Проклятие старого помещика

Георгий и Ольга Арси, 2023

Сюжет детективного романа затрагивает события, относящиеся к XIX веку. Он погружает читателя в авантюрную историю розыска коней орловской породы, похищенных конокрадами с тульского конезавода. Детектив является продолжением романов: «Дело о секте скопцов» и «Клад Белёвского Худеяра».Книга является третьей из серии романов, повествующих о жизни и быте представителей разных слоев общества в России этого периода, однако полностью самостоятельна в сюжете.

Пролог

В селе Умновщина, что находится на границе Тульской и Рязанской губерний, рядом с рекой Засмеяшь, наступил поздний вечер. Усадьба генерал-лейтенанта Асмайлова в последнее время освещалась плохо, почти все проёмы окон барского дома были тёмными. Только в окнах опочивальни хозяина поместья мерцали огоньки свечей. Да и с порядком внутри жилища было не лучше. Никому не было дела до внешнего антуража. Семидесятилетний старик, участник четырёх войн России во славу Отечества, кавалер многих орденов и прочих наград Российской империи сильно болел. В военных сражениях и бравых походах в защиту престола и своего народа провёл он более десяти лет, получил множественные ранения и не одну контузию. В этом году ему вообще не везло со здоровьем, видимо, жизненные силы были на исходе, возраст давал о себе знать болезнями и недомоганиями, старческой слабостью. Оградившись от немногочисленных приятелей и светского общества, старик — когда-то блестящий придворный и бравый вояка — всё чаще оставался один, предаваясь воспоминаниям и личным переживаниям. Вот и сейчас он лежал в постели, измученный бессонницей, верной и надёжной спутницей последних лет жизни. Слуга спал где-то в нижней части барского дома.

