Илиада. Перевод А. А. Сальникова

Гомер, 2011

«Илиада» – эпическая поэма древнегреческого поэта Гомера о легендарной Троянской войне. Поэма не только рассказывает о десятилетней войне ахейцев с троянцами за прекрасную Елену, но и раскрывает перед читателем много актуальнейших и сегодня вопросов общечеловеческого характера, вопросов о любви и дружбе, о жизни и смерти. Новый перевод «Илиады» Гомера на современный русский язык, выполненный А. А. Сальниковым в 2011 году, уже получил признание среди читателей. Дизайн обложки Александра Сальникова, в оформлении использована картина Огюста Лелуара "Гомер".

Песнь четвертая. Нарушение клятв. Обход войск Агамемноном

Боги, у Зевса отца на крыльце золотом заседая,

Мирно беседу вели; посреди их цветущая Геба

Всем разливала нектар. Боги, кубки беря золотые,

Друг другу честь воздают, сверху чинно взирая на Трою.

5 Тут Олимпиец Кронид вдруг над Герой решил посмеяться,

Едкою речью её разозлить; начал так он с издёвкой:

«Знаю, богини здесь две помогают в войне Менелаю:

Гера Аргивская и Тритогения Алалкомена.

Обе, однако, сидят далеко и с Олимпа взирают,

10 Тем утешаются; но с Александром везде Афродита,

Помощь ему подает, роковую беду отражает;

Вот и сегодня спасла от мучительной смерти любимца.

Ведь очевидной была Менелая героя победа.

Боги, помыслим сейчас, чем нам дело такое закончить?

15 Снова ли грозную брань и печальную распрю воздвигнем

Или возлюбленный мир меж двумя племенами положим?

Если же то всем богам и желанно весьма, и приятно, —

Пусть нерушимо стоит достославная Троя Приама,

Царь Менелай же домой возвратится с Еленой Аргивской».

20 Так он сказал. Злясь на то, и Афина, и Гера вздыхали;

Рядом сидели они, измышляя несчастья троянцам.

Гнев затаив на отца, не сказала ни слова Афина,

Молча сидела, хотя её мучила злоба на Зевса.

Гера же гнева в груди не сдержала, воскликнула в гневе:

25 «Сердцем жестокий Кронид! Ты какие слова произносишь?!

Хочешь ты сделать и труд мой ничтожным, и пот мой напрасным, —

Им обливалась, трудясь, я сама, и коней истомила,

Рать поднимая на бой, на погибель Приаму и Трое!?

Волю свою ты твори, только боги не все ей довольны!»

30 Ей, негодуя, в сердцах отвечал грозный Зевс тучеводец:

«Злобная! Старец Приам и Приамовы дети какое

Зло сотворили тебе, что желаешь теперь непрестанно

Ты истребить Илион, благолепную смертных обитель?

Если б могла, ты б вошла за врата, за троянские стены,

35 И пожрала бы живьём и Приама, и всех Приамидов,

С ними — троянский народ! Лишь тогда б ты насытила злобу!

Делай, как сердце велит. Горький спор этот наш, я надеюсь,

Грозной вражды навсегда между мной и тобой не положит.

Слово еще я скажу, и его в своём сердце храни ты:

40 Если во гневе и я, пожелаю когда-нибудь город

Смертных, тебе дорогих, в прах разрушить, сгубив их отчизну, —

Гнев не обуздывай мой! Дай и ты мне свободу для действий!

Трою ж тебе я предать соглашаюсь, душой несогласный.

Ведь, сколь ни есть городов на земле под сияющим солнцем

45 Или под звёздною мглой, населённых сынами земными,

Сердцем моим больше всех чтима Троя священная, также —

Трои владыка Приам и народ копьеносца Приама.

Там никогда мой алтарь не лишался ни жертвенных пиршеств,

Ни возлияний каких, ни курений. Там честь мою чтили».

50 Зевсу сказала в ответ волоокая Гера богиня:

«Более всех мне милы лишь три города славных ахейских:

Спарта холмистая и город Аргос, и город Микены.

Их истреби ты, когда станут вдруг для тебя ненавистны;

Я же за них не вступлюсь, и с тобой враждовать я не стану.

55 Сколько бы гневная я ни противилась их истребленью,

Не помешаю тебе: ты один на Олимпе сильнейший.

Только труды и мои оставаться должны ли бесплодны?

