«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории

Генри Каттнер

Генри Каттнер, публиковавшийся не только под своей настоящей фамилией, но и под доброй дюжиной псевдонимов, считается одним из четырех или пяти ведущих американских фантастов 1940-х. Легендарные жанровые журналы, такие как «Future», «Thrilling Wonder», «Planet Stories» и «Weird Tales», более чем охотно принимали произведения, написанные им самостоятельно или в соавторстве с женой, известным мастером фантастики и фэнтези Кэтрин Люсиль Мур; бывало, что целый выпуск журнала отводился для творчества Каттнера. Почти все, созданное этим автором, имеет оттенок гениальности, но особенно удавалась ему «малая литературная форма»: рассказы о мутантах Хогбенах, о чудаковатом изобретателе Гэллегере и многие другие, сдобренные неподражаемым юмором, нескольким поколениям читателей привили стойкую любовь к фантастике. В этот сборник вошли двадцать девять знаменитых произведений Каттнера, в том числе научно-фантастический роман «Ярость». Рассказы «Твонки» и «Все тенали бороговы…» были удостоены премии «Хьюго».

Этот мир — мой!

— Впустите меня! — верещало за окном кроликообразное существо. — Впустите! Этот мир — мой!

Гэллегер машинально сполз с дивана и, перебарывая на диво мощное гравитационное притяжение колоссального похмелья, тупо заозирался. Кругом обретала детальность, мрачную в сером утреннем свете, его лаборатория. Два генератора, украшенные мишурой, как будто взирали на него с упреком, не радуясь праздничному наряду.

Откуда взялась мишура? Видать, это результат вчерашнего просмотра мультфильма о Томе и Джерри, хмуро подумал Гэллегер. Должно быть, он решил, что на дворе уже канун Рождества.

От этих мыслей Гэллегера оторвал писклявый голос — тот самый, что разбудил его. Изобретатель осторожно повернулся, для надежности сжав голову ладонями. Через плексиглас ближайшего окна на него в упор смотрела мордочка — маленькая, мохнатая.

Фантастическая. Не из тех, что являются человеку в крутом запое. Уши непомерно велики, круглы и покрыты мехом. Розовая пуговка носа дрожит и дергается.

— Впусти меня! — снова заверещало существо. — Я буду покорять этот мир!

— Ну и что дальше? — пробормотал Гэллегер, отворяя дверь.

На заднем дворе было пусто, если не учитывать присутствия трех удивительных животных. Пушистенькие, беленькие, толстенькие, как подушка, они стояли рядком и таращились на хозяина дома.

Три вздрагивающих носика. Три пары золотистых глазенок. Шесть коротких лапок дружно переступили порог. Незваные гости так резво ринулись в дом, что едва не опрокинули Гэллегера.

Ну и дела! Гэллегер кинулся к алкогольному органу, торопливо смешал коктейль и присосался к крану. Полегчало, но не особо. Гости снова стояли — или сидели, поди их пойми, — рядком и рассматривали его не моргая.

Гэллегер уселся на диван и сурово спросил:

— Вы кто?

— Либблы, — ответил тот, что вошел первым.

— Ага. — Гэллегер обдумал услышанное. — А кто такие либблы?

— Это мы, — ответил либбла.

Разговор зашел в тупик, но ненадолго. Вдруг зашевелилась в углу бесформенная груда одеял, и из нее вынырнула орехового цвета, обильно покрытая морщинами физиономия.

Человек был тощ, ясноглаз и очень стар.

— Ну и болван же ты, — упрекнул он Гэллегера. — Зачем их впустил?

Гэллегер напряг память. Этот старикашка не кто иной, как его дед, живущий в Мэне на ферме. Решил посетить Манхэттен. Этой ночью… Гм… Что было этой ночью? С трудом вспомнилось, как Дедуля похвастался своей вместимостью по части спиртного, и, конечно, без состязания не обошлось. Дедуля победил. Но что было дальше?

Он спросил.

— Неужели не помнишь? — удивился старик.

— Хоть казни, — устало ответил Гэллегер. — Вот так всегда: напьюсь и что-нибудь изобрету, а потом не могу взять в толк, как оно работает. Я, так сказать, играю на слух.

— А то я не знаю? — хмыкнул Дедуля. — Ну вот и полюбуйся, что ты на этот раз изобрел.

Он указал в угол, где стояла высокая таинственная машина и тихо жужжала о чем-то своем.

— Ого! А что это?

— Меня спрашиваешь? Ты же сам ее смастачил. Собственноручно. Этой ночью.

— Я? Правда? А зачем?

— Да откуда мне знать? — сердито зыркнул Дедуля. — Тебе вдруг приспичило повозиться с техникой, и ты соорудил эту штуковину. А потом назвал машиной времени. И включил. Решил не рисковать и сфокусировал ее на заднем дворе. Мы вышли посмотреть, и вдруг откуда ни возьмись — эти три малявки. Мы вернулись в дом — помнится, в большой спешке. Где выпивка?

Либблы уже нетерпеливо приплясывали.

— Ночью было так холодно, — с упреком сообщил один из них. — Почему вы нас не впустили? Это же наш мир.

Длинная лошадиная физиономия Гэллегера вытянулась еще больше.

— Так-так… Ну, раз я построил машину времени — хоть и не помню ни черта, — получается, что вы прибыли из какого-то другого периода. Правильно рассуждаю?

— Конечно, — подтвердил либбла. — Отсюда лет пятьсот будет.

— А вы, часом, не люди? В смысле, мы не эволюционируем в вас?

— Нет, — благодушно ответил самый упитанный из гостей. — Чтобы эволюционировать в доминирующий вид, вам, людям, понадобятся тысячелетия. Мы с Марса.

— Марс. Будущее. Ага. И вы говорите по-английски…

— На Марсе в наше время живут люди с Земли. А почему бы им там не жить? Мы читаем по-английски, разговариваем, все понимаем.

— И вы у себя на Марсе доминантный вид? — пробормотал Гэллегер.

— Ну, не совсем, — ответил либбла и, поколебавшись, уточнил: — Не на всем Марсе.

— Даже не на половине, — добавил другой. — Только в долине Курди. Но долина Курди — это центр Вселенной. Цивилизация там на высшем уровне. У нас есть книги — о Земле и о прочем. Кстати, о Земле: мы намерены ее завоевать.

— Да неужели? — сухо спросил Гэллегер.

— Именно так. Мы уже пытались однажды, но земляне нам не позволили, зато теперь проблем не возникнет. Все вы станете нашими рабами, — радостно посулил либбла.

Ростом он был от силы одиннадцать дюймов.

— Поди, обзавелись каким-то оружием? — предположил Дедуля.

— Оно нам без надобности. Потому что мы умные. Потому что все знаем. Наша память бездонна. Мы можем создавать пушки-дезинтеграторы, тепловые лучеметы, космические корабли…

— Нет, не можем, — возразил другой либбла. — У нас ведь пальцев нет.

А ведь и правда, подумал Гэллегер. Эти мохнатые лапки, похожие на варежки, совершенно не годятся для технической работы.

— И что с того? — сказал первый либбла. — Заставим землян изготовить для нас оружие.

Дедуля опрокинул в рот порцию виски и пожал плечами.

— И часто здесь такое случается, внучек? — поинтересовался он. — Слыхал я, что ты крутой ученый, но ведь ученым вроде положено мастерить ускорители атомных частиц и другие полезные вещи. А какой прок от машины времени?

— Она доставила нас сюда, — заявил либбла. — Сегодня у Земли счастливый день.

— Зависит от точки зрения, — сказал на это Гэллегер. — Прежде чем вы отправите в Вашингтон ультиматум, не желаете ли подкрепиться? Как насчет блюдца молока?

— Мы не животные! — возмутился самый толстый либбла. — Из чашек пьем.

Гэллегер принес три чашки, согрел молока. После недолгих колебаний поставил чашки на пол. Столы для этих малышей слишком высоки. Либблы, вежливо пискнув спасибо, угнездили посуду между колен и принялись лакать длинными розовыми язычками.

— Недурно, — сказал один.

— Не разговаривай с полным ртом, — цыкнул на него толстенький — судя по повадкам, лидер.

Гэллегер развалился на диване и взглянул на старика.

— Что до этой машины времени, то я ничего не помню. А ведь надо как-то вернуть либбл домой. Чтобы придумать способ, мне понадобится время. Иногда я задумываюсь, не слишком ли много пью.

— Выбрось эти мысли из головы, — велел Дедуля. — В твоем возрасте я не нуждался в машине времени, чтобы материализовать малышей ростом в фут. Мне в этом помогала кукурузная самогонка, — добавил он, облизывая сморщенные губы. — Ты просто слишком много работаешь.

— Ну да, — беспомощно произнес Гэллегер. — И ничего не могу с этим поделать. Но что навело меня на идею построить эту штуку?

— Чего не знаю, того не знаю. Вроде ты нес какую-то чепуху насчет убийства собственного деда, что-то в этом роде. Или насчет предсказания будущего? Я ничегошеньки из твоей болтовни не понял.

— Погоди-ка! Вроде я что-то вспоминаю, смутно… Старый парадокс насчет путешествий во времени. Если убить собственного деда…

— Ночью, когда ты об этом заговорил, я схватился за топор, — перебил Гэллегера Дедуля. — Я еще не готов сыграть в ящик, мальчишка. — И добавил, хихикнув: — Живости мне не занимать, даром что я бензиновую эпоху помню.

— А что было потом?

— Через эту твою жужжалку прошли три карапузика. А ты сказал, что неправильно ее настроил, и полез исправлять.

— Интересно, что я имел в виду, — задумчиво проговорил Гэллегер.