В голове отставного генерала бродили нерадостные мысли, они и не давали уснуть: «Прошка, слуга, тоже старый, лет шестьдесят уже стукнуло. Все войны со мной прошёл, но и он сдавать начал. Со слухом нелады, половину того, что говоришь, не слышит. По губам понимает, на том и держится. Надо бы поменять! Только зачем? Самому недолго осталось жить на этом свете. Хотя, может, и поднимусь ещё, на дворе скоро лето, а летом всегда сподручнее жить. Душа летом уходить в мир иной не хочет, не желает. В последние годы вообще никого не вижу из старых товарищей, приятелей. Никто и не приезжает. Боевых друзей разметало по огромной России, да многие уже и умерли. Век моего поколения к концу подходит. Остальным молодым старик зачем нужен? Им бы погулять, попьянствовать да по девкам побегать. А я уже по этим делам не ходок. Из радостей осталась только одна охота, в прошлом году добывал зверя, и удачно. В этом году посмотрю ещё, если даст Бог здоровья, может, и поохотимся. Хотя дело не в этом, совсем не в этом, просто обидно за прожитые годы жизни. Общество меня сторонится, всякие кляузы сочиняет, в стыд вводит. Оболгали и оклеветали, тому и рады. Чего не делал, всё приписывают. Под надзор властей ввели за придуманные жалобы от крепостных. Под постоянное наблюдение в своё имение сослали. Приказано жить безвыездно. Так и существую, мучаюсь уже три года. Забыли, сколько я для империи, престола и дворянства сделал! Ещё три года назад на виду у всех был, на всех приёмах и во всех общественных присутствиях, почитаем и узнаваем. Всё уважение окончилось в один миг, в один месяц. Даже император выразил своё неудовольствие и отдал приказ забыть больного и старого, верного слугу престола. Конечно, я не подарок, вспыльчив, жесток, своенравен. Так все такие, не я один. В шестьдесят семь лет из любого старика можно дурака сделать. Видно, кому-то моё богатство спать не даёт. В последние годы и с головой что-то не в порядке. Память теряю, что делал — не помню. Кошмары снятся, видения всякие приходят. Да это и понятно — одних контузий три, не считая ранений. Заснёшь, а кровь, пролитая в сражениях, так и стоит перед глазами. Проснёшься — голова разрывается и лопается от боли. Вон их сколько, орденов да прочих отличий по стенам развешано, а здоровье не вернёшь. Плохо, что так и не женился и родных детей не завёл. Незаконнорождённых — четверо, и трое из них с отцом знаться не желают. Да и как жениться? Потерял в тяжёлое время любовь навсегда. Погибла любимая Елизавета при войне с французом. В то время, когда Наполеон на русскую землю вторгся. Ограбили и убили под Москвой, когда бежала из белокаменной, спасаясь от ворога. Тяжёлую, мученическую смерть приняла любимая женщина. Больше подобной найти не смог, не повезло и не получилось. Остальным только деньги подавай, любовь ни к чему. А дети, от дворовых девок нажитые, к отцу относятся без особого уважения, без любви, почёта и заботы. В завещании всем отписал большие капиталы, никого из них, троих, не забыл. Матерей их тоже милостью не обидел. Вольные всем дал, да только мало им, растут неблагодарными. Вся надежда на последнего ребёнка, хоть и незаконнорождённого: может, из него толк будет? Хотя вряд ли увижу, близок смертный час. Четвёртому ребёнку ещё всего ничего, семь лет, но и про него не забыл. О незаконной жене, матери своего ребёнка, побеспокоился, подумал. Она — самая любимая, хоть и старик я, а она молода. Всё у нас было по согласию, да только если люди узнают, то опять грязью обольют и придумают небылицы. Поэтому правильно, что отправил её подальше, в Тулу. Там дом ей купил, фамилию новую с паспортом справил, теперь она Остебная. Никто и не вспомнит о старой фамилии и прежней жизни. Вольную выправил и капиталов на безбедную жизнь оставил, после моей смерти, может, и замуж достойно выйдет, в жизни всё бывает! Даже необычные украшения заказал у лучшего ювелира. Обещал он, что подобных изделий больше никогда не повторит. Дороги необычайно: по десять рублей за каждое отдал, двух коней купить можно. Одно, с символами родового герба, — жене, а другое — ей же оставил, чтобы дочери семилетней отдала. Пусть растит ребёнка, мне уже недолго осталось. Она одна ко мне по-человечески относится. Даст Бог здоровья, съезжу, навещу их».

Мысли путались. Генерал перевернулся с боку на бок, желая заснуть, но не смог. Послышался подозрительный шум где-то в нижней части дома. Старик присел на кровати. Дверь в его комнату была открыта, поэтому всё, что творилось на первом этаже, было хорошо слышно. Иной раз кошки ходят, мышей гоняют, а их слышно, как будто рядом находятся.

— Прошка, ты? Чего тебе не спится? — слабо проговорил он, на громкий голос не хватало сил.

В ответ отозвалась тишина, нарушаемая движениями маятника напольных часов и шуршанием мышей где-то под крышей.

«Кажется, наверное. Опять с головой беда, болит страшно. Покоя от неё нет, скоро окончательно с ума сойду и стану полным дураком. Ни доктора, ни травы, ни заговоры не помогают, чего только не испробовал — ничего не облегчает боль. Одна тоска днём и страх с бессонницей по ночам, вот мои постоянные спутники. И так уже несколько лет, одна беда со мной», — подумал старик и вновь прилёг на кровать.

Однако шум повторился, но уже гораздо ближе. Послышались тихие крадущиеся шаги. Старик привстал вновь и посмотрел на проём двери. Вошёл Емельян, незаконнорождённый сын.

— Чего тебе, Емельян? Как ты здесь оказался, ты ж в Венёве должен быть? Или опять пропился вчистую? Или в карты проигрался? Как посмел прибыть ночью и без спроса? — сердито спросил бывший бравый генерал.

— Про какой спрос вы говорите, тятенька? Я в родной дом приехал, навестить вас. Беспокоюсь, как здоровье ваше? Может, помочь чем? — с натянутой улыбкой проговорил Емельян.

