Моя принцесса. Рассказы из жизни и о жизни

Галина Хэндус

Большинство историй рассказаны автору участниками или свидетелями событий.Отношения людей – что может быть сложней и одновременно интересней? Не каждый может побывать во всех странах, познакомиться с людьми разных национальностей, узнать их менталитет, привычки, традиции. Книга приоткроет дверь в незнакомую жизнь других людей, а также соотечественников, живущих в Европе.

Женское счастье

Тоня готовилась к приёму дорогой гостьи. В пятницу вечером к ней прилетала единственная сестра Таня. Они были погодками, росли вместе и всё всегда делили поровну. Около двадцати лет назад их пути неожиданно разошлись. А началось всё так незаметно…

***

Тане исполнилось тогда девятнадцать лет. Встретив на свадьбе подруги Гришу Белых, она тут же влюбилась окончательно и бесповоротно, и уже не представляла жизни без него. Её избранником оказался высокий стройный симпатичный парень. На него постоянно заглядывались девушки с разными желаниями и целями. Многих из них привлекали не столько внешние данные парня, сколько его семья. А она резко выделялась на фоне других среднестатистических семей города.

Отец Гриши занимал высокое положение в военно-политической структуре города. Об этом предпочитали громко не говорить, но его должность являлась для определенного круга жителей города секретом Полишинеля. Мать всю жизнь работала в сети общественного питания. Занимала место то директора, то заведующей — смотря по тому, была это столовая, кафе или ресторан. Места работы Клавдия Петровна — так звали маму Гриши — меняла не добровольно, а в силу обстоятельств. Быстрая и удачная военная карьера мужа, Фёдора Ивановича, предполагала частые переезды, смену должностей и, соответственно, мест работы.

В семье, кроме Гриши, росла младшая сестра Инга. Дети, не избалованные вниманием родителей, вечно занятых каждый на своей должности, были часто предоставлены сами себе. Не испытывая материальных трудностей, подрастающее поколение Белых недополучало душевного тепла. С годами стало очевидно: дети выросли скорее потребителями, чем созидателями. Нельзя сказать, что они были чёрствыми и эгоистичными. Просто на мир смотрели глазами людей, избалованных изобилием. Семья много лет прожила за границей и привезла оттуда не только вещи и посуду, но и вкус к сытой, удобной жизни.

Именно достаток семьи привлекал многих молоденьких девушек. Каждой из них хотелось приобщиться к красивой обеспеченной жизни, не особо напрягаясь. Нужно признаться, Таня не была исключением из ряда соискательниц на руку и сердце молодого человека. В отличие от других, она безумно любила в Грише прежде всего его самого. Он это сразу почувствовал и оценил.

Тане удалось за короткое время очаровать, влюбить в себя и в конце концов выйти замуж за избранника. Через год у них родился сын Алёша. После рождения ребёнка молодая мама не стала продолжать учёбу в текстильном институте, а решила посвятить себя мужу и ребёнку. Гриша не был против ее решения. Он обеспечивал семью и гордился, что они живут по старинным традициям, когда жена могла не работать, а растить детей, следить за хозяйством, быть для мужа всегда весёлой и красивой очаровательницей.

Время шло, Алёша подрастал.

Таню стал тяготить статус домашней хозяйки. Отдав ребёнка в детский сад, она, чтобы не скучать, начала понемногу вникать в коммерческие дела мужа. Бизнес Гриши заключался в том, что он по одному ему известным каналам и, конечно, не без больших связей отца, доставал импортную технику, бывшую во время начавшейся перестройки в большом дефиците, и предлагал желающим купить с приличной наценкой. В бывшем Советском Союзе такая деятельность называлась спекуляцией. Союз перестроечно разваливался, опасное слово спекуляция сменилось на модное слово коммерция.

В приоткрывающиеся всё шире двери свободы начали проникать и ласкать слух такие слова, как Тошиба, Грюндиг, Сименс, Бош. Их можно было без боязни прочесть на сверкающих лаком, металлом и западным качеством ранее не виданных технических новинках. Телевизоры, холодильники, стиральные машины, всевозможную кухонную, необходимую для комфортной жизни технику теперь при желании и без особых хлопот можно было купить в семейной фирме Белых.

Таня за пять лет совместной работы успела стать незаменимой помощницей мужу. Вместе они хорошо зарабатывали, денег не считали, жили в своё удовольствие. До тех пор, пока не случилось несчастье: скоропостижно умер глава их дружного клана — Фёдор Иванович. Сердце не выдержало напряженной работы и обильных возлияний. Его насиженное за долгие годы место тут же заняли другие люди. На волнах новой свободной жизни конкуренты начали активно строить свои пирамиды. Гриша как-то хорохорился, но старые связи без отца работать переставали. Неожиданно появились новые нахрапистые соперники. Они медленно, но верно занимали когда-то легко и быстро завоёванный семьёй Белых плацдарм безбедного существования.

Почва стала уходить из-под ног.

Гриша, никогда не отказывающийся от бокала хорошего вина или бутылочки-другой пивка, стал потреблять напитки в неограниченных количествах. Скоро вино заменила водка, бутылочное пиво уступило место трёхлитровым банкам пенистого напитка. Отношения между супругами стали быстро ухудшаться.

Таня не видела и не слышала в доме родителей ни ругани, ни скандалов. Теперь она стала всё чаще слышать в свой адрес непечатные обидные слова. С ними пришел животный, поднимающийся к горлу страх. Гриша начал время от времени на неё замахиваться. Сын Алёша ходил в пятый класс и понимал, что в доме происходит что-то не очень хорошее, но вступиться за маму по причине малолетства не мог.