Либблы управились с молоком.

— Итак, мы здесь, — сказал толстенький. — Теперь завоюем ваш мир. С чего начнем?

Гэллегер пожал плечами:

— Боюсь, джентльмены, тут я вам не советчик. Меня никогда не тянуло миры завоевывать, так что понятия не имею, как это делается.

— Первым делом разрушим большие города, — возбужденно заговорил самый маленький либбла. — Затем пленим красавиц, потребуем за них выкуп. Что-нибудь в этом роде. Все перепугаются, и мы победим.

— Как ты до этого додумался? — спросил Гэллегер.

— А в книжках прочел. Именно так это и делается. Мы усядемся на трон и будем всех тиранить. Можно еще молочка?

— И мне, — хором пискнули остальные.

Гэллегер, ухмыляясь, выполнил просьбу.

— Похоже, вы не очень-то удивились, очутившись здесь.

— В книгах и об этом есть.

Плям-плям-плям…

— О чем — об этом? — удивленно задрал бровь Гэллегер. — О том, что вы перенесетесь сюда?

— Конечно нет. Но путешествия во времени описаны во всех подробностях. В нашей эпохе романы сочиняются только на научные темы. А мы много читаем. Да и чем еще можно заниматься в нашей долине? — не без грусти закончил либбла.

— Вы только такие книги читаете?

— Нет, глотаем все подряд. Беллетристику, научные труды, технические пособия. Как изготовить дезинтеграторы и тому подобное. Мы вас научим производить необходимое нам оружие.

— Благодарю покорно! И что, литература такого рода доступна всем?

— Разумеется. А как же иначе?

— Мне кажется, она небезопасна.

— Мне тоже так кажется, — задумчиво проговорил толстенький либбла, — но пока что она никаких бед не причинила.

Поразмыслив, Гэллегер спросил:

— Значит, вы можете мне объяснить, как, к примеру, изготовить тепловой лучемет?

— Да! — последовал взволнованный ответ. — И тогда мы разрушим большие города, пленим…

— Я уже это слышал: вы плените красоток и потребуете за них выкуп. Но зачем?

— Мы знаем, как такие дела делаются, не зря читаем книжки. — Либбла опрокинул чашку и горестно повесил уши, глядя на молочную лужицу.

Другие поспешили погладить его по спине.

— Не плачь, — велел самый крупный.

— Надо плакать, — возразил оплошавший. — В книжках так написано.

— Ты понял наоборот. На самом деле там написано: «Над пролитым молоком не плачут».

— Плачут! И я буду! — Оплошавший либбла зарыдал.

Гэллегер принес ему молока.

— Так вот, насчет теплового лучемета, — сказал он. — И как же…

— Очень просто, — перебил его толстенький и объяснил.

Это и впрямь оказалось очень просто. Дедуля, само собой, ничего не понял, но он с любопытством наблюдал, как трудится Гэллегер. Тот управился за полчаса. Действительно, получился тепловой лучемет. Он прожег дыру в двери шкафа.

— Вот это да! — ахнул Гэллегер, увидев курящийся дымок, и оценивающе посмотрел на металлический цилиндрик у себя на ладони. — Серьезная штучка!

— Она способна убивать людей, — пробормотал толстенький либбла. — Как убила того человека.

— Чего-чего?! Какого еще человека?

— Того, что лежит во дворе. Мы посидели на нем, но он вскоре остыл. У него в груди прожжена дырка.

— Это вы сделали! — судорожно сглотнув, обвинил Гэллегер.

— Нет. Должно быть, он тоже прибыл из другого времени. И дырка в нем уже была.

— Кто?.. Кто он?

— Я его никогда прежде не встречал, — ответил толстенький, утрачивая интерес к теме. — Хочу еще молока. — Он запрыгнул на скамью и уставился через окно на небоскребы Манхэттена. — Ух ты! Этот мир — наш!

Зазвенел дверной звонок. Малость побледневший Гэллегер обратился к старику:

— Дедуля, пойди глянь, кто это. Да кто бы ни был, скажи, чтобы убирался. Наверняка коллектор долгов. Он не обидится — его все гонят взашей. О боже! Мне ведь еще никогда не приходилось убивать.

— Зато мне… — пробормотал Дедуля и направился к выходу, оставив фразу без завершения.

В сопровождении семенящих кроличьих фигурок Гэллегер вышел на задний двор и убедился, что случилось страшное. Посреди розового садочка лежал труп мужчины — очень старого, бородатого, совершенно лысого, в одеждах, изготовленных, похоже, из мягкого цветного целлофана. Рубаха на груди, как и сама грудь, была прожжена. Гэллегер безошибочно узнал работу теплового лучемета.

— Что-то знакомое есть в его внешности, — решил Гэллегер. — Но что именно, не понимаю. Он был еще жив, когда очутился здесь?

— Он был мертвый, но теплый, — ответил либбла. — Приятное такое тепло.

Гэллегер переборол дрожь. Ох и жуткие же малыши! Впрочем, наверняка они безобидны, иначе бы в родной эпохе им не дали доступа к опасной информации.

Гэллегера куда меньше нервировало поведение либбл, чем присутствие трупа. Его слуха коснулся протестующий голос Дедули.

Либблы поспешили укрыться в ближайших кустах, а на задний двор вступили трое мужчин, сопровождая старика. Завидев синие мундиры с медными пуговицами, Гэллегер поспешил бросить тепловой излучатель на клумбу и украдкой нагрести ногой сверху земли. А еще постарался изобразить любезную улыбку.

— Здоро́во, парни. Я как раз собирался звонить в ваше управление. Ко мне во двор кто-то подкинул мертвеца.

Из вновь прибывших двое были полицейскими: здоровяки с недоверчивыми физиономиями, с цепкими глазами. Третий — щегольски одетый коротышка с платиновой шевелюрой, облепившей узкий череп, и карандашными усиками — основательно смахивал на лисицу. Этот типчик носил Почетный знак, что могло означать много или мало, в зависимости от личности владельца.

— Не сумел их прогнать, — посетовал Дедуля. — Так что ты влип, внучек.

— Он шутит, — объяснил полицейским Гэллегер. — Честное слово, я собирался…

— Давайте-ка без этих штучек. Фамилия?

Гэллегер сказал, что он Гэллегер.

— Так-так. — Полицейский опустился на колени, чтобы осмотреть труп, и изумленно присвистнул. — Чем это вы его?

— Ничем. Выхожу из дома, а он уже лежит. Может, вывалился из какого-нибудь окна. — Гэллегер повел рукой, указывая на высившиеся кругом небоскребы.

— Это исключено — у него все кости целы, — возразил полицейский. — Похоже, вы его проткнули раскаленным ломом. Кто он?

— Не знаю. Впервые его вижу. А как вы узнали…

— Мистер Гэллегер, никогда не оставляйте трупы на виду. Кто-нибудь из пентхауса углядит и позвонит в полицию.

— А-а… понял.

— Мы выясним, кто прикончил беднягу, — саркастически продолжал полицейский. — На этот счет не беспокойтесь. Впрочем, вы можете признаться прямо сейчас, чтобы избежать лишних хлопот.

— Но у вас нет прямых улик…

— Давайте-ка без этих штучек. — Перед носом у Гэллегера помахала широченная ладонь. — Я вызову парней, скажу, чтобы прихватили коронера. Где у вас видеофон?

— Дедуля, покажи им, — устало произнес Гэллегер.

Вперед шагнул щеголь. В его голосе сквозила властность:

— Гроэрти, пока Банистер говорит по видеофону, осмотрите дом. Я побуду здесь с мистером Гэллегером.

— Хорошо, мистер Кэнтрелл. — Полицейские удалились вместе с Дедулей.

Со словами «прошу извинить» Кэнтрелл быстро приблизился к Гэллегеру, вонзил тонкие пальцы в землю возле его ноги и извлек цилиндрик. С чуть заметной улыбочкой осмотрел тепловой лучемет.

У Гэллегера сердце сорвалось в пике.

— Интересно, откуда оно взялось? — предпринял он отчаянную попытку оправдаться.

— Вы сами положили, — ответил Кэнтрелл. — Я заметил. Ваше счастье, что не заметили полицейские. Пожалуй, я это подержу у себя. — Он сунул цилиндрик в карман. — Неопровержимая улика. Дырка в вашей жертве чертовски необычная…

— Это не моя жертва!

— Труп лежит на вашем дворе. А я, мистер Гэллегер, интересуюсь оружием. Что это за устройство?

— Э-э-э… просто фонарик.

Кэнтрелл вынул цилиндр и направил на Гэллегера.

— Понятно. Значит, если я нажму на кнопочку…

— Это тепловой лучемет, — поспешил объяснить Гэллегер, уклоняясь. — Ради бога, поосторожнее!

— Гм… Сами сделали?

— Ну… да.

— И убили этим оружием человека?

— Нет!

— Полагаю, — сказал Кэнтрелл, возвращая цилиндрик в карман, — что вы предпочтете об этой вещице помалкивать. Если она попадет в руки полиции, ваша песенка спета. Если же не попадет — другое дело. Будет трудно доказать факт ее применения — ни одно известное оружие не способно причинить такую рану. Знаете, мистер Гэллегер, я верю, что не вы убили беднягу. Не знаю почему, но верю. Возможно, причиной тому ваша репутация. Вы известный чудак, а еще считаетесь отменным изобретателем.

— Спасибо, — сказал Гэллегер. — Но это мой лучемет…

— Хотите, чтобы он значился как вещдок номер один?

— Он ваш.

— Отлично, — ухмыльнулся Кэнтрелл. — Посмотрим, чем я могу вам помочь.

