Материализация легенды

Геннадий Анатольевич Бурлаков, 2020

Робинзоны не всегда мужчины. Иногда это маленькие девочки. Сокровища острова – не всегда золото и бриллианты – артефакты стоят дороже. Уничтожение целого народа, несанкционированная атомная бомбардировка, призраки наркотика "Z+", мифические путешествия, история и погони, встречи и расставания – всё перепутано, смешано, отодвинуто на задний план. Война с планетарным гангстерским синдикатом двух бывших офицеров войск специального назначения полна непонятного даже для них самих. И самая ценная вещь на Земле – это Остров. Что на нем? Никто не знает этого до конца. Атлантида – это только предтеча настоящей истории. И зарождающаяся дружба, рождение Гвардии, новые миры и просторы – всё у ног наших героев.

Олег. Под водой-005. Обрыв. 002

До самого заката сверху доносились лязг и стук, а через время и звуки роботы сварочного аппарата. Из временного убежища даже были видны снопы искр, летящие со стены вниз.

Раскаленный огненный шар, шипя и плавясь, медленно опускался в бесконечное водяное поле. Потускневший день загорался багровыми красками и перегорал в серую ночь. Алые краски заката не предвещали ничего хорошего.

Олег прислушался. Наверху было тихо, только ветер подвывал и сыпал сверху на голову пылью и запахом леса. Резко встав, он осмотрелся. Никаких машин и роботов работавших днем не было. Только несколько похожих на инопланетные корабли конструкций стояли в местах, где работали железяки. Диаметром около тридцати дюймов, похожие на летающие тарелки с пятью длинными ножками, несколько непонятных конструкций, слегка накреняясь, стояли вдоль линии берега. Подпрыгнув, он воткнул штырь в землю на краю, и с его помощью вылез наверх.

Подойдя к ближайшему из аппаратов, Олег внимательно его осмотрел. Вблизи стали видны более значимые детали. Как будто две сложенные вмести тарелки — тело, с отключенным толи фонариком, толи камерой спереди, возвышалось на высоте двух метров. Из середины, выходило пять длинных, тоненьких, согнутых ножек на которых стоял аппарат. Гладкая поверхность ничего не отражала, а черный цвет маскировал в темноте ночи.

Олег поднял металлический прут с земли, и решил тронуть им механизм, но сделав к нему лишь шаг остановился. Аппарат неожиданно тихо зажужжал, тарелки раздвинулись, и из выделяющегося места спереди выдвинулось дуло. Свет хлынул из объектива и изо всех щелей по краям аппарата, и тот стал больше походить на НЛО, но только с ножками. Включились и другие находящиеся на берегу сторожевые роботы и весь берег, и даже океан вынырнули из темноты, засветившись как ночной город. Олег бросился на землю, и ногой столкнул стоящего перед ним робота с обрыва. Но остальные аппараты уже включились и стали показывать свою светящуюся, оскалившуюся прожекторами сущность. Олег, со всех ног бросился бежать к деревьям. Оскалившиеся пасти стали выплевывать холодную сталь, и около Олега пронеслись маленькие взрывы земли от пуль, попавших в землю. Он бросился на землю, свалился в какую-то промоину и замер, и мгновенно выстрелы прекратились. По берегу побежали полоски света, высвечивая все, кроме того самого места где он лежал. В этом бегающем хаосе лучей прожекторов не было никакой очевидной закономерности, кроме той, что все это время, самое очевидное место в котором лежал Олег, было совершенно незамеченным. Ни один, казалось из сотни освещенных кругов на земле, не коснулся его тела. Олег замер в томительном ожидании и у него появилось такое чувство, будто не замечали не только его, но и то место на котором он лежал, хотя он находился прямо по центру равнинной полоски между обрывом и шеренгой деревьев. Полоски света забегали более прямолинейно, и в этот самый момент пришла уверенность, что он сможет проскочить. Олег вскочил, и рванул к деревьям. В тоже мгновенье, как по команде все аппараты на берегу вздрогнули от неожиданности и стали наобум плеваться вслед. Смертельный горизонтальный дождь капал на землю, на приближающиеся впереди деревья, и казалось, с каждой секундой усиливался и вот-вот должен обагрить спину случайного посетителя острова кровью. Последним усилием Олег прыгнул к спасительным деревьям, но на пути, казалось из ниоткуда, возник один из тех роботов, которые днем так усердно трудились на берегу. Олег замахнулся на робота арматуриной, которую все еще держал в руке, но робот резко весь передернулся и полыхнул. Руку обожгло жгучей болью. Арматурина вылетела из руки. Не сбавляя хода, Олег как заправский каратист в прыжке, обоими ногами врезал обидчику прямо в наглую ухмыляющуюся лампочками рожу. Оба рухнули. Робот попытался подняться, гудя и роя гусеницами землю, но пара «железных капель», вызвав целый фейерверк из искр, уложили его обратно. Олег вскочил и в один неимоверно долгий прыжок шмыгнул в спасительную гущу леса.