Я, как и ты, — божество, исхожу из того же я рода;

Старшая я средь богинь, дочь могучего мудрого Крона,

60 Славой двойною горжусь, что меня и сестрой, и супругой

Ты называешь, — о, Зевс, над бессмертными всеми царящий.

Ну же, оставим вражду, вместе друг перед другом смиримся,

Оба уступим, и пусть нам последуют также другие

Боги бессмертные. Ты ж повели, о Кронион, Афине

65 К битве кровавой сойти между воинств троян и данаев;

Так пусть устроит она, чтоб троянцы нарушили клятву

Первыми, тем оскорбив гордых славою сильных данаев».

Так говорила, — и внял ей отец и бессмертных, и смертных;

Речи крылатые он устремил к светлоокой Афине:

70 «Быстро, Афина, лети ты к войскам и троян, и данаев;

Там искушай и успей, чтобы славою гордых данаев

Первыми Трои сыны оскорбили, разрушив все клятвы».

А уж Афина давно это сделать пылала желаньем.

Бурно помчалась она с олимпийских высот как комета;

75 Словно ночная звезда, что как знаменье Зевс посылает

В море далёким пловцам, иль воюющим ратям народов,

Яркую; так из неё всюду сыплются искр мириады, —

В дивном сияньи таком устремилась на землю Афина.

Пала она между войск; и стояли полки, изумляясь,

80 Конников храбрых троян, также меднодоспешных данаев.

И, друг на друга взглянув, говорили они меж собою:

«Что это? Может, к войне это знаменье, к сече кровавой,

Снова на Трою идти? Или, может быть, мир между нами

Зевс предвещает теперь, войн и мира верховный вершитель?»

85 Так не один говорил и в троянских рядах, и в ахейских.

Зевсова ж дочь между тем, Антено́рида вдруг Лаодо́ка

Храброго образ прияв, быстро в толпы троянские входит;

Па́ндара ищет, у всех вопрошая, подобного богу.

Видит его, наконец: сын Лика́она доблестный Па́ндар,

90 Муж непорочный, — стоит, с ним — густые ряды щитоносцев,

Тех, что пришли вместе с ним от священных потоков Эсепа.

Около встав, так ему говорила богиня Афина:

«Сделаешь ли, что скажу, сын Лика́она, доблестный воин?

Смеешь ли быстрой стрелой ты ударить в царя Менелая?

95 В Трое тогда ты у всех обретёшь благодарность и славу;

Более ж всех — у царя Александра, Приамова сына.

Дар понёсешь от него ты от первого, дар знаменитый,

Если увидит он вдруг, как, твоею стрелой поражённый,

Доблестный царь Менелай на костёр поднимается грустный.

100 Па́ндар, дерзай! Порази Менелая, высокого славой!

Прежде же дай ты обет луконосцу ликийскому, Фебу,

Знатную жертву ему принести из ягнят первородных,

По возвращенью домой, за священные Зелии стены».

Это Афина сказав, на безумство безумца подвигла.

105 Взял он лоснистый свой лук из рогов быстроскачущей серны,

Дикой, которой он сам на охоте под сердце нацелил,

Ждавший в засаде; в тот миг, когда с камня уж спрыгнуть хотела,

В грудь ей стрелу он послал, опрокинув на камень хребтиной.

Серны рога от главы на шестнадцать ладоней вздымались.

110 Их знаменитый сплотил рогодел, обработав искусно,

Вылощил ярко весь лук и покрыл его золотом сверху.

Лук тот блестящий стрелок, натянул и искусно изладил,

Низко к долине склонив; под щитами дружины укрывшись

В страхе, чтоб также в него не стрельнули ахейцы, увидев,

115 Прежде чем будет пронзён Менелай, предводитель ахеян.

Крышку колчана подняв, из него Пандар вынул на волю

Быстрокрылатую смерть, чёрных острых страданий источник.

Тут же к тугой тетиве приспособил стрелу он проворно,

Быстро поклявшись затем луконосцу, ликийскому Фебу,

120 Знатную жертву тому принести из ягнят первородных,

По возвращенью домой, за священные Зелии стены,

Разом и ушки стрелы он повлёк, и воловую жилу.

Жилу привлёк до груди, ну а жало пернатой — до лука.

Лук свой огромный согнул Пандар так, что тот стал круговидным,

125 Рог заскрипел, тетива загудела, — стрела устремилась

Острая в гущу врагов, прямо к цели, к намеченной жертве.

Но и тебя, Менелай, не оставили жители неба,

Вечные боги; из них Зевса дочь была первая в этом.