Смотреть было почти не на что. Обзавестись Почетным знаком мог едва ли не любой человек, но политическое влияние далеко не всегда означало влияние на полицию. Когда машина правосудия приходила в движение, остановить ее было не так-то просто. По счастью, права индивидуума в ту пору чтились свято, но это в основном благодаря развитию коммуникационных технологий. Они не оставляли преступнику никаких шансов на побег.

Гэллегеру велели не покидать Манхэттен, будучи уверены, что, если он попытается, система видеослежения моментально его обнаружит. Даже не было необходимости приставлять к нему охрану. На все транспортные узлы Манхэттена поступила трехмерная фотография Гэллегера, и, если бы он попробовал купить билет на стритлайнер или морские сани, его бы моментально опознали, отчитали и отправили домой.

Покойника в сопровождении недоумевающего коронера отвезли в морг. Ушли полицейские и Кэнтрелл. Дедуля, Гэллегер и пушистая троица сидели в лаборатории и растерянно переглядывались.

— Машина времени, подумать только! — проговорил Гэллегер, нажимая клавиши на органе. — И с чего вдруг мне приспичило ее соорудить?

— Тебя не осудят — не смогут доказать, — предположил Дедуля.

— Судебный процесс — дело недешевое. Если не найду хорошего адвоката, мне крышка.

— Разве в суде тебе не дадут адвоката?

— Конечно дадут, но что толку? Современная юриспруденция — игра наподобие шахмат. Чтобы выиграть, нужна поддержка толпы экспертов, знающих все тонкости. Если я допущу малейшую оплошность, меня осудят. Юристы, дедушка, это политики, адвокатское лобби влияет на баланс власти. Виновен, невиновен — это не так важно, как возможность нанять лучших адвокатов. Лучших — значит самых дорогих.

— Деньги тебе не понадобятся, — сказал толстенький либбла. — Покорив мир, мы введем нашу монетарную систему.

Гэллегер пропустил слова гостя мимо ушей.

— Дедуля, ты поднакопил деньжат?

— Не-а. В Мэне они мне почти без надобности.

Внук обвел лабораторию тоскливым взглядом:

— Может, удастся что-нибудь продать. Тепловой лучемет… Хотя нет. Если прознают, что он у меня был, я сяду. Надеюсь, Кэнтрелл будет о нем молчать. Машина времени… — Гэллегер подошел к загадочному устройству и в задумчивости остановился перед ним. — Еще бы вспомнить, как она работает. Или почему.

— Ты же сам ее изобрел.

— Это сделало мое подсознание. Оно черт-те что откалывает. Интересно, для чего этот рычаг?

Гэллегер проэкспериментировал. Ничего не произошло.

— Ужас как сложно… А поскольку мне неизвестен принцип действия этой машины, я не смогу выручить за нее приличные деньги.

— Ночью, — задумчиво проговорил Дедуля, — ты орал о каком-то Хельвиге — он-де тебя озолотит.

У Гэллегера просветлел взор, но лишь на миг.

— Помню его. Никчемный тип, но с непомерным тщеславием. Обещал щедро заплатить, если я помогу ему прославиться.

— Ну так помоги.

— Каким образом? — хмыкнул Гэллегер. — Я готов что угодно изобрести и заявить, будто это дело рук Руфуса Хельвига. Но никто не поверит. Он уже прослыл круглым болваном, едва способным сложить два и два. Впрочем…

Гэллегер повозился с экранами, и на одном из них вдруг появилось широкое, сдобное белое лицо. Руфус Хельвиг был невероятно толст, а лысина и нос пятачком придавали ему облик дауна. Благодаря деньгам он приобрел власть, но общественное признание от него упорно ускользало. Никому Хельвиг не нравился, и это его чрезвычайно расстраивало. Он стал посмешищем — просто потому, что ничего не имел за душой, кроме денег. Другие толстосумы смирились с подобной судьбой, но Хельвиг не смирился.

Он мрачно уставился на Гэллегера:

— Доброе утро. Ты по делу или как?

— Я кое над чем работаю. Но расходы велики, нужен аванс.

— Да что ты говоришь? — недобро сощурился Хельвиг. — Аванс тебе нужен? А разве на прошлой неделе я его не выдал?

— Правда, что ли? — удивился Гэллегер. — Что-то не припоминаю.

— Ты был пьян.

— А-а… Это точно?

— Цитировал Хайяма.

— Что именно?

— Что-то насчет весны, которая придет и вынет розы.

— Значит, я действительно был пьян, — печально проговорил Гэллегер. — Сколько я из тебя вытянул?

Хельвиг сказал. Изобретатель грустно покачал головой:

— Деньги у меня убегают сквозь пальцы, как вода. Ну да ладно. Дай еще.

— Спятил? — прорычал Хельвиг. — Покажи результат. Потом сможешь собственноручно выписать чек.

— Где, в газовой камере? — спросил Гэллегер, но богач уже отключился.

Дедуля пропустил стаканчик и вздохнул.

— А как насчет этого типа, Кэнтрелла? Он может помочь?

— Сомневаюсь. Он меня подловил на горячем, я у него на крючке. К тому же я совершенно его не знаю.

— Ладно, я возвращаюсь в Мэн.

— Бросаешь меня? — понурился Гэллегер.

— А что, здесь еще осталась выпивка?

— Вообще-то, ты не можешь уехать. Ты вероятный соучастник или что-то в этом роде. Уверен, что не можешь добыть деньжат?

Дедуля был уверен. Гэллегер снова взглянул на машину времени и тяжко вздохнул. Будь ты проклято, подсознание! Вот что бывает, когда наукой занимаешься по наитию, а не как положено. Да, Гэллегер — гений, но сей факт не мешает ему снова и снова попадать в фантастические переплеты. Помнится, он уже когда-то изобрел машину времени, но она работала как-то иначе. Нынешняя — невероятно сложное устройство из блестящего металла — тихо стоит в углу, ее фокус материализации направлен в какую-то точку на заднем дворе.

— Интересно, для чего Кэнтреллу понадобился тепловой лучемет? — задумчиво проговорил Гэллегер.

Либблы между тем ходили по лаборатории, рассматривали ее любопытными золотистыми глазами, взволнованно подергивали розовыми носами. Теперь они вернулись и сели в ряд перед Гэллегером.

— Когда мы покорим этот мир, тебе не придется ни о чем беспокоиться, — пообещали они человеку.

— Спасибо преогромное, — буркнул Гэллегер. — Ваша помощь бесценна. Но прямо сейчас мне позарез нужны деньги, причем много. Чтобы нанять адвоката.

— Зачем тебе адвокат?

— Без него меня осудят за убийство. Это сложно объяснить, ведь вы не знакомы с моим временны́м сектором… — У Гэллегера вдруг отпала челюсть. — Так-так… Есть идея.

— Какая идея?

— Вы мне рассказали, как изготовить тепловой лучемет. Ну а как насчет чего-нибудь еще? Чего-нибудь такого, что можно быстро и выгодно продать?

— Запросто. Мы охотно тебе поможем. Но для этого понадобится устройство ментальной связи.

— К чему такие сложности. Просто объясните. А могу я сам задавать вопросы. Да, так будет лучше. Расскажите, какой техникой вы пользуетесь в быту.

Зазвонил дверной звонок. Прибыл следователь Махони, высокий, с зализанными иссиня-черными волосами и саркастической миной. Поскольку либблы считали излишним привлекать к себе внимание, пока не разработан план покорения мира, они скрылись с глаз. Махони поприветствовал мужчин небрежным кивком и сказал:

— Доброе утро. У нас в управлении возникла небольшая закавыка. На самом деле ничего серьезного.

— Это плохо, — произнес Гэллегер. — Как насчет выпивки?

— Нет, благодарю. Мне нужно снять отпечатки ваших пальцев. И сделать снимки сетчатки глаз, если не возражаете.

— Не возражаю. Валяйте.

Махони кликнул эксперта, пришедшего вместе с ним. Гэллегера заставили прижать пальцы к чувствительной пленке, фотоаппарат со специальным объективом зафиксировал палочки, колбочки и кровяные канальцы в его глазах. Махони саркастически ухмылялся, наблюдая за этой процедурой. Наконец эксперт предъявил следователю результаты своего труда.

— Это уже слишком! — прокомментировал Махони.

— Вы о чем? — осведомился Гэллегер.

— Да так, о пустяке. Этот труп, обнаруженный на вашем дворе…

— Продолжайте.

— Отпечатки у него такие же, как у вас. И сетчатки точь-в-точь совпадают с вашими. На подобные чудеса даже пластическая хирургия не способна. Скажите, Гэллегер, кто этот волшебник.

Изобретатель захлопал глазами:

— Тысяча чертей! Мои отпечатки? Это абсурдно!

— Абсурдней некуда, — согласился Махони. — Уверены, что не знаете ответа?

Возле окна изумленно присвистнул эксперт.

— Эй, Махони, иди-ка сюда, — позвал он. — Хочу тебе кое-что показать.

— Это подождет.

— На такой жаре — недолго, — возразил эксперт. — Там в саду еще один труп.

Гэллегер и Дедуля обменялись испуганными взглядами. Следователь и его помощник ринулись вон из дома. Изобретатель сидел совершено неподвижно, пока из сада не донеслись крики.

— Еще один? — спросил Дедуля.

Гэллегер кивнул:

— Похоже на то. Давай-ка…

— Смажем пятки?

— Это бесполезно. Давай-ка выйдем и посмотрим, что там стряслось.

Гэллегер уже знал, что там стряслось. Появился новый труп с прожженной фабритканевой безрукавкой и дыркой в груди. Никаких сомнений, что это поработал тепловой луч. Гэллегер получил сильнейшее потрясение — он смотрел на собственный труп.

