Звери лютующие. Екатеринбург: гримасы уголовного мира

Геннадий Мурзин

Ночь. Диспетчер «Скорой» принял вызов: умираю, мол, помогите! Медики выехали и обнаружили в кровати мужчину с еле заметным пульсом и со следами зверств. Уже в реанимации, несмотря на принимаемые меры, организм отказывался от борьбы. Оставались минуты. Один из оперов успел застать в живых. Больной, увидев его, странно среагировал: испытал стресс и через минуту скончался. Что это было? На этот и другие вопросы и отвечает авторский детектив «ЗВЕРИ ЛЮТУЮЩИЕ».

Глава 4. Шеф проводит служебное расследование

Ефимчик, взглянув на часы, понял: пришла его пора. Вышел в узкий и длинный коридор. Приёмная шефа — через дверь от него. Вошел. Златокудрая секретарша рылась в папках с деловыми бумагами.

— Привет, Ксюша. Шеф, — майор кивнул на плотно прикрытую дверь слева, — на месте?

Девушка улыбнулась.

— Могли бы и не спрашивать.

— Ну… Мало ли… Мог быть на вызове. Например, у полковника.

— У себя он… И имейте в виду: не в духе.

— С утра? Кто успел?

— Не имею представления.

— У себя один или?..

— Один… Сказал, чтобы я всех «отшивала».

— И… даже меня?

— В отношении вас, Антон Алексеевич, эта команда не действует.

Ефимчик усмехнулся.

— Какая-никакая, а привилегия. Ну, я пошел, Ксюша.

— Ни пуха! Не вставайте перед начальством на дыбы и все обойдется.

Майор вошел. Начальник районной уголовки сидел к нему вполоборота и разговаривал с кем-то по телефону. Судя по тональности, не с руководством, а с равным по чину себе.

— Разрешите?

Подполковник Мартиросян кивнул и жестом левой руки указал на стул. Ефимчик прошел и присел. Закончив разговор, хозяин кабинета отключил сотовый, положил на стол, с минуту смотрел на своего заместителя и молчал.

— С докладом? — наконец, спросил он. Ефимчик кивнул. — Слушаю, майор… Что-то серьёзное? Хотя не думаю: иначе, несмотря на ночное время, ты бы меня не оставил в покое.

— Вы, как всегда, правы. Рядовое, я так думаю, преступление… И мое присутствие было излишним: на данном этапе легко справился бы рядовой оперативник. Возник, правда, нюанс, неприятный, откровенно говоря, лично для меня.

Подполковник Мартиросян прищурился.

— В чем дело? Что случилось? Твои подчиненные напортачили?

— Ну, сколько мои, столько же и ваши подчиненные, — сдержанно заметил майор Ефимчик. — Вот мой рапорт. Ознакомьтесь и примите решения по существу.

— Прямо сейчас? Горит? Может, оставить до вечера и решения принять в конце работы, так сказать, оставить на закуску?

— Как вам угодно, Степан Ашотович, но я думаю…

— Все понятно: ты думаешь, как всегда, иначе.

— Но… Имеет место…

— Я понял, — пробурчал недовольно подполковник и уткнулся носом в рапорт. Прочитав, поднял глаза на майора. — Первое: ознакомлю руководство с ночным происшествием немедленно и, скорее всего, кому-то из дознавателей будет поручено провести первичные доследственные действия. Второе: с этим сложнее; вызывает удивление, нет, даже подозрение реакция доставленного в больницу на твое появление в палате; ох, не зря он показал на тебя, что-то за этим маячит. — Подполковник встал, одернул мундир, пригладил волосы на голове. — Иду к заму по оперативной работе. Доложу… Жди меня здесь. — Вернулся минут через пять. — По первой проблеме ты был прав. Первичные документы перейдут к дознавателю Марусевой, а потом, поскольку смерть наступила в результате насильственных действий в отношении потерпевшего, вероятнее всего, займётся следствие.

— А что в отношении меня?

— Черт тебя дернул высунуться!..

— Вы о чем?

— Мог бы и промолчать.

— Не по совести.

— Мало ли что мог нагородить мужик? Что-то и с кем-то перепутал. В его состоянии могло, что угодно показаться.

Ефимчик, слушая, думал о своем: «Проверочка… Ему бы было в радость, если бы скрыл важное обстоятельство. Мог подловить на нечестности, однако не получилось. И, похоже, разочарован». В слух же сказал другое:

— Обязан был.

— Да ладно тебе! Хочешь выглядеть святее Папы Римского?