Став пред тобою, она запретила стреле смертоносной

130 Тела касаться; она, словно нежная мать от ребёнка,

Сладким дремавшего сном, гонит мух, — так стрелу отмахнула,

Ловко направив её в место, где золотые застежки,

С панцирем пояс сомкнув, тем двойную броню образуют.

Бурнопернатая смерть в этот сомкнутый пояс попала

135 И просадила насквозь превосходно украшенный пояс,

Также пробила броню, украшением пышную; также

Медную навязь насквозь прободала, — защиту для тела,

Стрел сокрушенье, его защищавшую часто, — пронзила

Быстрая, и рассекла даже кожу царя Менелая:

140 Тут же багряная кровь заструилась из раны Атрида.

Словно слоновая кость, обагрённая пурпуром ярким,

Что кариянка, или меонийка готовят для пышных

Конских нащёчников; что до поры лежит в доме хозяйки;

Многие страстно хотят обрести эту царскую утварь:

145 И украшенье коню, и для конника слава и радость, —

Так у тебя, Менелай, обагрились пурпурною кровью

Бедра крутые твои, ноги стройные, даже лодыжки.

В ужас приходит Атрид, повелитель мужей Агамемнон,

Видя, как тёмная кровь заструилась из раны у брата.

150 В ужас приходит и сам Менелай, многославный воитель;

Но лишь увидел шипы и завязку пернатой вне тела,

Вновь у Атрида в груди переполнилось мужеством сердце.

Тяжко стеная, держа брата за руку, царь Агамемнон

Так между тем говорил, и кругом их стенала дружина:

155 «Милый мой брат, договор на погибель тебе заключил я,

Выставив против троян одного за данаев сражаться:

Ими пронзён ты; они клятву общую нашу попрали!

Но не напрасны, поверь, наша клятва, кровавая жертва,

Вин возлиянье и рук сопряженье на верность обета.

160 Если теперь же свершить месть за это Кронид не захочет,

Позже он всё же свершит! За обман свой заплатят троянцы

Женами их и детьми; головами своими заплатят!

Твердо уверен я в том, убеждаюсь и духом, и сердцем:

Будет же некогда день, и погибнет высокая Троя!

165 Древний погибнет Приам и народ копьеносца Приама.

Зевс громовержец, Кронид, тучегонец высоко царящий,

Над головами троян сам эгиду свою заколеблет

В гневе жестоком за их вероломство: и месть совершится.

Но между тем, Менелай, и жестокая будет мне горесть,

170 Если умрёшь ты, мой брат, здесь отметив предел своей жизни.

Я отягчённый стыдом, отойду в многожаждущий Аргос!

Скоро в отчизне тогда все ахейцы опять затоскуют:

Здесь мы на радость врагам и на славу Приаму оставим

Нашу Елену, и тут твои кости средь поля истлеют,

175 Лёгшие в чуждой земле, ради незавершённого дела.

И на могильный курган Менелая героя поднявшись,

Скажет тогда не один беспредельно надменный троянец: —

Если б над всеми свой гнев так всегда совершал Агамемнон!

Он к Илиону привёл всю ахейскую рать бесполезно;

180 Он на пустых кораблях возвратился в родимую землю,

Брата оставив нам здесь, Менелая, покрытого славой. —

О, если так, Менелай, лучше б мне провалиться под землю!»

Брата чтоб приободрить, так сказал Менелай светловласый:

«Брат, не печалься и в страх не вводи ополчений ахейских.

185 Выбрала страшная медь не смертельное место для раны:

Прежде ей пыл укротил пояс мой пёстроубранный, следом

Также — броня, а потом — навязь медников ковки искусной».

Быстро ему отвечал повелитель мужей Агамемнон:

«Было бы истинно так, как сказал ты, возлюбленный брат мой!

190 Пусть знаменитый наш врач твою рану немедля осмотрит

Пусть к ней приложит лекарств, утоляющих чёрные боли».

Далее к вестнику он обратился к Талфибию с речью:

«Быстро, Талфибий, иди и сюда призови Махао́на, —

Лучшего в войске врача и Асклепия мудрого сына.

195 Пусть он осмотрит вождя аргивян, Менелая героя:

Кто-то из лучших стрелков средь троян или, может, ликиян,

Ранил Атрида стрелой нам на горе, троянам на славу».