Впрочем, не совсем. Покойник выглядел лет на десять старше Гэллегера. Лицо исхудалое, темная шевелюра тронута сединой. И наряд непривычный, чудаковатый. Но все же сходство не вызывает сомнений.

— Так-так, — проговорил Махони, глядя на Гэллегера. — Надо полагать, это ваш брат-близнец? — Стуча зубами, следователь вынул сигару и зажег ее дрожащими пальцами. — Вот что я вам скажу. Не знаю, что за шутки вы тут шутите, но мне они не нравятся. Аж мороз по коже. Если окажется, что и у этого трупа пальцы и глаза как у вас, мне это не понравится еще больше. Я не хочу себя чувствовать так, будто схожу с ума. Понятно?

— Невероятно, — сказал эксперт.

Махони загнал всех в дом и связался с управлением.

— Инспектор? Я насчет трупа, доставленного час назад. Ну, вы в курсе: дело Гэллегера…

— Вы его нашли? — спросил инспектор.

Махони оторопело заморгал:

— Что? Я о том трупе, со странными отпечатками…

— Я понял, о ком вы. Так нашли вы его или нет?

— Но он же в морге!

— Был, — ответил инспектор. — Еще десять минут назад. А потом его сперли. Прямо из морга.

Махони не сразу переварил услышанное, нервно облизывая губы.

— Инспектор, — сказал он наконец, — у меня для вас есть другой труп. Он не совсем такой, как тот. Я его только что обнаружил во дворе у Гэллегера. Обстоятельства те же.

— Что?!

— Да. В груди прожжена дырка. И он похож на Гэллегера.

— Похож на… А что с отпечатками? Я велел вам их снять.

— Я снял. Все подтвердилось.

— Это невозможно!

— Скоро сами увидите покойника, — процедил Махони. — Вы пришлете людей?

— Уже отправляю. Что за безумие, господи!..

Инспектор отключился. Гэллегер раздал выпивку и, рухнув на диван, завозился с алкогольным органом. У него голова шла кругом.

— Между прочим, — заговорил Дедуля, — тебя теперь нельзя судить за убийство того, первого. Раз труп похищен, нет события преступления.

— А ведь верно! — Гэллегер резко сел. — Махони, это так?

Следователь потупился:

— Формально — да. Но не забывайте о том, что я нашел у вас во дворе. Если будет доказано убийство, вы отправитесь в газовую камеру.

— Угу. — Гэллегер снова лег. — Понятно. Но я его не убивал.

— Такова ваша версия.

— И я буду за нее держаться мертвой хваткой. Ладно, дайте знать, когда уляжется суматоха. Мне надо подумать.

Гэллегер сунул в рот шланг, настроил бар на медленную подачу коньяка и расслабился, закрыв глаза. Но ответ упорно не шел на ум.

Краем сознания он отмечал, что помещение заполняется людьми, что вновь идет полицейская рутина. Рассеянно отвечал на вопросы. В конце концов блюстители закона удалились, забрав второй труп. Насыщенный алкоголем мозг изобретателя заработал резвее. Подсознание вышло на передний план.

— Я понял, — сказал Гэллегер Дедуле. — Надеюсь, что понял. Ну-ка, давай посмотрим. — Он подошел к машине времени и завозился с рычагами. — Гм… Не могу ее выключить. Похоже, она настроена на работу в определенном цикле. Кажется, я припоминаю, что было ночью.

— Ты о предсказании будущего?

— Пожалуй… Мы вроде спорили о том, способен ли человек предсказать собственную смерть?

— Было дело.

— Так вот же она, разгадка. Я так настроил машину, чтобы она увидела мою смерть. Она движется по темпоральной линии, достигает момента моей кончины и выдергивает тело — мое будущее тело — в наш временной сектор.

— Ты спятил, — предположил Дедуля.

— Нет, я все понял правильно, — возразил Гэллегер. — Тот первый труп — это был я, лет семидесяти или восьмидесяти. В этом возрасте я умру. Похоже, буду убит тепловым лучом лет через сорок. — И задумчиво добавил: — А лучемет я отдал Кэнтреллу…

Дедуля скривился:

— А как насчет второго трупа? Спорим, тебе его появление не объяснить?

— Объясню запросто. Параллельность временны́х потоков. Вариативность будущего. Вероятностные линии. Слыхал о такой теории?

— Не-а.

— Ну так слушай. Есть идея, что существует бесконечное множество вариантов будущего. Меняя настоящее, ты автоматически переключаешься на другое будущее. Как будто переводишь стрелку на железнодорожных путях. Не женился бы ты на бабуле, меня бы здесь не было. Понятно?

— Не-а, — ответил Дедуля, наливая себе виски.

Гэллегер продолжал, ничуть не смутившись:

— Согласно варианту А, лет этак в восемьдесят я погибну от теплового луча. Но это не догма. Я перенес мое мертвое тело назад по железнодорожному пути, и оно появилось в настоящем. И разумеется, от этого настоящее изменилось. В варианте А изначально не было места для мертвого восьмидесятилетнего Гэллегера. Но труп появился и изменил будущее. Мы автоматически перескочили на другие рельсы.

— Ну бред же собачий, — пробормотал Дедуля.

— Помолчи, пожалуйста. Я ищу ответ. Сейчас работает второй путь, вариант Б. И на этом пути мне предстоит стать жертвой теплового луча примерно в сорок пять лет. А поскольку машина времени настроена на то, чтобы отправить сюда тело в момент смерти, она так и сделала — материализовала мой сорокапятилетний труп. Тем самым вынудив исчезнуть труп восьмидесятилетний.

— Да неужели?!

— Именно так. В варианте Б этот труп не существует. И когда вариант Б включился, варианта А попросту не стало. Как и первого трупа.

У Дедули вдруг просветлел взор.

— Я понял! — заявил старик и одобрительно причмокнул. — Умно! Ты решил симулировать помешательство, да?

— Тьфу ты! — рыкнул Гэллегер и направился к машине времени.

Опять он безуспешно пытался выключить ее. Но она, похоже, целиком отдалась делу материализации будущих трупов Гэллегера.

Что же будет дальше? В действие вступил вариант Б. Но трупу из варианта Б не положено существовать в имеющемся настоящем. Труп — это переменная х.

Б плюс х равняется В. Новый вариант, новый покойник. Гэллегер нервно глянул во двор. Пока там пусто. Благодарение Господу за эту малую милость.

«В любом случае, — подумал изобретатель, — меня не смогут осудить за убийство самого себя».

Или смогут? Есть ли какая-нибудь статья, предусматривающая наказание за суицид?

Абсурд. Гэллегер не совершал самоубийства, он все еще жив, а раз он жив, то не может быть мертвым.

Совершенно запутавшись, Гэллегер завалился на диван и проглотил порцию крепкого. Ему хотелось умереть. Воображение рисовало судебную тяжбу, изобилующую невероятными противоречиями и парадоксами — без преувеличения процесс века. Чтобы выкрутиться, необходимо заручиться помощью лучшего адвоката в мире.

Тут возникла новая мысль. Допустим, его осудят за убийство и приведут в газовую камеру. Если он умрет в настоящем, его будущий труп, естественно, вмиг исчезнет. Пропадет главное вещественное доказательство. Обвинение рассыплется, и Гэллегера придется оправдать — посмертно!

Он саркастически рассмеялся, хотя на самом деле перспектива его не обрадовала.

Зато напомнила, что необходимо действовать. Гэллегер окликнул либбл. Они успели добраться до банки с печеньем, но явились на зов, виновато стряхивая с усов крошки мохнатыми лапками.

— Молока хотим, — заявил толстенький. — Этот мир — наш.

— Да, — присоединился к нему другой. — Мы разрушим все города и пленим красоток…

— Не сейчас, — устало попросил Гэллегер. — Мир может подождать. А вот я — нет, мне нужно спешно что-нибудь изобрести, чтобы выручить денег и нанять адвоката. Ну не могу я провести остаток жизни, доказывая, что не убивал мои будущие трупы.

— Тебя послушать, так ты точно свихнулся, — вклинился в беседу Дедуля.

— Отстань! Уйди! Да подальше! Я занят.

Дедуля пожал плечами, надел плащ и вышел. Гэллегер подверг либбл допросу с пристрастием.

И убедился в их полной бесполезности. Это не означает, что они уперлись — напротив, были бы рады помочь. Но крайне слабо представляли себе, чего Гэллегер от них хочет. Их крошечные мозги были заполнены сладостными мечтами; ни для чего другого места не оставалось. Либблам было крайне трудно осознать, что существуют другие проблемы.

Все же Гэллегер не оставлял попыток. И наконец был вознагражден, когда либблы снова заговорили о психическом контакте. Он узнал, что устройства для ментальных контактов в мире будущего используются очень широко. Их изобрел человек по имени Гэллегер, заявил глупый толстячок, не заметивший прямой связи.

Гэллегер трудно сглотнул. Это что же получается, теперь он должен изобрести телепатическую машину? С другой стороны, что будет, если он этого не сделает? Вновь изменится будущее? А еще интересно, почему либблы не исчезли вместе с первым трупом, когда вариант А сменился вариантом Б?

Что ж, это вопрос не из тех, на которые нет ответа. Вне зависимости от того, проживет Гэллегер свою жизнь или нет, с либблами в марсианской долине ничего не случится. Музыкант может дать фальшивую ноту, запороть пару аккордов, но при первой же возможности он встроится в правильный лад. Время, по-видимому, тоже стремится к норме. Отлично!

