Синий конверт, или Немцы разные бывают

Геннадий Кучерков, 2023

Синергия жанров: детективная, военно-историческая, любовная линии. О возможном в невозможные времена. Реальные истории, переплетение судеб русских и немецких женщин, попавших в жернова эпохальных событий. Имена персонажей вымышлены, любое совпадение с реально жившими или живущими людьми случайно.

Глава 2. «НЕПРАВИЛЬНОЕ ЗАВЕЩАНИЕ»

«АЛГОРИТМЫЧ»

Виталий Стеблов считал, что к своим тридцати годам он уже неплохо устроился в жизни. Приличная должность в одном из мидовских учреждений с очевидной перспективой роста, жена из достаточно высокопоставленной чиновничьей среды, трёхкомнатная квартира. Не новая, но вполне приличная иномарка. Нельзя сказать, что всего этого он добился сам, но он оправдывал надежды тех, кто ему помогал. Имея креативные мозги, Виталий чётко понимал, что под лежачий камень вода не течет.

Ещё в школе его очень заинтересовало слово «алгоритм», впервые услышанное им на уроке арифметики. Особенно в паре со словом «действие». Поприставав к родителям с вопросом о том, что они понимают под этим словосочетанием, добившись от них конкретных примеров из жизни, он сообразил, что с помощью алгоритмов может решить свою главную школьную проблему. А она состояла в том, что ему очень не нравилось готовиться к каждому уроку, тогда как «спрашивают», то есть вызывают к доске, всего два, от силы — три раза за четверть. Он ненавидел «трястись» на занятиях в ожидании «спросят — не спросят» и теребить учебник, без конца в него заглядывая. А ему ведь было чем заняться, он фанатично увлекался научной фантастикой. В рюкзачке у него всегда лежала очередная книга, которая буквально гипнотизировала его из-под парты.

Начал он с того, что присмотрелся к поведению учителей на уроках. И обнаружил, что в их действиях есть и общий для всех педагогов алгоритм и индивидуальный. И если внимательно отслеживать и сопоставлять последовательность их действий во время занятий в течении всей четверти, то можно чувствовать себя на уроках более комфортно и заниматься делами, не имеющими никакого отношения к урокам. И даже прятаться за спины одноклассников не всегда обязательно.

Он понял, что ему лучше всего числиться у предметников в числе твёрдых хорошистов. Для этого нужно было «капитально» подготовиться к двум-трём урокам и обязательно выйти к доске и хорошо ответить в начале четверти и в середине. То есть создать «оценочный задел», как он называл этот этап своего алгоритма. Тогда, в оставшуюся часть четверти, когда учитель будет занят вытягиванием показателей успеваемости по своему предмету за счёт немалого числа нерадивых учеников, ему достаточно будет «для подстраховки» сделать одно-два дополнения с места и его больше «не тронут».

В результате он почти всегда"угадывал"день, когда его «спросят», и предмет, по которому ему придётся отвечать. Некоторые его товарищи, зная наверняка, как мало тратит он времени на подготовку к урокам, а иногда и вообще не готовится, заметили его «везенье». Но на все их попытки дознаться, как это ему удаётся, только отвечал с весёлым подначиванием: «Алгоритм, пацаны, алгоритм жизни, ищите его вокруг и в себе». Так за ним и закрепились прозвища — «Алгоритм», «Алгоритмыч», которыми бывшие одноклассники, изредка встречаясь, приветствовали его и годы спустя.

Достигнутое благополучие Виталия вполне устраивало. В сравнении со многими школьными и институтскими товарищами он этим заметно выделялся, но никогда его не демонстрировал и ни перед кем не кичился. Свою работу он не то, что не любил, но воспринимал ее, как скучную повседневную обязанность, от которой никуда не денешься.