Так Агамемнон сказал. И, царю повинуясь, глашатай

Быстро пошёл сквозь ряды, по великому войску данаев,

200 Всюду смотря по рядам Махао́на; и вот, — его видит:

Тот окружённый стоял щитоносцами храбрыми, теми,

Что прилетели за ним по волнам из богатой конями

Трикки. Встав возле него, так Талфибий ему возвещает:

«Шествуй, Асклепиев сын; Агамемнон тебя призывает;

205 Нужно тебе осмотреть срочно рану вождя Менелая:

Кто-то из лучших стрелков средь троян или, может, ликиян,

Ранил Атрида стрелой нам на горе, троянам на славу».

Так он сказал, и в груди Махаона встревожилось сердце.

Быстро пошли сквозь ряды по великому войску данаев.

210 К месту пришли, где Атрид Менелай светлокудрый был ранен,

Там уж собрались вокруг властелины ахейские вместе,

А среди них — Менелай, даже раненый богу подобен.

Тут же стрелу Махаон хочет вынуть из пояса разом,

Но, лишь повлёк он её, закривились шипы у пернатой;

215 Быстро тогда расстегнул пёстроблещущий пояс он, следом

Также — броню, а потом — навязь медников ковки искусной;

Рану затем осмотрел, нанесённую горькой стрелою;

Выдавил грязную кровь и лекарствами рану присыпал,

Силу их добрый Хирон сам открыл для отца Махаона.

220 Но той порой, как вокруг Менелая данаи столпились,

Быстро отряды троян щитоносных пошли в наступленье;

Снова оружьем своим покрывались данаи и — к бою!

Тут не увидел бы ты Агамемнона, сына Атрея,

Дремлющим, или на брань неохотным, трепещущим, тихим:

225 Нет, устремился он в бой, что геройством мужей прославляет.

Даже хрипящих коней с колесницей, что медью сияет,

Сзади оставил. Держал браздодержец коней недалёко,

Сын Птолеме́я и внук Пирао́са, гигант Эвриме́дон.

Рядом держаться Атрид повелел на тот случай, когда он

230 Ноги трудом истомит, обходящий и строящий многих.

Сам устремился он пеш, проходя по рядам ратоборцев.

И, находя аргивян быстроконных на бой поспешавших,

Дух поднимал им, представ, ободрял побудительной речью:

«Аргоса воины! Вы нынче вспомните славу и доблесть!

235 Нет, небожитель Кронид в вероломствах не будет помощник

Трои сынам, что, поправ свои клятвы, богов оскорбили!

Вороны пусть исклюют, до костей растерзают тела их!

Мы же цветущих их жён, и сестёр, и детей малолетних

В плен на судах увлечём, как возьмём крепкостенную Трою!»

240 Встретив же тех, кто хотел уклониться от битвы печальной,

Гневно на них нападал, порицая их словом жестоким:

«Аргоса воины! Вы презираемы станете в стане!

Как вам не стыдно стоять, в смертном страхе, как робкие лани?!

Лани, устанут когда от безумного бега по полю,

245 Тесно стоят, и в груди нет ни духа, ни силы для бега, —

Так, словно лани, и вы здесь стоите и медлите к бою!

Может быть, ждёте, когда к кораблям войско Трои подступит,

К нашим, с красивой кормой, что у берега моря седого,

Там чтоб увидеть: ни вас ли рукой покрывает Кронион?..»

250 Так Агамемнон вокруг обходил все полки ратоборцев.

Вот, проходя сквозь ряды, подошёл он и к критским шеренгам,

Критяне строились в бой, предводимые Идоменеем;

Идоменей впереди их подобен был вепрю, могучий;

Вождь Мерио́н у него позади побуждал ополченья.

255 Видя старание их, свою радость не скрыл Агамемнон,

Идоменея тотчас он приветствовал ласковой речью:

«Идоменей, я тебя среди сонма героев ахейских

Чествую более всех, как в боях и деяниях прочих,

Так и на наших пирах, где дают благородным данаям

260 Чашу с почётным вином растворённым, багрово-искристым;

Где предводители все славных меднодоспешных данаев

Мерой известною пьют, но твой кубок стоит непрестанно

Полный вина, как и мой; ты ведь пьёшь по желанию сердца.

Так же и в бой ты иди! Будь как прежде, гордись своей славой!»

265 Тут же Атриду в ответ говорил критский военачальник:

«О, Агамемнон, твоим неизменно останусь я другом,

Верным всегда и везде, как и прежде, ведь я в том поклялся!