— Ну-ка, поподробней об устройстве ментальной связи, — потребовал он.

Либблы рассказали. Из их болтовни Гэллегер выловил нужные фрагменты, сложил их воедино и пришел к выводу, что ему предстоит соорудить нечто весьма и весьма диковинное, но практичное. Гэллегер тихо сказал пару ласковых насчет своих необузданных талантов. Без них тут точно не обошлось.

Ментальная связь позволяет непроходимому тупице за считаные минуты выучить математику. Правда, это требует соответствующего навыка — необходимо развить умственную сноровку. Каменщик постигнет искусство игры на пианино, но пройдет немало времени, прежде чем его заскорузлые пальцы обретут нужную гибкость и чуткость.

Однако самое главное достоинство телепатической машины состоит в том, что она способна перемещать таланты из одного мозга в другой. Суть здесь в индукции, хотя комбинации электрических импульсов излучаются мозгом. Интенсивность этого излучения бывает разной. Когда человек спит, линия на графике выравнивается. Когда он пляшет, подсознание машинально управляет ногами, если он достаточно опытный танцор; соответственно изламывается линия. Будучи зарегистрированы и изучены, навыки опытного танцора могут перезаписываться, как при посредстве пантографа, на другой мозг.

Ну и дела!

Либблы много чего еще рассказали: о центрах памяти, о прочем в том же роде. Но Гэллегер слушал вполуха: он уже уловил суть и придумал некий план, и ему не терпелось приступить к работе.

— Со временем приучаешься расшифровывать график с первого взгляда, — сообщил либбла. — В нашем времени это устройство применяется очень широко. Те, кому лень учиться, закачивают себе содержимое мозгов маститых специалистов. Жил в нашей долине землянин, мечтавший о славе певца, но напрочь лишенный музыкального слуха. Ни одна нота ему не давалась. Но благодаря устройству ментальной связи уже через полгода он мог спеть все, что угодно.

— Полгода? Почему так долго?

— Голос пришлось тренировать, а это совсем не простое дело. Зато потом такие рулады выводил…

— Сделай нам такую машину, — попросил толстенький либбла. — Может, она пригодится в покорении Земли.

— Именно этим я и собираюсь заняться, — ответил Гэллегер. — Но прежде нужно кое-чем обзавестись.

Изобретатель связался с Руфусом Хельвигом — мол, есть возможность заглянуть в будущее, как тебе эта идея? Толстосум воспринял предложение холодно.

— Когда покажешь, — буркнул он, — тогда и выдам чек.

— Но мне сейчас деньги нужны, — настаивал Гэллегер. — Как я тебе покажу будущее, если меня задушат газом за убийство?

— За убийство? — заинтересовался Хельвиг. — А кого ты убил?

— Никого я не убивал. Меня принимают не за того…

— Это ты меня принимаешь не за того. На сей раз я не дам себя одурачить. Сперва результаты, Гэллегер. Больше никаких авансов.

— Руфус, послушай меня. Ты бы хотел петь, как Карузо? Танцевать, как Нижинский? Плавать, как Вайсмюллер? Ораторствовать, как госсекретарь Паркинсон? Фокусничать, как Гудини?

— Опять надрался! — сделал вывод Хельвиг и отключился.

Гэллегер хмуро смотрел на экран. Похоже, ничего не остается, как браться за работу.

И он взялся. Его ловкие, опытные пальцы порхали, не отставая от проворного разума. Помогал и алкоголь, раскрепощая демона подсознания. Когда возникали сомнения, изобретатель обращался к либблам. Тем не менее дело двигалось не быстро.

Не хватало оборудования и материалов. Он обратился к поставщикам и уговорил их продать все необходимое в кредит. Потом его заставил отвлечься вежливый коротышка в котелке, принесший повестку в суд, да еще вернулся Дедуля, чтобы занять пять кредитов. В город прибыл шапито, и Дедуля, большой любитель бродячих цирков, не мог пропустить это событие.

— Может, сходишь со мной? — спросил он. — Надеюсь сыграть в кости. Почему-то с цирковыми мне в этом деле особенно везет. Как-то раз пять сотен выиграл у бородатой женщины. Нет? Тогда счастливо оставаться.

Закрыв за Дедулей дверь, Гэллегер вернулся к конструированию. Либблы самозабвенно воровали печенье и незлобиво спорили о том, как поделят мир после его покорения. Телепатическая машина росла медленно, но верно.

Что же до машины времени, то спорадические попытки ее выключить доказали: это дохлый номер. Похоже, она зациклилась на одном-единственном алгоритме, имеющем целью вытаскивать из будущего разновозрастные трупы Гэллегера. И пока эта задача не будет полностью выполнена, машина упрямо проигнорирует любые команды иного рода.

— Шаровидный старик с Дарданелл пил тогда, когда пить не хотел, — рассеянно бормотал Гэллегер. — Ну-ка, посмотрим… Здесь нужен узкий луч… Вот так… Теперь настрою датчик, чувствительный к электромагнитному потоку… На слова «Стыд и срам!» возражал: «Знаю сам»^[4]… Готово!

Гэллегер не заметил, как пролетели часы и настала ночь. Либблы с раздувшимся от печенья животиком не капризничали, разве что изредка требовали молока. Чтобы держать подсознание в тонусе, Гэллегер регулярно обращался к алкогольному органу.

В чувства его привел голод. Изобретатель вздохнул, оглядел готовое устройство ментальной связи, покачал головой и отворил дверь. Перед ним лежал пустой задний двор.

Или… не пустой?

Нет, пустой. Никаких трупов. Все еще действовал вариант Б.

Гэллегер перешагнул через порог, подставил разгоряченные щеки под прохладный ночной ветерок. Крепостными куртинами его окружали сверкающие рекламой небоскребы Манхэттена. В вышине адскими светлячками мерцали огни воздушного транспорта.

И вдруг поблизости раздался глухой шлепок.

Гэллегер резко обернулся на звук. Это человеческое тело вывалилось из пустоты и рухнуло посреди розового садочка.

Холодея от страха, Гэллегер подошел осмотреть покойника. Тому на вид было лет пятьдесят-шестьдесят. Шелковистые черные усы, очки. Это Гэллегер, никаких сомнений. Постаревший Гэллегер из временнóго варианта В. Да, это уже В, не Б. И в груди дырка, прожженная тепловым лучеметом.

В этот момент до Гэллегера дошло: труп из варианта Б сейчас исчез из полицейского морга, как и его предшественник.

Ой-ой-ой! Выходит, в варианте В Гэллегеру суждено дожить до пятидесятилетия, но и там его прикончит тепловой луч.

Приуныв, он подумал о Кэнтрелле, забравшем лучемет, и содрогнулся. Ситуация запутывается все сильнее.

Скоро явится полиция, а пока можно заморить червячка. Гэллегер вернулся в лабораторию, по пути собрал либбл и загнал их на кухню, где наскоро состряпал ужин, — по счастью, в холодильнике нашлись стейки. Либблы умяли свои порции с волчьим аппетитом, за едой воодушевленно обсуждая фантастические планы. Гэллегеру они решили доверить пост великого визиря.

— А он коварный? — спросил толстенький.

— Не знаю. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что в книгах великие визири всегда коварны. Гррх… — Толстенький подавился мясом. — Ик… кхе… Этот мир — наш!

Какие наивные малыши, подумалось Гэллегеру. Неисправимые романтики. Можно только позавидовать их оптимизму…

Обуреваемый тревогами, он сложил тарелки в объедкосжигатель («Обожжет посуду дочиста!» — гласила реклама) и освежился пивком. Устройство ментальной связи будет работать, нет никаких причин в этом сомневаться. Гениальное подсознание потрудилось на совесть…

Да, машина получилась. Иначе либблы не сказали бы, что ее давным-давно изобрел Гэллегер. Жаль, что нельзя использовать Хельвига в качестве лабораторной зверушки.

Услышав стук в дверь, Гэллегер торжествующе щелкнул пальцами. Вот и подопытный кролик.

На пороге возник сияющий Дедуля.

— Ох и здорово было! Цирк — это всегда здорово. Вот тебе, внучек, пара сотен. Я играл в стад с татуированным дядькой и парнем, который прыгает с вышки в бак. Отличные ребята! Завтра снова с ними увижусь.

— Спасибо, — сказал Гэллегер.

Две сотни — это сущие гроши по сравнению с той суммой, что ему требовалась, но он не хотел злить старика. Пускай сначала тот примет участие в эксперименте.

— Даешь эксперимент! — сказал Дедуля, углядевший алкогольный орган.

— Я исследовал мои мыслительные шаблоны и обнаружил те, что отвечают за математические способности. Это что-то вроде атомной структуры чистого знания… Объяснить не возьмусь, но могу перемещать содержимое моего мозга в твой, причем избирательно. Могу передать тебе мой математический талант.

— Благодарствую, — сказал на это Дедуля. — Уверен, что тебе самому он не понадобится?

— Он останется у меня. Это просто матрица.

— Что еще за матрица?

— Матричный шаблон. Я запишу его копию в твоем мозгу. Понятно?

— Конечно. — Дедуля позволил усадить себя на стул и надеть на голову опутанный проводами шлем.

Гэллегер увенчал себя другим шлемом и завозился с устройством ментальной связи. Оно издавало звуки и мигало лампочками. Вдруг тихий гул перерос в истошный визг — и оборвался.

Гэллегер снял оба шлема.

— Как себя чувствуешь? — спросил он.

— Как огурчик.

— Уверен?

— Хочу выпить.