— Мама, не плачь, — успокаивал он Таню, когда та после очередного пьяного скандала мужа сидела на кухне. — Когда я вырасту, то побью папку, чтобы он тебя не обижал. Я вчера записался в кружок карате, буду там учить всякие приёмчики. Ты только не плачь!

— Сынок, — пыталась объяснить мать сыну то, что он понять пока не мог, — папу бить нельзя, потому что он твой папа. Он выспится, опять будет тихо, ведь он ругается только пьяным.

— Но он пьёт каждый день, кричит на тебя, толкается, я сам видел. Мама, я боюсь пьяного папу, не могу делать уроки. От страха у меня ничего не получается.

Любому, даже ангельскому терпению рано или поздно приходит конец. У Тани в голове засела мысль о разводе. Она хотела вырваться из дома, ставшего адом. Жить в атмосфере угроз, площадной брани и неуверенности она больше не могла. В то же время она боялась сделать последний шаг, не могла представить, что Гриша разрешит ей просто так оставить его и забрать ребёнка. Как в театре одного актёра, жить без публики Григорий не мог.

Весь расчёт Тани был построен на том, чтобы ей с сыном на какое-то время исчезнуть из поля зрения мужа. Когда первый гнев пройдёт, остальное можно будет решить мирно, на холодную голову. Молодая женщина готовила план долго и тщательно, перепроверяя все детали, рассчитывая время и каждое движение.

Страх, двигавший ею, заставлял быть осторожной.

***

После печально окончившейся эпопеи на ниве коммерции Таня несколько лет работала продавцом в секции меховых изделий большого универмага. Отпуск ей полагался всегда летом — покупателей зимней одежды в это время было немного. На дворе еще не наступило настоящее тепло, как она положила на стол начальника заявление на отпуск, которое тот сразу подписал. У Алёши начинались каникулы, из школы отпрашивать его не нужно. Заранее Таня написала письмо в Феодосию, где жила ее двоюродная сестра Люся с мужем и тремя детьми, с просьбой приехать погостить на месяц. То, что она приедет без Гриши, скрыла. Люся тут же ответила приглашением приехать на всё лето. Если захотят.

Билеты на поезд Таня приобрела заранее, не зная, сможет ли в этот день уехать. Гриша работал по сменам на складе готовой продукции большого завода. Если бы он остался дома, весь её точно рассчитанный план мог рухнуть с громким треском и похоронить под собой радужные мечты о разводе.

К счастью, Гришина смена начиналась в намеченный Татьяной день в шесть утра. Для неё наступил час Х. Не успела дверь за Григорием закрыться, как Таня, махом вскочив с постели, начала собирать вещи. Позвонив верной подруге Маше и дождавшись её приезда, она продолжила в суматохе метаться по квартире в поисках необходимых вещей. Наконец, подхватив проснувшегося Алёшу и сумки, они с Машей снесли их к поджидавшему такси и поехали к бабушке Насте. Вообще-то, бабушка была Гришина, но Таню и правнука она любила и жалела больше, чем собственного внука.

В десять утра вещи, быстро упакованные в заранее купленные коробки, уже лежали у бабушки Насти в кладовке. В четырнадцать часов от платформы железнодорожного вокзала отходил скорый поезд Омск — Феодосия, идущий через Москву. Он должен доставить Таню с Алёшей к Чёрному морю.

Едва передохнув от нервотрёпки переезда и наскоро перекусив испечёнными заранее блинчиками с творогом, Таня с Алёшей, подхватив чемодан, поехали на вокзал. Найти нужный вагон не составило труда. Только когда поезд тронулся, набирая скорость, Таня приобняла сына за плечи и глубоко вздохнула:

— Ну вот поехали, теперь всё будет хорошо!

Родственники встретили приехавших с радостью. Кузина Люся с мужем Николаем оказались людьми тактичными, в подробности семейных взаимоотношений Тани и Гриши вникать не стали: «Не приехал Гриша, значит, так и надо, всё остальное нас не касается». Гостям они были искренно рады.

Месяц отпуска, как это бывает, пролетел быстро и незаметно. Время заполнялось не столько отдыхом, сколько домашней работой. Она стала для приехавших городских жителей вместо игры. На юге летнее время для многих семей — самый сезон работы, чтобы заработать на отдыхающих. Таня с Алёшей помогали гостеприимным хозяевам собирать с раскидистых деревьев темно-бордовую, лопающуюся от сладкого сока черешню; осторожно складывать в маленькие кузовки тающую на солнце ярко-красную клубнику; наполнять большие пластмассовые вёдра ранними, светящимися изнутри медом, сладкими яблоками. Дети, смеясь и дурачась, выдёргивали из земли краснобокую, с белыми хвостиками редиску. Таня с Люсей быстро связывали их в небольшие пучки для продажи. Здесь же лежали аккуратно перевязанные пучки укропа и петрушки. Их женщины рвали сами, не доверяя деликатную работу детям. Собранные витамины Николай грузил в машину и отвозил на рынок. Там с раннего утра уже торговали зеленью и овощами его родители-пенсионеры.

К обеду рынок закрывался.