— Чего ты несёшь? Чтобы ты, и навестил? Да такого в жизни не случится! Да и запрещено без разрешения ко мне прибывать, не помнишь? Что за своевольство такое? Значит, проиграл и раскидал деньги. Я же тебе двести тысяч выдал, да ещё и векселей на такую же сумму, на эти деньги купцом первой гильдии стать можно четыре раза!

— Вы, тятенька, не шумите. Всё одно, никто не слышит. Это вы, когда гусарскими полками командовали, тогда шуметь могли. Сейчас вы старый и никому не нужный человек, тем более — под государственным надзором и опекой. А деньги эти ушли по назначению. Вы думаете, кто письма на вас клеветнические писал в Тулу, Москву и Санкт-Петербург? Я и писал, ваш покорный слуга. Денег на стряпчих не жалел, кого надобно — подмазал от души, подарков дал, взяток посулил. Создал вам всеобщее презрение и полный общественный надзор. Все знают про вашу жестокость и пытки крепостных, насильничанье над девками и травлю людей собаками. Остальные средства сгорели в неудачных коммерческих предприятиях, потому что обманули меня. Ну и малость проиграл и прогулял. И вот, крохи остались. Надобно ещё дать, тятенька, не жалейте, делитесь. Вам, тятенька, жить осталось немного. Вам деньги ни к чему, у вас их куры не клюют, — вызывающе улыбаясь, ответил Емельян.

— Мне уже семьдесят лет. Какие девки, какое насилие? По человеческой природе сие невозможно! Зачем ты это сделал? Я же с вами по совести поступил, всем помог. Всех на ноги поставил, вольные выправил. Зачем ты моё честное имя и фамилию испоганил? Она и твоя, я ж отец тебе. Зачем, пользуясь моей слабостью, людей в заблуждение ввёл? — удивлённо и разгневанно спросил старик.

— Как зачем? Детей родных у вас нет. Все прижитые от дворовых девок. Денег дали всем, никто не спорит, только мне мало. Понимаете меня? Мне мало! Теперь, когда удалось из вас самодура сделать и под надзор власти ввести, вы в моих руках. Что придумаю, то все стряпчие и раструбят. Все знают, что с головой у вас не в порядке, всему и поверят. Свидетелей любых куплю, чего не было, всё вам припишем. То, что лет вам много, это, конечно, веры в ваши преступления не вызывает. Но, скажу я вам, тятенька, всё можно купить, всё имеет цену, только смотря какую дать. Так что давайте денег. Зачем вам, старому человеку, деньги, уже прожили своё. Если, конечно, желаете жить и умереть в спокойствии, без досужего надзора власти и полиции. Что касается моих имени и фамилии, так они с вами разные. Остальное мне деньги заменят, в том числе и отца. Если не будет вашей доброй воли денег дать, я и сам знаю, где они у вас лежат, — смеясь, ответил Емельян.

— Ах ты, тварь неблагодарная! Посеку проходимца! — ответил генерал, хватаясь за саблю, стоящую у изголовья кровати.

— Сейчас, посечёте! Это вам не в молодости с поляками, шведами и французами воевать и сабелькой помахивать. Силёнок-то у вас и нет уже. Сейчас вы только мышь можете прихлопнуть, и то не всякую, а умирающую, такую же, как вы, тятенька, старую и бесполезную. Генерал — все мыши наповал, — с этими словами Емельян, издеваясь, толкнул старика, не обращая внимания на саблю, стоящую у изголовья его кровати.

От толчка помещик Асмайлов откинулся и ударился о железную спинку кровати, из головы потекла кровь, залила часть лица. Он тяжело задышал, но сознание не оставляло его. Собрав оставшиеся силы, он вновь приподнялся и присел на кровать.

— Господь и люди накажут тебя, выкормыш! Сгоришь ты в аду огненном, пропадёшь за подлость свою!