Как-то так случилось, что к моменту окончания школы, Виталий так и не определился с выбором профессии. По всем предметам он успевал одинаково, примерно на уровне «твёрдое хорошо», и ко всем был одинаково равнодушен. Так что школьные оценки не могли служить ему ориентиром в выборе дела всей жизни. Профессии, связанные с точными науками, ассоциировались у него со словом «инженер». Его отец был заводским инженером, и Виталий видел, что такая работа практически лишает человека личной жизни и не обеспечивает семье должного уровня благополучия. И это при том, что отец уходил на работу затемно. В будние дни утром Виталий вообще никогда его не видел. А вечерние разговоры отца с матерью о производственных делах: о трениях и конфликтах в коллективе, авралах, трудовых и социалистических обязательствах, о соцсоревнованиях, выполнении, перевыполнении, не выполнении личных, цеховых и заводских планов — выработали в нем стойкую неприязнь к этой профессии.

К его счастью, родители не настаивали на получении им технического образования. Впрочем, будь рядом с домом соответствующий вуз, ещё неизвестно, как бы они себя повели. Но рядом был гуманитарный институт, а мама не хотела, чтобы дитя, ради учёбы, далеко отлучалось от дома. Поэтому Виталий его и окончил по направлению международная экономика и право.

Когда высоко чиновные родственники жены, бывшие партийные и комсомольские инструкторы парткомов и горкомов, сочтя его уже за своего парня, обнажили перед ним весь механизм делания бюрократической карьеры, он согласно покивал головой, но в душе его не принял. Изнанка карьеризма его отталкивала. Но будучи деятельным прагматиком, трудился он добросовестно и порой даже инициативно, за что на работе его ценили.

Но он был в таком возрасте, когда рутина повседневности ещё не стала его образом жизни, не опутала его внутренним согласием с тем, что есть. Повышенный уровень адреналина, данный ему от природы, воздействовал на какие-то рецепторы в мозгу, которые генерировали импульсы ожидания какого-нибудь случая способного оживить монотонность его каждодневной жизни.

Он реально оценивал свои способности и не строил иллюзий, что сможет когда-нибудь стать полностью независимым от превратностей судьбы, от необходимости делать карьеру, от зарплаты, от жениных родственников, общение с некоторыми из которых его просто угнетало, и от прочих жизненных забот, тягот и условностей. Куда денешься, трезво размышлял он, так устроена жизнь. Он перепробовал разные увлекательные хобби, но они быстро наскучили ему. Его натура требовала чего-то вроде приключения для ощущения полноты жизни, для удовлетворённости ее течением. Уж такова была его натура. И он терпеливо ждал случая.

ПИСЬМО ИЗ ВЕНЫ

Когда в пятницу утром на рабочем столе Виталия оказался распечатанный конверт с пометкой руководителя его отдела: «Стеблову! Разберитесь, представьте свои предложения ко времени моего возвращения из командировки», его сердце не сбилось с ритма, но, как говорится, немного «ёкнуло». Никогда раньше начальник напрямую, лично, не давал ему поручений. Виталий обычно состоял в той или иной рабочей группе, а в каждой из них был свой руководитель, от которого он и получал задания.

Он повертел конверт с рядом зарубежных и отечественных почтовых отметок, штемпелей и штампов. Явно фирменный конверт. Логотип фирмы показался Виталию знакомым. Кажется, где-то такой попадался ему на глаза. Пытаясь вспомнить, он бессознательно откинулся на спинку кресла и даже закрыл глаза на некоторое время.

Чем обратил на себя внимание коллег, а точнее, «коллегини» Веры Георгиевны. В своё время, когда Виталий только пришёл в коллектив, этой пятидесятилетней даме — старожилу отдела, было поручено ввести его в курс дел. И она так свыклась со своей кураторской ролью, что до сих пор «присматривала» за ним. В этом ее поведении было временами уже что-то большее, чем материнское, и это сильно смущало Виталия, потому что Вера Георгиевна была очень привлекательной женщиной. Ее неординарное внимание к Виталию уже было замечено в коллективе, поэтому он старался, по возможности, избегать оставаться с ней наедине.