Большая дружная семья, хорошо поработав, собиралась в саду под навесом за длинным столом, уставленным яствами из собственного сада. Люся выносила из летней кухни, стоящей впритык к дому, большую кастрюлю холодного супа, на второе — обязательно что-нибудь горячее. Чаще всего это были обжаренные куски мяса, переложенные отварной картошкой, морковкой с фасолью и щедро приправленные свежей зеленью. Иногда она жарила свежую рыбу, привезённую родителями с рынка. Люся сама с удовольствием ела маленькую вкусную корюшку, но на девять человек жарить её не любила, поэтому делала это крайне редко. Впрочем, никто не роптал: готовила хозяйка вкусно и сытно, а то, что меню не было разнообразным, никого не смущало.

Как бы хорошо ни было, запланированный отпуск подошёл к концу. Через тридцать дней после прибытия с солнечный рай Крыма, Таня с Алёшей были посажены в обратный поезд. Через двое суток они выходили из душного вагона на свежий воздух родного города. Погода их встретила совсем не летним холодным дождём. Бабушка Настя, к которой они приехали на житьё, окатила неожиданной новостью.

— Танечка, — отозвала она внучку в сторону, и тихо заговорила, чтобы не услышал Алёша, — не знаю, как сказать. Гриша-то стрелялся, пока вас не было.

— Как стрелялся?! — ноги у Тани подкосились, она рухнула на диван, оказавшийся, к счастью, у неё за спиной. — Он жив?

— Жив, не переживай! — быстро заговорила старая женщина. — Как вы уехали, он вечером у меня объявился. Не могла я долго скрывать, сказала, что вы оставили вещи и уехали в отпуск на месяц. Куда уехали, не сказала. Не хотела, чтобы он отправился вслед за вами. Кто знает, что бы он там натворил…

— Гриша вызывал Люсю на телефонные переговоры, но она сказала, что мы к ним не приезжали, — тихонько сказала Таня. Ей не давало покоя чувство вины за случившееся. — Что дальше было?

— Точно не знаю. Через неделю ко мне приехала Инга и сказала, Гриша в больнице после тяжёлой операции. Когда он немного пришёл в себя, сам всё рассказал.

— Что он рассказал, что? — нетерпеливо перебила Татьяна сидящую рядом пожилую рассказчицу. Сердце её отчаянно колотилось от непонятно откуда взявшегося чувства вины и страха.

— После того как Гриша узнал, что вы с Алёшей ушли от него, он объехал всех родственников, потом друзей и знакомых. Он думал, вы где-то здесь от него хоронитесь. Три дня искал, не нашёл. Потом начал пить. Закрылся дома, выпил всё, что заранее купил. Три дня было тихо. Соседи не слышали ни музыки, ни криков, ничего. На четвёртый день к вечеру Нинка, соседка снизу, услышала громкий выстрел, похожий на хлопок, потом что-то грохнулось на пол. Она поднялась к вашей квартире, долго звонила, чтобы узнать, что случилось. Не дождавшись ответа, она позвонила матери Гриши. Ты сама телефон дала на всякий случай. Вот случай представился.

Клавдия примчалась сразу же. Гриша был у неё накануне — вас искал. Сердце материнское трудно обмануть, она сразу почувствовала неладное, тут же вызвала милицию. Дверь открыли, увидели Гришу — он лежал на кухне в луже крови. Рядом валялось охотничье ружьё. Курок от ружья он к большому пальцу ноги привязал, потому как рукой достать несподручно. Никто не знает, хотел ли Гришка всерьёз застрелиться или попугать кого, но выстрел пришёлся чуть выше живота.

— Он что, все три недели лежит в больнице? — спросила побледневшими губами Таня. Она пыталась унять внутреннюю дрожь и не заметила подошедшего Алёшу. Мальчик услышал последний вопрос.

— Что с папой? Почему он в больнице?

— Папа заболел. Иди, сынок, поиграй, мы потом с тобой в больницу к нему съездим, хорошо? — попыталась улыбнуться Таня, не решаясь всё рассказать сыну.

— Мам, я тогда на улицу пойду, можно? — осторожно спросил Алёша.

— Конечно, можно. Только далеко от дома не уходи, вдруг опять дождь начнётся.

Проводив взглядом Алёшу и услышав звук захлопнувшейся двери, Татьяна перевела дыхание.

— Ты ему всё не рассказывай, я его сама потихоньку подготовлю, — обратилась она к бабушке. Та утвердительно кивнула. — Сам-то Гриша что говорит? Зачем он это сделал?

— Говорить он толком не может, зачем стрелялся — не помнит, сильно пьяный был. Говорит, вроде без вас жить не хотел, а точно сам не знает.

— Вот горе-то какое… Что мне теперь делать? Я, конечно, помогу ему на ноги встать, но жить с ним не стану. Теперь я его ещё больше боюсь, чем раньше. Что врачи говорят? Он останется инвалидом или как? Что он себе отстрелил? — губы Тани побелели от волнения и задрожали.

— Операция была серьёзная, восемь часов врачи в нём ковырялись. У Гриши осталось только полжелудка, даже меньше, да метра два кишок у него отмотали. Он же стрелялся дробью, она осталась во многих местах, куда врачам не добраться. Так и будет жить с дробинами, пока одна из них не повредит какой-нибудь орган. В общем, никто не знает, чем всё закончится. Таких случаев у врачей не было.

В комнате повисло гнетущее молчание, нарушаемое громко тикающими ходиками, висящими на стене. Время закрыло страницу до несчастного случая и открыло новую: жизнь после него.

***

В то далёкое, почти забытое время, когда Таня вначале бросила все силы, чтобы очаровать Гришу, потом, чтобы построить с ним уютное семейное гнёздышко, а затем стала постепенно разочаровываться в результатах с трудом завоёванного счастья, её младшая сестра Тоня жила совсем другими интересами.

