Ржевская дуга. Детство. Стихи и проза о Великой Отечественной Войне

Геннадий Федорович Русаков

Русаков Геннадий Федорович – 1933 года рождения. Из крестьянской семьи. Прошел жизненный путь от пастушка до судового механика арктического флота. Позднее строил заводы по всей стране. Всю жизнь писал стихи. Стихи его необычны – нереальность в реальности. К 75-летию ПОБЕДЫ – написал очерк-воспоминание о своем детстве, которое обжег огонь Ржевской Дуги.

Глава 7. 1942 год. Голод

Никто из жителей нашей бывшей деревни запастись хоть какими-то продуктами не мог, да и что можно было с собой взять — ведь на себе много не унесёшь, так как практически в каждой семье были малолетние дети.

Вот такая сложилась ситуация. Вроде спасали детей от смерти: везли на санках, несли на руках, а оказалось, принесли умирать от голода. Местные жители сами выживали с трудом, у них тоже были дети, их тоже нужно было спасать от всех невзгод и опасностей, которые принесла с собой война.

Скошенные рожь и пшеница оказались в скирдах, обмолотить их до прихода фашистов удалось самую малость, поэтому у жителей деревень запасы зерна были минимальные.

Обычно основные обмолоты проводились поздней осенью и зимой, снопы сначала сушились в ригах, а потом обмолачивалиcь в крытых токах. А в эту осень не получилось, жителей деревень заставили строить укрепления, и, самое главное, деревом для перекрытий окопов, пулемётных гнёзд и блиндажей, послужили эти строения и устройства.

Видимо фашисты собирались пережить холода в тёплых избах, поэтому дома и не трогали, когда осенью строились укрепления, а вот сараи, риги, амбары и даже бани, были разобраны и использованы при постройке этих оборонительных сооружений.

Скирды с не обмолоченными снопами — сожгли. Домашний скот уже был съеден фашистами и главным продуктом для жителей практически всех деревень, стал картофель, но на него тоже пытались наложить лапу ненасытные орды в мундирах. А тут, ещё, пригнали нас, у которых не было ничего, кроме голодных ртов. Люди начали умирать от голода.

С первого дня, как нас пригнали в деревню Александровка, бабушка Маня и я пошли с сумой по домам местных жителей — просить милостыню. Мама стала помогать по хозяйству старенькой бабуле в доме, где мы поселились. Сестра помогала маме и присматривала за маленьким братом и стариками. Все мы сильно голодали. Ведро картошки, которое мама получила от бабули авансом, было съедено в два дня — голодных ртов было целых семь. Собирать милостыню оказалось практически пустым делом, потому что нищих оказалось не меньше чем жителей в самой Александровке — вся наша деревня.

Для того, чтобы понять, насколько ограниченным оказалось пространство, в котором оказались жители деревни и мы, пригнанные сюда, надо описать сложившуюся на тот момент пространственную ситуацию.

Как я уже говорил, первая линия немецкой обороны проходила позади деревенских домов в 50—60 метрах — там, где были хозяйственные постройки. Сами дома с палисадами и оградами примерно 25—30 метров, дорога перед домами 20 — 25 метров, и далее, в 150 — 200 метрах по берегу реки Дёржи, проволочные заграждения. А за рекой, с шириной русла 30 — 35 метров — поле, упирающееся в лесной массив, который дугой огибал это поле и широким языком упирался в реку Дёржа. Этот лесной массив в феврале уже был занят нашими Советскими войсками. От деревни до лесного массива по руслу реки было примерно метров 800. Вот такая картинка получилась — дома с жителями надёжно прикрывали первую линию немецкой обороны от огня наших войск.

Я думаю — это не могло быть случайностью. Уйти из деревни можно было только вдоль реки — между проволочными заграждениями и линией траншей и окопов, фашисткой обороны. Правда, можно было переправиться через реку и пройти в село Новое. Оно находилось прямо напротив деревни Александровка, но сдвинутое вниз по течению на 700—800 метров. Так что, если смотреть через реку, правый край этой деревни начинался от середины деревни Александровка. Поэтому проволочные заграждения, идущие по левому берегу реки, уходили за реку и прикрывали позиции фашистов в селе Новое. Это проволочное заграждение пересекало картофельное поле с не убранным осенью картофелем и делило его почти пополам: одна часть уходила с подъёмом к лесному массиву, который к этому времени, занимали наши войска, а другая с понижением, примыкала к траншеям и окопам фашистов.