Хранитель подземелий

Георгий Сергеевич Силуянов, 2022

Империя горхолдов стремится к мировому господству. Ее правитель – могущественный чародей и безжалостный тиран, уверенный в превосходстве своей расы над остальными. Горхолды проиграли в древней, позабытой всеми, войне. И собираются взять реванш. Герои древности давно мертвы, а народы Ранкора погрязли в распрях и интригах. Никто не подозревает о готовящемся вторжении. Удастся ли им объединить силы и дать захватчикам отпор прежде, чем мир поглотит мрак?Содержит нецензурную брань.

Глава 7: «Перестройка»

После столкновения с адептами Заргула прошла неделя. И за эту неделю очень многое в селении успело перемениться. Отношение к Алагару и Братству Уравнителей повернулось в совершенно противоположную сторону — практически все жители деревни, кроме Мурвака, начали им доверять, увидев, что сам их лидер поспособствовал обеспечению безопасности их дома. За это время за стеной селения было отстроено целое кольцо бараков — небольших построек из дощатых бревен, в которых жили сподвижники Алагара, вырыт ров и поставлен частокол. Строительство во многом ускорило участие магии в процессе работы — Реадхалл Бескровный легко левитировал бревна в десять раз длиннее самого себя, Алагар тоже не чурался грязной работы, одной энергетической волной разрезая целые охапки бревен на доски, поднимая в воздух силой мысли их с гвоздями, веревками и за полминуты строение само собой складывалось из материалов по образу и подобию мыслеобраза, мелькнувшего в голове красноволосого колдуна. У людей Алагара было много оружия, им они охотно поделились с местными, теперь у каждого мужчины в селении была в доме кольчуга, копье или, если повезет, двуручный меч. Алагариты многому успели научить жителей Крестала. Каждый день их учили сражаться, ведь на случай повторной атаки на Крестал, если заявятся и маги, поклоняющиеся Заргулу, Алагар не сможет в одиночку перебить кавалькаду латников или пеших воинов, а его соратников может оказаться недостаточно, поэтому была необходимость во всей боевой силе, которую мог предоставить Крестал. Брок показывал им искусство владения мечом. Отбросив один из своих фальчионов, оставив один в руке, он учил мужчин, как делать самые простые удары и блоки, как двигаться в бою. Тренировочное оружие достать было просто — алагариты вместе с местными жителями нарубили палок и толстых корней в мелколесьях, окружающих Крестал. У Арстеля, со слов склонного к порывам энтузиазма парня в бандане — Брока, получалось неплохо несмотря на то, что он никогда не брал в руки никакого оружия, разве что кроме кухонного ножа. Арстель хорошо умел чувствовать свое тело, он обладал неплохой координацией. В тренировочных боях с Хельдом он постоянно выигрывал. У флорскела, напротив, получалось неважно — удары у него выходили слишком размашистыми, реакция была почти такой же, как у деревенского забора, да и равновесие он постоянно терял. К тому же, если Арстель был довольно терпеливым в тренировках и усидчивым, то у Хельда интерес быстро пропадал, и он либо начинал действовать на нервы Броку и остальным своим нытьем, либо начинал валять дурака, позируя и кривляясь, либо просто уходил с тренировочной площадки в самом разгаре тренировки, не говоря ни слова. Плотник Глыба со здоровенным дрыном в руках в спаррингах был опасным противником, вот только ловкости ему явно недоставало, а сила не всегда это компенсировала. Мурвак же наотрез отказался от тренировок, сказав, что уже владеет боевыми навыками, а те, кто принудит его к жалкому сборищу недоносков, машущих палками, могут испытать на себе его старый добрый топор. Остальные селяне медленно, но верно приобретали базовые навыки ведения боя — шагать строем они научились быстро. Шойрил устроил импровизированное стрельбище, смастерив на скорую руку мишени из соломы и ветвей — лучшим стрелком показал себя староста Кёрк. Гримбла и Шаабан помогали в тренировочном процессе не меньше. Хельд не нашел в себе талантов воина, но в полной мере реализовал себя как трактирщик — от клиентов отбоя не было, алагариты часто зависали у него в зале, а селяне сразу привыкли к сурового вида воинам, громко обсуждавшим политику Союза и стратегические планы Алагара, и загадочным магикам, шепчущимся о чем-то более сакральном. Жители деревни начали доверять Алагару и его людям, но не сразу были готовы принять его взгляды и присоединиться к движению, возглавляемому им. Тем не менее, они были признательны за покровительство Братству Уравнителей — часовые на стенах несколько раз замечали своры равшаров, топтавшихся в окрестностях селения или людей в темных балахонах, останавливавшихся среди холмов. Заявлять о правах императора на эти земли они более не пытались, заметив резко возросшую военную мощь неимоверно слабого еще совсем недавно Крестала. Это оказалось благодатной почвой для сеяния Алагаром зерен своих убеждений в умы селян. По вечерам, после дневной работы, тренировок или строительства новых бараков, оружейных, ковки оружия, он проводил собрания, на которых обсуждал дальнейшую судьбу Братства Уравнителей и жителей Крестала. Волшебник убеждал людей в том, что король Аргои не сумеет их надлежащим образом защитить от притязаний союзников Заргула на их жизни и землю. «Лишь огонь вашей страсти, заложенное природой в сознание стремление к свободе и мужество спасет от угрозы. Еще могущественнее делает вас единство — вы уже, без сомнений, ощутили значительно возросшую близость между собой при возведении оборонительных сил, — разглагольствовал он, по привычке закинув на плечо посох, расхаживая в центре толпы, собиравшейся возле фонтана на торговой площади — той самой, где располагались лавки ремесленников, в том числе и Арстеля, — будьте уверены, что я уже успел духовно породниться с вами и любого готов принять в ряды своих братьев и сестер!» Он нарочито подчеркивал слова «братьев и сестер», показывая, будто воспринимает своих людей, как равных, но на деле он непрестанно давал им распоряжения и, хотя внимательно выслушивал идеи и предложения каждого, далеко не все считал разумными. Арстель, любивший больше слушать, чем говорить, заметил свойственную Алагару черту при изложении своих идей обращаться к опыту слушателей, их жизненным условиям и прочему, пытаясь вплести в этот контекст свои воззрения, а точнее, необходимость следования им. Таким образом люди постепенно начинали мыслить так, словно по собственному выбору находят полезными рассуждения Алагара, а не находятся под процессом вербовки рекрутов — Алагар неоднократно заявлял, что на Крестале не остановится и направится в еще несколько селений Аргои и Ганрая, а затем проникнет в Бёрнфилд и Братство Уравнителей поглотит и его. После этого, утверждал он, у Эанрила Третьего уже не будет возможности игнорировать существование поистине свободных жителей Союза.