Не строя грандиозных планов, она долго выбирала точку приложения собственных сил, искала цель в жизни. Она закончила школу, поработала два года в канцелярии городского комитета комсомола. Набравшись какого-никакого опыта, поступила на факультет иностранных языков педагогического вуза. Вуз находился в другом городе, но переезд к месту учёбы и новой жизни оказался быстрым и легким.

Через пять лет, успешно закончив учёбу, Тоня получила место учителя немецкого языка в одной из средних школ. Параллельно она поступила в аспирантуре, решив в будущем преподавать не в школе, а в институте. Детей она не то чтобы не любила, но относилась к ним с известной долей иронии и осторожности. Равнодушного отношения к детям оказалось достаточно, чтобы оставить работу школьного учителя.

Каждые два года учёбы в аспирантуре Тоня брала академический отпуск. Слишком загружать себя она не хотела, а время брала, чтобы серьёзно подумать над будущим. В то время ей исполнилось двадцать восемь лет. Замуж она пока не вышла. Сердечный друг Миша, с которым они жили вместе последние три года и были обручены, женился почему-то на другой. С сестрой Тоня потеряла близкий контакт с тех пор, как уехала из города, хотя была в курсе основных событий, происходящих в родном гнезде.

Наблюдая семейную жизнь сестры, которая вышла замуж по большой любви, а через восемь лет решила уйти от мужа по причине его пьянок и постоянных скандалов, Тоня решила попробовать построить личную жизнь по-другому. После долгих раздумий и прикидок, решение относительно собственной благополучной жизни было принято. Молодая женщина начала действовать.

Делая всё обстоятельно, Тоня, учитывая свой и сестринский опыт, решила искать принца в заморских краях. С языком проблем не было. Жизнь в России изменилась настолько, что можно было выехать в любую европейскую страну без особых визовых проблем. Тоня начала искать подходящего мужа в подходящей стране, пока не зная, что же главнее для неё — муж или страна.

Перебрав множество предложений из Америки, Испании, Австрии, Англии и других стран, Тоня остановилась на Германии. Во-первых, у неё был хороший немецкий язык, но главное — она почему-то влюбилась в эту страну сразу, с первого раза, когда была там десять дней в туристической поездке. Её поразили тогда ослепительная чистота немецких городов, их ухоженность, яркий вечерний свет на улицах, обилие еды в магазинах, велюровая обивка трамвайных и автобусных сидений. Что ее тогда больше всего поразило — люди всегда улыбались, а если даже не улыбались, то готовы были это сделать в любую минуту.

Немецкая улыбчивость определила Тонин выбор.

Отложив письма, пришедшие ей из разных стран мира, в сторону, она сосредоточилась в поисках на выбранной стране. Подходящего кавалера молодая женщина нашла довольно быстро. Западные мужчины после падения железного занавеса охотно женились на русских женщинах.

Так она приехала и осталась в стране, которую, похоже, любила больше, чем встретившихся на её пути немецких мужчин. Только с годами ей стало понятно, что страна, которую она выбрала, чтобы жить в ней и умереть, дала ей намного больше, чем она смела мечтать. Никто не требовал здесь от Тони ничего такого, чего она не смогла бы сделать добровольно, никто не унижал, не давил, не заставлял. Куда-то исчез вечно маячивший за спиной страх, все было понятно, открыто, построено на доверии, нужно было только точно установить для себя его границы. Новая родина, в отличие от мужчин, давала чувство защищённости, свободы, независимости, неограниченных возможностей. Но всё это Тоня осознала намного позднее. Начало новой жизни вдали от родины она всегда вспоминала с тёплой грустью.

Первое замужество, к которому Тоня готовилась долго и трепетно, оказалось на удивление коротким. С будущим мужем Гюнтером она познакомилась через русскую газету, куда тот дал объявление. Благодаря непередаваемому шарму и хорошему знанию языка, уже через десять дней Тоня получила приглашение приехать в Германию. Забрав из консульства паспорт с визой и купив билет на самолёт, через месяц после первого письма она приземлилась в объятия первого немецкого кавалера и потенциального жениха.

По приезде в Германию неожиданно выяснилось, что фотографии Гюнтера намного симпатичнее оригинала. К тому же он оказался старше указанного в письме возраста. Во всём остальном не соврал: он был в отличной физической форме, с хорошими манерами и образованием. Тоня познакомилась с семейной фирмой, которая кормила Гюнтера, его престарелых родителей и должна была прокормить будущих детей. Сам он, несмотря на пятидесятилетний возраст, женат ни разу не был по непонятным Тоне причинам и детей до сих пор не завел. Теперь настало время жениться и заиметь наследников. Об своих планах он тут же с радостью сообщил Тоне.

От русской знакомой Гюнтер был в полном восторге. За месяц, отведённый ей на визит, они успели слетать в Испанию и вдоволь походить под парусом на взятой напрокат яхте. Вернувшись из короткого отпуска в Германию, Тоня получила ожидаемое предложение выйти замуж и с удовольствием его приняла. Жених хотя оказался намного старше, был не противен, а очень даже симпатичен. Он имел возможность обеспечить будущее жене и детям, поэтому небольшую ложь Тоня сразу простила и постаралась о ней забыть.

— Почему ты написал, что тебе сорок два года? — спросила как-то Тоня, решив всё же узнать, почему Гюнтер сообщил ей неправду.

— Если бы я написал, что мне сорок девять, а через три месяца будет пятьдесят, ты ведь не приехала ко мне? — ответил тот весело. — Так или не так?

