Тёмный мир

Генри Каттнер, 1946

Роман «Тёмный мир» – самое знаменитое произведение данных авторов жанра «фэнтези», раскованной фантастики и яркой образности.

3. Закрытые миры

Я проснулся с болью в каждом мускуле своего тела и лежал неподвижно, глядя на низкий потолок. Воспоминания нахлынули на меня. Я повернул голову, поняв, что лежу на мягкой постели с горой подушек в меблированной комнате. В конце ее было окно в нише, по-видимому, прозрачное, потому что оттуда проникал свет. Но за ним я видел лишь туманные отблески.

Рядом со мной, на трехногом стуле, сидела крохотная фигурка в плаще, которую я знал как Эйдерн.

Даже сейчас я не видел ее лица — тень, отбрасываемая капюшоном, была слишком глубока. Я почувствовал на себе ее пронзительный, настороженный взгляд и запах чего-то незнакомого, холодного и смертельно опасного. Плащ, в который была закутана зловещая фигурка, напоминал мантию. Он был плотен, груб, даже на взгляд, и окрашен в уродливый серебристый цвет, создававший безжизненное впечатление.

Приглядевшись, я понял, что это создание было не более четырех футов высоты. Я услышал нежный детский голос, по которому невозможно было определить ее пол.

— Не хотите ли есть, лорд Ганелон? Или пить?

Я откинул шелковое покрывало и сел на постели. На мне были надеты тонкая, мягкая серебристая туника и брюки из того же материала. Эйдерн, по-видимому, не шевельнулась, но внезапно портьеры в стене раздвинулись, и в комнату бесшумно вошел человек с накрытым подносом. Вид его как-то успокаивал. Это был высокий человек, сильный, мускулистый, под его шлемом с плюмажем, как у этрусков, на меня смотрело мужественное, загорелое лицо. Я думал так до тех пор, пока не встретился с ним глазами. Потому что в двух красивых голубых озерах утонул страх. Это был странный страх, очень знакомый, хотя он притаился глубоко-глубоко в его взгляде.

Он молча обслужил меня и молча удалился.

Эйдерн кивнула в сторону подноса:

— Ешь и пей. Ты станешь сильнее, лорд Ганелон.

На подносе было мясо, немного странный хлеб и стакан бесцветной жидкости, не воды, судя по вкусу. Я сделал глоток побольше и поставил стакан на место. Потом взглянул на Эйдерн.

— Значит, я все-таки не сумасшедший, — сказал я задумчиво и замолк, ожидая ответа.

— Нет. Душа твоя блуждала. Сам ты был в ссылке, но теперь ты опять дома.

— В Кэр Ллире? — спросил я, сам не зная почему.

Эйдерн затрясла своим плащом.

— Нет. Но ведь ты должен помнить.

— Я ничего не помню. Кто ты? Что со мной произошло?

— Ты знаешь, что твое имя Ганелон?

— Меня зовут Эдвард Бонд.

— И все-таки ты почти вспомнил — у Огня Нужды, — сказала Эйдерн. — Это потребует времени. А опасность существует всегда. Кто я? Я Эйдерн, я служу Совету.

— И ты…

— Женщина, — ответила она тем же детским нежным голоском, в котором сейчас звучал смех. — Очень старая женщина, самая старая в Совете, который сократился от первоначальных тринадцати. В нем, конечно, Медея, лорд Матолч…

Тут я вспомнил волка.

–…Гаст Райми, который имеет сил больше, чем у каждого из нас, но который слишком стар, чтобы ими пользоваться. И ты, лорд Ганелон, или Эдвард Бонд, как ты себя называешь. Нас осталось всего пятеро. Когда-то нас были сотни. Но даже я не помню этого времени, хотя Гаст Райми все вспомнит, если захочет.

Я обхватил голову руками.

— Великие небеса, я ничего не понимаю, твои слова для меня пустой звук. Я даже не знаю, где нахожусь!

— Послушай, — сказала она, и я почувствовал мягкое прикосновение к своему плечу. — Ты должен понять. Просто ты потерял память.

— Это неправда.

— Это правда, лорд Ганелон. Твои истинные воспоминания были стерты и заменены на искусственные. Все, что ты считаешь своей жизнью на Земле — ложно. Ничего этого не было. По крайней мере, если и было, то не с тобой.