Помедлив, оглянувшись на остальных сотрудников, тоже проявивших заинтересованность поведением Виталия, полная, красивая женщина встала и двинулась было к его столу. Но он, так и не вспомнив, что ему известно об этом логотипе, открыл глаза и принял рабочую позу, вернув на место отодвинутые ранее бумаги. Вера Георгиевна остановилась на полпути и шёпотом спросила все ли с ним в порядке. Он удивлённо посмотрел на неё и, улыбнувшись, кивнул утвердительно. Женщина вернулась на своё место с выражением легкого разочарования на лице.

Почему-то Виталию не хотелось знакомиться с содержанием конверта прямо сейчас. Начальник в отъезде, завтра выходные, куда спешить.

— Дома посмотрю, — решил молодой человек про себя, смахивая зарубежный конверт в ящик стола. — А сегодня последний рабочий день недели — время подбить итоги.

Он занялся другими бумагами. Но в середине дня дела перестали почему-то спориться. Конверт не выходил у него из головы и, чем дольше он сидел, тем сильнее было желание заглянуть в него. Однако, ему не хотелось делать это здесь, на работе.

— Надо бы как-то сегодня улизнуть домой пораньше, — решил он и, теперь уже сознательно, откинулся на спинку кресла, достал платок, вытер как бы влажный лоб и помассировал себе виски. Конечно, мимо внимания публики это не прошло, тем более внимания Веры Георгиевны. А она как раз сегодня замещала руководителя его рабочей группы.

— Грех не воспользоваться случаем, — подумал он, поднимаясь и направляясь к ней.

Ему не пришлось даже обращаться с просьбой отпустить его. Вера Георгиевна сама поднялась навстречу и протянула руку с явным намерением пощупать его лоб. Но он остановился в шаге от ее стола.

— Вижу вам не здоровится, — сказала она с заботливой интонацией, упреждая его просьбу. — Если нет срочных дел, идите сегодня домой, отлежитесь, вызовите врача в случае чего. Я позвоню на вахту.

— Да, — ответил он, — что-то сегодня не того…, лихорадит немного, наверно, где-то прохватило сквозняком. Благодарю, Вера Георгиевна. Надеюсь, завтра, то есть в понедельник, — поправился он, — быть на рабочем месте.

Пакуя свой кейс, он незаметно переложил туда и конверт. В принципе, в учреждении запрещалось брать домой деловые бумаги и на вахте портфели и сумки должны были досматриваться. Но к работающим не первый год сотрудникам вахтеры относились снисходительно. В крайнем случае всегда можно было сослаться на забывчивость и невнимательность при сборе портфеля домой.

Дома Виталий прежде всего хорошо пообедал, время от времени поглядывая на кейс, оставленный им в прихожей напротив двери в кухню. Потом перешёл на диван в гостиную, достал конверт, тщательно его осмотрел со всех сторон и извлёк из него несколько листов бумаги. Он ощутил слабый запах духов, принюхался.

— Резковатые, у моей пахнут приятнее, — подумал он о своей жене и развернул письмо.

В жизни нередко бывает так, что у человека ни с того, ни с сего, казалось бы, возникают предчувствия. У кого-то — в связи со встречей с какими-то людьми, у кого-то — с какими-то предметами. У одних появляются тревожные предчувствия, у других радостные, а у кого-то просто неопределённые, но волнующие. Вот эти последние и завладели Виталием с того момента, как он увидел этот конверт на своём столе.

Это было письмо на английском языке от известной австрийской адвокатской конторы. В нем сообщалось, что бывший клиент фирмы, ныне покойный, господин Норман Вильгельм фон Краузе, при оформлении своего завещания оставил распоряжение вскрыть его через 5 лет после смерти, если к тому времени в России окончательно утвердится право неприкосновенности частной собственности.

Виталий не поверил своим глазам.

— Немецкое завещание и наша Конституция! — подумал он. — Оригинально!

Далее говорилось, что указанный пятилетний срок истёк. В Российской Федерации принята новая Конституция. Фирма готова огласить завещание.

В связи с быстро происходящими принципиальными изменениями в законодательстве РФ и во избежание возможных осложнений при вскрытии вышеназванного завещания, в котором, не исключено, речь может идти о лице с российским гражданством, адвокатская контора обращается с просьбой в МИД России направить своего представителя, владеющего соответствующими юридическими знаниями, для присутствия при оглашении вышеупомянутого документа.