— Да, скорее всего, не приехала бы, — лгать Тоня не любила.

— Вот видишь, теперь ты знаешь правду. Несмотря на это, выходишь за меня замуж. Выходит, всё не так уж плохо.

Гюнтер смеялся, но из-за стёкол очков на Тоню смотрели серьёзные, колючие глаза расчётливого бизнесмена. Это был первый звоночек, которого Тоня, утонувшая в волнах счастья, не услышала.

Свадьбу решили сыграть в Германии, тихо, по-семейному. Невеста вернулась в Россию, чтобы собрать нужные справки и свидетельства для регистрации, уволиться с работы, сдать квартиру, попрощаться с роднёй и друзьями. В течение трёх месяцев подготовки Тони к будущей новой жизни Гюнтер купил многоразовую визу в Россию и прилетал навещать невесту каждые две-три недели. Всё было красиво, романтично, пахло розами и деньгами.

Второй звонок прозвенел за два дня до свадьбы.

— Дорогая, — сказал за завтраком Гюнтер своей почти жене, — у нас сегодня встреча с нотариусом.

— Я не собираюсь писать завещание, — смеясь ответила Тоня, всё еще летая на крыльях счастья. Жизнь она теперь не воспринимала настолько серьёзно, как она того требовала.

— Дело не в завещании, — умные глаза мужчины смотрели на неё прямо и холодно. — Нам нужно подписать брачный договор. Без него мы не сможем пожениться.

— Что за брачный договор и почему ты о нём говоришь накануне свадьбы? — в голосе невесты послышалась нотка напряжения.

— Видишь ли, дорогая, это простая формальность, без которой мы не сможем заключить брак. Здесь, на Западе, свои законы. Их необходимо соблюдать.

— И что же там написано в брачном контракте? — Тоня старалась не выдать подкатившего к горлу противного чувства попадания в ловушку. Голос ее звучал язвительно и одновременно разочарованно.

— Не переживай, дорогая, — жених взял её руку и поднёс к губам, целуя. — Там нет ничего такого, что бы тебе не понравилось или как-то ущемило твои интересы. Здесь мы все живём согласно законам, поэтому и живём так хорошо.

Договор был подписан, свадьба прошла тихо и скромно, наступили семейные будни. Началу их положило увольнение приходящей два раза в неделю домработницы.

— Дорогая, я теперь женат, ты не работаешь, поэтому вполне можешь сама следить за порядком в доме, готовить и стирать, — объяснил немолодой мужчина и молодой муж в одном лице своё решение. — Зачем тратить лишние деньги на посторонних людей?

— Но мне нужно готовиться к экзаменам! И потом, я же учусь, а у тебя достаточно денег…

— Денег, моя дорогая, бывает достаточно, когда их экономишь, — это раз. Второе — ты занята на учёбе четыре часа в день, остальное время свободно.

— Да, но я трачу на дорогу почти три часа, чтобы доехать до института и обратно. И потом…

— У меня есть жена, которая не работает, и на этом поставим точку, — в голосе мужчины зазвенел металл. — Не забудь, кстати, показать мне все чеки из магазинов за прошлую неделю, ты забыла их отдать. Мы договаривались, что ты будешь еженедельно отчитываться, на что тратишь деньги. Делай это, пожалуйста, без напоминания.

Гюнтер имел хорошие доходы, но оказался жаден до неприличия. Сам он считал себя экономным и рачительным, но никак не жадным. Тоне, не привыкшей считать каждую копейку, такая, с позволения сказать экономия, начала медленно, но верно давить на психику. Нервничая, она стала неожиданно замечать, что Гюнтер красит волосы, вернее, даже не волосы, а их жалкие остатки, прикрывая сияющую, как луну, лысину. Ей стали вдруг неприятны его узловатые пальцы, которыми он любил гладить её лицо и наматывать на них длинные шелковистые волосы. Ей казались отвратительными его белёсые, будто выцветшие глаза, амёбность которых за стёклами модных очков была не так заметна. Тоне разонравились его ласки, быстрая любовь, а вслед за ней — еженощный даже не храп, а тонкий свист, из-за которого она долго не могла заснуть.

Однажды утром, окончательно проснувшись и вдохнув воздух, в котором витали остатки утренних супружеских объятий, молодая женщина поняла, что любовь ушла. Собрав вещи, она съехала от мужа без официальных объяснений.

Несмотря на грамотно и профессионально составленный брачный договор, суд по семейным делам его отменил и заставил мужа выплачивать жене до окончательного судебного решения ежемесячное пособие. На эти деньги Тоня платила за квартиру, неплохо питалась, одевалась и даже купила подержанную машину. Жизнь без старого жадного мужа в любимой стране оказалась не так уж плоха.

Через неполных три года судебных разбирательств она получила развод и стала снова с оптимизмом смотреть в будущее. Её бывший муж не терял времени даром и, пока суд да дело, подыскивал новую кандидатку в матери будущих детей. Учтя печальный опыт со слишком образованной и строптивой русской девушкой, он продолжил поиски на Украине, разумно полагая, что чем беднее страна, тем меньше запросов у претенденток на замужество. Разводу он обрадовался не меньше Тони, но встретиться с ней и отметить официальное событие почему-то не захотел…

Молодые годы летели, жизнь продолжалась, но как-то наперекосяк. Сдав положенные экзамены и подтвердив российское образование, Тоня стала искать работу и нового мужа.