Но поспеши и других побудить кудреглавых данаев.

Битву скорее начнём; ведь троянцы нарушили клятву,

270 И вероломством своим оскорбили богов и данайцев!

Верю, погибель их ждёт и жестокие беды за это!»

Так он сказал. И Атрид отошёл от них с радостным сердцем.

Вот, проходя сквозь ряды, он к Аяксам теперь устремился.

Оба готовились в бой, окруженные тучею пеших.

275 Словно с вершины холма вдруг увидел пастух, как над морем

Туча большая плывёт, бурным ветром гонимая с моря;

Издали взору она представляется черной смолою,

Мчится над морем седым, предвещая ужасную бурю;

С ужасом смотрит пастух и стада свои гонит в пещеру.

280 Схожие с тучей такой, за Аяксами юношей пылких

К битве кровавой с врагом устремлялись фаланги густые,

Чёрные, грозно кругом и щиты поднимая, и копья.

Видя такое, опять радость чувствует царь Агамемнон

Тут же к обоим вождям обратился он с речью крылатой:

285 «Храбрые мужи, вожди меднолатных данаев, Аяксы!

Вам я бойцов побуждать не даю повелений ненужных:

Сами вы их хорошо поощряете к пламенным битвам.

Если б… О, Зевс громобой! О, Афина! О, Феб луконосец!

Если б у каждого так, как у вас билось мужество в сердце,

290 К нашим ногам уж давно пал бы город Приама могучий,

Мужеством только одним и пленённый, и в прах обращённый!»

Так он сказал, и к другим отошёл от них с радостным сердцем.

Встретился Нестор ему, сладкогласый вития пилосский:

Строил свои он войска, их сердца распаляя на битву.

295 И окружали его Пелаго́н, что высокий был ростом,

Ге́мон, воинственный царь, и Биа́нт, и Ала́стор, и Хромий.

Конных мужей впереди с колесницами Не́стор построил;

Пеших бойцов позади он поставил, храбрейших в дружине,

Тех, что в сраженьях — стена! Ну, а робких собрал в середину,

300 Так, чтобы каждый из них тут уж волей-неволей — сражался.

Конникам первым давал наставленья, приказывал им он

В ряд колесницы держать и нестройной толпой не тесниться:

«И чтоб никто среди вас, полагаясь на силу и удаль,

Против троян впереди остальных в одиночку не бился.

305 Также — назад не сдавать! Вы себя лишь ослабите этим.

Кто ж в колеснице своей на врага колесницу наедет,

Выстави пику вперед: наилучший для конников способ.

Так же и ваши отцы города все громили и стены.

Разум и дух боевой сохраняйте и вы в своём сердце!»

310 Так наставлял он бойцов, сам во многих испытанный битвах.

Видя старанье его, снова радость не скрыл Агамемнон,

К Нестору он подошёл, устремляя крылатые речи:

«Если бы, старец, как дух твой доныне и молод и крепок,

Ноги служили тебе, и осталась бы в свежести сила!

315 Но угнетает тебя неизбежная старость. Уж пусть бы

Кто-то стареет другой, ну а ты бы блистал между юных!»

И Агамемнону так отвечал Нестор, всадник геренский:

«О, благородный Атрид! Несказанно желал бы и сам я

Быть всё таким, как в тот день, что поверг я Эревфалио́на.

320 Только ведь сразу и всё не даруют бессмертные боги;

Молод я был, а теперь и меня взяла в спутницы старость.

Но и таков я пойду между конными; буду бодрить их

Словом, советом моим: это честь, что осталась для старцев.

Копья же мечут пускай молодые ахейские мужи,

325 Что уже после меня родились, в них надежда на силу».

Так он сказал. И Атрид отошёл от них с радостным сердцем.

Невдалеке он нашёл Менесфе́я. Но конник тот славный

Праздно стоял, и вокруг — афиняне, искусные в битвах.

Близ Менесфе́я стоял Одиссей Лаэрти́д многоумный,

330 И окружали его кефалленов ряды, сильных в битвах.

Праздно стояли они, и не знали ещё о тревоге:

Так как, едва устремясь, друг на друга сходились фаланги

Конников быстрых троян и ахеян, что в первых дружинах.

Дальние — ждали, когда перед ними другая дружина

335 Прежде ударит в троян, и кровавую битву завяжет.

Так их увидя, вспылил повелитель мужей Агамемнон

Громко вождям он сказал, устремляя крылатые речи:

«Эй, Менесфе́й Петеи́д, славный сын скиптроносца Петея!