Петляя как заяц, и ежесекундно оглядываясь, Олег старался бежать так, чтобы сзади оставалось какое-то дерево, щитом ограждающее его спину от свистящих вокруг пуль, и когда он был уже на большом расстоянии и остановился перевести дух, что-то слегка царапнуло его по бедру. Прикосновение было не столько болезненным, сколько неожиданным, а штанина сразу намокла от хлынувшей крови. Зажав рану рукой, он опять пустился бежать, но с каждой секундой сил становилось все меньше, а голова начала кружиться. Через пять минут силы совсем покинули Олега, и, облокотившись о дерево, он осмотрел рану.

Струйка крови брызнула в лицо, когда он убрал руку, а чудовищное зрелище чуть не лишило чувств. Вместо небольшого пореза на ноге оказалась большая глубокая рана, и кровь внушительным ключом била оттуда, с таким напором, с которой силы покидали Олега. Рубашку пришлось использовать как бинт, а ремнем перетянуть ногу. В таком состоянии двигаться дальше было невозможно, но страх заставил подняться и ковылять еще какое-то время. Появившиеся звезды и огромная полная луна ярко освещали все вокруг, и возникало ощущение, будто он попал в заколдованный лес. В глазах все стало плыть, и происходящее стало казаться дурным сном. Огромные стволы деревьев, угрожающе нависая, уходили в небо, а густые кусты папоротника все время так и норовили ударить по лицу. То и дело спотыкаясь и падая, разбивая руки и колени в кровь о корни и камни, истощенный и израненный Олег почти бежал вперед. Лишь одна мысль, одно желание пульсировало в голове. Бежать, бежать несмотря ни на что, спасать свою жизнь.

За очередными деревьями показалось какое-то строение, и немного притормозив, он его осмотрел. Круглое и гладкое бетонное сооружение полтора метра высотой, с плоской горизонтальной крышей не имело ни окон, ни дверей со всех сторон. Сверху под углом торчала труба, но немного присмотревшись, стало понятно, что это ствол крупного калибра. Находка вновь испугала Олега, но сил уже почти не оставалось. Он уже не шел, а полз подальше от этого места, когда за очередным кустом неожиданно оказалась яма, рухнул в нее, теряя сознание на лету.