Место учителя на неполный рабочий день в начальной школе она нашла быстро. С мужчинами оказалось несколько сложнее. Встречаясь в свободное от работы и других забот время то с одним, то с другим, она начала постепенно терять надежду найти порядочного отца будущему ребёнку. То ли требования были слишком высоки, то ли потенциальные отцы находились вне поля досягаемости. «Если не для ребёнка, то хотя бы для себя», — несколько снизила планку Антонина и тут же встретила, как ей показалось, того, о ком мечтала.

Кай — так звали её нового избранника. Высокий интересный молодой мужчина имел веселый характер, и главное, был не жадный. На жизнь он смотрел легко, не обременяя себя всякого рода философскими вопросами типа Быть или не быть. У него было всегда только один ответ: Быть!

Тоня встречалась в Каем долгих девять месяцев, пока не решилась переехать к нему в качестве законной жены. У Кая были две дочери от предыдущего брака, иметь других детей, даже от любимой жены, он не планировал. В разговорах на подобные темы он всегда уходил в сторону, чтобы не вступать с супругой в конфликт. У нее была другая точка зрения на этот счет. Тоня пыталась забеременеть, не ставя об этом в известность мужа, но почему-то у неё никак не получалось.

Со временем его дети стали всё чаще оставаться у папы не только на выходные, но и на каникулы, да и просто так, среди недели. Тоне это не очень нравилось, но ругаться не хотелось. Она жила надеждой на рождение своего ребёнка. Дом у них был большой и просторный, так что места хватало всем.

Вначале дочерей привозил и увозил Кай. Потом всё чаще это стала делать его бывшая жена Бетина. Однажды, приехав домой по причине отмены занятий в школе, Тоня застала бывших супругов в своей постели. После обмена любезностями она узнала от Бетины, что Кай ни в коем случае детей иметь не хочет, да и не может, потому что давно стерилизовался, а ей, Тоне, только морочил голову. За такую информацию Тоня была даже благодарна Бетине. Вместо скандала она собрала вещи и ушла. Так что и эта её попытка создать счастливую семью с детьми как-то сошла на нет.

Даже после двух печально закончившихся замужеств, Тоня не хотела оставаться одной. По твёрдому убеждению, её бывшие принцы оказались просто недостойны принцессы. После некоторых размышлений она не стала снижать планку требований к следующему кандидату, придерживаясь принципа, привезённого из России: Любить, так короля. С грузом накопленного опыта на меньшее, чем король, она была теперь не согласна. Тоня входила в пору зрелой сорокалетней женской красоты, с её внешними данными, шармом и не скандальным характером шансов найти короля у неё было предостаточно.

И вот теперь к ней в гости приезжала сестра Таня. С ней они не виделись десять лет — с того времени, когда младшая сестра уехала в Германию к Гюнтеру. Пока у Тони не было стабильности в жизни, она не решалась пригласить сестру в гости. Они изредка перезванивались, переписывались, обменивались бандерольками ко дню рождения, но друг к другу съездить в гости не получалось. Теперь Тоня решилась на встречу, потому что поняла: мужчины приходят и уходят, и, пока она найдёт единственного, пройдёт много времени. Родителей она уже потеряла, осталась сестра, которую она терять не хочет. Значит, им хотя бы время от времени нужно встречаться.

***

В аэропорту Тоня сестру проглядела. Она встречала красивую, ухоженную, уверенную в себе Таню и удивлялась, почему та не выходит. «Я же сказала, чтобы она летела только с ручной кладью, чтобы первой пройти на выход, почему она меня не послушала?» — думала Тоня, начиная слегка нервничать, пока не услышала за спиной свое имя, произнесённое тихим голосом.

Резко обернувшись, она увидела полузнакомую женщину с опущенными плечами, скатавшимися жалкими кудельками волос на голове. Она глядела вперед поблекшими глазами загнанной клячи и с жалкой заискивающей улыбкой на лице. Одета женщина была в какую-то старушечью куртку грязно-зелёного цвета, на шее болталась выцветшая серо-коричневая косынка. Тоня вздрогнула, инстинктивно шагнула к сестре, крепко обняла, зажмурила глаза и стиснула зубы, чтобы не заплакать от жалости. Спрятав лицо в волосы Тани, ужасно пахнувшие несвежим бельём, она долго стояла, задержав дыхание и не выпуская её из объятий, пока не поняла, что может опять владеть собой.

По пути домой сёстры много не разговаривали: Тоне нужно внимательно следить за дорогой. Это была отговорка. Молчание позволило осмыслить увиденное и сосредоточиться на том, чтобы при предстоящем разговоре ненароком не обидеть сестру.

Приехав домой, Тоня тут же послала гостью в ванную комнату:

— Танюш, я сейчас ванну с ароматными маслами приготовлю. Полежи там, отмокни с дороги, приди в себя, а я пока поесть приготовлю.

Хозяйка болтала, не умолкая, чтобы задавить в себе невольно возникшее чувство жалости к сестре.

— Я тебе купила на первое время только нижнее бельё, точно не знала твоего размера. Остальное докупим завтра.

— Не надо, у меня всё есть, — робко подала голос Таня, удивлённая заботой какой-то новой, доселе незнакомой красивой ухоженной женщины, называющей себя младшей сестрой.

— Твое останется у тебя, — ответила та весёлым голосом. — Я специально копила деньги, чтобы тебя удивить, так что слово нет слышать не желаю. Ты — моя сестра, считай, ты дома, договорились?

Таня ничего не имела против.