— На Земле? Я не на Земле?

— Это другая планета, — сказала она. — Но это твоя родина. Ты родился здесь. Повстанцы — наши враги — отправили тебя в ссылку и поменяли твои воспоминания.

— Это невозможно.

— Подойди сюда, — сказала Эйдерн и подошла к окну.

Она к чему-то прикоснулась, и стекло стало совсем прозрачным. Я смотрел через ее голову на пейзаж, который никогда не видел раньше. Или видел?

* * *

Под тусклым красным солнцем лес внизу купался в кровавом свете. Я глядел на него со значительной высоты и не мог рассмотреть детали, но мне казалось, что деревья были странной формы, и что они двигались. По направлению к далеким холмам текла река. Над лесом возвышались несколько белых башен. Это было все. Но вид красного, огромного солнца сказал мне достаточно. Это была не та Земля, которую я знал.

— Другая планета?

— И даже более того, — сказала она. — Мало кто в Темном Мире это знает. Но я — знаю, и, к несчастью для тебя, узнали некоторые другие. Во вселенной существуют вероятностные миры, дивергентные в потоке времени, но почти идентичные, если, конечно, не расходятся слишком далеко. — Я ничего не понял.

— Миры, существующие и несуществующие во времени и пространстве, но отдаленные другим измерением, вероятностной вариацией. Этот мир мог быть твоим, если бы что-то не произошло давным-давно. Первоначально Темный Мир и Земля были одним неразделенным в пространстве-времени миром. Потом было принято решение — очень важное решение, хотя я не уверена точно, в чем оно заключалось. С этого мгновения временной поток разделился, и два варианта миров начали существовать там, где раньше был один.

Вначале они оставались абсолютно идентичными, за тем исключением, что в одном из них не было принято ключевое решение. А результаты получились совершенно различными. Это произошло сотни лет тому назад, но оба мира еще очень близки один от другого во временном потоке. С неизбежностью они отдаляются все дальше и дальше друг от друга и становятся все меньше похожи один на другой. Пока же они настолько сходны, что человек на Земле имеет своего двойника в Темном Мире.

— Двойника?

— Человека, которым он мог бы быть, если бы ключевое решение не было принято века назад в этом мире. Да, двойники — Ганелон — Эдвард Бонд. Теперь ты понимаешь?

Я вернулся к постели и сел на нее, нахмурившись.

— Два мира сосуществуют. Это я могу понять. Но я думаю, что ты хотела сказать больше, чем сказала, о существовании моего двойника.

— Ты родился в Темном Мире. Твой двойник, истинный Эдвард Бонд, родился на Земле, повстанцы же обладают достаточными знаниями, чтобы поменять переменные времени. Мы сами изучили этот метод значительно позже, хотя когда-то он хорошо был известен Совету. Повстанцы поменяли переменные и послали тебя — Ганелона — на Землю, чтобы Эдвард Бонд мог появиться среди них здесь. Они…

— Но зачем? — перебил я ее. — Для чего это им понадобилось?

Эйдерн повернулась ко мне, и я почувствовал в очередной раз странный, далекий холод, когда она уставилась на меня своими невидимыми глазами.

— Для чего им это понадобилось? — отозвалась она своим нежным детским голосом. — Думай, Ганелон. Посмотрим, удастся ли тебе это вспомнить.

Я стал думать. Я закрыл глаза и попытался расслабиться, чтобы воспоминания Ганелона выплыли на поверхность моего ума. Я все еще никак не мог привыкнуть к мысли о том, что со мной произошло, хотя это объясняло многое. Это даже объясняло бы — внезапно вспомнил я — и странную потерю сознания в самолете, когда я пролетал над джунглями Суматры, и дальнейшие события, когда все казалось мне каким-то не таким.

Возможно, именно в эту минуту, в самолете, Эдвард Бонд оставил Землю, а Ганелон занял его место. Оказалось двое близнецов, занявших чужие места и потому слишком испуганных и слишком беспомощных, чтобы что-нибудь понять.

Но это было невозможно!

— Нет, не помню! — резко сказал я. — Этого не могло быть. Я знаю, кто я. Ты не можешь доказать мне, что все это только иллюзия. Все слишком ясно, слишком четко.

— Ганелон, Ганелон…

Эйдерн подошла ко мне, и в голосе ее звучала укоризна.