«Будем рады принять вашего представителя с вышеуказанными полномочиями и компетенциями в течение месяца. Оплату авиабилетов туда и обратно, а также проживание в отеле фирма гарантирует», — говорилось в конце письма.

Виталий, бегло прочитавший письмо в первый раз, затем перечитал его ещё раз с особым тщанием. Предчувствия его не обманули. Письмо не было рядовым, в нем была интрига. Безусловно, это было необычно связывать вскрытие завещания с Российской Конституцией. Перед Виталием замаячила перспектива познакомиться с интересной, может быть, даже захватывающей историей. По его телу прокатилась волна нервного возбуждения, требующего действий. Он быстро поднялся.

— Этим представителем должен стать я, — стучало в мозгу Виталия, мерившего быстрыми шагами квартиру, — без меня это не должно произойти.

И дело было совсем не в возможности съездить в загранкомандировку. Виталий уже бывал в Европе и, в отличие от многих своих соотечественников, не находил там особых поводов для восторга. Но сейчас именно там его могло ждать что-то новое, что скрасит рутину его жизни, что удовлетворит ожидания, живущие под спудом в его душе.

Но как сделать так, чтобы он оказался среди действующих лиц намечающейся истории? Он слишком мелкая пешка в этой конторе. На такую прогулочную, по сути дела, поездку за границу найдётся немало желающих.

— Давай, Алгоритм, думай, — вдруг вспомнил он своё прозвище юных лет.

И придумал. К вечеру план предстоящих ему в ближайшие дни действий сложился в общих чертах, и жену с детьми он встретил уже совершенно успокоившись, и, как обычно, с большой теплотой.

— Какая она у меня все-таки хорошая девочка, — думал Виталий, целуя жену, помогая раздеться детям, — в отличие от своей матери, этой вечно чем-то недовольной индюшки.

Тёща до сих пор не могла простить зятю того, что он разрушил подготовленную ею выгодную партию для дочери.

После ужина он с охотой откликнулся на предложение жены прогуляться перед сном. На улице, под влиянием ночного свежиего воздуха, весь план ясно обозначился в его мозгу.

Зацепкой алгоритма могло послужить то, что в его отделе было всего два юриста по образованию — он и Вера Георгиевна. Но Виталий абсолютно точно знал, что областью знаний Веры была судебно-уголовная практика, откуда она и пришла в отдел. Сам же он специализировался на гражданском праве, финансах, экономике. Но сфера наследования, тем более зарубежного имущества, ему практически не была известна.

Но у него голова на плечах, мозги свежие, следовательно, шаг первый: в кратчайшие сроки овладеть основами всей этой новой для него системы знаний и предстать перед начальством в нужный момент единственным в конторе знатоком права наследования. Как долго продлится командировка начальника, он не знал. Значит, завтра же он должен побывать в библиотеке родного юридического факультета и запастись литературой.

Шаг второй: подготовить для начальника предложения по письму таким образом, чтобы его (Виталия) направили в поездку в качестве компетентного в области права наследования специалиста. Он сомневался, что начальство догадается отправить его за границу одного. Выступить же с такой инициативой ему самому было бы наказуемой дерзостью. Следовательно, надо поставить начальника в такое положение, чтобы он сам предложил Виталию участие в поездке.

Поскольку начальник всегда требовал от сотрудников представлять конкретные предложения по поручаемым им вопросам, он и впишет самого начальника в качестве кандидатуры на поездку. А его (Виталия) собственная компетентность в праве наследования должна будет вытекать из самого содержания его докладной записки по письму. Оно должно произвести соответствующее впечатление на читающего записку.

Начальник не дурак, предусмотрительный, образование у него не юридическое, попасть впросак за границей ему не захочется. Если у него нет на примете действительного специалиста в области наследственного права, то ему придётся предложить ему, Виталию, ехать с ним в паре в качестве помощника.

