Семь лепестков зла

Галина Романова, 2013

Молодая сотрудница полиции Альбина Парамонова расследует дело о странной гибели бизнесмена Виталия Рыкова, которую все считают несчастным случаем. Ни у одного из экспертов не вызывает сомнений естественная причина смерти Рыкова. Тогда что же не дает покоя Парамоновой, зачем нужно снова ехать к безутешной молодой вдове Виталия Насте? Несчастная красавица, скорее всего, ничего нового не сможет рассказать. Но возле дома Рыковых Альбина неожиданно встречает аж двух своих поклонников – коллегу Сергея Иванцова и бывшего возлюбленного – журналиста Влада Сиротина. Причем последнего толком разглядеть не удается. Машина Влада на огромной скорости проносится мимо Альбины. Неужели он следит за ней? Однако на следующий день оказывается: Сиротин погиб накануне в автокатастрофе. И опять в один голос все уверяют Парамонову в том, что это был несчастный случай… Сложно было представить, что авантюрная идея изложить на бумаге придуманную криминальную историю внезапно перерастет во что-то серьезное и станет смыслом жизни. Именно с этого начался творческий путь российской писательницы Галины Романовой. И сейчас она по праву считается подлинным знатоком чувств и отношений. В детективных мелодрамах Галины Романовой переплетаются пламенная любовь и жестокое преступление. Всё, как в жизни! Нежные чувства проверяются настоящими испытаниями, где награда – сама жизнь. Каждая история по-своему уникальна и не кажется вымыслом! И все они объединены общей темой: настоящая любовь всегда побеждает, а за преступлением непременно следует наказание. Суммарный тираж книг Галины Романовой превысил 3 миллиона экземпляров!

Глава 3

— Прошу ответить жениха!

— Да! — Жених повернул голову в сторону белого снопа из дорогого кружева, шифона и капрона, под которым совсем-совсем не было видно лица.

— Прошу ответить невесту!

— Да! — пискнул тонкий голосок невесты.

Казенный взгляд регистраторши, должный быть теплым и ободряющим, а на самом деле пустой и безжизненный, скользнул по обоим. Тусклый голос, должный быть торжественным и бравурным, а на самом деле просто громкий, объявил их мужем и женой.

Все тут же кинулись поздравлять молодых, засыпая их дорогими букетами. Жених — высокий, здоровый, горластый, властный — задрал многочисленные слои головного убранства невесты и впился в ее нежный рот долгим поцелуем. Ей, кажется, было больно, но она терпела.

Дальше — больше.

Здоровенный, удачливый мужик — сегодняшний жених — одной рукой обхватил молодую жену за талию, а второй вдруг хлопнул ее по заду. Конечно, он не добрался до нежной юной плоти, и должного шлепка не вышло. Но она вдруг сконфузилась, опустила голову, и по щеке покатилась слеза.

— Она заплакала?! — Альбина нажала на пульте кнопку перемотки.

— Да ладно! Просто смутилась, — не поверил ее наставник — пожилой дядька, считающий не дни с часами, а минуты, когда сможет уйти наконец на покой, недоверчиво качнул головой. — Эка невидаль, муж по заду шлепнул! Чего переживать то?!

— Но при людях! — Она остановила кадр, увеличила его, ткнула пальцем в экран. — Точно, плачет! Господи, она, наверное, несчастлива была уже тогда!

— Альбина, не выдумывай.

Наставник, которого звали Михаил Иванович Сучков, протяжно зевнул и потянулся к нижнему ящику своего стола, где у него всегда хранилась бутербродная заначка. Он достал ломоть изгрызенного им же самим хлеба, двести граммов докторской колбасы, странно уже попахивающей. Отломив снова от хлеба, он положил сверху всю колбасу и начал кусать, не нарезая кусками. Он считал баловством всю житейскую сервировку и условности.

