за ним и Паллада Афина. {125}

Как вошли они в дом тот высокий, по чину тому

Пику гостя к высокой колонне понёс, и задвинул

В урну гладкую с копьями, где ещё много стоит

Одиссея других копий, мощного духом в обидах.

И её подводил он к прекрасному трону на вид; {130}

Усадил, застлав тканью, под ноги придвинул скамейку.

Рядом сам поместился на стуле резном, от обид

Женихов, чтобы гость не сидел там, с надменными вместе,

Отвращенья к еде не питал, отягчённый игрой;

Расспросить, чтобы втайне его об отце, с интересом. {135}

Тут прекрасный кувшин золотой с рукомойной водой,

Таз серебряный был перед ними поставлен служанкой

К умыванию; после расставила стол небольшой,

Положила почтенная ключница хлеба, стараясь,

Снеди разной прибавив, запасы, охотно отдав. {140}

Кравчий ставил пред ними на блюдах, их ввысь поднимая,

Мяса разного, кубки близ них золотые подав;

Виночерпий ходил то и дело, вина подливая.

Горделивые в залу вошли женихи; по рядам,

По порядку расселись на креслах и стульях; и с краю {145}

Подошли к ним служанки; и сели те, руки умыв.

Хлеб в корзины доверху прислужницы им наполняли,

Виночерпии лили напиток в кратеры; налив,

Те немедленно руки до пищи готовой тянули.

Как желанье питья и еды утолили, вкусив, {150}

Вдруг желаньем зажглись все сердца женихов, — отдохнули,

Плясок, музыки жаждут, — услады прекрасных пиров.

И кифару прекрасную Фемию вестник дал в руки, —

Приходилось ему поневоле петь для женихов.

Певчий поднял кифару и начал прекрасную песню. {155}

Сероглазой Афине тогда Телемах молвил вновь,

Наклонясь головой, чтоб никто не услышал их вести:

«Не рассердишься, гость дорогой мой, на то, что скажу?

Лишь одно на уме вот у этих, — кифара, да песни.

Расточают они здесь чужие богатства, дрожу, — {160}

Мужа; белые кости его где-нибудь сгнили; дождик

Мочит в прахе их, в море качает волна, просто жуть.

Если б видели, что на Итаку он держит дорожку,

Пожелали бы лучше проворнее ноги иметь,

Чем одежду и золото здесь накоплять понемножку. {165}

Злой Судьбой он, однако, погублен, и сил нет терпеть

Утешенья, хотя кое-кто из людей утверждает, —

Он прибудет! Но день возвращенья его скрыла Смерть!

Ты ж теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая, —

Кто ты? Рода какого? В каком ещё городе жил? {170}

На каком корабле к нам пришёл ты, по морю летая,

На Итаку везли корабельщики в гости? Скажи,

Не пешком же сюда, полагаю я, к нам ты добрался?

Так и это скажи откровенно, не надо мне лжи, —

В первый раз ты сюда приезжаешь, иль раньше случался, {175}

Гостем быть ты отца? Их немало бывало у нас

В прежни годы гостей, с людьми много родитель общался».

Сероглазка, богиня Афина сказала тотчас:

«На вопросы отвечу твои с откровенностью полной, —

Имя, — Мент; мой отец, — Анхиал многоумный, как раз {180}

Им всегда я хвалился; а сам я владыка тафосцев,

Вёсла любящих, здесь со своими пришёл в корабле;

К чужеземцам за сталью плыву я по винному морю,

В город дальний Темесу, а еду с железом. Во мгле

Свой корабль учредил, Неритона лесного где кручи, {185}

В Ретре пристани, дальше от города, возле полей.

Заявляю я с гордостью, — мы, слава богу, с могучим

Гости давние. Как посетишь ты Лаэрта, герой,

Можешь это спросить старика. Он не ходит, измучен,

Больше в город, но, беды терпя, обитает порой {190}

В поле с древней служанкой, которая кормит и поит

Патриарха; в холмах виноградника день, бродя свой,

Истомив свои старые члены, он в доме покоит.