Зайдя в любовно подготовленную сестрой ванную комнату, она чуть не задохнулась от нахлынувшего давно забытого чувства щемящего счастья. Ей показалось, что она — маленькая девочка, которая каким-то чудом попала в сказку, и если вдруг она откроет глаза, то волшебная страна разом исчезнет. А просыпаться совсем не хотелось!

После вкусно пахнущей ванилью и клубникой ванны Таня надела приготовленное сестрой новое кружевное бельё, которым хотелось только любоваться, а не носить. Приоткрыв дверь, она осталась стоять на пороге, не решаясь пройти дальше. Вокруг было так чисто, уютно и замечательно пахло сытой жизнью, что Таня от избытка переполнявших чувств вдруг заплакала. Она вспомнила первые годы совместной жизни с Гришей, когда их дом был полной чашей. Как же быстро они всё это растеряли…

Так и стояла она на пороге ванной комнаты с мокрыми глазами, пока Тоня не выглянула из кухни. Она подошла к сестре, будто не замечая мокрых глаз, приобняла за плечи и повела в сторону кухни.

— Ты хочешь сейчас поспать с дороги или вначале поесть? Я вчера специально купила свежие бараньи рёбрышки — чувствуешь, как они пахнут? — обратилась она к Тане. — Будет жалко, если мы их сразу не съедим.

— Конечно-конечно, давай сначала поедим, — торопливо ответила та, наблюдая, как Тоня достала из духовки что-то завёрнутое в фольгу и издающее дурманящий аромат трав.

Увидев содержимое развёрнутого блестящего пакетика, она удивлённо спросила:

— А как это едят?

Лёгкое красное вино «Божоле», поданое Тоней к баранине, несколько сняло напряжение, возникшее между сестрами в первые минуты свидания. Лицо Тани покрылось розовым румянцем, глаза весело заблестели. Первоначальная скованность уступила место естественной непринуждённости. Усталость исчезла, будто её не было.

Выложив новости о близких и дальних родственниках, соседях и друзьях, Таня ни словом не упомянула о своей жизни. Было похоже, у неё всё нормально и нет причин на что-то жаловаться.

— Теперь всё про всех знаю, а как ты сама живёшь, как Алёша? — спросила Тоня, не выдержав потока красноречия сестры, рассказывающей о давно чужих ей людях.

— С Алёшей все в порядке. Он учится в политехническом на третьем курсе. Живёт в общежитии, недалеко от нас, каждые выходные к нам приходит, и на неделе забегает.

— Подожди, ты же писала, что давно развелась с Гришей. Вы что, опять вместе? А почему тогда Алёша с вами не живёт? — удивилась Тоня.

— Когда Гриша стрелялся, никто не думал, что он выживет. Больше полугода его переводили из одной больницы в другую. Несколько месяцев после выписки он ездил по санаториям, только потом его отпустили домой. Пока Гриша не вернулся, мы жили с сыном дома. Заявление на развод я подала ещё тогда, когда он был в больнице. Гришу выписали, тогда я сказала о разводе. Ты знаешь, — Таня подняла на сестру повлажневшие от воспоминаний глаза, — он ведь долго жил у матери, а к нам ходил каждый день, просил прощения. Он на развод сразу согласился, ничего с нами не стал делить, только просил не выгонять.

На кухне, где сидели сёстры, стало тихо. Чтобы не усиливать ещё больше трагичность момента, Тоня наполнила бокалы вином и подняла свой:

— Давай выпьем за здоровье твоего мужа, чтобы у вас все было хорошо! — обе, не сговариваясь, пригубили по глотку и поставили бокалы на стол. — Вы опять поженились или так живёте? — любопытство Тони взяло верх над приличиями — в конце концов, речь шла о родной сестре.

— Мы с тех пор в разводе, — Таня замолчала, глядя в окно, потом взяла с тарелки одиноко лежащий листочек салата. Прожевав, она продолжила: — Гриши надолго не хватило. Когда он вернулся и стал работать, я думала, он исправился, что-то понял. Ему было несладко после ранения. Есть он мог только специально приготовленную, не острую пищу…

— Которую, конечно, ты ему готовила, — подхватила ехидным тоном Тоня.

— Конечно, он ведь мой муж, хоть и бывший, — ответила, не заметив иронии, Таня. — Его хватило на год с небольшим. Когда Гриша стал есть всё, что мы с Алёшей, я стала замечать, что он приходит с работы навеселе. Только через пару недель я поняла его уловки. Он опять начал пить, а чтобы я не уловила запах алкоголя, ел какие-то орешки, они отбивали запах. Дальше — больше. Через некоторое время Гриша перестал скрывать, что пьёт, начал опять скандалить. Теперь он, правда, боится меня пальцем тронуть, потому что Лёша ростом выше отца и может дать отпор.

— Ты сказала, Лёша живёт в общежитии?

— Да, он поговорил с отцом всего раз. Тот понял, что меня обижать нельзя.

— Ага, — произнесла Тоня, покачав головой. — А почему вы не разъедетесь? Что за жизнь под одной крышей с алкоголиком?

— Мы не можем разъехаться, я не могу его оставить! — с надрывом произнесла Таня.

— Почему?

— Во-первых, квартира маленькая, ее не обменяешь на две. Во-вторых, вдруг ему станет плохо, а рядом нет никого. Не может человек жить один, без семьи…

— Ты что, Танюш, — возмущенно откликнулась Тоня, — какая семья, о чём ты говоришь? Он же вас эти годы мешал с грязью, никаких обязанностей по отношению к вам не исполнял, а ты говоришь — семья. Ты от него ни денег, ни ласки, ни слова доброго не видишь и не слышишь. Ты с ним в разводе, что тебя держит возле него? Ты всё ещё его любишь? — спросила Тоня, ослеплённая неожиданноё догадкой.