— Главное — насытиться! — любил приговаривать Сучков Михаил Иванович, нелюбезно поглядывая в сторону горы салфеток и пластиковых контейнеров, в которых Альбина приносила на дежурство еду. — А будешь ты кушать, есть ложкой или руками, разве важно?

Альбина ему не перечила, привычек его не перенимала и жутко уважала за профессионализм и хватку хищника, которые Михаил Иванович вечно прятал под ленивой личиной и сонным взглядом. Он уже лет пять наставничал и давно бы уже ушел на пенсию, а она все просила и просила не уходить.

— Почему она плачет?

Альбина постучала по щеке пультом и тут же принялась ходить по кабинету, чем нагнала на своего старшего товарища жуткую тоску. Он терпеть не мог мельтешения.

— Хватить метаться, Альбина! — взмолился он через пару минут. — Плачет и плачет, чего ты переполошилась? Может, от счастья, может, от волнения, может, от удовольствия! Что тебя смущает?

— Она… — Парамонова показала пультом в сторону экрана. — Она его ненавидит!

— Вот придумала! — Сучков еле кусок колбасы проглотил, чуть не подавился. — Чего ей его ненавидеть?! Она же замуж за него идет! В этот вот самый день!

И Сучков, сложив руки лодочкой, тоже начал показывать на экран, на котором крупным планом застыло лицо юной невесты в слезах:

— Добровольно идет! Не по принуждению!

— А чего ревет? — настырничала Парамонова, наклоняя коротко стриженную темнокудрую головку.

— Вот погоди… — Сучков снова выдвинул нижний ящик своего стола, швырнул туда недоеденный бутерброд, отряхнул крошки с джемпера и тогда только закончил: — Станешь выходить замуж, мы на тебя посмотрим.

— Не посмотрите, Михаил Иванович. — Альбина с печальной улыбкой уселась на свое место.

— Это еще почему?

— Во-первых, замуж меня никто не берет…

— Еще бы! — фыркнул он весело. — Такую то настырную!

— Во-вторых, если даже и возьмут. — Она немного на него обиделась, но вида не подала, выключила телевизор, видеоплеер, швырнула пульт в ящик стола. — Я такие пиршества устраивать не стану.

— Еще бы! Откуда у тебя такие деньги?! — продолжил веселиться Сучков.

— А может, муж у меня будет не нищим! — Парамонова прикусила губу.

— Это исключается, — совершенно спокойно снова возразил старший товарищ.

— Почему это?

Альбина уже злилась нешуточно и готова была наорать на Михаила Ивановича. Но терпела, понимая, что все его слова провокация. Наорет — он завтра же рапорт об увольнении на стол начальству положит. И оставит ее одну в свободном плавании. А ей без него никак. Пока никак.

— Потому что, если у твоего мужа… У будущего мужа, — внес коррективу Сучков, забавляясь ее бессильной злобе, — будут деньги, ты тут же станешь устраивать ему всяческие проверки. А не вор ли он? А не аферист ли? И откуда средства? Помнишь, как с тем журналистом получилось? Хороший же был парень, а ты что устроила? А ты ему запрос на службу отправила. И чуть его с работы не уволила. Дуреха!

Альбина не выдержала и метнулась из кабинета прочь.

Упоминание о Владике всегда отдавалось болью в ее сердце. Он был таким милым, таким славным. И все начиналось у них так же мило и славно. Но потом…

Потом Владику пришла в голову мысль сделать ей предложение. И не где нибудь, а на Мальдивах. И он по неосторожности купил две путевки: себе и ей. И вручил их Альбине в торжественной обстановке, за ужином в ресторане. Она так перепугалась тогда, что еле досидела до конца вечера. Ответа ему конкретного, конечно же, не дала. Обещала подумать. А наутро уже строчила запрос в его издательство.

Издательство было солидное, запрос их насторожил, они схватили Владика за шиворот и протащили по всем имеющимся у них там ворсистым коврам. Потом додумались позвонить в отдел, приславший запрос. Там их соединили с Сучковым, он и прояснил ситуацию.