«ПОД ЛЕЖАЧИЙ КАМЕНЬ ВОДА НЕ ТЕЧЕТ»

На следующий день Виталий был уже в библиотеке своего родного факультета. На удивление его там помнили, как студента. Старушка — заведующая библиотекой — поведала своим молодым сотрудницам, что это он был тем «скромным, вежливым мальчиком», который «в те печальные годы» помог ей перенести многотомные издания классиков марксизма-ленинизма в подвалы. «Они и сейчас там, гниют», — закончила она грустно.

Знакомство с главным библиотекарем значительно упростило Виталию то дело, ради которого он пришёл. Вопреки порядку, ему разрешили взять на дом нужную ему литературу.

Два выходных и последующие три вчера Виталий трудился «как раб на галерах» (так он сам оценил своё усердие), ложась спать чуть ли не под утро. Жене объяснял свои ночные бдения срочным заданием на работе.

Начальник вернулся в четверг. Опасаясь, как бы кто-нибудь случайно не вклинился в процесс принятия начальником решения, Виталий не стал передавать свою докладную записку через секретаря. Просто попросил ее сказать шефу, что он готов представить ему свои предложения. Виталию было важно, чтобы его вызвали лично. Это был важный пункт его алгоритма.

В пятницу, во второй половине дня, так и произошло. Поздоровавшись, Виталий положил бумаги на стол и, соблюдая этикет, сделал шаг назад. Не приглашая сотрудника сесть, Сергей Иванович повторно ознакомился с письмом адвокатской конторы, с его переводом на русский язык, предусмотрительно сделанный Виталием, чтобы продемонстрировать своё владение иностранным языком. Кинув на него быстрый взгляд, Сергей Иванович кивнул одобрительно и занялся докладной запиской.

Закончив, он поднял голову, молча внимательно оглядел молодого человека чуть ли не с ног до головы и предложил ему присесть. Виталий хотел сесть на ближайший к нему стул, но ему предложили кресло у стола руководителя. Сергей Иванович все это время не спускал с Виталия внимательного взгляда.

— Судя по вашим примечаниям к записке, вы разбираетесь в наследственном праве, — сказал он, помолчав, — и, похоже, не только в нашем. Практиковались или это ваш багаж теоретических знаний?

— Не могу сказать, что разбираюсь. Изучаю теоретически, пока. Это у меня своего рода профессиональное хобби, — скромно ответил Виталий, потирая мокрые ладони между коленей, — чтобы держать себя в форме. Жизнь ведь только начинается.

— Понятно, задел на будущее, — одобрительно заметил начальник.

Виталий вздохнул с облегчением. Случилось то, на что он тайно надеялся, что, по сути, являлось краеугольным камнем его плана. Внимание Сергея Ивановича привлекли сноски в его записке, среди которых были ссылки на названия основных законов на языке оригинала, регулирующих наследственное право и у нас, и за рубежом. Это должно было представить Виталия, как человека, если и не вполне компетентного в вопросе, но знакомого с ним, по существу.

— Ваш перевод письма хорош, — неожиданно перевёл разговор Сергей Иванович на другую тему. — А как с устной речью?

Виталий, прошедший хороший курс практики у носителей языка, не упустил шанса продемонстрировать свою подготовку. Он просто спросил у Сергея Ивановича по-английски: как прошла его командировка, где он был, удачной ли была поездка?

Сергей Иванович улыбнулся и в тон ему ответил на том же языке, что о результатах поездки он собирается доложить коллективу на очередном утреннем заседании в понедельник. Поинтересовался у Виталия, как у него с другими иностранными языками.

— С немецким — сносно, понимаю. Немножко говорю. Практики нет. Ориентируюсь во французском, — не стал приукрашивать положение дел молодой человек, — в объёме, достаточном, чтобы не потеряться на Монмартре, если, конечно, доведётся там побывать, — осмелился он пошутить.

— Гуд, — сказал Сергей Иванович, потом встал, протянул Виталию руку, — благодарю за работу, Виталий Петрович.

Виталий, который сначала присел на краешек глубокого кресла, но по мере обретения уверенности погрузившийся в его недра основательно, стал неуклюже выкарабкиваться оттуда, протягивая одновременно руку для пожатия.