— Я не могу любить Гришу так, как когда-то. Всё перегорело от обид. Но бросить его жалко. У нас сын, а это семья, — Таня помолчала, допила остаток вина из бокала, улыбнулась и спросила: — А как ты? Почему не замужем?

— Ты задала трудный вопрос, — медленно, как бы раздумывая, ответила Тоня. — Первому мужу я не могла простить жадность и ложь, второму — ложь и измену. Не знаю, возможно, я не могу любить так, как ты. Хотя, с другой стороны, Гриша хоть и пьяница, но он, насколько я знаю, никогда не был жадным и никогда тебе не лгал. Ведь так?

— Да, это так.

— Может быть, я ещё не встретила своего мужчину, а может быть, и не встречу никогда…

— Ну что ты, Тоник, конечно, встретишь! Ты такая красивая и умная. Ты обязательно найдёшь мужа! — Таня в порыве чувств сжала руку сестры.

— В том-то и дело, что неважно, муж он мне или нет. Я ищу настоящего мужчину, которому смогла бы отдать всю себя, как ты когда-то отдала себя до капельки Грише. Я тебе тогда так завидовала — не передать, потому уехала в другой город, чтобы на ваше счастье не смотреть. Я ведь тоже Гришку любила.

— Да ты что? Ты никогда мне не говорила! — Таня смотрела на сестру большими от удивления глазами.

— Не переживай, я его не любила, а была короткое время влюблена. А любила я Мишу, который меня предал. Ты же помнишь его, моего Мишу… Возможно, с тех пор и равняю всех мужчин под него, не знаю. Всё ищу такого же красивого, сильного, щедрого, смелого и надёжного. Знаешь, — Тоня посмотрела на сестру, — я бы так, как ты, жить не смогла. Не смогла жить под одной крышей с бывшим мужем, который каждый день напивается и оскорбляет тебя только потому, что он когда-то был твоим. Тебе нужно пожалеть не его, а себя. Ты молодая женщина, посмотри, во что ты себя превратила, на тебя смотреть больно. Давай я тебя с кем-нибудь здесь познакомлю, выйдешь замуж, будем рядом жить, а? — Тоня немного заискивающе посмотрела на сестру.

— Ты вначале себе кого-нибудь найди, — иронично откликнулась Таня. — Не обижайся, но мне никто другой не нужен и замуж я больше не хочу.

— За меня не переживай, мой король от меня никуда не убежит, — вдруг засмеялась Тоня, и тут же посерьёзнела. — Скажи честно, почему ты не уйдёшь от Гриши, ты ведь не ответила.

— Понимаешь, Тонечка, тебе трудно понять меня. Ты много лет живёшь в другой стране, среди других людей. Ты забыла, что такое сострадание. Если я Гришу оставлю, он просто умрёт от одиночества. У него, кроме нас с Лёшей, никого нет. Один раз я хотела его оставить, так он чуть не погиб. Если я его оставлю ещё раз, он может действительно погибнуть. Не знаю, как ты, а я с такой виной жить не смогу. Поэтому лучше так, чем по-другому.

— Не обижайся, но не кажется ли тебе, что ты несёшь своё страдание, как флаг, и даже раздуваешься от гордости за свой подвиг?

— Я не сказала, что страдаю, я сказала — сострадаю, а это разные вещи.

— Эти слова имеют один корень, а значит, одну суть. Но я не поняла, почему ты не хочешь быть счастливой.

— Почему не хочу? — удивлённо сказала Таня. — Счастливыми хотят быть все, и я в том числе. Просто не у всех это получается. Да, мне несладко в жизни, но я не знаю, буду ли счастлива, если что-то поменяю.

— Да ты хотя бы попробуй поменять! Если ничего не делать, трудно сказать, получилось или нет. Хочешь, попробуем вместе? Я тебе помогу.

— Чем ты поможешь? Тем, что выдашь замуж? Пойми, я не хочу этого. У меня есть хоть и бывший, но муж, которому я нужна. У меня есть работа — пусть не престижная, низкооплачиваемая, но любимая. Есть прекрасный любящий сын. Это — моя жизнь. А что есть у тебя? Бывшие мужья, которые о тебе ничего не хотят знать. Работа, которую ты не любишь. Ни друзей, ни родственников рядом. Так кто из нас с тобой счастливее? То, что ты живёшь в стране, которую любишь больше, чем родину, ещё не означает, что ты счастлива. Для счастья нужно, чтобы ты была кому то нужна и чтобы тебе был кто-то нужен. Нам, женщинам, необходимо о ком-то заботиться, — в этом заключается наше счастье. Ты обязательно это поймёшь. Вот тогда придёт твоё счастье, твоя настоящая жизнь.

Таня встала, придвинула стул к стулу сестры, обняла её за плечи и запела низким приятным голосом:

Степь да степь кругом,

Путь далёк лежит.

В той степи глухой

Замерзал ямщик…

В маленькой квартирке Тони, где она жила последние три года, давно не было так по-домашнему уютно и тепло. В ней долго звучали протяжные и напевные русские песни, которые сестры, кажется, целую вечность не пели вместе.

Они, эти почти забытые напевы, выворачивали душу наизнанку, выжимали слёзы и вызывали озноб. Они летели через приоткрытое окно на свободу — туда, где притаилось долгожданное женское счастье.