— Я не передавал тебе мой питейный талант, потому что у тебя и собственный на высоте. Разве что удвоил твой… — Гэллегер вдруг побледнел. — Если заодно и мою жажду записал, ты можешь не выдержать. Умрешь…

Пробормотав что-то насчет чертовых недоумков, Дедуля промочил пересохшее горло. Гэллегер последовал примеру и озадаченно уставился на старика:

— Ошибки быть не могло. Мои графики… — И резко спросил: — Число пи — это сколько?

— Столько, да полстолька, да еще четверть столька.

Гэллегер выругался. Устройство должно было сработать. Оно не могло не сработать! По многим причинам, из которых главная — это логика. А может…

— Давай еще попробуем. Принимать теперь буду я.

— Ладно, — согласился Дедуля.

— Гм… Но ведь у тебя нет никаких талантов. Ничего из ряда вон. Как я пойму, сработало или нет? Был бы ты эстрадным пианистом или певцом…

— Еще чего!

— Погоди-ка… Идея! У меня есть знакомый на телевидении — может, пособит.

Гэллегер воспользовался видеофоном. На уговоры ушло немало времени, но ему было обещано: скоро в лабораторию явится сеньор Рамон Фирес, аргентинский тенор.

— Сам Фирес! — возликовал Гэллегер. — Один из величайших голосов нашего полушария! Это будет лучшим доказательством! Если вдруг я запою как соловей, то для Хельвига прибор уж точно подойдет.

Фирес, судя по его виду, проводил досуг в ночном клубе, но по просьбе телестудии все бросил и сел на авиатакси. Полет занял десять минут, и вот дородный, элегантный мужчина с широким подвижным ртом ухмыляется Гэллегеру.

— Вы сказали, есть проблема и я с моим шикарным голосом могу помочь, так что вот он я — к вашим услугам. Запись, да?

— Нечто вроде.

— Заключили с кем-то пари, угадал?

— Можно и так сказать, — кивнул Гэллегер, усаживая Фиреса в кресло. — Мне нужно записать психические шаблоны вашего пения.

— Вот как? Это что-то новенькое. Прошу объяснить.

Изобретатель послушно прибег к совершенно бессмысленному научному жаргону с целью успокоить сеньора Фиреса на срок, необходимый для получения графических схем.

Работа не заняла много времени и дала желаемый результат. Диаграммные ленты самописцев явственно продемонстрировали великий певческий талант аргентинца.

Под скептическим взглядом Дедули Гэллегер произвел настройку, надел шлемы и включил устройство. Снова заполыхали лампочки и загудели провода. И вдруг умолкли.

— Ну что, получилось? Можно посмотреть?

— На составление отчета требуется время, — беззастенчиво солгал Гэллегер, не желая разразиться трелями в присутствии Фиреса. — Сразу по готовности я отправлю его в ваши апартаменты.

— Ага… Muy bien^[5], — блеснул белоснежными зубами певец. — Всегда буду рад помочь, амиго.

После отъезда Фиреса Гэллегер сел и стал ждать, глядя на стену. Ничего не происходило. Слегка болела голова, но и только.

— Дело в шляпе? — спросил Дедуля.

— Угу. До-ре-ми-фа-соль…

— Чего-чего?

— Молчи. Смейся, паяц, и всех ты потешай…^[6]

— Никак умом тронулся?

— Я люблю парад!^[7] — неистово провыл Гэллегер, чудовищно фальшивя. — Однажды, сидя за органом…^[8]

— Она пойдет вокруг горы, когда она придет^[9], — радостно затянул Дедуля. — Она пойдет вокруг горы…

— В изнеможенье, сам не свой…

— Она пойдет вокруг горы…

— В порыве вдохновенья странном…

— Когда она придет! — проблеял Дедуля, всегдашний душа компании. — Эх, умел я красиво петь в молодые годы. Теперь давай-ка вместе. Знаешь «Фрэнки и Джонни»?^[10]

Гэллегер справился с желанием залиться слезами. Метнув в Дедулю ледяной взгляд, он прошел в кухню и откупорил бутылку пива. Прохладный, с мятным привкусом напиток освежил ему мозги, но не справился с задачей поднять моральный дух. Петь Гэллегер не научился. Уж всяко до Фиреса ему как до Луны. И хоть полгода тренируй голосовые связки, толку не будет. Устройство попросту не сработало. Ментальная связь, говорите? Чепуха на постном масле.

И тут раздался визгливый голос Дедули:

— Эй! А знаешь, что я вижу во дворе?

— Мне не нужно трех попыток, чтобы угадать, — мрачно проговорил Гэллегер и присосался к пивной бутылке.

Спустя три часа, в десять утра, прибыла полиция. Причина задержки объяснялась просто: из морга исчез труп, но хватились его не сразу. Разумеется, тщательнейшие поиски не дали никакого результата. Появился Махони с подручными, и Гэллегер небрежным мановением руки указал на заднюю дверь:

— Там его найдете.

— Опять эти фокусы? — недобро глядя на него, процедил Махони.

— Я ни при чем.

Команда полицейских убралась из лаборатории. Остался лишь субтильный блондин, задумчиво разглядывающий Гэллегера.

— Как вы это делаете? — спросил Кэнтрелл.

— А? Вы о чем?

— У вас тут что, везде припрятаны другие… устройства?

— Тепловые лучеметы? Нет.

— Как же тогда вам удается убивать людей одним и тем же способом? — жалобно спросил Кэнтрелл.

— Я никого не убивал.

— Он пытался мне объяснить, — заговорил Дедуля, — да только я ни бельмеса не понял. В смысле, не понял тогда. А потом, конечно, до меня дошло. Все очень просто: разные темпоральные линии. Тут влияет принцип неопределенности Планка, ну и, само собой, Гейзенберг. Законы термодинамики ясно показывают, что вселенная норовит вернуться в норму, то бишь в знакомую нам степень энтропии, а отклонения от этой нормы непременно должны компенсироваться соответствующими искажениями пространственно-временной структуры универсального космического уравнения.

Повисло молчание.

Гэллегер подошел к умывальнику и медленно опростал себе на голову стакан воды.

— Ты в самом деле это понял? — спросил он.

— Конечно, — ответил Дедуля. — А что такого? Телепатическая машина передала мне твой математический талант, включая словарный запас, надо полагать.

— И ты хотел утаить это от меня?

— Да нет же, черт возьми! Просто мозгу требуется время, чтобы приспособиться к новым возможностям. В нем есть нечто вроде предохранительного клапана. Массированное вторжение совершенно новых мыслительных паттернов способно полностью разрушить разум. Чтобы в нем все устаканилось, нужно часа три. Вроде столько и прошло? Или больше?

— Угу, — подтвердил Гэллегер. — Угу… — Он заметил, что Кэнтрелл следит за разговором, и изобразил улыбку. — Мы с Дедулей любим подшучивать друг над дружкой. Не обращайте внимания.

— Гм… — протянул Кэнтрелл, подозрительно супясь. — Шуточки, значит?

— Ну да, они самые.

В лабораторию внесли тело. Кэнтрелл подмигнул, многозначительно похлопал по карману, после чего отвел Гэллегера в угол.

— Если я кому-нибудь покажу этот ваш тепловой лучемет, вам крышка. Помните об этом.

— Не забуду. Кстати, какого черта вам от меня нужно?

— Ну… даже не знаю. Такое оружие полезно держать при себе. В любой момент может пригодиться — злодеев кругом нынче прорва. Мне спокойней оттого, что эта вещица лежит в кармане.

Он отвернулся; в дом вошел Махони, нервно кусая губы.

— Этот тип на заднем дворе…

— Ну?

— Он похож на вас… только постарше.

— Махони, что с отпечатками пальцев? — спросил Кэнтрелл.

Следователь прорычал невнятное ругательство.

— Вам уже известен ответ. То же, что и прежде — и чего не может быть. Сетчатки тоже совпадают. А теперь, Гэллегер, я буду задавать вам вопросы, и я хочу получить честные ответы. Не забывайте о том, что вы подозреваетесь в убийстве.

— И кого же я убил? — спросил Гэллегер. — Двоих бедняг, которые исчезли из морга? Нет у вас прямых вещественных доказательств. А по новому закону недостаточно фотоснимков и даже показаний очевидцев, чтобы осудить за убийство.

— Вам известно, почему был принят этот закон, — проворчал Махони. — Пять лет назад СМИ продемонстрировали трехмерные изображения трупов, а люди сочли эти трупы настоящими; разразился жуткий скандал. Но эти жмурики, что появлялись у вас во дворе, не трехмерные картинки. Они были настоящими.

— Были?

— Два — были. Один — есть.

— Я не… — начал Гэллегер и осекся.

У него заработало горло.

— Пей за меня лишь глазами одними, и я поклянусь своими^[11], — грянул тенор, хоть и нетренированный, но уверенный и звучный. — Иль урони поцелуй на дно…

— Эй! — вскинулся Махони. — Прекратите! Слышите меня?

–…чаши, куда не налью вино. Жажда, что мучает душу мою…

— Хватит! — заорал следователь. — Мы не пение ваше слушать пришли.

Тем не менее он слушал. Как и остальные. Пойманный в хватку буйного таланта сеньора Фиреса, Гэллегер не умолкал, его непривычное горло постепенно расслаблялось и изливало трели, которым позавидовал бы соловей.

Гэллегер пел!

Полицейские не смогли его остановить. И сбежали, выкрикивая угрозы. Обещали вернуться со смирительной рубашкой.

На Дедулю тоже нашло странное наваждение. Из него сыпались слова, загадочные смыслы, математически переведенные в научные термины, имена в диапазоне от Евклида до Эйнштейна. Никаких сомнений: Дедуле достался буйный математический талант Гэллегера.