Сергей Иванович с улыбкой понаблюдав за мучениями сконфузившегося молодого человека, опустил свою руку и сел.

— В общем, увидимся, — сказал он и занялся другими бумагами.

Виталий, бормоча извинения, покинул кабинет в крайнем смущении, проклиная про себя все эти модные евро кресла, которыми начальство с некоторых пор стало оснащать рабочие кабинеты. Но вскоре повеселел, подумав, что это и хорошо, что ему не пришлось пожимать своей влажной от волнения рукой сухую, вероятно, ладонь своего начальника.

Он спустился в вестибюль, несколько минут постоял на свежем ветерке на крыльце рядом с наружным охранником.

— Конечно, — думал он, распахивая полы пиджака, чтобы ветер освежил его немного разгорячённое волнением тело, — ему нужно все обдумать, чтобы принять решение по собственной кандидатуре, потом согласовать ее наверху. А уж потом дело может дойти и до меня. Кажется, он все-таки положил на меня глаз, иначе вряд ли интересовался бы моими познаниями в праве и языках?

В помещение, в котором ему приходилось работать с десятком других сотрудников, он вошёл уже с чувством удовлетворения самим собой. Увидев обращённые к нему взгляды коллег, всегда любопытствующих, каков исход каждого вызова к начальству, он с улыбкой сказал: «Ковёр свободен, товарищи! Смелее в бой!». Сев за свой стол и сделав вид, что работает, он прокрутил в голове весь свой разговор с начальником, анализируя каждое слово, каждый момент прошедшей встречи. И с каждой минутой в нем крепла уверенность, что дело на мази, его план работает и третий шаг алгоритма — его поездка — состоится.

«ТАК НАЗЫВАЕМОЕ ЗАВЕЩАНИЕ»

Алгоритм Виталия сработал безотказно. Сергей Иванович вновь пригласил его к себе, обсудил с ним некоторые вопросы возможных юридических процедур при вскрытии завещаний и предложил сопровождать его в поездке в венскую адвокатскую контору в качестве помощника и консультанта. Виталий постарался скрыть свою радость, хотя с трудом сдерживал свои губы, чтобы они не расплылись в довольной улыбке.

Они прибыли в Вену в среду утром, были встречены служащей адвокатской конторы, оказавшейся русской по происхождению девушкой, и, под аккомпанемент ее быстрого экскурсоводческого рассказа по пути следования лимузина, доставлены в Отель.

За все 40 примерно минут общения с россиянами, девушка ни разу не позволила себе проявить хоть какой-то интерес к стране, из которой прибыли гости. А это была, между прочим, ее Родина.

У регистрационной стойки их встретил один из адвокатов фирмы, который, представившись, проводил их в номер и принял от них верительные бумаги. Он известил гостей, что их ждут в конторе в 10 часов в четверг. А сейчас он готов познакомить их с некоторыми достопримечательностями Вены. Прогулка позволит им нагулять аппетит перед обедом, который заказан для них в ресторане при Отеле на два часа дня.

Сергей Иванович поблагодарил за любезность, но просил адвоката, у которого наверняка лишнего времени не бывает, не утруждать себя экскурсией. Ему уже приходилось бывать в Вене и они не заблудятся.

Оставшись в номере одни, оба, чуть ли не в унисон и одновременно, выразили своё негодование поведением сопровождавшей их русской девушки, как будто забывшей откуда она родом.

— Впрочем, не исключаю, что она неукоснительно придерживалась инструкции, как ей следует вести себя с нами, с русскими, представителями государственного учреждения, — допустил Сергей Иванович.

— Ну, а если она безвозвратно перекрасилась, то и слава богу, что она здесь, а не там, среди нас, — закончил Виталий, как бы предлагая завершить животрепещущую для обоих тему. Дескать, не время и не место. Да, и чужая душа — потёмки.

Сергей Иванович внимательно посмотрел на молодого человека, хотел что-то сказать, но сдержался, просто кивнул.