— Это моя юная сотрудница… — рассказывал он начальнику службы тамошней безопасности, оказавшемуся его знакомым по каким то давним совместным делам. — Пробивает своего воздыхателя. Больно уж он ей благополучным кажется. Боится, как бы чего не вышло…

Ничего и не вышло. Владик путевок у нее не забрал, но и не позвонил больше ни разу. А столкнувшись однажды с ней в гипермаркете, остолбенел в первое мгновение, потом побледнел, следом сунул обратно на полку бутылку дорогого коньяка и дал такого деру, что Альбина перепугалась, как бы парень не снес своим молодым сильным телом все попадающиеся на его пути прилавки.

Вот такая у нее вышла лавстори.

Были и еще, конечно, но какие то все неубедительные, смешные, продолжавшиеся по паре недель, редко когда — по полтора месяца. Дальше Владика, то есть до ее кровати, не дошел пока никто. И, если честно, не очень то и стремились. Боялись они ее, что ли?

Альбина прошла вверх по лестнице, потом вдоль длинного коридора до самого конца. Там, в тупике у маленького узкого окошка, отдышалась. Потом вернулась обратно тем же порядком, но уже не с той ретивостью.

Когда она вошла в кабинет, Сучков что то медленно печатал на компьютере, нацепив на кончик носа старомодные смешные очки. На нее он едва взглянул. Но минут через пять примирительно проворчал:

— Отчет вот печатаю по этому, так сказать, громкому делу! Еле-еле выходит буквы складывать. Терпеть не могу эту клавиатуру! Лучше бы уж от руки… Технологии, мать их!!!

Альбина молчала, хотя отчет прочитать не терпелось. Но она решила выдержать. Пусть. Пусть Михаил Иванович почувствует себя хоть немного виноватым. Взял моду задирать ее. А про Владика в последнее время вообще несчетное количество раз вспомнил. Ей же неприятно! Ей же даже немного больно! Неужели непонятно?!

— В общем, все, точка! — провозгласил через час Сучков и громко щелкнул по клавише с точкой на клавиатуре. — Состава преступления нет и быть не может!

— Вы дали такое заключение, как старший следователь? — Альбина недоверчиво скривила губы, подперев подбородок кулачком.

— Да. Есть возражения, коллега? — Сучков посмотрел на нее поверх смешных старомодных очков.

Она молча пожала плечами.

— Возражений нет! — улыбнулся ей примирительно Сучков. — Вот и умница! А чего ты так насторожилась то, не пойму? Заключение дано однозначное: смерть наступила в результате того, что наш… — Сучков потыкал указательным пальцем в сторону экрана телевизора, стоявшего на отдельном столе в их кабинете. — Наш бизнесмен умер, захлебнувшись рвотными массами. Да, неприличная смерть. Да, в его кругу как то не принято так умирать. Куда красивее под парусом, на яхте, в океане, от укуса акулы или какого нибудь средиземноморского краба. Или от пули конкурентов. Или от сердечного приступа. В крайнем случае, от инсульта. А тут блевотиной поперхнулся, будучи пьяным в стельку. Плебейская смертишка. Так? Оттого и выглядит как то не очень. И подозрения вызывает у многочисленной родни, оставшейся с носом в плане наследства.

Альбина промолчала, нехотя с ним соглашаясь.

— А как им не возмущаться?! Ничего то он им оставить не успел. И все то досталось единственной по закону наследнице — молодой жене! Им это глубоко противно. Им это не нравится. А у меня к ним тут же ко всем вопрос — разве он умирать собирался? Разве думал, что издохнет, как алкаш какой то последний? Знаешь, какой ответ у меня тут же для них для всех?

— Какой?

— Пить надо меньше! И побольше внимания уделять своей молодой жене. И спать с ней в одной постели. А не отправлять на выходные к маме. А и ладно… И так долго провозились с алкашом этим. Дел невпроворот. Ты что сегодня вечером делать собираешься, девочка?