Но вот это закончилось, как неизбежно заканчивается все хорошее или плохое. Гэллегер зашелся сухим кашлем, кое-как отдышался, рухнул на диван и уставился на Дедулю, а тот, с округлившимися глазами, обмяк в кресле. Либблы покинули свое укрытие и стали рядком; каждый сжимал мохнатыми лапками печеньку.

— Этот мир — мой, — сказал толстячок.

События шли парадным шагом. Наведался Махони — сообщить, что добился специального определения суда и что Гэллегер окажется за решеткой, как только процедура заработает. То есть уже завтра.

Гэллегер отправился к юрисконсульту, лучшему на Восточном побережье. Да, Перссон может добиться отмены определения, и процесс он наверняка выиграет, и… В общем, Гэллегеру не о чем будет беспокоиться, если он наймет этого адвоката. Часть гонорара — авансом.

— Сколько?.. Ничего себе!

— Позвоните, — сказал Перссон, — когда решите, что я вам нужен. Сможете вечером прислать чек?

— Ладно, — буркнул Гэллегер и поспешил связаться с Руфусом Хельвигом.

По счастью, богач оказался на месте.

Гэллегер объяснил. Хельвиг не поверил. Но все же согласился рано утром приехать в лабораторию для эксперимента. Раньше невозможно. И никаких авансов, пока он не убедится на сто процентов.

— Сделаешь меня великолепным эстрадным пианистом, — поставил он условие, — тогда поверю.

Гэллегер опять связался с телестудией и добился разговора с Джои Макензи, красивой блондинкой, которая недавно покорила Нью-Йорк и сразу подписала контракт с телекомпанией. Она пообещала приехать утром. Пришлось уламывать девушку, и Гэллегер не поскупился на намеки, чтобы разжечь ее любопытство. Похоже, пианистка путала науку с черной магией.

А на заднем дворе появился очередной труп, что означало: включилась вероятностная линия Г. Не могло быть сомнений, что одновременно третий мертвец исчез из морга.

Новообретенные таланты угомонились. Гэллегер пришел к выводу, что неодолимый приступ буйства возникает только в самом начале, спустя три-четыре часа после перезаписи, а после способность можно включать и выключать по желанию. Его больше не бросало в певческий раж, но разок-другой он спел, и очень неплохо. Подобным образом и Дедуля демонстрировал тонкое математическое чутье, когда возникала охота.

В пять утра прибыл Махони с двумя полицейскими, арестовал Гэллегера и доставил его в тюрьму.

Три дня изобретатель не имел связи с внешним миром.

На третий вечер пришел адвокат Перссон, вооруженный судебным приказом о доставлении арестованного в суд для выяснения правомерности его содержания под стражей, а еще ворохом грязных ругательств. Он вытащил Гэллегера — возможно, благодаря своей репутации. Позже в авиатакси Перссон заламывал руки и жалобно завывал:

— Что за адское дело?! Политическое давление, запутанные законы! Безумие! У вас на заднем дворе появляются трупы — их уже семь — и пропадают из морга. Как это все понимать, Гэллегер?

— Даже не знаю… А вы все еще мой адвокат?

— Ну конечно!

Такси осторожно обогнуло небоскреб.

— Что касается денег: ваш дед выдал мне чек. Сказал, что провернул задуманное вами дельце с Руфусом Хельвигом и получил гонорар. Впрочем, я не чувствую, что честно заработал эти деньги. Вы же три дня провели за решеткой! Надо было мне нажать на все возможные рычаги.

Вот, значит, что произошло. Поскольку Дедуля обзавелся математическим даром Гэллегера, ему не составило труда разобраться, что собой представляет устройство ментальной связи и как оно работает. Он взялся записать в мозг Хельвига музыкальные способности Джои Макензи, и все получилось. Проблема денег решена. Но как быть с другими?

Гэллегер рассказал, что счел возможным. Перссон покачал головой:

— Машина времени, говорите? Ну значит, надо ее как-нибудь вырубить. Чтобы прекратилась доставка мертвецов.

— Я ее даже расколошматить не могу, — посетовал Гэллегер. — Пытался, но она в состоянии стазиса, то есть полностью вне нашего пространственно-временного сектора. И сколько это продлится, не знаю. У нее задача переносить из будущего мой собственный труп, и сама она не прекратит.

— Понятно. Ладно, сделаю все, что в моих силах. В общем, мистер Гэллегер, вы теперь свободны, но я не могу ничего гарантировать, пока вы не остановите этот мертвецкий конвейер. Увидимся завтра. У меня в конторе, в полдень? Договорились.

Гэллегер пожал адвокату руку и объяснил водителю такси, как добраться до лаборатории.

Там его ждал неприятный сюрприз. Дверь открыл Кэнтрелл.

Узкое бледное лицо дрогнуло в улыбке.

— Добро пожаловать, Гэллегер, — любезно произнес Кэнтрелл, отступая.

— Уж я пожалую. Какого черта вы тут делаете?

— Я с визитом. К вашему деду.

Гэллегер окинул помещение взглядом:

— Где он?

— Не знаю, куда-то убрел. Сами поищите.

Смутно чуя беду, изобретатель приступил к поискам. Дедуля обнаружился в кухне, он поедал соленые крендельки и кормил ими либбл. Старик не посмел взглянуть внуку в глаза.

— Ладно, — сказал Гэллегер, — рассказывай.

— Я не виноват. Кэнтрелл пригрозил отдать тепловой лучемет полицейским, если не сделаю, что ему нужно. Я понимал, что тебе будет крышка…

— Что произошло?!

— Успокойся! У меня все получилось. Никакого вреда никому…

— Что? О чем ты?!

— О телепатической машине. Кэнтрелл заставил меня записать кое-что ему в мозг. Подглядел в окошко, как я вожусь с Хельвигом, и все понял. Пригрозил обеспечить тебе смертный приговор, если не получит несколько талантов.

— Чьих?

— Э-э… Гулливера, Морлисона, Коттмана, Дениса, святого Мэлори…

— Достаточно, — севшим голосом проговорил Гэллегер. — Величайшие инженеры нашего столетия. И теперь их знания у Кэнтрелла в мозгу. Как ему удалось заманить сюда этих людей?

— С помощью вранья. Он не говорил, чего на самом деле хочет. Сочинил невероятную историю… У него ведь теперь тоже твой математический талант. От меня.

— Какая прелесть, — процедил, мрачнея, Гэллегер. — Но на кой черт ему это понадобилось?

— Он хочет покорить мир, — печально ответил толстенький либбла. — Пожалуйста, не дайте ему этого сделать. Мы хотим покорить мир сами.

— Не совсем так, — сказал Дедуля, — но все равно ничего хорошего. У Кэнтрелла теперь те же знания, что и у нас, и он сам может изготовить устройство ментальной связи. Уже через час полетит в Европу на стратолайнере.

— Это сулит неприятности, — сделал вывод Гэллегер.

— Да, я понимаю. Сдается мне, Кэнтрелл бессовестный тип. Это его стараниями тебя держали в кутузке.

Отворилась дверь, в кухню заглянул Кэнтрелл:

— А в саду опять труп. Только что появился. Ну да не будем из-за него беспокоиться. Я вскоре вас покину. Ван Декер не звонил?

— Ван Декер?! — Гэллегер судорожно сглотнул: у этого человека самый высокий коэффициент интеллекта в мире. — Ты не мог его…

— Не успел, — улыбнулся Кэнтрелл. — Все эти дни пытался связаться с ним, а он откликнулся только сегодня утром. Правда, обещал вечером приехать. — Кэнтрелл глянул на часы. — Надеюсь, не опоздает. Стратолайнер не станет ждать.

— Погоди-ка. — Гэллегер двинулся к Кэнтреллу. — Хотелось бы узнать, какие у тебя планы.

— Он задумал покорить мир, — пропищал либбла.

Кэнтрелл ухмыльнулся, глядя на малыша.

— Не такая уж и фантастическая идея, — сказал он. — По счастью, я совершенно аморален, а потому могу извлечь из этой возможности всю выгоду без остатка. Соберу лучшие мировые таланты и добьюсь успеха практически во всем. — Он подмигнул.

— Комплекс диктатора, — проворчал Гэллегер.

— Еще нет, — возразил Кэнтрелл. — Но не исключено, что однажды обзаведусь и им. Дайте только срок. Уже сейчас я практически супермен.

— Ты не сможешь…

— Да неужели? — перебил Гэллегера Кэнтрелл. — Не забывай, у меня твой тепловой лучемет.

— Ага, — кивнул изобретатель. — И те трупы на дворе — мои собственные трупы — появились благодаря тепловому лучу. Пока что лучемет есть только у тебя. Ясное дело, ты однажды решишь меня убить.

— Однажды — это лучше, чем прямо сейчас, или будешь спорить? — мягко спросил Кэнтрелл.

Гэллегер не ответил.

— Я снял сливки с лучших умов Восточного побережья, — похвастался Кэнтрелл, — а теперь это же проделаю и в Европе. И передо мной не останется преград.

Один из либбл горько заплакал, сообразив, что рухнула его надежда покорить мир.

Кто-то позвонил в дверь. Кэнтрелл кивнул Дедуле, и тот вышел в прихожую, чтобы вернуться с приземистым, коренастым, клювоносым мужчиной с пышной рыжей бородой.

— Ну вот я и здесь! — взревел гость. — Надеюсь, не опоздал? Отлично.

— Доктор Ван Декер?

— А кто ж еще? — грянул бородач. — Ну-ка, поживей, поживей, поживей! Я человек занятой. Займемся экспериментом, о котором вы рассказали по видеофону, о проецировании разума в астрал. Говорите, вряд ли получится? Я бы добавил, что и звучит нелепо. Впрочем, отчего бы не попробовать?

