Загадочный перстень

Ирина Глебова, 2012

Старинный перстень искусной редчайшей огранки не просто удивительное украшение на руке прекрасной женщины, но – изощренное оружие в борьбе за любовь и богатство. На дворе мятежный 1913 год. Но провинция еще живет спокойно. В Харькове проходит ученый симпозиум врачей-офтальмологов, приехавших со всего света, чтобы поделиться новейшими достижениями в области медицины. И вдруг – убит один из виднейших французских специалистов, Жорж Аржен! А у его супруги похищен перстень дивной красоты... Сможет ли следователь сыскной полиции, обаятельный интеллектуал Викентий Петрусенко разгадать тайну этого преступления?

6

Всем известно, что в летнюю пору дни самые длинные в году. Но этот день казался Викентию Павловичу совершенно нескончаемым. Заботы о мертвом теле он оставил директору. Тот, конечно, был совершенно подавлен происшедшим, но уже отдавал нужные распоряжения. Петрусенко же спустился вниз, решив поговорить с шофером. Если и раньше, сомневаясь в подобном совпадении, он связывал кражу и нападение на девушку, то теперь все сомнения исчезли. Убийство стало узелком. Кража перстня и гибель Аржена друг от друга неотделимы. Вот оно, тому доказательство — у него в кармане. Нападение на молоденькую горничную, как будто, из другого ряда. Но не для него, Петрусенко! Есть эта связь, есть! Просто она не на виду…

В вестибюле возбужденный народ не расходился. Иностранцы столпились вокруг кресла, где сидела мадам Аржен. Они уже знали подробности от спустившихся ранее Хлодвига и Деплесси.

— Господа, — обратился еще с лестницы сразу ко всем Петрусенко. — Произошла трагедия, насильственная смерть одного из гостей отеля. Но я представитель сыскного управления, и расследование уже начато. Сейчас сюда прибудут полицейские, на всех этажах установим посты — для вашей безопасности, вплоть до прояснения дела.

Петрусенко понимал, что часть перепуганных жильцов тут же покинет «Гранд-Отель», но его это не волновало. Он подошел к иностранцам и повторил уже для них, по-французски:

— Вам, господа, гарантирую безопасность, в отеле сейчас будут установлены полицейские круглосуточные посты. Надеюсь, вы понимаете, что переезжать вам отсюда нельзя.

— Вы предполагаете, кто-то из нас причастен к смерти нашего коллеги?

Это спросил высокий красивый блондин Эрикссон. Викентий Павлович несколько секунд глядел в его спокойные светлые глаза — до тех пор, пока швед первым моргнул. Чуть шевельнув бровями, ответил:

— Это не я сказал, а вы. Но это так, предполагаю. — И вскинул ладонь, предупреждая возгласы. — Всего лишь предполагаю. В этом нет ничего обидного. И вы поможете следствию, если будете спокойны и откровенны во всем… Мадам! — Он повернулся к женщине, еще бледной, но уже явно оправившейся от первого потрясения. — Вам не нужно возвращаться в ту злополучную комнату. Сейчас спустится директор, он предоставит вам другой номер, вещи вам перенесут.

— Да, Клоди, милочка, — сказала пожилая супруга доктора Бергера. — Пока все уладится, пойдем к нам, тебе нельзя оставаться одной!

Холл быстро пустел. Петрусенко направился к угловому креслу под пальмой, где все это время сидел шофер Коринцев.

— Расскажите мне, Александр Игнатьевич, как все произошло. И покажите где!

Муниципалитет, откомандировавший шоферов в услужение к иностранным врачам, оплатил их питание в ресторане отеля… Александр Коринцев ужинал, сидя у самого первого от двери столика. Есть он в этот раз не хотел, потому лишь выпил чашечку кофе и съел бутерброд. В раскрытую дверь он увидел горничную Варю, которая шла через холл с большой бельевой корзиной. Он видел, что девушка направляется к боковому выходу во двор, и понял, что там, видимо, расположены хозяйственные пристройки, прачечная.

— Знаете, господин следователь, эта девушка мне очень нравилась. Когда я в первый день, утром, приехал сюда, зашел в пустой холл, то немного растерялся — к кому обратиться. А она это поняла, сама подошла, спросила: не шофер ли я для иностранцев? Отвела к директору. И потом всегда улыбалась, приветливо здоровалась… Милая, совсем еще девочка, доброе существо! Я подумал: тащит такую тяжелую корзину с грязным бельем, обратно небось понесет чистое. А у меня полчаса как минимум работы не будет: все мои клиенты только начали ужин.