Очнулся Олег от резкой боли в ноге. Кровотечение остановилось, и рана почти уже не болела, если ее не трогать, но вот что удивительно — пропал ремень, которым он вчера перетянул ногу. Остался даже след на ноге и на пропитанной насквозь кровью рубашке, но вокруг его не было. Олег был уверен, что не исчезни жгут, нога бы уже была окончательно умерщвлена из-за прекращенного кровообращения, и жить в таком состоянии осталось бы недолго. Это происшествие его уже не волновало. Оно просто меркло по сравнению со всем остальным. Как он очутился на этом острове? Что это за место? Что за роботы ему попались, и что за здание с дулом на крыше? Почему в него стреляли? И как он умудрился остаться в живых? Или стреляли не в него, а он только попал «под раздачу»? — Ведь если бы объектом охоты был он сам, то шансов вот так наслаждаться своей свободой у него уже не было бы. Эти более важные вопросы занимали его сильнее, чем пропавший куда-то ремень. Хотя этот факт не стоило упускать из внимания. Возможно, его здесь кто-то нашел, и снял жгут, но почему тогда ему не оказали никакой другой помощи и не забрали отсюда? Или, возможно, ремень вчера лопнул, и лежит теперь где-то, указывая на его случайное укрытие преследователям? В любом случае забивать голову этими вопросами, хоть они и были крайне важными сейчас, не было никакого желания. Беспокоила рана на ноге и большой заплывший кровью синяк на правой ладони. Олег попытался вспомнить, когда он его мог получить, и вспомнил, как пытался ударить робота арматуриной, но ее выбило. Грязной майкой он обмотал руку и осмотрелся. Полуметровый бетонный ров, в котором он лежал, был скорее всего канавой для стока воды и продолжался в обе стороны слегка загибаясь. Листья и грязь на дне засохли твердой коркой. Больше на дне ничего примечательного не было, и, поднявшись, он осторожно выглянул наружу. Неподалеку, все также спокойно стояло бетонное сооружение без окон. При свете дня отчетливо стали видны потеки ржавчины на стене сооружения с одной стороны, и плотная поросль плюща с другой, но все равно оно навевало жуткий страх. Автоматическая пушка, — решил Олег и осторожно выбравшись, встал. И сразу сел, от боли в ноге и от сильного головокружения. Только сейчас он понял, насколько слаб и беспомощен. Опираться на раненную ногу было мучительно больно и, проползая до ближайших кустов, он сделал себе подобие костылей из наиболее толстых стеблей. Пришлось даже использовать раскинутый на них плющ, чтобы связать несколько стволов вместе. К сооружению подходить он уже не стал.

В первую очередь необходимо было промыть раны. Потом найти укрытие и пищу. Морская вода в качестве обеззараживающего и лечебного средства подошла бы лучше всего, но отправляться на берег было совершенно неразумно. В таком состоянии он бы не смог ни спуститься, ни тем более подняться. Да еще эти роботы. От одной мысли о них у Олега застучали зубы. Хорошенько взвесив все за и против, Олег все же решил промыть раны тем единственным средством, что было у него под рукой. Очень трудно было писать себе на бедро, штаны сразу намокли, и запах стал невыносимым, но что уж тут поделаешь. Он пообещал себе поскорее найти воду и вымыться там хорошенько. После процедуры обеззараживания захотелось пить, и внимательно осматривая все вокруг, он медленно заковылял, выбирая самый простой путь.

Высокие, густо растущие деревья, скрывавшие небо и горизонт во все стороны, наполняли воздух запахом леса. Плющи и кустарники пытались забраться по стволам, но в большинстве своем так и оставались у основания невозмутимых великанов, а вот усердным лианам удалось забраться к самому верху и оттуда с деревьев они с насмешкой смотрели на своих слабых собратьев. Сросшиеся кроны редко впускали солнечный свет в свое лесное царство, и редкие пробившиеся лучики, словно золотые нити, рвали зеленоватую темноту, освещая все вокруг. Воздух был влажным и прохладным. Густой мох ковром скрывал землю, и лишь редкие каменные глыбы выглядывали сквозь него, выставляя свои белые края на всеобщее обозрение. Сильно мешали продвижению частые кусты. В основном это были папоротники, но изредка попадались и цветущие различными цветами неизвестные растения. Олег часто бывал в лесу c отцом, но этот лес ему был чужим и незнакомым. Неизвестные деревья и растения, цветы и птицы беспокоили так, словно он попал во враждебно настроенную компанию, где обе стороны едва терпят присутствие друг друга.

Силы покидали его с каждым вздохом, с каждым движением. Присаживаясь отдохнуть, он чувствовал и понимал, что очень скоро уже не сможет вставать, и только бешеная ярость, панический ужас умереть здесь и сейчас прибавляли силы и гнали вперед.