Говорили, что твой уже дома отец. К вам теперь,

Видно, всё же, ему возвратиться мешают и боги. {195}

Не погиб на земле Одиссей, богу равный, поверь.

Где-то в море широком, на острове, скрытом волною,

Задержался живой, дикарей пленник, словно как зверь

Он томится; не может уйти, как ни рвётся душою.

Предсказать я берусь, — и такое об этом таят {200}

Мненье даже бессмертные, — всё совершится, не скрою,

Хоть совсем не пророк, не умею по птицам гадать.

Но недолго он будет с отчизною милой в разлуке,

Если будут его хоть железные цепи держать;

Хитрый, опытный он, и придумает что-то от скуки. {205}

Ты теперь мне скажи, ничего от меня не сокрыв, —

Вижу ль подлинно здесь, пред собой, Одиссея я руки?

Страшно с ним головой и глазами ты сходен, — смотри.

Мы в минувшее время встречались для славного дела;

Он отправился в Трою походом, куда до Зари {210}

Из аргивян и рать на судах крутобоких летела.

Там ни я с Одиссеем, ни он не встречался со мной».

Рассудительный так Телемах отвечал: «В самом деле,

Я скажу откровенно, о, гость, на вопрос этот твой, —

Мать сказала, — я сын же отца, но я сам и не знаю; {215}

Может кто-нибудь точно узнать, — кто отец твой родной?

Был блажен я, когда бы родителем стал мне желанным

Муж, до старости мирно доживший в чертогах своих.

Меж рождённых людей на земле я же самый несчастный, —

Мне отец он, раз это желаешь узнать с уст моих». {220}

Сероглазка, богиня Афина сказала негромко:

«Знать, угодно богам, чтобы славен всегда был средь них

Род, когда вот такого, как ты, родила Пенелопа.

Мне теперь расскажи, ничего от меня не сокрыв, —

Чей обед здесь? Какое собранье? Зачем же так громко? {225}

Свадьба здесь или пир? Ведь не в складчину он здесь открыт?

Только, кажется, гости твои необузданно в доме

Вдруг бесчинствуют. Чувствует всякий разумный здесь стыд,

Заглянувший сюда, поведенье их гнусное помня».

Вновь тогда Телемах рассудительный гостю сказал: {230}

«Раз, о, гость мой, спросил, и узнать пожелал, ты запомни, —

Дом когда-то был полон богатства; и всяк уважал

Нас в то время, когда ещё здесь славный муж находился.

Но иное решенье враждебный нам бог завещал, —

Сделал между мужами его он теперь невидимкой. {235}

Меньше стал бы о нем сокрушаться я, если б погиб

Он в троянской земле меж товарищей; умер бы дивно

Он, окончив войну, на руках у друзей дорогих.

Был насыпан над ним панахейцами холм погребальный,

Сыну громкую славу на все времена подарив. {240}

Ныне ж Гарпии взяли бесславно его, и, печальный,

Позабытый, безвестный, ушёл, сыну в долю подав

Лишь печаль и рыданья. Но я не о нём лишь, усталый,

Плачу; горе другое жестокое боги послав, —

С каменистой Итаки, Закинфа, покрытого лесом, — {245}

Островов Зам, Дулихий, своих женихов нам прислав,

Власти первых людей, — все упорно желают, как бесы,

Принудить маму к браку, и грабят имущество все.

Та и в брак ненавистный не хочет вступить, и не смеет

Притязаньям конец положить. Ведь разграбят совсем {250}

Дом пирами, и скоро меня самого уничтожат».

Негодуя, Паллада Афина сказала затем:

«Горе! Вижу теперь, как тебе Одиссей непреложно

Нужен, руки свои наложить на бесстыдных гостей.