Также и ты, Лаэртид, полный хитростей, полный коварства!

340 Что укрываетесь тут, и стоите, других ожидая?!

Вам средь ахейских вождей надлежало бы вместе обоим

Первыми броситься в бой, и в лицо на врага устремляться!

Первыми ведь от меня вы о пиршествах слышали наших,

Если старейшинам пир учреждают ахейцы почтенный.

345 Там вам приятно, ведь там насыщаетесь жареным мясом,

Кубками пьёте нектар сладких вин по желанию сердца.

Здесь же приятно для вас посмотреть, как не вы, а другие,

Хоть бы и десять фаланг пред вами сражались с врагами!»

Гневно взглянув на него, отвечал Одиссей знаменитый:

350 «Речи обидные ты испускаешь из уст, Агамемнон!

Мы, говоришь ты, от битв уклоняемся? Если ты хочешь,

Мы быстроконных троян опрокинем свирепством Ареса!

Сам убедишься ты в том, если в этом участие примешь!

Сам ты увидишь отца Телема́ха в сражении первым

355 Перед рядами троян! А слова произнёс ты пустые!»

Гневным увидев его, улыбнулся Атрид Агамемнон,

И, обращаясь к нему, он повёл уже речи иные:

«О, благородный герой Одиссей Лаэртид многоумный!

Я ни упреков тебе, ни приказов давать не намерен.

360 Слишком я знаю, что ты самых добрых намерений полон,

И, где б мы ни были, ты одинаково мыслишь со мною.

К бою готовьтесь! А то, что обидное сказано было,

После исправим, и пусть то бессмертные сделают вздором!»

Так он сказал, и к другим устремился, оставив последних.

365 Вскоре увидел Атрид Диоме́да Тидида, стоящим

Возле коней и своей составной колесницы блестящей;

Рядом стоял и Сфене́л, благородная ветвь Капане́я.

Гневно и их порицал повелитель мужей Агамемнон;

Он Диомеду сказал, устремляя крылатые речи:

370 «Мужа бесстрашного сын, укротителя ко́ней Тиде́я,

Что ты стоишь, трепеща, и глазеешь на поле сраженья?

Так трепетать у отца твоего не в обычае было;

Пред дружиной всегда шёл он первым сражаться с врагами.

Сам я не видел, в боях не участвовал я с браноносцем;

375 Но те, кто видели, всех, говорят, превышал он геройством.

Некогда он, — не с войной, а как гость, — появился в Микенах.

Там с Полини́ком они богоравным войска собирали,

Чтобы войною пойти на священные Фивы. Просили

И у микенян, чтоб те им союзников дали надёжных.

380 Те согласились сперва дать союзников, просьбу исполнив;

Но их от этого Зевс отвратил явью знамений грозных.

Вышли вожди из Микен и ни с чем поспешили обратно.

Вскоре достигли они берегов густозлачных Асо́па.

В Фивы оттуда послом аргивяне послали Тидея.

385 В Фивы Тидей и пришёл, и увидел там многих кадмеян.

Те пировали как раз во дворце у царя Этео́кла.

Там конеборец Тидей, хоть и был чужеземец, нисколько

Не испугался, один оказавшись средь многих кадмейцев.

На состязанья он их вызывал и во всех состязаньях

390 Очень легко победил. Помогала герою Афина.

Злобой к Тидею зажглись все кадмейцы, погонщики коней;

При возвращеньи ему подготовили тайно засаду;

Ждали его пятьдесят молодых ратоборцев в засаде,

С ними вожди их: Мео́н Гемони́д, на бессмертных похожий,

395 И Ликофо́н, славный сын Автофо́на, в боях ненасытный.

Только Тидей и для них жесточайший конец приготовил;

Всех перебил их и дал одному лишь домой возвратиться:

Знаменью вечных богов покоряясь, не тронул Меона.

Так был воинствен Тидей этолиец! Но сына родил он,

400 Смелостью ниже себя, только лишь в празднословии выше».

Так он сказал. Диомед не ответил же, храбрый, ни слова,

Внемля с почтеньем укор от почтенного саном владыки.

Но возразил тут Сфене́л, славный сын Капане́я героя:

«Нет, Агамемнон, не лги! Ведь прекрасно и правду ты знаешь!