— Подумай о восставших племенах. Попытайся, Ганелон. Попытайся вспомнить, почему они сделали с тобой все это. Лесные жители, Ганелон, непослушные маленькие человечки в зеленом. Ненавистные человечки, которые угрожают нам. Ганелон, это ведь ты, конечно, помнишь?

Может быть, это был определенного рода гипноз. Я подумал об этом позже. Но в этот момент в моем мозгу вспыхнула картина: я увидел одетую в зеленые одежды толпу, пробиравшуюся по лесу, и при виде ее почувствовал неожиданную горячую злость. В этот момент я и в самом деле был Ганелоном, великим могущественным лордом, ненавидящим этих людей, недостойных завязывать шнурки моих ботинок.

— Конечно, ты ненавидишь их, — прошептала Эйдерн.

Она, наверное, заметила выражение моего лица. Когда она заговорила, я почувствовал, что сижу в непривычной для себя позе. Плечи мои были горделиво расправлены, грудь выпячена вперед, а губы извивались в презрительной усмешке. Так что, возможно, она и не прочитала моих мыслей. То, что я думал, можно было видеть по моему лицу и осанке.

— И, конечно же, ты наказывал их, где и когда мог, — продолжала она. — Это было твоим правом и обязанностью. Но они обманули тебя, они оказались хитрее. Они нашли дверь, которая поворачивалась на временных осях, и вышвырнули тебя в другой мир. По другую сторону этой двери был Эдвард Бонд, который не питал к ним ненависти. Поэтому они и открыли дверь.

* * *

Эйдерн слегка повысила голос, и я уловил в нем насмешку.

— Фальшивые воспоминания, фальшивые воспоминания, Ганелон. Вместе с личностью Эдварда Бонда ты приобрел и его прошлое, но он пришел в наш мир таким, каким был, ничего не зная о Ганелоне. Он причинил нам много беспокойства, друг мой, доставил много хлопот. Сначала мы не поняли, что случилось. Нам сначала просто казалось, что Ганелон не просто исчез из нашего Совета, а появился среди повстанцев, организуя их на борьбу против собственного народа с какой-то совершенно непонятной целью.

Она мягко засмеялась.

— Нам пришлось поднять Гаста Райми из его сна, чтобы он руководил нами. Но в конце концов, изучив метод поворота осей времени, мы попали на Землю, искали тебя и нашли. А теперь перенесли тебя сюда. Это твой мир, Ганелон! Примешь ли ты его?

Я помотал головой, как во сне.

— Все это нереально. Я остаюсь Эдвардом Бондом.

— Мы можем вернуть тебе истинные воспоминания, и мы это сделаем. На какой-то момент они уже появились на поверхности твоего мозга, но на все это нужно время. А тем временем ты один из Совета, возможно, самый могущественный из всех нас. Вместе с Матолчем вы были…

— Подожди минутку, — сказал я. — Я все еще не совсем понимаю. Матолч? Это тот самый волк, которого я видел? Почему ты говоришь о нем так, как будто он человек?

— Но он и есть человек — время от времени. Он ликантроп. Может менять свой образ по желанию.

— Оборотень? Это невозможно. Это миф. Какие-то странные суеверия.

— С чего начался миф? — спросила Эйдерн. — Давным-давно много врат было открыто между Темным Миром и Землей. На Земле воспоминания об этих днях сохранились как суеверия, но их корни уходят в действительность.

— Это суеверия и ничего больше, — убежденно сказал я. — Вы просто утверждаете, что существуют оборотни, вампиры и всякие прочие выдумки.

— Гаст Райми может рассказать тебе о них больше, чем я. Но мы не должны будить его ради такого пустяка. Может быть, я… Ну что ж, слушай. Тело состоит из клеток. Клетки могут приспосабливаться в определенных пределах. Если приспособляемость увеличить еще в большей степени, тогда процесс метаболизма ускоряется настолько, что возможно появление оборотней.

Нежный детский голосок произносил слова из-под накинутого капюшона. Я начинал немного понимать. На Земле, когда я проходил в колледже биологию, я видел под микроскопом взбесившиеся клетки, клетки-мутанты и тому подобное. И среди людей было много случаев, когда они зарастали, как волки, волосами по всему телу.

А если клетки смогли приспособиться быстро? Странные вещи тогда могли произойти.