Почти каждое новое попадающееся растение он рассматривал и обнюхивал, а потом срывал и растирал, надеясь обнаружить знакомые ему травы, но ни одного знакомца не попадалось.

Выбирать направление противоположное берегу было довольно сложно, и едва видя впереди окончание линии деревьев, он в страхе поворачивал обратно. Несколько часов беспокойного метания по лесу вымотали до предела. Потеряв всякую надежду найти воду или пищу, он в последний раз присел на огромной каменной глыбе у подножья скалы. Пытаясь собраться с силами, Олег увидел у подножья пещеру скрытую обильными космами лиан. Это было замечательное место для жизни какого-нибудь Робинзона, но Олег понимал, что это не то, что ему сейчас надо. Да и сил ползти в эту пещеру практически не оставалось.

Из пещеры донесся еле слышный рокот, и спустя некоторое время лианы вздрогнули и из-за них, спокойно покачивая хвостом, вышел тигр. У него было несколько шрамов на боках, а одно ухо было порвано. Отметины указывали на опыт и животную выносливость зверя, спасавшие его должно быть не раз из объятий смерти. Тигр, принюхиваясь к запаху крови, рассматривал Олега. Тот тоже, цепенея от ужаса, смотрел на животное, но уже никакие страхи и переживания не могли прибавить ему сил, чтобы подняться.

Олег чувствовал, как истончались жилы, как нить, связывавшая его волю с его бренным телом, становится все тоньше. Одним лишь своим подсознанием он понимал — еще чуть-чуть, и опасный зверь оборвет его жизнь. Он молил провидение лишь о том, чтобы поскорее потерять сознание и не чувствовать боли и мучений. Понимая, что это конец пути, Олег пристально смотрел на зверя, но не как загнанная в угол дичь. О нет! Он смотрел на тигра с почтением и восхищением его силой, с благодарностью за то, что в этот суровый момент он не остался один, и что возможно даже его никчемная жизнь и закономерная смерть принесут, в конце концов, кому-то пользу, пусть даже таким нелепым образом.

Тигр в свою очередь тоже неотрывно смотрел в глаза Олега. Глаза зверя источали силу, и оторвать от них взгляд было невозможно. Все вокруг замерло, исчезло, растворилось. Они остались только вдвоем, и смотрели друг на друга пристально и упорно. Порой Олегу казалось, что он видит и чувствует мысли животного. Они растворялись друг в друге, они почти разговаривали.

Боль и страх исчезли, тело казалось легким и каким-то нереально далеким, как будто он засыпает, но никакой усталости не было. Наоборот, он ощущал, как в него входит новое и неизвестное чувство бесконечно огромной и, в тоже время, умиротворенной силы.

Олег не заметил, как его глаза закрылись, потому, как для него практически ничего не изменилось. Лишь фон понемногу таял и растворялся словно дымка. Перед ним все также стоял зверь, и человек больше ни на что другое не обращал внимания. Он старался понять зверя, представить себя им, ощутить в себе ту же силу, животную уверенность и спокойствие свободного существа. Очертания зверя постепенно растворялись, теряя свою форму, но только его глаза оставались такими же отчетливыми, говорящими больше, чем любая картинка, увиденная обычным зрением. Олег представлял себя зверем, живущим под открытым небом, бегущим по ночному лесу, отдыхающим в объятиях деревьев. И словно маленькие толчки, он ощущал легкие прикосновения, и желание понять и мысленно, осязать его самого. Собеседник шел навстречу.

Их чувства переплетались, их сознание становилось одним целым, и вот уже Олег видел свою душу глазами зверя. Видел себя глазами сущности без мыслей, свободную от слов и связанных с ними заблуждений, чувствовал себя свободным от всех дрязг мира, бестелесным сосредоточием силы, наполняясь любовью к жизни, желанием жить. Маленькая и тоненька ниточка, готовая оборваться, связывала его с человеческим прошлым, забытыми мыслями, глупыми человеческими желаниями. Невидимой крохотной точкой отсчета она была где-то рядом, но настолько незначительной и ненавязчивой, что готова была тотчас же испариться. Они были одним целым и двумя разными душами одновременно, это уже не было разговором, это было обоюдным слиянием, как если бы художник смешал две капли разных красок, которые, сплетаясь друг с другом, оставались бы самими собой, образуя намного большую, чем сами по отдельности, узорную каплю.