После обеда россияне отправились побродить по Вене. Сергей Иванович выступал в качестве экскурсовода и оказался интересным и приятным в общении человеком. Его дружелюбие раскрепостило Виталия и он, с учётом разницы в возрасте и служебного положения, отвечал ему тем же. Сергей Иванович это с удовлетворением отметил.

Весь этот день Виталий чувствовал в себе эмоциональный подъем. Он многого ждал от этой поездки, хотя не знал, чего конкретно. Но имперская тяжёлая старая архитектура Австрийской столицы, в той ее части, где они оказались, как-то приглушила его возбуждение. Он поделился своим впечатлением с Сергеем Ивановичем и тот подивился совпадению их оценок.

— Ну, здесь мы хотя бы точно знаем, когда все это построено, — ответил он Виталию. — А вот в Италии и Греции некоторые якобы древности предположительно сооружены значительно позже, в средние века.

Виталий откликнулся на это мнение Сергея Ивановича, строителя по образованию, упоминанием о гипотезах российских математиков, обнаруживших множество хронологических сдвигов в истории.

Его пожилой спутник продемонстрировал широкий кругозор, подхватив тему:

— Да, Новая хронология Фоменко-Носовского в части глобального взгляда на весь исторический процесс выглядит достаточно убедительно.

— Вы имеете в виду их глобальную хронологическую ленту? — откликнулся Виталий.

— Да, именно ее труднее всего оспаривать традиционным историкам, — согласился Сергей Иванович. — Наложения и целых эпох, и отдельных событий, и отдельных исторических фигур друг на друга буквально режут глаз.

— Но с какой яростью набросились профессиональные историки на математиков, — рассмеялся Виталий. — Им так удобно было вести отсчёт европейской цивилизации от рождества Христова.

— Да, — хохотнул Сергей Иванович, — а Рождество-то, оказывается, следует приблизить к нашему времени не меньше, чем на тысячу лет. И ни историки, ни церковь, — кивнул он на очередное католическое святилище, мимо которого они как раз проходили, — никогда с этим не смирятся.

Виталий согласно кивнул.

В общем, и прогулкой, и общением оба остались довольны.

Назавтра, ровно в десять, Сергей Иванович и Виталий Петрович были приняты господином Клаусом Арнольдом, владельцем адвокатской конторы. После взаимных приветственных любезностей он проинформировал россиян, что господин Норман Вильгельм фон Краузе был давним клиентом адвокатской фирмы.

— Мой отец — основатель этой фирмы — дружил с дядей Норманом, и он часто бывал в нашем доме, — счёл нужным просветить своих гостей Арнольд. — Фон Краузе скончался несколько лет назад. И оставил два завещания, одно из которых подлежало вскрытию в обычном порядке. Что и было своевременно сделано. А другое следовало вскрыть не ранее, чем через 5 лет после его смерти.

— Фон Краузе не был сильно болезненным человеком, — повествовал Арнольд. — Правда, у него был сахарный диабет. Но в последние годы что-то стало происходить с его психикой. Причём, настолько серьёзно, что его жена ставила вопрос о помещении его в психиатрический стационар и признании его недееспособным.

Согласно первому завещанию, его бизнес отошёл его жене, госпоже Анне фон Краузе. Вы сегодня ее увидите, она изъявила желание присутствовать при оглашении второго завещания. Ее интерес к нему объясним. Первое завещание совершенно не упоминает очень хорошую недвижимость в историческом центре Вены, которая принадлежала Норману фон Краузе, и которой сейчас пользуется госпожа Анна. Но владеть этой собственностью она не может. Перед своей смертью фон Краузе оставил распоряжение о том, что она имеет право проживать там впредь до появления законного владельца. Кто этот законный владелец — неизвестно. Может быть второе завещание откроет эту тайну. Кстати, об этом распоряжении госпожа Анна не знала вплоть до обнародования первого завещания и была, мягко говоря, сильно огорчена.

Посчитав, видимо, достаточной информацию, которую он предоставил гостям, Арнольд спросил их, не хотят ли они что-либо уточнить по поводу персоны Наследодателя.