Но кости? Специальная костная ткань, так непохожая на клетки человека? Физиологическая структура, которая могла бы изменяться таким образом, что человек превращается в волка? Она должна быть уникальна!

— Частично это иллюзия, — сказала Эйдерн. — Матолч обладает вовсе не такой звериной фигурой, как это кажется. И тем не менее, он может менять свою форму и часто это делает.

— Но как? — спросил я. — Откуда у него такая сила?

— Он… мутант, — Эйдерн впервые за время беседы заколебалась. — Среди нас в Темном Мире много мутантов. Некоторые из них заседают в Совете, остальные — нет.

— Ты тоже мутант? — спросил я.

— Да.

— И тоже… можешь менять свою форму?

— Нет, — ответила Эйдерн, ее тонкое тело под покрывалом, казалось, задрожало. — Нет, я не могу менять свою форму, лорд Ганелон. Ты не помнишь, что… я могу?

— Нет.

— И тем не менее, я обладаю силой, которая может тебе пригодиться, когда повстанцы вновь нападут на нас, — медленно сказала она. — Да, среди нас много мутантов и возможно именно поэтому произошло наше отделение от Земли много веков тому назад. На Земле нет мутантов — по крайней мере, такого типа, как у нас. Матолч не единственный.

— А я не мутант? — очень мягко спросил я.

Она покачала головой.

— Нет. Потому что ни один мутант не может иметь в своей крови печати Ллира. Ты был посвящен. Один из Совета должен иметь ключ к Кэр Ллиру.

Холодное дыхание страха вновь на мгновение коснулось меня. Нет, не страха. Ужаса, смертельного, перехватывающего дыхание, кошмарного ужаса, который всегда охватывал меня при упоминании имени Ллира.

Я заставил себя спросить.

— Кто такой Ллир?

Наступило долгое молчание.

— Кто говорит о Ллире? — раздался позади меня глубокий голос. — Лучше не поднимать эту завесу, Эйдерн!

— И тем не менее, это может оказаться необходимым, — ответила она.

Я повернулся и на фоне черной портьеры увидел стройную фигуру человека, одетого, как и я, в тунику и брюки. Его рыжая борода дерзко выпирала вперед. Улыбка — оскал полных губ — о чем-то напоминала. В каждом движении его подвижного тела чувствовалась кошачья грация. Желтые глаза смотрели на меня с удивлением.

— Молись, чтобы в этом не было необходимости, — сказал человек. — Ну, лорд Ганелон, неужели ты забыл и меня тоже?

— Он забыл тебя, Матолч, — ответила Эйдерн. — По крайней мере, в этом образе.

Матолч-волк. Изменяющий форму.

Он усмехнулся.

— Сегодня вечером — Шабаш, — сказал он. — Лорд Ганелон должен быть готов к нему. Однако это дело Медеи, а она интересуется, проснулся ли Ганелон. Раз он проснулся, то можем пойти к ней прямо сейчас.

— Ты пойдешь с Матолчем? — спросила Эйдерн.

— Почему же нет, — ответил я.

Рыжебородый усмехнулся.

— А ты действительно забыл, Ганелон. В добрые старые времена ты никогда не допустил бы, чтобы я шел за твоей спиной.

— Но ты был всегда достаточно умен, чтобы не вонзить в эту спину кинжал, — ответила Эйдерн. — Если бы только Ганелон позвал Ллира, для тебя бы это добром не кончилось!

— Я просто пошутил, — небрежно сказал Матолч. — Мой враг должен быть достаточно силен, прежде чем я стану с ним считаться, так что я подожду, когда к тебе вернется память, лорд Ганелон. А тем временем Совет приперт к стенке и мы нуждаемся в тебе так же сильно, как и ты в нас. Так ты идешь?

— Иди с ним, — сказала Эйдерн. — Опасности нет, рычание волка не страшнее его клыков.

Мне показалось, что я уловил скрытую угрозу в ее словах. Матолч пожал плечами и отодвинул портьеру в сторону, пропуская меня вперед.

— Мало кто осмеливается угрожать оборотню, — сказал он через плечо.

— Я осмеливаюсь, — сказала Эйдерн из-под тени своего капюшона.

И я вспомнил, что она тоже была мутантом, хотя и не ликантропом, как рыжебородый, шедший рядом со мной по коридору.

Кто же была Эйдерн?