Вдруг теперь, воротившись, он встанет пред дверью, надёжный, {255}

С парой копий в руке, со щитом своим, шлем до бровей, —

Я впервые увидел героя в то время; сперва он

Веселился у нас на пиру в доме, с чашей своей,

Из Эфиры от Ила Мермерида к нам приплывая, —

Ведь туда Одиссей на своём корабле приходил; {260}

Яд, смертельный всем людям, искал он, намазать желая

Свои стрелы стальные. Однако же Ил не спешил

Яду дать, устыдился он мести богов сам, сердешный.

Мой отец дал ему яд, безмерно его он любил.

Женихам, когда б в виде таком Одиссей предстал, грешный, {265}

Жизнью коротки стали б они, и свой брак не нашли!

Но, сокрыто то в лоне богов всемогущих, конечно, —

Отомстит за себя ли, иль нет, возвратясь до земли,

В дом родной? А теперь я тебе предложил бы подумать,

Поступить как, чтоб всех женихов из палат удалить. {270}

Ты послушай меня, что скажу, отнесись с мыслью умной, —

Завтра граждан ахейских созвав на собранье, о том

Расскажи им всё, боги тебе пусть свидетели будут.

И потребуй, чтоб все женихи по домам шли потом;

Мать твоя, если дух её снова замужества хочет, {275}

К своему пусть вернётся отцу, и в родительский дом;

Снаряжает пусть свадьбу он, давши приданого, впрочем,

Полагается дочери милой его получить.

Мой разумный совет ты, быть может, исполнить захочешь, —

И корабль, с двадцатью снарядивши гребцами, отплыть, {280}

Об отце поразведать исчезнувшем; верно, из старых

Кто-то сможет о нём рассказать, иль Молва сообщить

Дия, — больше всего она людям приносит подарков.

В Пилос прежде пойди, где божественный Нестор живёт,

После к русому ты Менелаю отправишься в Спарту; {285}

В сталь закован, последним ахейцем закончил поход.

Коль услышишь, что жив твой отец, что домой он вернётся,

Дожидайся его, все снося притеснения, год;

Коль услышишь, что мёртв он, и сердце его уж не бьётся,

Возвратившись обратно в отцовскую землю, в трудах, {290}

В честь его холм насыплешь могильный; и справить придётся

Похоронный обряд; и в замужество матерь отдашь.

Как ты всё это сделаешь, всё это кончишь, итожа

В храбром сердце, в уме хорошенько обдумай тогда, —

Женихов, каким средством в чертогах твоих изничтожить, {295}

Хитрым, или открытым. Ребячьими играми жить

Уж не время тебе, не таков уже ныне твой возраст.

Ведь пора уж тебе, с равным богу Орестом делить

Славу, что он добыл, расправляясь с коварным Эгистом,

Злым убийцей, отца его смевшего жизни лишить! {300}

Вижу, друг дорогой мой, что ты и велик, и воинствен,

Не слабее его, ты в потомстве прославишься вновь;

Но, давно мне пора возвратиться в корабль мой быстрый, —

Ждут попутчики, верно в душе возмущаются мной.

О себе позаботься, и то, что сказал я, обдумай». {305}

Рассудительный, гостю сказал Телемах: «Милый мой,

Право, гость, ты с такою любовью раскрыл мои думы,

Как отец; никогда твой теперь не забуду совет.

Подожди, хоть и очень, как вижу, спешишь ты, разумно, —

У нас вымойся раньше; с усладою завтра, чуть свет, {310}

С духом радостным ты унесёшь на корабль подарок

Столь прекрасный, который тебе поднесу я в ответ,

Как гостям от хозяев бывает приятным, и старым».