Коринцев вышел в хозяйственный двор почти сразу за девушкой, но уже никого не увидел. Двор был невелик, образован длинной одноэтажной прачечной, мастерской и каретным сараем. Ворота, выходившие на улицу, закрыты, из распахнутых окон кухни доносился шум, в самом дворе — пусто. Шофер пожал плечами — какая быстроногая девчонка! Задумался: уйти или подождать ее? И вот тут вдруг увидел за выступом пристроенного к зданию продуктового склада краешек корзины, как будто лежащей на боку, и что-то белеющее… выпавшее белье. Это показалось ему так странно, что он сразу рванулся туда. И увидал того бандита, прижавшего девушку к стене и душившего ее. Она уже потеряла сознание…

Ну а дальше было ясно и без слов. Петрусенко видел бандита — коренастого, жилистого, не столько сильного, сколько цепкого и напористого. А Коринцев — вот он: ладно и мощно скроен, высок, развернутые плечи и широкая грудь. Сразу видно — силен и решителен. Он мгновенно скрутил бандита, громко позвал на помощь. Из кухни выскочили двое, здоровые мужчины. С ними он оставил бандита, а Варю, легонькую и безжизненную, схватил на руки и бегом понес в отель… Сейчас уже оба, и сыщик и шофер, знали, что девушка в больнице пришла в себя, но плохо помнит происшедшее. Она просто не успела ничего понять: на нее кто-то набросился, почти сразу же потянул за угол… Дальше она ничего не помнит.

Нет, никак не мог Викентий Павлович завершить этот день, не сделав еще одного дела. В полицейском управлении в такой час находились только дежурные. Петрусенко попросил привести к нему бандита, напавшего на горничную. Можно было послать за писарем, но он решил никого не тревожить. «Допрошу так, без записи, — решил. — А завтра все запротоколирую».

Вообще-то Петрусенко знал в лицо многих серьезных бандитов города, тех, кто легко шел на убийства и разбойные нападения. Но этого типа видел впервые. То ли приезжий, то ли раньше не грешил серьезными преступлениями. А может, он вообще и не собирался убивать Варю? Совсем другого хотел?..

Но бандит сразу развеял все сомнения следователя. Сильно напуганный, с прилипшим ко лбу редким чубом, совершенно посеревший от страха, он сразу же стал рассказывать все подробно. Да, он собирался убить девушку. Нет, раньше он ее не знал, ему о ней рассказали. Кто рассказал? Тот, кто заплатил ему деньги вперед и обещал втрое больше после убийства молоденькой горничной.

Петрусенко был настолько поражен, что вскочил и резко прошелся по кабинету, не обращая внимания на испуганно съежившегося преступника.

— Как это понять? Тебе что — приказали убить девушку?

— Да, да! Вы точно сказали: приказали… Деньги большие, не удержался… Раньше никогда, упаси бог…

— Постой! — Викентий Павлович нетерпеливо махнул рукой, почти упал на свой стул. — Потом будешь причитать. И если расскажешь всю правду и подробно — смягчишь свою участь. Девушка ведь, в конце концов, жива…

— Да я, господин следователь, как на духу! Вот ей-богу! Позавчера это было, тот господин мне сказал: «Дело совсем простое, девчонку придушишь, а можешь и снасильничать, но потом чтобы точно порешил. Хорошо заплачу…»

— Да постой ты, затараторил! Давай с самого начала.

История и в самом деле оказалась удивительной. Софрон Кисляк месяц как освободился после второй отсидки — за мелкую кражу. Банда, в которую он входил до ареста, распалась, и он мыкался пока один, перебивался, как мог. А мог только воровать да жульничать. Присматривался, к кому примкнуть, и к нему присматривались.

Два дня назад, вечером, он сидел в трактире «Пара сапог» в одном из переулков Старо-Московской улицы. Веселое заведение, куда посторонний даже случайно не зайдет. Нет, конечно, не только своя рисковая братва там гуляет, бывают и приличные господа — заглядывают ненадолго по делу. Этот господин зашел спокойно, явно знал — куда, хотя самого его видели тут впервые. Присел, заказал чего-то, огляделся… Софрон скучал за соседним столиком. Скоро почувствовал на себе внимательный взгляд. Поглядел в ответ нагло, а франтоватый господин только усмехнулся и кивнул: мол, поди сюда. Тут Софрон сразу почувствовал, что имеет дело с человеком не робким, серьезным. Присел к его столику. Так и сговорились.

— Опиши подробно этого господина, — нетерпеливо попросил Петрусенко.

— Годов он навроде наших с вами, господин следователь! Но мы — люди, делами озабоченные…

— Да, особенно я: вылавливаю вашего брата.

— Точно так-с… — подобострастно заулыбался Софрон. — Ну а этот господин от своих лет выглядит помоложе. И такой… холеный. Не слишком обремененный жизнью, видать.

— Значит, хорошо выглядит? Как человек при деньгах и положении?

— Я скажу так: он, конечно, гнал картину — оделся вроде спортсмена. Кепка кожаная с отворотами, брюки клетчатые заправил в сапоги, такие коротенькие… Но я сразу второпал — лепит темнуху! Барин, он и есть барин, хоть рванье натяни. Что разговор, что взгляд, что манера…

— Значит, не вашего поля ягода?

— Не-а, — помотал головой Софрон, но тут же назидательно поднял палец: — Однако с нашим братом обращаться умеет. Видать, приходилось раньше.