— Так и наказали! Деньги — они глаз и запаха не имеют. Им всё едино, в чьём кармане лежать. Вам, тятенька, они уже ни к чему. Зачем вам деньги? Они вам не нужны, на тот свет с деньгами не ходят. А если меня разозлите, я ещё и последнюю вашу любовь погублю. Ребёнка тоже не пожалею, прижитого от вас, ваше высокопревосходительство. Думаете, не знаю я, где вы её поселили, четвёртую гражданскую жену, и сколько денег дали? Знаю, я всё знаю, — злобно ответил Емельян, подойдя к деревянному комоду, в котором имелся специальный потайной ящичек с ценностями старого генерала.

— Что ты там ищешь? — всполошился Асмайлов.

— Ваши деньги желаю забрать. Вам пора о вечном думать и душу спасать, а не о капиталах волноваться, — ответил Емельян, выламывая дверцу комода и доставая потайной секретный ящичек.

— Я не желаю знать, откуда тебе ведомо про тайник, но забирай всё, что хочешь. Все капиталы бери, но не тронь жену, — вскричал ослабевший старик.

— Какая она тебе жена? Такая же, как все…! Обещаю тебе, что не будет им покоя и хорошей жизни, — зло ответил Емельян, бросая в небольшой мешок деньги, драгоценности и деловые бумаги старого генерала.

— Мерзавец! Не тронь их, они тебе ничего не сделали, ничем тебя не обидели. Пусть живут своей жизнью. Бог тебя накажет за все твои подлости. Судьба с тобой злую шутку сыграет, подожди. Вспомнишь меня, умрёшь на каторге, как собака умрёшь! — закричал из последних сил старый генерал.

— Успокойтесь, от вас мало что зависит, — с ухмылкой сказал сын, продолжая собирать деньги и ценности.

— Прошка! Прошка, поди сюда скорей, да пистоль захвати, — позвал слугу измождённый старик.

— Не кричите, тятенька, в доме никого. И возле дома тоже никого, только мой давний приятель из Тулы, но он вам не помощник, — с мерзкой улыбкой ответил Емельян.

— Мерзавец, что ты сделал с Прошкой? Он со мной три войны прошёл, — устало спросил старый генерал.

— Может, и мерзавец, но мне так хорошо и удобно. А с деньгами я не мерзавец, а очень даже уважаемый человек для общества. Прошка вперёд вас намылился на тот свет, там вам прислуживать станет. Там и увидитесь. Надеюсь, завещание готово уже? Интересно, что и кому вы раздарить желаете, где оно? Пока не поздно, изъять его надо у вас и переделать. За мои деньги можно стряпчего, нотариуса купить и волю вашу поменять! — задумчиво уточнил сын.

— Завещание уже готово, и тебя там нет, оно в надёжном месте хранится. Всё добро приличным людям отойдёт, дальним родственникам. Тебе, злыдню, ни копейки, найду я на тебя управу, подожди, — радостно заявил генерал, захлёбываясь старческим смехом.

— Надоели вы мне, болтаете много и не по делу. Мне ваши проклятья — что гусю вода. А вот с бабой вашей обязательно разберусь, и со щенком незаконнорождённым, женского пола, тоже, — ответил Емельян, собрав всё ценное в мешок.

Затем посмотрел вначале на генерала, потом на массивный канделябр с тремя основаниями для свечей, стоящий на столе, но передумал. Поднял боевую саблю генерала, лежащую на полу комнаты, и со всего размаха ударил основанием её рукоятки старика в седой висок. Грузное тело откинулось назад, поперёк кровати, потекла кровь, старик дёрнулся и замер навсегда. Сердце генерала Русской императорской армии остановилось, а на лице появилась недвижимая маска смерти. Душа помещика Асмайлова покинула бренное тело, затем с недовольством и презрением оглядела с высоты своего плавного полёта подлого и неблагодарного незаконнорождённого сына Емельяна.