Юмористические рассказы. Часть третья

Геннадий Мещеряков

Воспоминания, воспоминания, они в основе всех зарисовок. А герои – милые люди, живущие рядом со мной, и не только… В некоторых черты обобщены для полноты и красочности. Спасибо вам, дорогие читатели, за понимание и снисходительное отношение к некоторым опусам. Из жизни брал, а в зеркале не исправишь изъяны…

В лифте

Лифт остановился между 35 и 36 этажами.

— Говорил, не надо было садиться седьмому: в нем трое таких, как я, — сказал средних лет мужчина с чемоданчиком в руке.

— Я без лифта и на третий этаж не заберусь: ноги на такой вес не рассчитаны. На ступеньках расшибусь в лепешку.

— А я, наоборот, в лифте первый раз, хотя живу на сороковом этаже десятый год, — заметил я.

— Все время поднимался на своих двоих? — удивилась взлохмаченная девица. Такими выглядят после боя без правил.

— У меня клаустрофобия, боюсь замкнутого пространства. Я и на работу уходил всегда на полчаса раньше.

Девушка потрогала рукой мои бедра:

— Как стальные. Никогда таких бедер не видела.

— Какие твои годы, увидишь, — съязвил мужчина с чемоданчиком.

— У меня есть с чем сравнивать. Чем больше у мужчины живот, тем слабее ноги. Я в бюро интимных услуг работаю, знаю.

— Проститутка?

— Пенелопа не может быть проституткой, скорее, дама, не выбирающая мужчин.

— Какое резкое сочетание: Пенелопа и проститутка, — удивился седой мужчина в очках. Есть у нас среди студенток такие, но не Пенелопы.

— Пенелопы, Одиссеи, куда вас заносит. Как будем выбираться из лифта? Вон, дама от испуга стала похожа на свою собачку. Обе — в бриллиантах, не различишь, — перебил мужчина с чемоданчиком. — Я слесарь — монтажник, есть кое-какие инструменты, могу посмотреть пульт управления.

— Вы — слесарь, — взяла его за руку дама с собачкой. Помогите, отблагодарю.

— И я о том же. Инструменты дорогие. Кто возместит мне ущерб, если сломаются.

— Только не я, — оборвала девушка с презрительным взглядом. — Я студентка и мой папа может тебя высечь, если я пожалуюсь. Пол-квартала ему подчиняется.

Мужчина с чемоданчиком смерил ее взглядом:

— Как ты думаешь, Пенелопа, что нам сделать с этой мафиози?

— Пусть сама себя выпорет.

— Ха-ха! Вот будет прикол: по голому заду. Не тебе одной его показывать.

— Что за самосуд, — вступился за студентку толстый господин. — У нас в корпорации, где я избран президентом, права человека соблюдаются всегда, а вы: по голому заду. Так нельзя.

— Поет он: всегда. Тогда стойте здесь и не мычите. Мобильники не берут, лифтер уже с утра был под хмельком.

— Я не согласна. Пусть выпорет себя, хотя бы слегка. Слишком язвительна, — дама сняла с собачки ожерелье и протянула слесарю, — вот мой взнос за вызволение.

— Что думают другие? — спросил слесарь, взяв ожерелье.

И раздалось: пусть выпорет себя, не девяностые — мафией угрожать. И потянулись руки к слесарю — с деньгами. Президент корпорации дал целую пачку банкнот. Я не заметил, какого достоинства. У меня было три десятки. Увидев их, слесарь сказал:

— Это настоящие деньги. За них пусть выпорет себя и проститутка.

— Легко, — опустила трусы Пенелопа и стала хлестать себя поясом от сумки. — Клиенты разные бывают. Привыкла.

Следом за ней ударила себя ладошкой по заду и студентка. Раз, другой, третий. И стала приплясывать. Когда лифт поднялся на сороковой этаж, девушки вошли в раж: изгибались как на подиуме. И подтаптывал ногой толстяк, и подвывала похожая на хозяйку собачка.

— Это свадьба? — спросили меня ожидающие лифта жильцы.

— Еще какая.

— А почему невеста и ее свидетельница с голыми задами и сами себя хлещут.

— Наверное, за грехи наказывают себя, — а что я мог ответить?