— Вы всю жизнь сидите здесь и ведете однообразную жизнь, точно шестерни в часовом механизме, — часто вещал Алагар, — уверен, многие из вас мечтают попытать счастья в Силгоре, Бёрнфилде, Казариле. Арстель, возможно, своим опытом и знанием создал бы целый сапожный картель! Но вы не можете, потому что знаете, что вас там ничего не ждет — все уже расхватано этими дворянами, вельможами или хитрыми дельцами, которые держат в своих карманах королевский двор и гвардию. Арстель не сможет даже лавку свою там открыть, ведь целые мануфактуры, в том числе и башмачные, принадлежат графу Монсераду! А вы здесь при чем? Все эти люди говорят, что добились всего сами, а вы слабы и ленивы, поэтому не заслуживаете места под солнцем. Они вас недооценивают. Эти толстосумы говорят, что счастье нужно выбить? Что ж, пусть отобьют свои незаслуженные богатства! Железный кулак народа, отдавшего все свои силы, всю свою боль служению государству, щедрому к негодяям, но безразличному к преданному простонародью, этот кулак сметет все их гарнизоны и их самих. Вы видите, что всего за считанные дни наша мощь возросла настолько, что теперь поклоняющиеся Заргулу безумцы понимают, что им себе дороже соваться в Крестал. Представьте, какова будет мощь Братства Уравнителей, если присоединить к нему еще с десяток таких селений и крупные города, даже без Силгора. К тому же, среди братьев и сестер принято делиться опытом, обмениваться знаниями — многие из нас умеют хорошо сражаться и сведущи в магии. А если обучить этому народ? Даже сам Орден Магов, возглавляемый Хранителем Хаглоры, уступит нашему могуществу!

Замечая огонь веры и жажду жизни, разгоравшуюся в глазах селян, хватавшуюся за сердце Карен, у которой на глазах наворачивались слезы, Глыбу, что нетерпеливо хрустел пальцами, словно уже был готов вступить в бой с армией угнетателей, он воодушевлялся и начинал сыпать все более и более изощренными образами, пытаясь показать всю несправедливость общественного порядка в Союзе. Это подействовало на многих, в том числе и на Хельда, внезапно определившегося, в чем могут заключаться его способности. Он был единственным из селения, кто решился вступить на магическое поприще, к тому же и в столь зрелом возрасте — тридцати двух лет. Он уговорил Реадхалла Бескровного показать, как высекать узоры на палке, срезанной с дерева, утверждая, что спрашивает чисто из любопытства. Когда полноватый бородач сказал ему, что, отрезая от дерева его часть, следует быть предельно уважительным и попросить у дерева на то соизволения, Хельд зашелся диким хохотом и разыграл целый комедийный номер с хаглорианцем Йору-Клиа, кожа которого все еще походила на древесную кору.

— Слушай, чурбак ты мой дорогой! — крылатый никак не отставал от него, — у тебя случайно не найдется лишней конечности, которую я мог бы навсегда позаимствовать в магических целях?

Йору-Клиа шутить не думал, лишь произнес:

— Духи тебя покарают.

Алагар, заметив Хельда, старательно вырезавшего жезл из старого вяза, росшего рядом с таверной «Желудок Дракона», одобрил его стремление и подарил один из кертахолов, носимых с собой про запас, пожелав удачи в начинаниях флорскелу.