— Назвался он?

— Нет, даже выдумывать не стал. Просто не назвался.

— А теперь давай-ка подробнее внешность опиши, — поторопил арестанта Петрусенко.

Оказалось, что заказчик Вариного убийства был высок, худощав, волосы густые, темные, с проседью. Носит усы и бороду.

«Ну, их-то сбрить недолго. Или прицепить», — подумал мимоходом Викентий Павлович. В основном он остался доволен: для начала что-то есть.

Господин легко убедил Кисляка, что дело будет не хлопотное. Тот поначалу, услыхав, что речь идет об убийстве, отказался: этим он не занимается, никогда не пробовал. На что барин спокойно разъяснил: придушить-то надо девчонку — замухрышку, тоненькую, беспомощную. Не успеешь пальцы на ее горлышке-стебельке сжать, как она и готова! А деньги вот они: сразу, просто так крупную сумму дает, а потом — еще втрое…

Кисляк проедал последние копейки, а тут — такой барыш! Он подумал, встал решительно.

— Показывайте, кто и где. Погляжу и решу, — пообещал.

«Барин» привел его к «Гранд-Отелю», но не к парадному входу, а к задворкам. Широкие ворота, ведущие из боковой улицы в хозяйственный двор, были закрыты, но калитка в них — нет. Они проскользнули во двор, и незнакомец Кисляку показал и дверь, через которую выходит девушка в прачечную, и саму прачечную. Хотя уже густели сумерки, Софрон все хорошо разглядел.

— Девчонка пробегает здесь несколько раз в день, но не в такое время, а засветло, когда прачечная работает. Да ты не бойся, здесь и днем никого не бывает. Мастерские сейчас пустуют, каретный сарай тоже. Как ты справишься — не мое дело. Главное, убей девчонку, и деньги твои. Сразу же, на другое утро, тебя найду в трактире.

Он, Софрон, не баклан какой-то, понимал, что этот ферт может и арапом оказаться.

— Сделаю ему дело, а он больше и не появится! Да, может и такое быть. Но и он рискует: денег мне дал хороший куш, а возьму с ними и слиняю!

— Он, Софрон, тоже, видно, не баклан. Обещанная тройная доза тебе бы спать не дала!

— Это точно, — вздохнул арестант.

— Когда же он тебе девушку показал? — спросил Петрусенко.

— А он и не показывал. Сказал: ты ее ни с кем не спутаешь, в гостинице другой такой нет. Молоденькая, лет семнадцать, очень хорошенькая, волосы светлые, пушистые, коса вокруг головы венчиком, а сверху шапочка форменная. В форме и переднике.

— И что, сразу узнал?

— Как и было сказано. Я на следующий день с утра до вечера у того двора караулил, видел ее. Разов пять пробегала туда и обратно. Но не всегда одна.

— Значит, присмотрелся, прикинул, когда сподручнее напасть?

— Верно… — бандит вздохнул, кинул быстрый взгляд на следователя. — Все рассказал вам, ничего не утаил.

…Оставшись один, Викентий Павлович еще немного посидел в кабинете. Он был сильно озадачен всем услышанным. Странным, очень странным показался ему рассказ арестованного. Мог, конечно, этот Софрон насочинять… Но какая, однако, нужна фантазия, чтоб вот так, почти с ходу, придумать такую историю! Викентий Павлович был склонен поверить несостоявшемуся убийце. Во-первых, уж очень тот был перепуган: в таком состоянии выговаривают всю подноготную, хотя потом часто жалеют о своей откровенности. Во-вторых… Впрочем, что бы там ни было, проверить рассказ надо. Когда дело дойдет до суда над Софроном Кисляком, ни прокурор, ни присяжные не удовлетворятся фактами, добытыми только из признания обвиняемого. Да, прокурорские работники города дотошны и придирчивы, это Викентий Павлович хорошо знал. «Школа Анатолия Федоровича Кони, — подумал Петрусенко. — Наш ведь земляк. Здесь начинал, здесь первая известность к нему пришла…»

И правда, коренной петербуржец, выходец из интеллигентной литературно-актерской семьи, первую свою прокурорскую должность получил именно здесь, в этом городе. Но он сам избрал свой путь. Когда блестяще окончил юридический факультет Московского университета и получил ученую степень, молодому Кони предсказывали выдающуюся научную карьеру. Но он решил иначе, выбрал практическое дело, суд. И был это совершенно не случайный выбор, не просто желание молодого юриста получше узнать жизнь. Еще совсем недавно прошла земельная реформа и упразднение крепостного права. В России трудно и непросто, но образовывался иной общественный уклад. В управление, в административную власть городов, губерний, уездов пришли новые люди, и часто — очень активно и демократически настроенные. Вот почему Анатолий Федорович Кони с таким энтузиазмом, без колебаний отказался от профессорской карьеры в университете и начал работать в суде. Ему было только 23 года, когда он стал товарищем прокурора Харьковского окружного суда по Валковскому и Богодуховскому уездам.

Конец ознакомительного фрагмента.