— Никак нет. Хочу выглядеть всего-то самим собой.

— Да ради Бога!.. Тебе хуже, а мне без разницы. В общем, так: поручено, чтобы не разжигать преждевременно страсти, мне провести служебное расследование и о результатах доложить руководству.

— Я готов… Поспешите… Сутки без сна… Тяжело…

— Что ж, приступим…. Первый вопрос: ты был знаком с умершим?

— Нет, никогда.

— Так и запишем…

— Почему, увидев, как ты сам написал в рапорте, испугался и показал на тебя?

— Не знаю. Удивлен не меньше вашего.

— Может, бредил?

— Не похоже.

— Хм… Я предлагаю спасительную ниточку, тебе бы ухватиться, а ты…

— Не вижу смысла. Присутствовавшие доктора в голос утверждают, что он был в этот момент в сознании и отдавал отчет действиям и словам.

— Всё не просто так: тебя с этим мужиком что-то связывало — это аксиома. Будешь продолжать отрицать?

— Да. Повторяю: с ним никогда и нигде не встречался.

— Не верю в случайности. Ты опытный оперативник и сам всё прекрасно понимаешь.

— В отличие от вас, Степан Ашотович, я имел дело и со случайностями.

— Вопрос в лоб: ты имеешь отношение к нанесению тяжких телесных повреждений умершему в больнице?

— Нет, никакого.

— Так и запишем… Итак, ты был на выходном. Скажи, чем ты занимался вчерашним вечером?

— Вам нужно алиби?

— Да… В обязательном порядке и если алиби не будет, то грош цена твоим отрицаниям.

— Моя семья сейчас на даче, пережидает эпидемию. Мы где-то в тринадцать часов все вместе пообедали, потом я поковырялся на грядках, а вечером…

— Что вечером?!

— Пошли в театр оперы и балета… Билеты были куплены заранее на спектакль «Баядерка» Людвига Минкуса…

— Разве зрелищные мероприятия не отменены?

— Вчера после долгого перерыва вновь этот театр начал принимать зрителей.

— Ишь, какой балетоман…

Сарказм был замечен, но майор пропустил мимо ушей. Он лишь, будто оправдываясь, заметил:

— Не столько я, сколько жена.

— Следовательно, ты и жена были на вечернем спектакле?

— Да.

— Во сколько начался спектакль и во сколько закончился?

— Должен был начаться в половине восьмого и закончиться в пять минут одиннадцатого.

— «Должен», говоришь?

— Была задержка на двадцать минут… Так что домой вернулись в одиннадцать с минутами. Вот вам и алиби. Жена может засвидетельствовать… Да и билеты могу предъявить.

— Алиби, но слабые. Жена — не свидетель. Почему? Ты сам знаешь: близкая родственница и может скрыть проделки мужа, потому что заинтересованная сторона.

— Извините, но имею то, что имею.

— А что, если я прямо сейчас позвоню жене?

— Сделайте одолжение.

Подполковник позвонил. Он разочарован, потому что жена подтвердила информацию мужа. Даже привела дополнительные подробности.

— Всё равно жене нет веры. Могли договориться.

— Ну, извините.

— Скажи, майор, а в зрительном зале с другими балетоманами, знакомыми тебе, не встречался?

— В зале — нет, а вот, погодите-ка, у гардероба столкнулся с полковником Курбатовым…

— Из областной уголовки? Тот самый?

— Он, думаешь, подтвердит?

— Надеюсь. Вместе вышли из театра и на улице распрощались.

— Твое счастье, майор, если… — Мартиросян набрал номер. — Алло… Здравия желаю, товарищ полковник… Извините, но есть вопрос… Не удивляйтесь… Вы вчера были на спектакле «Баядерка»… Понял… Да так… И виделись с майором, моим замом?.. Вот как… Я понял… Извините… Да, нет, ничего серьезного… Он у меня в кабинете… Он слышит наш разговор… И он передает вам привет. — Положив трубку, тяжело вздохнул. — У вас есть железное алиби…

Ефимчик грустно усмехнулся.

–… И вы этим, как понимаю, огорчены?

— Нет-нет, что ты! Рад за тебя… Повезло… Но беда в том, что проблема остается: почему так среагировал умерший?.. Ты можешь ответить?

— Нет, не могу. Но хочу узнать.

— Мертвые не дают показания… Даже таким крутым оперативникам, как ты.

Подкол? Еще какой! Хорошо, что, проявив отменное самообладание, подумал майор, не прореагировал.