Юкиара, узнав о попытке Хельда изучать магию, пришла в неистовый восторг, надеясь, что у нее появится первый ученик — к удивлению Арстеля и Хельда, она была в этом весьма опытной.

— Я специализируюсь на иллюзиях, — сказала она, — вообще есть множество направлений в магии — боевая, целительная, иллюзии, призыв духов, разного волшебного оружия и прочее, зачарование брони и обыкновенного оружия и много всякой всячины. Но придется начинать с азов, а это, очевидно, займет немало времени, возможно, годы. Тебе понадобится терпение, а мне — куда больше выдержки с таким учеником. Но путь осилит идущий. Начнем с поиска магического атрибута.

— Я согласен, но при одном условии, — отвечал Хельд, — для колдовства мне понадобится использовать большой посох, как и подобает будущему Архимагу, Хельду Великому, вершителю великих деяний грядущих дней! Маленькими жезлами пусть довольствуются подмастерья, ученик же с моим потенциалом должен обзавестись внушительным стволом!

Юкиара широко улыбнулась и дружески толкнула Хельда, чем вызвала неосознанную ревность Арстеля. Он осуждал себя за это чувство, Арстеля с ранних лет научили, что собственничество и ревность — это формы алчности. Но ему было обидно, что девушка, которая ему в самом деле приглянулась, уделяла больше внимания его другу, чем ему. Однако он искренне радовался за товарища, нашедшего себя в новой роли — роли мага и приступившего к своему развитию.

— Вот видишь — даже этот недотепа пытается как-то изменить себя, — говорил Арстелю библиотекарь Клуатак, — а ты так и будешь чинить сапоги?

— Нечестно, я ведь тренируюсь вместе со всеми! Это разве не считается за развитие? — протестовал Арстель.

— Да, но ты это делаешь лишь потому, что так надо, ведь так делают все. А вот твой друг пошел против течения и нашел именно свой путь.

— Ты старше и мудрее меня, Клуатак. Может, ты можешь как-то меня направить?

— Дружище, — хлопнул сапожника по плечу библиотекарь, — для начала перестань бояться выходить из привычных условий, пробей свою скорлупу и попробуй почувствовать и увидеть этот мир со всех сторон. Ты хотя бы подойди к этой ганраянке! Ну, той, что учит Хельда нашего ненаглядного. Я же вижу, как ты ее раздеваешь своими глазами, — смеясь, старик добавил, — эх, повезло тебе, что я уже не в том возрасте — глядишь, и увел бы ее у тебя из-под носа!

Хельд и в самом деле увлекся изучением магии. Юкиара была отличным учителем — она никогда не повышала голоса, не теряла терпения и не бранила Хельда за непроходимость, которая порой овладевала им, когда дело касалось изучения теории. Началось обучение с овладения энергией, которой пронизан, по словам Юкиары, весь мир, земля, воздух, вода, живые существа. Юкиара учила его ощутить связь с космосом и землей, впитывать в себя энергию из них и проводить через себя, служа не повелителем этой могущественной силы, а ее проводником. У Хельда поначалу не получалось ничего ровным счетом. Алагар, проходящий мимо, ненадолго присел на валун, ему было интересно обучение новичка, тем более столь неординарного.

— Дражайший и всеместно уважаемый наставник, соизволишь ли поделиться знанием, нужен ли природный дар для становления великим чародеем, или тяжелого труда достаточно?

— Дисциплина и упорство стократ ценнее любого природного дара, — отвечал Алагар, улыбаясь так, словно наслаждался своим превосходством или же тем, что обладает бесценным опытом для совершенно неумелого Хельда, — но задатки, безусловно, многое решают. Но об этом думать не следует — множество исходов здесь возможно. Некоторые настолько одарены, что за несколько лет становятся великими колдунами. Другие же раскрываются постепенно, спустя годы. Некоторые, не слишком талантливые, тренируются медленно, неспешно, и спустя десятилетия, ближе к концу своей жизни, достигают определенного умения. А вот другие, более упорные, серьезно подвергают себя опасности жестокими тренировками по овладеванию потоками энергии, с которыми их тело, лишенное природных способностей, может не справиться — тогда все решает случай, либо организм к этому приспособится, либо мага ждет печальный конец. Догадываешься, сколько учеников терпели неудачу? Желали магами стать многие. Но моих коллег на всем Ранкоре, не неофитов и учеников, а настоящих магов, мастеров, достигнувших конечной цели пути, едва ли полсотни наберется, а то и меньше.