Альбина наморщила лоб, соображая. Мысли запрыгали с сумасшедшей скоростью.

Если так спросил, значит, хочет ее чем то нагрузить. Работа исключается, ничего срочного нет. Отчет он сам только что напечатал. Что тогда? Очередное знакомство ей готовит? Точно! Он еще вчера намекал на какое то семейное торжество и племянника, нагрянувшего неожиданно.

Михаил Иванович, Михаил Иванович, сколько можно?! Были уже и внучатые, и просто племянники, и соседские мальчишки, выросшие на глазах и приличную биографию имеющие. И случайные будто бы визиты к ним в кабинет случайных знакомых. И…

— Я занята, — настырно нагнула голову Альбина, пытаясь придумать на ходу какую нибудь объективную причину для отказа.

— Чем?

Он подозрительно щурился, помахивая отчетом: «Вот, мол, все уже сделано за тебя, милочка. Что придумаешь на этот раз?»

С Сучковым было непросто. Он пристанет — не отвяжешься. А если уже кому то ее в качестве новой знакомой посулил, то пиши пропало.

— Я собираюсь навестить новоиспеченную вдову, — вдруг пришло ей на ум то, о чем она еще мгновение назад и не думала.

— Зачем это? — Сучков поверить то поверил, но не понял — зачем.

— Так… Зайду проведать. Скажу, что последние штрихи к отчету собираю. Ну… Спрошу, может, она кого то подозревает?

— Уже спрашивали! — насупленно рыкнул Сучков. — Врешь неубедительно!

— Михаил Иванович, ну хочется мне взглянуть на нее в горе! Хоть убейте, хочется! — принялась она тут же верещать, сама начиная верить в то, что говорила. — Больно уж она на похоронах убивалась. Чрезвычайно просто! И на поминках в обморок пыталась падать.

— Пыталась, да не упала, — задумчиво обронил Сучков после минутной паузы. — Ладно, одобряю. Сгоняй к вдове. А я пока отчет в стол уберу. До завтра. Идет?

— Идет!

Симпатичное скуластое лицо Альбины Парамоновой осветила лучезарная улыбка, сделавшая ее похожей на милую наивную девчушку. Без багажа знаний по криминалистике и психологии, без умения метко стрелять с места и на бегу, без упорного неверия в преступную добродетель. На самом то деле она была тем еще твердым орешком!

Сучков любил ее, как родное дитя. Опекал, защищал, если надо. Наставлял, когда необходимо было. И сидел до сих пор в рабочем кабинете только из за нее. Так то устал и ушел давно бы. Жена уже пять лет как на дачу переехала. Не нарадуется. И на него ворчит.

— Вот Альбинку замуж выдам, тогда и уйду, — обещал он ей, приезжая все больше на выходные.

— У нее своя голова на плечах имеется, — вздыхала супруга, хотя Альбину тоже жалела. — Она еще и тебя научить чему нибудь сможет. И не очень то она в опеке нуждается. Чрезвычайно самостоятельная. Чрезвычайно!

— Ладно тебе… Девке голову преклонить не к кому. Горемыка… Сирота почти…

— Вот придумал!!! — фыркала жена и уходила в дом греметь посудой.

Она всегда ею гремела, если злилась сильно. И когда бывала с ним не согласна.

Конечно, сиротой Альбину при живой матери называть было грешно. Но мать Альбины как то очень давно и настойчиво считала свою дочь самостоятельной. В дела ее не лезла, к своим не допускала. Жила она за тысячи километров, уехав к очередному мужу. Звонила редко, все больше по причине очередной ссоры с мужем. Сердечные дела дочери ее не интересовали совершенно. Остальные она считала засекреченными и не интересовалась ими тоже.

Отца Альбина не помнила, хотя он был, и даже на семейных фотографиях имелось изображение.

— Сгинул где то, — пожала она однажды плечами и скорбно поджала губы, прекращая дальнейшие расспросы.