Сероглазка, богиня Афина ему говорит:

«Не задерживай нынче меня, тороплюсь я недаром. {315}

Дар, что милое сердце тебя побуждает вручить,

Возвращаясь обратно, приму, и домой с ним уеду,

Получив дорогой дар, таким же тебя отдарив», —

Говорила, исчезла Афина, глазастая дева, —

Быстрокрылою птицей порхнула в окно. И встаёт {320}

Сила в нём и отвага. И больше ещё он, чем прежде,

Дорогого отца вспомнил, в сердце размыслив своём,

Встрепенулся душою, познав, что беседовал с богом.

И назад к женихам на пирушку направился он.

Перед ними певец знаменитый пел, сидя в чертогах, {325}

В тишине, о печальном возврате ахейцев домой

Из-под Трои, Палладой Афиной ниспосланном строгой.

Вдохновенное слышала пенье в покое порой,

Пенелопа разумная, старца Икария дочка, —

И спустилась высокою лестницей дома, гурьбой, {330}

Не одна; с нею вместе шли девицы две непорочных.

И, тихонько, богиня средь женщин, войдя к женихам,

Стала за косяком у столовой дверей, и платочком,

Покрывалом блестящим закрыв себе щёки, а там,

С ней, с обеих сторон две усердные стали служанки. {335}

Говорила певцу от богов, давши волю слезам:

«Фемий, много других, восхищающих душу, ты знаешь

Песен, ими певцы восславляют героев, богов.

Спой из них, пред собранием сидя, одну. И, внимая,

Гости будут крепиться вином. Но прерви ту, без слов, {340}

Песнь печальную; скорбью она наполняет в груди мне

Сердце милое. Выпало горе на долю мне вновь,

Ведь супруга лишась, не могу я забыть о погибшем,

Преисполнившем Аргос, Элладу всей славой своей».

Телемах рассудительный матери быстро воскликнул: {345}

«Мать моя, что мешаешь певцу по печали твоей

Воспевать, что он хочет сейчас? Не певец в том виновен, —

Зевс виновен, ведь он для трудящихся тяжко людей,

В душу мысли влагает свои. Нет препона для слова, —

Он воспеть пожелал злополучный данайцев удел. {350}

Больше всех восхищаются люди обычно такою

Песнью, что представляется им самой новой. Средь дел,

Дух и сердце себе укроти, и заставь себя слушать.

Разве лишь Одиссей воротиться домой не успел?

Много также других из-под Трои не вынесли души. {355}

Но вернись-ка к себе, и своими делами займись, —

Пряжей, тканьем; скажи, чтоб служанки за дело послушно

Также взялись. Слова же, — не женское дело, пойми, —

Только мужа, — моё; у себя я один повелитель!» —

Так сказал. Изумившись, обратно пошла. Так в уме {360}

Сына слово разумное пряча, что в душу проникло.

И, поднявшись к себе со служанками, волю слезам

О супруге любимом дала, Одиссее великом.

Сном пока сероглазка Афина не скрыла глаза.

Женихи в это время шумели в тенистом чертоге; {365}

Сильно всем им вдову захотелось на ложе лобзать.

С речью тут Телемах рассудительный вышел в итоге:

«Женихи моей мамы, надменные, гордый народ!

Будем мы пировать, наслаждаться. Шуметь вам в чертоге

Так приятно, и сладко внимать песням звучным весь год, {370}

Мужа лучшего этого, — пением равного богу!

Завтра утром сойдёмся на площадь, откроем мы сход,

Там открыто, пред целым народом скажу, чтобы строго

Дом очистили вы. А с пирами устройтесь в другом, —

Проедайте на них свои средства, порог за порогом. {375}

Коль находите вы, что для вас всех приятней Содом, —

Одного человека богатство губить безвозмездно, —

Жрите! Я обращусь за поддержкой к богам, в вечный дом.

Может, даст совершиться сам Зевс тому делу возмездья, —

Все погибнете здесь же, и пени за это не дам!» — {380}

Так сказал. Женихи, закусив губы в злобе совместной,

Удивлялись вокруг Телемаха столь смелым словам.