Пытаясь управлять энергией, Хельд часто бросал посох и пытался делать руками замысловатые движения, бормоча несуразицу, имитирующую заклинание, на языке, только что им придуманном. А затем выкрикивал, что жаба, прыгающая неподалеку, должна вот-вот превратиться в дракона. Юкиара, стоит отдать ей должное, была крайне терпелива и обычно ждала, когда у полоумного подопечного кончатся силы на безумства и можно будет продолжить занятия, не выказывая ни злости, ни раздражения. Как-то она ему объяснила, что вовсе не каждому магу нужен посох или жезл с кертахолом, чтобы управлять потоками энергии — самые сильные кудесники использовали свое тело в качестве проводника, но для этого был необходим особый уровень отношений с этой силой, ведь для неподготовленного мага это могло вызвать перенапряжение, губительное для организма, ведь, не обеспечив правильное протекание энергии, чародей рискует, что она разрушит его изнутри. Дерево и кертахол служили проводниками, которые предохраняли мага, облегчая проток энергии в его теле. К чести Хельда, стоит признать, что он был весьма старательным учеником — магия была интересна ему. До этого он лишь грезил о Хаглоре, чудесах, которые он мог бы творить, как он встал бы вровень с величайшими кудесниками Ранкора, а возможно, стал бы первым архимагом не из рода хаглорианцев. Но, оставаясь трактирщиком, и стараясь меньше думать о грядущих успехах дабы не отвлекаться от текущих задач, он самостоятельно дни напролет медитировал, держа перед собой вертикально посох. Чем сильнее он сжимал древко, тем меньше он ощущал связь с энергией. Вспомнив о словах Юкиары, где она говорила, что следует стремиться проводить сквозь себя эту силу, отдавая себе отчет в том, что он не могущественен сам по себе, лишь только силы вселенной и этого мира открываются перед ничтожным смертным существом. Любой маг знал, что энергия, из которой соткана материя, дух и творится магия, вечна и абсолютна — она не создается и не исчезает, а маги, даже самые сильные, лишь песчинки, мухи по сравнению с нею. Хельд хорошо это ощутил на себе. На третий день занятий он испытал нечто вроде провидения. Метидируя, он полностью очистил свой разум, расслабился, представил свой посох чем-то вроде древнего обелиска, сквозь который струится немыслимая сила, вроде Священного Древа равшаров, которое связывает их землю с бесчисленными душами их предков. И вдруг его прошиб пот — сквозь тело Хельда хлынул такой мощный энергетический поток, что он ощутил себя летающим в бескрайних просторах вселенной. Он чувствовал себя безгранично могущественным, словно мог разрушать и созидать миры, галактики одним щелчком пальца. Открыв глаза, флорскел увидел, что он парит в метрах пяти над землей, хотя летать сроду не умел — его крылья были однажды сломаны и неправильно срослись, что после не могли поднять тело в воздух. Изумившись, он потерял всяческий контроль и грянулся оземь, однако это чувство, что он словно наэлектризован, словно он покинул свое ограниченное смертное тело и слился с этим абсолютом — источником всей энергии, материи и духа, не покидало его. Когда он рассказал об этом Юкиаре, она закатила глаза к небу, сказав своему ученику, что он не столь безнадежен, как виделось ей поначалу. Хельд наконец научился пропускать сквозь себя ману и контролировать ее. Следующими их занятиями были простейшие заклятия вроде левитации небольших камней, которых, благо, лежало больше, чем грязи. Хельд, понявший принцип, по которому маг вступает во взаимодействие с маной, за несколько дней научился левитировать камни не тяжелее одного килограмма и часто шутил, силой мысли швыряясь ими в односельчан, убеждая их, что он здесь вовсе не при чем, а кто кинул — не видел.

Однажды, собравшись с духом, Арстель решил последовать совету старого библиотекаря и заговорил с Юкиарой. Они, он смел надеяться, нашли общий язык, но в последние дни мало общались — Арстель был занят тренировками и сапожной работой, помогал возводить баррикады и создавать простейшее оружие, Юкиара же учила Хельда основам магии и занималась той же помощью в создании оборонительных сил, правда она больше занималась расставлением целительных палаток и сбором трав, которые могли бы пригодиться пострадавшим в случае нападения приспешников Заргула. Насчет трав она предупредила Хельда, что вскоре ему предстоит довольно занудная работа — вызубривание целебных трав и прочих, которые, к примеру, могут воздействовать на сознание мага в целях расширения его духовного опыта. Каждый чародей, по ее словам, обязан был владеть подобным материалом.

— Почему вы не можете лечить и управлять разумом собственными силами, используя ману? Не понимаю, — отвечал Хельд, — или, быть может, каждый маг — одержимый и вы лишь прикидываетесь всезнающими и всемогущими мудрецами, а на деле вам лишь только хочется выкурить дурманящей травы?

— Именно, жить без нее не могу, — ответила Юкиара.

— Так вот почему ты всегда такая радостная! — воскликнул Хельд, — а поделишься?

— Это шутки, не больше, — приготовилась молодая наставница снова заниматься его просвещением, — курение трав, вызывающих галлюцинации, ради удовольствия — это путь слабости, саморазрушения. Мы же, чародеи, используем специальные отвары с целью общения с духами, например, или же ускорения работы разума. Они безопасны для организма, если использовать в меру. Но если мага-ученика уличат в пагубных пристрастиях, которые ты упомянул, — учитель обязан отказаться от него. Так заведено в Хаглоре, откуда тянутся цепи преемственности знаний о священном искусстве магии.