405 Мы справедливо горды тем, что наших отцов мы храбрее:

Мы ведь разрушили град семивратный, престольные Фивы,

Воинство в меньшем числе приведя под Аресову стену,

Зна́меньям веря богов и надеясь на Зевсову помощь.

Наши ж отцы лишь своим безрассудством себя погубили.

410 Славы отцов не равняй, Агамемнон, со славою нашей!»

Грозно взглянув на него, возразил Диомед благородный:

«Молча ты стой, Капанид! Моему повинуйся совету!

Я не вменяю в вину, что владыка мужей Агамемнон

Дух побуждает на бой в ратях пышнопоножных данаев.

415 Славу ему воспоют, предводителю, если данайцы

Мощь одолеют троян, Илион завоюют священный;

Но и бесчестье — ему, если те одолеют данайцев.

Так устремимся же в бой! Вспомним нашу кипящую храбрость!»

Это сказав, тут же он с колесницы с оружием спрыгнул.

420 Страшно забряцала медь на груди у царя Диомеда.

В бой полетел он, да так, что храбрейшего обнял бы ужас.

Словно на брег морской быстро катятся шумные волны,

Бьются, гряда за грядой, подгоняемы буйным Зефиром;

В море сначала они вырастают, а после, нахлынув,

425 С громом на берег летят и дробятся, и выше утесов

Плещут унылые, и бурно брызжут солёную пену, —

Так непрестанно одна за другою фаланги данаев

В бой устремились. И им их вожди отдают приказанья.

Воины ж молча идут. И, увидев то, всякий спросил бы:

430 Столько народа молчит, есть ли голос у этой громады?

Молча шагают бойцы, подчиняясь начальникам. Ярко

Медь на доспехах блестит, словно солнце, на стройных шеренгах.

Ну а трояне вперёд шли, крича, словно овцы в овчарне

Мужа богатого, где их десятками доят, а овцы

435 Блеют и блеют всегда, тем на голос ягнят отзываясь, —

Крики такие неслись по великим троянским дружинам.

Крики и речи у них не у всех одинаковы были,

Так как различен язык был у разных народов союзных.

В бой вёл троянцев Apе́c, а данаев — Паллада Афина,

440 Ужас насильственный, Страх и безумная Распря-Эрида,

Грозного бога войны, мужегубца Ареса сестрица:

Малой вначале она пресмыкается; после же быстро

В небо уйдёт головой, а ступнями по полю шагает.

Распря, на гибель дружин, буйно сеяла ярость меж армий,

445 Рыща по толпам кругом, умирающих стон чтоб умножить.

Вот и сошлись, наконец, друг на друга идущие рати.

Разом столкнулись щиты, что из кожи, и копья и силы

Меднодоспешных мужей; сшиблись выпуклобляшные разом

В меди блестящей щиты; всюду гром разразился ужасный.

450 Крики победные и стоны смертные вместе смешались

Гибнущих воинов и убивающих. Кровь заручьилась,

Словно бы вдруг две реки полноводные, с гор низвергаясь,

Обе в долину одну свои бурные воды сливают,

Шумный покинув исток, обе в пропасть пучинную льются;

455 Шум их далёко пастух слышит, стоя на горном утёсе, —

Так от сражавшихся гром разносился, и крики, и ужас.

Первым тогда Антило́х поразил у троян браноносца

Храброго, в первых рядах, Фализиеву ветвь, Эхепо́ла.

Быстро ударив его прямо в бляху косматого шлема,

460 Лоб у него он пронзил, и вошло медноострое жало

В череп его глубоко. Тьма покрыла глаза Эхепола.

Башней высокою он рухнул наземь средь схватки могучей.

Элефено́р сильный царь, грозный вождь крепких духом абантов,

Сын Халкодо́на, схватил тело павшего за ноги крепко,

465 И поволок из-под стрел, чтоб как можно скорее с троянца

Латы сорвать. Но его продолжалась забота не долго.

Влекшего труп усмотрел Агенор, крепкодушный воитель,

И при наклоне его в бок, у края щита обнажённый,

Дротиком медным пронзил и могучего крепость разрушил.

470 Он ещё дух испускал, а уж битва опять разгорелась, —

Яростный бой меж троян и ахеян. Как волки, бросались

Яро одни на других. Человек с человеком сражался.

Тут Теламо́нидом вмиг поражен был сын Анфемио́на,

Жизнью цветущий, герой Симои́сий. А некогда с Иды

475 Мать его вместе с роднёй вниз спустилась, стада чтоб проверить.