Дедуля пихнул Гэллегера локтем и шепнул:

— Это ему Кэнтрелл так объяснил, насчет астрала.

— Да? Послушай, мы не можем позволить…

— Не волнуйся. — Дедуля многозначительно подмигнул. — У меня, внучек, теперь твои таланты. Я применил математику и придумал ответ. Просто смотри. Тсс!

Больше он ничего сказать не успел. Кэнтрелл всех загнал в лабораторию. Кривясь и кусая губу, Гэллегер размышлял над проблемой. Нельзя допустить, чтобы затея Кэнтрелла удалась. С другой стороны, Дедуля считает, что нет причины для тревог, — у него-де все под контролем.

Само собой, либблы предпочли исчезнуть — наверное, отправились на поиски печенья. Кэнтрелл, поглядывая на часы, усадил Ван Декера в кресло. Он демонстративно держал руку в кармане, то и дело предостерегающе косясь на Гэллегера. Очертания теплового лучемета легко угадывались на флексоткани пальто.

— Сейчас я вам покажу, как просто это делается, — хихикнул Дедуля, подсеменив на тонких ножках к устройству ментальной связи и пощелкав тумблерами.

— Поаккуратнее, старик! — предостерег Кэнтрелл недобрым голосом.

— Что-то не так? — вскинулся Ван Декер.

— Нет-нет, — ответил Дедуля. — Мистер Кэнтрелл боится, что я сделаю ошибку. Исключено! Этот шлем…

Он надел шлем на голову Ван Декера. Заскрипели перья самописцев, вычерчивая волнистые линии на картах. Дедуля проворно собрал карты, но вдруг споткнулся и завалился на пол; бумаги разлетелись во все стороны. Прежде чем Кэнтрелл успел отреагировать, старик вновь очутился на ногах. Бормоча ругательства, он собрал карты и положил их на стол.

Гэллегер приблизился, посмотрел через плечо Кэнтрелла. Ого! Оказывается, потрясающий коэффициент интеллекта Ван Декера — не миф! Его мощные таланты на графиках видны как на ладони.

Кэнтрелл, разбиравшийся в работе телепатической машины, поскольку перенял математические способности Гэллегера через Дедулю, удовлетворенно кивнул. Он надел шлем себе на голову и двинулся к устройству. Бросив взгляд на Ван Декера и убедившись, что тот сидит на месте, перекинул тумблеры. Заполыхали лампы, тихий гул перерос в визг. И оборвался. Кэнтрелл снял шлем. Когда он полез в карман, Дедуля небрежно поднял руку и показал маленький блестящий пистолет.

— Не вздумай, — сказал Дедуля.

У Кэнтрелла недобро сузились глаза.

— Брось пистолет.

— Не-а. Я смекнул, что ты хочешь нас прикончить и разбить машину, чтобы остаться уникальным. Не выйдет. У этой игрушки очень слабый спуск. Может, ты и успеешь выстрелить, но и сам сдохнешь.

Кэнтрелл обдумал услышанное и спросил:

— Ладно, что дальше?

— Проваливай. Мне не нужна дырка от теплового луча, а ты не хочешь получить пулю в брюхо. Живи и дай жить другим. Честная сделка.

Кэнтрелл тихо рассмеялся:

— И впрямь честная, старик. Ты ее заслужил. Но не забывай: я знаю, как построить такую машину. И я снял сливки. Ты тоже можешь это проделать, но получится не лучше, чем у меня.

— Значит, силы равны, — сказал Дедуля.

— Да, равны. Мы еще встретимся. А ты, Гэллегер, не забывай о том, отчего у тебя на дворе появляются покойники. — Натянуто улыбаясь, Кэнтрелл попятился к выходу.

Гэллегер вскочил.

— Надо сообщить в полицию! — рявкнул он. — Кэнтрелл теперь слишком опасен, нельзя его отпускать.

— Успокойся, — помахал пистолетом Дедуля. — Я же сказал, у меня все на мази. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя обвинили в убийстве? Если Кэнтрелла арестуют — а предъявить ему совершенно нечего, — то полиция обнаружит лучемет. Лучше пусть будет по-моему.

— По-твоему — это как?

— Микки, давай, — ухмыльнулся Дедуля доктору Саймону Ван Декеру.

Сдернув рыжую бороду и парик, тот торжествующе захохотал.

— Двойник! — ахнул Гэллегер.

— Точно. Пару дней назад я позвонил Микки и объяснил, чего хочу. Он загримировался под Ван Декера, связался с Кэнтреллом и договорился встретиться сегодня.

— Но как же карты? Они показали ай-кью гения…

— Я их подменил, когда уронил на пол. Заранее изготовил фальшивые.

Гэллегер нахмурился:

— Все же это не меняет ситуацию. Кэнтрелл на свободе, и он чертовски много знает.

— Не гони коней, внучек, — сказал Дедуля. — Дай мне объяснить.

И он объяснил.

Часа через три в телевизионных новостях сообщили, что над Атлантикой из стратолайнера выпал некто Роланд Кэнтрелл.

Гэллегер уже знал точное время его смерти. Потому что в тот момент с заднего двора исчез труп.

Причиной было разрушение лучемета.

Это означало, что Гэллегеру уже не придется погибнуть от теплового луча. Если только изобретатель не сделает это оружие заново, что, конечно же, не в его интересах.

Машина времени вышла из стазиса и заработала в нормальном режиме. Гэллегер догадался почему. Она была настроена на выполнение конкретной задачи — фиксировать смерть Гэллегера в определенном диапазоне вероятностей. В этом диапазоне она и застряла и не смогла остановиться, пока не исчерпала все вероятности. Трупы на дворе могли появляться только в тех вариантах будущего, где Гэллегера убивал тепловой луч.

А теперь будущее изменилось радикально. К чему машина оказалась совершенно не готова. Поэтому она сочла, что свою работу выполнила, и застыла в ожидании новых команд.

Все же Гэллегер решил хорошенько с ней разобраться, прежде чем пускать в дело. Времени на это предостаточно. Полиция не располагает никакими уликами, так что Перссон с легкостью выиграет дело, как бы ни силился почти обезумевший бедолага Махони разгадать тайну появления и исчезновения мертвецов. Что же до либбл, то Гэллегер рассеянно угощал их печеньем и ломал голову, как бы избавиться от этих мелких глупышей, не ранив их чувства.

— Вы же не собираетесь прожить тут всю жизнь? — спросил он.

— Пожалуй, не собираемся, — ответил один, стряхивая с усов крошки, и жалобно спросил: — Но как же быть с покорением Земли?

— Мм… — протянул Гэллегер и пошел кое-что купить.

Вернувшись, он тайком подключил к телевизору некий аппарат.

Вскоре регулярное вещание было прервано ради экстренного выпуска новостей. По случайному совпадению троица либбл смотрела в это время телевизор. Вот исчез фон, камера взяла крупным планом телеведущего, чье лицо почти полностью скрывалось за стопкой бумаг, которые он держал. От бровей и выше это лицо имело несомненное сходство с Гэллегером, но либблы были слишком заинтригованы, чтобы заметить.

— Срочная новость! — взволнованно заявил телеведущий. — Событие чрезвычайной важности! Некоторое время назад мир узнал о присутствии трех высокопоставленных гостей с Марса…

Либблы растерянно переглянулись. Один хотел было задать вопрос, но остальные зашикали на него. И снова прислушались.

— Как выяснилось, они имеют целью покорить Землю, и мы счастливы сообщить, что все население планеты перешло на их сторону. Победила бескровная революция. Тайным голосованием либблы выбраны нашими единственными правителями…

— Ура-а-а! — раздался писк.

–…И уже формируется новый кабинет. Будет создана специальная финансовая система, выпущены денежные знаки с портретами либбл. Мы ожидаем, что три правителя вскоре вернутся на Марс и сообщат своим друзьям о случившемся.

В комнату вошел лукаво улыбающийся Гэллегер. Либблы приветствовали его восторженным писком.

— Нам пора домой. Случилась бескровная…

–…Революция! Этот мир — наш!

Столь мощный оптимизм уступал лишь их доверчивости. Гэллегер дал себя убедить, что либблы должны вернуться на родную планету.

— Ну как скажете, — вздохнул он. — Машина готова.

Каждому он пожал мохнатую лапку и вежливо поклонился. Возбужденно пища, либблы умчались на пятьсот лет в будущее. Им не терпелось встретиться с друзьями и поведать о своих приключениях.

Конечно, никто им не поверит.

Гибель Кэнтрелла не имела никаких последствий, хотя Гэллегер, Дедуля и Микки с тревогой ждали их несколько дней. Наконец Гэллегер с Дедулей устроили грандиозную пьянку, и на душе у них полегчало.

Микки в этом мероприятии не участвовал. С сожалением вернувшись в цирк, он дважды в день капитализировал там свой специфический талант, ныряя с тридцатифутовой вышки в бак с водой…

Примечания

4

Лимерик Эдварда Лира цитируется в переводе М. Фрейдкина.

5

Очень хорошо (исп.).

6

Строка из арии Канио в опере Р. Леонкавалло «Паяцы».

7

Строка из знаменитой одноименной песни, исполнявшейся оркестром Виктора Ардена и Фила Омана.

8

Первая строка песни «Утраченный аккорд» композитора Артура Салливана на стихи Аделейд Энн Проктер.

9

«Она пойдет вокруг горы» — американская народная песня в жанре спиричуэлз.

10

«Фрэнки и Джонни» — американская народная песня.

11

Песня Джонни Кэша «Пей за меня лишь глазами одними».