Она никогда не становилась заносчивой и не ставила себя выше Хельда лишь потому, что он не знал того, что знала она. Флорскел обнаружил, что при ее методе обучения, когда учитель общается с учеником на равных, полон юмора, терпения и дружелюбия, куда легче увлечься предметом обучения. В конце недели Хельд, уже наловчившийся поднимать камни средней величины, хоть и по одному, решил сделать перерыв и работал на полную катушку в «Желудке Дракона». Он решил сэкономить время и усилия в обслуживании клиентов за счет магии — теперь в его таверне увидеть летающие в воздухе бутыли эля, кружки, куриные ножки с тарелками было привычным делом. По правде говоря, новичок часто не управлялся с заклятием, из-за чего посетителям часто на голову выливалось пиво и прочие угощения — как-то Мурваку в лицо удачно прилетело сырое яйцо, капли яичного белка упали даже на платье Карен, которая сказала, что в следующий раз при походе в таверну наденет фартук и посетовала, что другого питейного заведения, кроме забегаловки безумного крылатого, в Крестале не было, а Мурвак сказал, что, если продолжится в таком духе — он бросит рубку леса и отожмет у Хельда его заведение как компенсацию за ущерб. Алагар же, хоть он и не ходил в таверну — ему всегда приносили еду в один из бараков, прознав о нетривиальных методах тренировок Хельда, посетовал, что при столь несерьезном и неуважительном к священному искусству подходе маг из него никакой не получится. Юкиара отвечала, что до владения магией на серьезном уровне Хельду еще очень далеко, поэтому это могло сойти пока что за безобидное увлечение. В один из таких дней, когда «Желудок Дракона» был забит до отказа, пока члены Братства Уравнителей и селяне тренировались на поляне, строили укрепления или выпивали на природе, разговаривая за жизнь, Арстель решил прогуляться за стенами деревни. На всхолмье, он заметил там одиноко стоявшую Юкиару, что, облокотившись о ветвистый дуб, любовалась закатом. Брата с ней не было — он учился владеть мечом на тренировочной площадке. Арстель уже собрался вернуться в деревню, пока она его не заметила, лишь бы не нарушать ее покоя, но снова вспомнил слова Клуатака. Разве плохо пообщаться с человеком, который тебе интересен, тем более, если он сам не против того? Арстель взбирался по тропинке и приблизился к Юкиаре.

— Арстель? — луч солнца, пробившийся сквозь лиственную крышу над их головами, осветил часть ее лица, не тронутую шрамом, — вот это совпадение. А я думала, что только я и прихожу сюда.

— Крестал, понимаешь, моя малая родина, — сказал Арстель, — я здесь каждую яму, каждый угол, каждую околицу знаю.

— Как это хорошо, — девушка искренне радовалась за Арстеля, — хотела бы я тоже иметь свой дом, а не скитаться всю жизнь с места на место. Тебе очень повезло, Арстель. И мне жаль, что с нашим приходом и явлением прислужников Заргула ваша жизнь пошла под откос.

Арстеля удивили ее слова. Сапожнику казалось, что эта кудесница-иллюзионистка всем довольна и ничего, кроме вольной жизни, ей не требуется.

— Юки, но ты же столькое успела узреть — побывала во многих местах Союза, пока я не вылезал из села. У тебя навалом верных боевых товарищей, а сама ты тоже многое можешь. Я живу скучной жизнью, а о приключениях читаю лишь в книгах, живу чужой жизнью, а ты живешь своей, настоящей.

— Арстель, — она медленно помотала головой, опустив глаза под ноги, — настоящая жизнь совсем не похожа на вымысел из книг. Да, я доверяю многим из окружающих меня людей, и я счастлива, что мой брат в безопасности, рядом со мной, но очень хотела бы знать, каково это — иметь свой дом. В юные годы нас с братом носило по улицам Вархула, мы были одни в этом мире. Ах, не знаю, интересно ли тебе было бы слушать эти истории. Хорошего там мало, а я бы не хотела портить тебе настроение.

— Ты можешь поделиться всем, чем сочтешь нужным, Юки, — сцепив ладони у груди, сказал Арстель, — я не буду ни выпытывать, ни осаживать тебя. Но мне интересна твоя история. Видно, что ты не понаслышке знаешь эту жизнь, она тебя потрепала. Но при этом ты не утратила оптимизма, жизнелюбия. Это меня восхищает. К сожалению, видел очень мало людей такого рода.

— Арстель, ты полегче, а то меня на слезу пробьет, — усмехнулась Юкиара, — мы ведь совсем еще мало знаем друг друга. Хотя я очень даже не против узнать тебя ближе!

Арстель, немного смутившись, промолчал, он не нашелся, что на это ответить. Разумеется, она с ним заигрывала. Но всерьез ли это было произнесено, Арстель понять никак не мог. А она продолжала проливать свет на свою историю.