Сергей Иванович переглянулся с Виталием, который ответил неопределённым движением головы, и поблагодарил господина Арнольда за ознакомление их с историей вопроса.

Адвокат пригласил их пройти в соседнюю комнату, спаренную с его кабинетом. Там он представил им старшего юриста фирмы, который встал при их появлении, и госпожу Анну фон Краузе, которая осталась сидеть, как и ее личный адвокат. Арнольд назвал присутствующим фамилии Сергея Ивановича и Виталия, не уточняя их статус.

— Осмелюсь поинтересоваться, в каком качестве здесь присутствуют эти русские, господин Арнольд? — раздражённо спросила госпожа Анна.

— Они являются представителями Российского министерства иностранных дел, — ответил Арнольд.

— С какой стати? Это семейное дело! — госпожа Анна явно демонстрировала своё недовольство.

— Это уж позвольте фирме решать, кому присутствовать при осуществлении своего функционала, — довольно резко отреагировал Арнольд. — Приступайте, господин Шмейкер, обратился он к старшему юристу.

Шмейкер продемонстрировал аудитории большой белый конверт с тремя красными сургучными печатями. На лицевой стороне готическим шрифтом на немецком языке крупными буквами от руки было написано — «Норман Вильгельм фон Краузе».

— Позвольте мне сначала ознакомить вас с сопроводительной запиской к этому конверту, составленной, к сожалению, безвременно ушедшим от нас адвокатом нашей фирмы господином Фердинандом Фридером, — сказал он. — Именно он оформлял завещание господина фон Краузе.

Записка информировала руководство фирмы, что Норман Вильгельм фон Краузе настаивает на том, чтобы вскрытие этого конверта состоялось после того как в Новой России утвердится нерушимое право частной собственности. Если этого не произойдёт в течение пяти лет после его смерти он передаёт данной фирме право распорядиться его завещанием по своему усмотрению.

— Приступаем к вскрытию завещания, — сказал старший адвокат и ловко поддел печати ножом.

Он вытащил из конверта лист гербовой бумаги, затем поднял конверт и вытряхнул из него ещё один конверт, но теперь уже синий и меньшего размера. Второй конверт был запечатан, но лишь одной печатью. Юрист заглянул в, казалось бы, уже пустой конверт и извлёк из него небольшой листок бумаги, напоминающий банковский документ.

Юрист осмотрел гербовый лист со всех сторон, проверил водяные знаки, повернув лист к окну. Так же внимательно обследовал малый конверт, не вскрывая его, и отдельный лист. Отложив последние в сторону, он взял в руки завещание, пробежал глазами текст и только после этого размеренно, в адвокатской манере, зачитал его.

Все это время в помещении царила полная тишина, если не считать звуков, производимых старшим юристом. Таковой она оставалась и в процессе озвучивания документа.

В документе говорилось, что Норман Вильгельм фон Краузе, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещает запечатанный синий конверт с синей печатью дочери Полины Заикиной, Екатерине, 1945 года рождения. Ему известно со слов самой Полины Заикиной, что она, Полина, родилась в селе под Смоленском. Этим исчерпываются его сведения о Полине Заикиной и ее дочери Екатерине. К его великому сожалению, Полина Заикина уже скончалась. В связи с отсутствием у Завещателя сведений о точном местонахождении Екатерины Заикиной, Завещатель прилагает номер счета, с которого данная юридическая контора сможет оплатить услуги частного сыщика или сыскного бюро, привлечённого к розыску вышеупомянутой женщины. В случае получения документально подтверждённых данных о смерти Екатерины Заикиной, право распорядится синим конвертом по своему усмотрению передаётся данной адвокатской конторе. Дата, подпись, печать, штамп.

Юрист поднял синий конверт, ещё раз осмотрел его со всех сторон и продемонстрировал присутствующим. На лицевой стороне старым немецким шрифтом было выведено имя Нормана Вильгельма фон Краузе. Ниже по-русски печатными буквами было написано: Екатерина Заикина.

Конец ознакомительного фрагмента.