Тут к нему Антиной Евпейтид обратился, коварный:

«Телемах, тебя боги ли так обучают, всем нам

Беззастенчиво хвастать, и так разговаривать яро? {385}

Избавляй нас Кронид, чтоб в Итаке, в объятии волн,

Базилевсом ты стал, по рождению, право, недаром!»

Возражая ему, Телемах, рассуждения полн:

«На меня не сердись, Антиной, но скажу тебе вот что, —

Если б это мне Дий даровал, я бы принял сей стол. {390}

Иль, по-твоему, нет ничего уже хуже, быть прочно

Базилевсом? Совсем ведь неплохо; скопляются вмиг

В доме царском богатства, и сам он в чести, это точно.

Но среди базилевсов ахейцев, чей край невелик,

Здесь, в Итаке есть много, младых или старых, которым {395}

Власть придёт, если равный богам Одиссей спрятал лик.

У себя же один остаюсь я хозяином дома,

И рабов, приведённых ко мне Одиссеем царём!»

Начал так говорить Евримах Полибид очень скромно:

«Телемах, это в лоне богов всемогущих найдём, {400}

Базилевсом в Итаке окажется кто из ахейцев.

Всё, что здесь, то твое, и в дому сам хозяин своём.

И пока обитаема будет Итака, уймётся

Каждый, кто бы дерзнул на именье твоё посягнуть.

Но, желал бы узнать, мой милейший, о нынешнем госте, — {405}

Кто тот гость и откуда? Отечество где, что он тут

Славит? Рода и племени, чей он? И где он родился?

О возврате отца твоего к тебе с вестью шагнул,

Иль по собственной воле приехав сюда, к нам случился?

Враз исчезнув, не ждал он, чтоб здесь познакомиться с кем. {410}

На незнатного он человека лицом не годился».

Отвечая ему, Телемах рассудил так, затем:

«В возвращенье отца, Евримах, я уже и не верю,

Ни вестям уж не верю, приходят, не знаю, зачем;

Прорицаньям внимать не желаю, к которым в доверье, {415}

В дом гадателей разных безумно зовёт моя мать.

Путник этот мне гость по отцу, он из Тафоса, верно,

Мент, себя Анхиала разумного сыном стал звать;

Гордый, сам же владыка тафосцев он, вёсла хранящих», —

Телемах молвил, чтоб встречу с богом бессмертным скрывать. {420}

Те ж, занявшись опять усладительным пеньем и пляской,

Ими тешились, ждали, пока уже вечер придёт, —

Веселились беспечно. Но вечер надвинулся спящий;

Встали все, и пошли по домам, — пусть покой к ним сойдёт.

Телемах же, прекрасным двором перейдя, в свой высокий {425}

Вышел спальный покой, хорошо защищённый кругом.

С думой в сердце о многом туда он для Сна шёл, жестокий.

Ему путь освещала раба Евриклея, в годах,

Домовитая дочь Опа Пенсенорида, что в сроки

Достоянием сделал Лаэрт своим, куплей забрав {430}

Малой девочкой; двадцать быков за неё заплатили;

Наравне с домовитой женой там её почитав,

Чтоб жену не гневить, с ней постели своей не делили.

Шла та с факелом в каждой руке, из рабынь возлюбив

Она больше всего, так как с детства его всё кормила. {435}

У искусно построенной спальни он, дверь отворив,

На постель сел, и мягкий хитон через голову сбросил,

И хитон свой старухе услужливой в руки вложил.

Та встряхнула хитон, и сложила по складкам, и просто

На колок близ точёной постели повесила. Вот, {440}

Шла старуха тихонько из спальни; серебряной тростью

За собой притворила, ремнём притянула засов.

Всю-то ночь на постели, покрывшись овчиною толстой,

Думал он о дороге, в какую Афина зовёт.