Время остановилось, их сознания изучали и дополняли друг друга. Зверь в них учился облекать свои мысленно-чувственные ощущения в концентрированные и направленные формы, мысли в слова, а из слов строить нить последовательных рассуждений. Человек впитывал весь опыт поколений живущих своими ощущениями, видел всю нелогичность человеческих поступков, желаний, основанных на ложном понимании мира из-за ограниченности и многозначности слов. Учился полноценно чувствовать и воспринимать мир, со всей его объемностью и многогранностью, как ребенок, еще не привыкший называть свои душевные порывы, переполняющие все тело радостью или болью, и потому не замыкающий эти ощущения в узкие рамки словесной мысли, полностью наслаждается и изучает все оттенки и ниточки чувства. Обсуждая Мир, они изучали себя самих вместе и по отдельности, сравнивая свои переживания, ощущения, ассоциации, сначала на таких простых вещах как день и ночь, тепло и луна, сон и еда. Вместе радовались воспоминаниям о друзьях и страдали от утраты ушедших навсегда. И постепенно переходили уже к взглядам на жизнь вокруг, связям всего живого между собой, пробираясь через дебри одинаковых и разных личных мнений, образовывали одно общее, окончательное, целостное и законченное мнение совершенно разных сущностей, которые без этого единогласия не смогут дальше развиваться.

Человеческая речь была настолько же неточной, как и условной, и мешала не только общению, но и собственной мысли. Поэтому для общения они создавали свой собственный язык, свою словесную форму, тщательно подбирая каждый звук и составляя слово своего нового трактата о сущности мира. Вплетая чувства в созвучие понятий и, наоборот, термины в ощущения, они находили многие из них слишком замкнутыми, и потому создавали все новые слова и новые понятия, еще более объемные и все объединяющие, и в тоже время лаконичные и понятные друг другу. Визуально это могло бы выглядеть как очень тонкая и тщательная наладка резкости в объективе телескопа, осматривающего другую сторону Вселенной, в котором, только наладив видимость, обнаруживается еще более далекий и еще более загадочный горизонт.

Никакое слово не было полным, никакая мысль не была законченной и потому их словарь превращался в одно бесконечное слово, продолжающее одно другое, бесконечная формула, в смысле которой заключалось все сущее в своей гармонии и равновесии, неповторимой и не осознаваемой бесконечности, вся задумка автора и все образы, вызванные этой непостижимо огромной и настолько же понятной, как и непонятной картиной. И чем совершеннее становилось их слово, тем с большим нетерпением и рвением они старались его дополнить, чтобы привести в идеальную форму полного смысла мироздания.

Они изучали пространство, материю и время. Исследовали все, чего только когда-то касались, видели или задумывались. Проникали вглубь земли и взмывали в просторы неба, поднимаясь все выше и выше. Они странствовали по галактикам, и размер этих галактик был настолько велик, насколько они могли его себе вообразить. Все их познания, вся картина мира соединилась в одно общее целое, и они видели его отчетливо, понимая до мельчайших подробностей и деталей, смысл бытия каждого атома, все сущее и давно прошедшее, не упуская из виду всю целостность задумки автора.

Всю жизнь мы стремимся к совершенству, которое в конце жизни дает нам ощущение цельности. Мы разгадываем головоломки жизни, и пытаемся понять смысл бытия. Они были очень близко к этому смыслу. Они его поняли и прочувствовали. И тогда уже их стало не двое, а трое. Их Истина, их Смысл, и их Прозрение. И достигнув конца своих странствий и поисков, они тихо смотрели на закат солнца над гладью моря, спокойно разглядывали звезды, слушали пение лесных птиц.