Там она и родила на зелёных брегах Симои́са:

Мальчик, родившийся там, наречен Симои́сием. Только

За воспитание он не воздаст уж родителям. Краток

Был его век, пресечён он копьём Теламонова сына.

480 Он устремлялся вперёд, как его поразил Теламонид

В грудь, чуть ни в правый сосок. Сквозь плечо сзади вышло наружу

Жало копья. И упал Симои́сий на землю, как тополь,

Что на широком лугу влажном вырос без всякой печали,

Ровен и чист, на одной лишь вершине раскинувший ветви.

485 Тополь, который срубил колесничник железом блестящим,

Чтобы в колеса его для прекрасной согнуть колесницы, —

В прахе лежит у реки на родном берегу, засыхает.

Так Симоисий лежал молодой и лишённый доспехов

Мощным Аяксом. А тут вдруг Анти́ф Приамид пёстролатный

490 Пику в Аякса метнул, сквозь толпу в него метясь, однако

Он промахнулся, попав в Одиссеева доброго друга,

Ле́вку попал прямо в пах; тот тащил чьё-то мертвое тело;

Вырвалось тело из рук, и упал он близ мёртвого мёртвый.

Гневом герой Одиссей воспылал за убитого друга;

495 Вышел он всех впереди, облечённый сверкающей медью;

К телу приблизился, встал, огляделся, и с силою мощной

Бросил блестящий свой дрот. Отступили враги от удара

Мужа могучего, но он свой дрот не напрасно отправил:

В Демокоона попал он, в побочного сына Приама,

500 Что из Абида пришёл в дом Приама, с земли конских пастбищ.

Дротом его Лаэртид, раздражённый за друга, ударил

Прямо в висок, и с другой стороны сквозь висок просверкнуло

Дрота его остриё; и глаза Приамида закрылись.

Грянулся на землю он, и доспехи на нём загремели.

505 Вспять и передних ряды подались, и божественный Гектор.

Радостно громко вскричав, тут ахейцы, себе взяв убитых,

Ринулись прямо вперёд, пробиваясь. На них, негодуя

Смотрит с Пергамских высот Аполлон, он воскликнул троянам:

«Всадники Трои, вперед! Не сдавайте вы бранного поля

510 Гордым ахейцам; у них грудь — не камень, тела — не железо,

Чтобы смертельная медь их телам не несла пораженье!

И не свирепствует здесь Ахиллес быстроногий сегодня:

У кораблей он свой гнев, сокрушительный сердцу, питает».

Так из Пергама гремел на троян гневный бог. А ахейцев

515 К бою звала Зевса дочь, Тритогения, дух возбуждая,

Быстро по толпам носясь, где медлительных в битве увидит.

Тут оковала судьба Амари́нкова сына, Дио́ра:

Камнем он был поражён рукомётным, жестокозубристым,

В правую голень его поразил предводитель фракиян,

520 Пи́рос герой, Имбраси́д, к Илиону из Эны притёкший.

И сухожилья, и кость раздробил совершенно Диору

Камень бесстыдный. И вот, пошатнувшись, упал Амаринкид,

Руки дрожащие он простирает к друзьям своим милым,

Дрогнувший духом. А тут налетел поразивший фракиец,

525 Пирос могучий. В живот он вонзил ему пику. На землю

Вылилась внутренность вся. Мрак глаза у Дио́ра окутал.

Пироса бурного в грудь пикой ранил Фоа́с этолиец

Выше соска, и прошла прямо в лёгкое острая пика.

Быстро к нему подбежав, этолиец могучую пику

530 Вырвал из рёбер и, меч обнажив изощрённый, ударил

Пироса прямо в живот посредине, и душу исторгнул.

Снять же доспехов не смог: обступали героя фракийцы,

Мужи чубастые, вмиг копья острые грозно уставив.

Сколь ни огромен он был, сколь ни крепок и мужеством славен,

535 Ими был прогнан Фоас, он назад отступил перед силой.

Так, распростёршись в пыли окровавленной, рядом лежали

Оба отважных вождя: и фракиян лихих, и эпеян.

Много вокруг и других там лежало бесстрашных героев.

Дело такое ругать настоящий мужчина не стал бы,

540 Если б не раненный он острою медью, совсем невредимый

В гуще сражения был под защитой Афины Паллады,

Силой её предводим и от ярости стрел охраняем.

Много в тот день полегло и троян, и могучих данаев;

Пали в кровавую пыль, и лежат они друг возле друга.