— О том, как мы жили в Вархуле, я и вспоминать не хочу. Скажу лишь, что той жизни и врагу не пожелаешь. Голод и отсутствие дома — ладно, иногда я воровала, чтобы прокормить маленького брата, порою мы ночевали в заброшках или в коммунах, где жили нищие. Временами нас подкармливали добрые люди. Попадались и разные ублюдки. К примеру, лет в пятнадцать я пыталась украсть батон хлеба для Сангельса. Ему было шесть. Я пробралась в пекарню и стырила один целый каравай. Но на свою беду задержалась немного, чтобы подкрепиться самой, я была очень голодна. И тогда пришли подмастерья местного пекаря. А они? А что они? Повалили, порвали одежду, били, пинали. Тогда я впервые поцеловалась, правда, с раскаленными углями в печи, — она горестно усмехнулась, — по мне видно, не правда ли? Нет, ты не подумай, что я жалуюсь, как несправедлива жизнь. Наоборот, я хочу подбодрить тебя. Я вижу, что ты словно потерян, ты не знаешь, стоит ли тебе ловить птицу своего счастья в большом мире, боишься, что потерпишь неудачу. Так вот, мои неудачи окупились сторицей. За все лишения, перенесенные нами с братом, Бог щедро нас вознаградил. Тем парням было мало меня изуродовать и избить — они хотели и излить в меня излишки своего семени. И им почти удалось это, если бы не появился тот, кого боятся самые конченные преступники Ганрая. Глоддрик Харлауд, услышав крики, удары и мои мольбы, явился. Я надолго запомню его перекошенное от ненависти лицо. Он отлично понимал меня, сам, как я позже узнала, вырос на улице. Ох и устроил он там… Двое сразу узнали его и кинулись опрометью оттуда. Последнему повезло меньше — Глоддрик схватил его за шиворот и что было силы швырнул об стену. Там был какой-то котел с варящимся супом, и он облил парня кипятком. Жуть. Я кричала, просила его остановиться, но он и не думал слушать. На этого человека иногда находит такое, знаешь, состояние жажды крови, когда он не чувствует ничего, кроме чешущихся кулаков. Если бы я была магом уже тогда! Может, я смогла бы вылечить беднягу? Он, может, и был негодяем, но такой участи не заслужил.

— А ты? Ты разве заслужила?

— Боюсь, что так, — улыбнулась она без тени злобы, — если я позволила себе облажаться и попасться на воровстве, надо было расплачиваться. Ты не подумай, что я лишена принципов, нет. Я бы и не подумала красть, но мой брат… Пришлось послать свое благородство подальше.

Арстель не любил говорить о себе, как и пользоваться чужим вниманием вообще. Сызмальства выбирая позицию наблюдателя, он не слишком любил начинать задушевные беседы, хотя весь Крестал был ему благодарен за умение слушать не меньше, чем за добротную обувку. Но Юкиара вдруг показалась ему совсем незрелой, Арстель, открывшись ему, она ожидала обратного. Сапожных дел мастер не понимал, почему нельзя лишь слушать, без слов, без откровенностей, но боязнь обидеть собеседницу своим молчанием взяла верх, и мысли обрели словесную форму.

— Понимаешь, я все никак не могу привыкнуть к этому. Тридцать лет топчу Ранкор, и все это время о магии я только слышал от других или читал в преданиях старины. Но со дня появления вашей общины в нашей деревни наша жизнь буквально пронизана волшбой! Мастер Алагар легко раскатал налетчиков своими молниями, вы левитируете огромные бревна, строя целые баррикады. Моя жизнь никогда не была такой…

— Перевернутой вверх тормашками? — подсказала Юкиара.

— Я бы выразился иначе, скорее, сказочной, но ты подобралась близко к сути.

Девушка с наслаждением вдохнула лесной воздух и, счастливо зажмурясь, глядела на солнечные лучи, что озаряли лица беседующих сквозь переплетающиеся ветви над их головами.

— Если ты не видишь чего-то, вовсе не значит, что этого не существует, Арстель. К примеру, свое детство я провела среди жестоких людей, полных низменных стремлений, и могла бы никогда не узнать светлую сторону этого мира. Но она есть. Ваше селение и добрые люди в нем — яркое тому подтверждение. В мире много зла и несправедливости, но в нем есть и добро, а порой истинные чудеса творятся.

— А ты знаешь, иногда я задумываюсь, что для меня лучше — спокойная, размеренная жизнь на одном месте, однообразная, лишенная диковин, или насыщенная, полная событий, авантюр, риска и безумств. И чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, насколько мы с тобой разные.

Юки отвела взгляд от Арстеля и сделала несколько шагов вперед, любуясь живописным пейзажем холмов и красочным видом заходящего солнца, озолотившего своим цветом горизонт и облака. Солнечный диск уже коснулся вершин высоченных сосен вдалеке, осветив юное лицо Юкиары. Она повернулась лицом к сапожнику, облокотясь о толстый кленовый ствол, покрытый чагой.