Сучков больше не спрашивал. Но девчонку жалел. Хорошая была девчонка. Правильная. Недоверчивая только больно. Часто в людях путалась. Вполне приличных могла обвинить черт-те в чем! Как вот с журналистом этим. Хороший же был парень! И влюбился в нее не на шутку. Сам Сучкову признался, когда он с ним говорить попытался, чтобы за Альбину заступиться.

— Нет! — строго тогда отрезал Владик — высокий, ладный красавец с приятным открытым лицом и строгими серыми глазами. — Я так не смогу! Она станет вечно меня подозревать. Во всем!!! Мне придется всегда перед ней оправдываться. Я… Я стану себе противен! Нет, это не для меня!!!

Больше они, насколько было Сучкову известно, не виделись. И девочка страдала. Пыталась, конечно, пыталась завести новые романы. Но не выходило. Тогда он сам подключился к подбору кандидатов. Начал ее знакомить, случайно сталкивать нос к носу, приглашал к себе, придумывал всякие семейные сборища. Жена не противилась. Даже рада была общению. Засиделась одна на даче то. На сегодня у Сучкова тоже было кое что намечено, но раз она так категорически против, тогда…

— До завтра? — Он протянул ей руку, стоя возле своего подъезда, куда она его довезла. — Если не будет новостей, накажу!

— До завтра, Михаил Иванович. — Она снова улыбнулась ему, помахала рукой и едва слышно пробормотала: — Обожаю тебя, настырный старикашка!

Он услышал, помозговал. Получалось, что необидно. Ухмыльнулся и, дождавшись, когда ее машина скроется из вида, полез в карман куртки за телефоном.

— Алле, я это, Сережа. Да, да, договаривались, только… Сбежала невеста наша.

Парень рассмеялся довольно и задиристо.

— Ах, так вот она как, да?! И куда побежала?

— К вдове!

— Того самого Рыкова?

— Того самого.

— Не верит вам, значит?

— Ох, Сережа, она никому не верит! Себе — на восьмой раз! Не знаю, что с ней делать! Я так никогда на пенсию не уйду! — пожаловался со слезой Сучков, хотя глаза его сияли довольным, азартным блеском. — Чего делать станем?

— Придумаем что нибудь, Михаил Иваныч! — И Сережа отключился.

«Этот придумает», — с уважением взглянул в потухший монитор телефона Сучков. Этот не только придумает, но, может, и укротит неукротимую красотку, а? Больно уж надоело промозглыми осенними утрами из постели выбираться, вместо того чтобы «лежа» слушать треск поленьев в дачной голландке. Ах, как правильно они сделали, что не сломали ее, купив дачу! Как уютно с ней и удобно! А каша какая получается! На газу так не сваришь. Ни за что не сваришь.

И он тут же, передумав, повернул прочь от подъезда к стоянке такси, на ходу набирая номер жены.

— Алле, милая, это я. Ждешь меня?

— Ох-ох-ох, я тебя всегда жду, Мишка, — вздохнула протяжно супруга. — Уж и ждать устала. А ты все не едешь и не едешь.

— А я еду к тебе.

— Да ты что?! Как же? А Сережа, а Альбина?! — Она переполошилась, встревожилась, но слышно было, что радости в этом переполохе было больше, чем тревоги. — Ой, а я, как назло, сегодня грибами занялась и ничего не приготовила. Мишка, ну хоть за час бы предупредил. Что я теперь успею?!

— Кашу хочу, милая. Хочу кашу!

— А ребята? Они разве станут есть твою размазню?!

— Ребят не будет, — он ухватился за ручку желтой «Волги», потянул на себя.

— И как же теперь?! А Сережа ведь хотел…

— Если Сережа чего то хочет, сама знаешь, всего добивается. — Он сел на заднее сиденье, расслабленно откинулся. — Дачный поселок, пожалуйста…

— Да уж, — отозвалась жена, — он добивается. А мы что же?

— А мы понаблюдаем, милая. Авось что нибудь да выгорит из знакомства этой пары недоверчивых колючек.