— Так отправляйся со мной, то есть, с нами, когда мы защитим вашу деревню от людей Варзхела, — быстро исправилась она, — многие из нас видели тяготы жизни, но тебе не придется столкнуться с этим, зато будет ждать мир, полный приключений, любви и дружбы. Ты мне тем и интересен, Арстель, что ты не такой, как мы. Тебе не доводилось по-настоящему огребать от жизни, и потому ты чист душой. Мне нравится, как ты держишься с людьми, как ты отдаешь себя честному и почетному труду. Если бы ты отправился с нами, ты бы увидел жизнь в новом свете, почувствовал бы, как кровь стынет или кипит в жилах. Может, было бы трудно, но это бы не ожесточило твое сердце, ведь рядом была бы я и остальные.

Она потупила взгляд, немного смутившись своему приступу откровенности и легко прислонила ладонь к булыжнику, валявшемуся у дерева. Сосредоточенно вглядывалась она в трещины на камне, словно пыталась отыскать скрытые письмена, оставленные забытыми посвященными в магические обряды существами. Искать потаенное в обыденном — привычка, которую любой наставник-маг прививает своему воспитаннику.

— Я подумаю, Юки, благодарю тебя за предложение. Все вокруг в последнее время убеждают меня, что стоит покинуть свои четыре стены и познать мир.

— Вот и отлично, ты и друга своего захвати, подбросим его до Хаглоры, как знать, может, и туда нас ветер судьбы занесет.

— Но ты не совсем права в своих суждениях, Юки. Ты говорила так, словно тяготы жизни оскверняют сущность практически любого. Хоть тебе и тяжело пришлось, но ты тоже чиста душой. Мне так кажется.

— Но я же ведьма, разве нет? Суеверные таких не любят. Да и характер у меня трудный. А уж о моей беспечности в Братстве легенды слагают!

— Это лишь делает тебя живой, Юки. Клянусь Илгериасом, я редко встречал человека, столь любящего эту жизнь. Говорят, это — признак мудрости.

Юкиара всплеснула руками:

— Ну, где я и где мудрость! Лесть тебе не к лицу, Арстель, не стоит. Ведь именно твоей искренностью я и прониклась. Что ж, рада была провести с тобой время. Но мой час счастливого ничегонеделания окончен, а работа не ждет. Увидимся ближе к вечеру.

Она скрылась за зарослями можжевельника, Арстель же ненадолго задержался, осматривая оконечности стены Вархула вдалеке, Драконовы Горы. Иногда, он был готов поклясться, он видел летающие фигуры среди них, но сейчас это его мало беспокоило, ведь дракона ему уже довелось увидеть. Арстель понял для себя одно — эту девушку он хотел узнать лучше, изучить ее. В ее присутствии мир вокруг словно сверкал яркими красками. Юкиара действительно была в своем роде художницей, раскрашивая все вокруг в цвета веселья и гармонии. И если бы она навсегда покинула эти края, был уверен Арстель, он до самой глубокой старости хранил бы в памяти ее светлый образ. Возможно, думал он, только ему она казалась столь совершенной, но он ничего не мог с собой поделать, все чаще его мысли возвращались к Юкиаре. Так он оказался между молотом и наковальней — с одной стороны шанс на обеспеченную жизнь в родном краю, с другой — девушка, которая готова подарить ему столько нового, а возможно, если повезет, и саму себя. Но что ждало его, присоединись сапожник к алагаритам? Куда их заведет их этот странный маг, которого у Арстеля не поворачивался язык назвать человеком чистой души. Хотя бы из-за его тщеславия и властолюбия, которыми так и сквозили его вещания. А если уговорить как-нибудь Юкиару остаться в Крестале? Вряд ли она бы согласилась, будучи вольной птицей. С этими мыслями Арстель возвращался в деревню, прошел через недавно отремонтированную калитку и вскоре вернулся в свою родовую лавку, погрузившись в кропотливый труд до позднего вечера.

***

Сапожник возвращался после легкого ужина в «Желудке Дракона» и забавной беседы со своим крылатым другом. Они обсуждали предстоящий рыцарский турнир в Силгоре, столице Аргои, и никак не могли сойтись во мнении, кто кого выбьет из седла. Они с детства болели за разные дворянские кланы. Но больше их занимал спор о том, кто лучше фехтует мечом — знаменитый Эрлингай Львиный Рёв из рода Акреилов, младший брат Эанрила Третьего, или же Керрис Галарт, главнокомандующий армией Союза. Арстель считал, что у Керриса Галарта больше опыт в сражениях и более филигранная техника, Хельд же рьяно топил за Эрлингая, утверждая, что он всеми признан, как гений фехтования, с чем будет спорить только дурак, и, хотя у Керриса очень хорошая выучка, от мастерства Эрлингая это его бы не спасло. Разница в возрасте между воинами добавляла сложности в споре, в итоге каждый остался при своем мнении. Сошлись они на том, что Керрис Галарт в свои семьдесят пять лет очень достойно поддерживал свою форму. Их спор то и дело прерывали, один раз Мурвак презрительно ухмыльнулся, услышав знакомые имена, высказавшись, что Ганрайский Демон Глоддрик Харлауд обоих бы уделал, как щенков, а Гранаш крикнул, что, как бы ни были сильны эти отдельно взятые уникальные люди, с равшарами в искусстве боя не сравнится никто. Карен крикнула, что она зафехтует Хельда до смерти увесистой кочергой, если он не принесет ей угощение.

— Зачем, учитель? Зачем вы направили Шойрила и Брока в Вархул совсем одних? — этот женский голос Арстель бы узнал из тысячи.

Он остановился за углом у дома Карен и обратился в слух. Он выглянул из-за угла и увидел колодец, у края которого присел Алагар, а напротив него стояла Юкиара, сложив руки у подбородка, ее снедало волнение.

— Юки, — устало прозвучал голос Алагара, — если я отправил, значит, так было нужно. Разве не учил я тебя, что наставникам следует доверять полностью и не задавать лишних вопросов? Если ты не доверяешь своему учителю хотя бы на одну сотую долю, тебе не стоит следовать за ним.

— Да знаю я, мастер! Я вам доверяю, но не могу перестать волноваться за парней. А если с ними что-то случится? В городе полно союзников Варзхела, особенно в Сухих Колодцах. А еще и Карательный Отряд. Если они в своей разведке попадутся под руку Глоддрику… Даже думать не хочется!

Ее глаза наполнились слезами, она уже начала всхлипывать. Алагар не обратил на это ни малейшего внимания, он так же безучастно смотрел на перепуганную девушку.

— Возьми себя в руки, юная леди, если ты достойна придерживаться пути Братства Уравнителей. Люди Варзхела уже приходили. Почему бы им не прийти еще? Мы не знаем истинного расклада сил, мы даже не знаем, сколько у них людей. Шойрил и Брок понимают риск и возложенную на них ответственность. И почли это за честь. Твои слезы, девочка, оскорбляют их решимость. Подумай об этом. Я начинаю разочаровываться в тебе.

— Учитель, но вы же сами наставляли нас беспокоиться о ближних, не быть безразличными к их судьбам! А теперь осуждаете меня за то, что я переживаю? Когда моим братьям грозит гибель? Как вы так можете?

Алагар резким прыжком встал. Юкиара, которая была ему по плечо, нерешительно попятилась, но Алагар двинулся на нее.

— Если бы ты внимательнее меня слушала, — он говорил тихо, но так вкрадчиво и жестко отчеканивая слова, что у Арстеля волосы на спине встали дыбом, — и больше думала своей головой, ты бы поняла, что их поступок и был вызван беспокойством о ближних. Твое же внутреннее препятствование их самоотверженному поступку говорит о твоем безразличии к остальным. Ты так сильно к ним привязалась, что готова забыть об угрозе для остальных, лишь бы эти двое не рисковали? Я тебя этому не учил. Привязанность приводит к слабости, Юки. А слабость для нас — непозволительная роскошь. Научись отпускать людей, любя при этом ближних. Перестань уже, наконец, быть такой хорошей. Иногда, чтобы действовать во благо людей, приходится сделать сердце каменным.

Она утерла слезы локтем и выкрикнула:

— Нет! Не надо! Не говорите так! Я не могу, не могу больше… — и опрометью кинулась куда глаза глядят, захлебываясь в рыданиях.

У Арстеля сжалось сердце. Если бы его ударили кулаком в грудь, ему было бы это легче перенести, чем слезы Юкиары.

— Тебя не учили в детстве, что подслушивать неучтиво?

У Арстеля упало сердце. Алагар появился изниоткуда. Никто физически не смог бы подкрасться за спину за такое короткое время, кроме чародея.

— Простите, я…

— Забудь. Мы, Братство Уравнителей, не имеем секретов от тех, кому можно доверять. Тебе можно доверять, Арстель? — он взглянул ему в глаза, но у Арстеля засосало под ложечкой, ему показалось, что эти алые глаза, переливающиеся бешеным пламенем, поглощают его душу.

— Не отвечай. Это не имеет значения. Да и потом, разве мы с твоей подругой обсуждали что-то важное? Это в порядке вещей. Все же у людей, близких друг другу, порой возникают разногласия.

— Конечно, — пробормотал он.

— Она, я полагаю, еще не готова повзрослеть, — Алагар, по-видимому, обращался не столько к Арстелю, сколько к самому себе, — как дитя, витает в облаках, старается обо всех заботиться, но своей заботой только сбивается с истинного пути и сбивает других. Это пройдет. Жизнь ее исправит. А если нет… Что ж, у нее есть еще брат, может, он будет более сознательным?

Алагар улыбнулся и ушел в тень дома. В сумраке лишь его глаза светились несколько мгновений, но этот огонь вскоре погас, Алагар словно растворился. Арстель с минуту стоял, как вкопанный. Он думал побежать за Юкиарой, найти ее и успокоить, но не смог решиться. Одно он понимал точно — если этот наставник и может чему-то научить, то только не любви к ближним.