Призрак другой женщины

Галина Романова, 2012

Катя спокойно жила в унаследованном от бабушки добротном деревенском доме и не собиралась ничего менять в своей жизни. Все произошло помимо ее воли. В один момент ее размеренное существование превращается в самый настоящий кошмар: успешный бизнесмен Астахов требует продать ее жилище за огромные деньги. Небольшой дом в сельской глуши не может стоить столько, да и не собирается Катя бросать бабушкино наследство. Астахов же намерен отобрать его у Катерины, причем неважно, каким способом. Но кто-то смешал все карты неудачливому покупателю – практически у ворот пресловутого дома обнаруживаются два выпотрошенных трупа охранников бизнесмена, неподалеку мертвое тело самого Астахова со следами пыток, а чуть дальше найден директор детского дома, нашпигованный пачками пятитысячных купюр… Да, в сомнительную историю впутала Катю умершая бабушка, которая, оказывается, ни много ни мало когда-то работала на зоне и охраняла матерых уголовников… Сложно было представить, что авантюрная идея изложить на бумаге придуманную криминальную историю внезапно перерастет во что-то серьезное и станет смыслом жизни. Именно с этого начался творческий путь российской писательницы Галины Романовой. И сейчас она по праву считается подлинным знатоком чувств и отношений. В детективных мелодрамах Галины Романовой переплетаются пламенная любовь и жестокое преступление. Всё, как в жизни! Нежные чувства проверяются настоящими испытаниями, где награда – сама жизнь. Каждая история по-своему уникальна и не кажется вымыслом! И все они объединены общей темой: настоящая любовь всегда побеждает, а за преступлением непременно следует наказание. Суммарный тираж книг Галины Романовой превысил 3 миллиона экземпляров!

Глава 2

— Мишин у нас где? — Начальник отдела поднял на присутствующих глаза поверх оправы очков, треснувшей пару недель назад прямо в районе левого надбровья.

— Мишин на выезде, товарищ полковник, — приподнял зад один из сотрудников, широко раскрыв глаза, пытаясь смотреть чисто, открыто и вежливо.

Этому их учил полковник — моральной чистоте, открытости и вежливости. Но учил применять это на практике, в жизни, в работе с людьми. Учил прививать эти качества в душу саму. Глаза-то при этом зачем таращить?! Их хоть таращь, хоть нет, если внутри ничего нет и не осело, то…

— Что там у него? — буркнул полковник и снова опустил взгляд в сводку.

Фамилия глазастого малого, как назло, выскочила из головы.

Что там у Мишина, он уже знал. Не знал пока подробностей.

— Там у него труп, — проговорил все тот же бестолковый малый. — Он на трупе, товарищ полковник.

— Ясно, что не на утреннике. — Полковник скривил полное лицо, болевшее от неаккуратного утреннего бритья, и тут же порез над губой начал кровоточить. — Кто и что? По одному слову мне из тебя вытягивать, что ли, Фролов?!

Слава богу, вспомнил фамилию бестолкового лейтенанта.

— Убийство в детском доме. Убит брат директора, вроде ножевое, подробностей пока не знаем.

— А брат директора что в детском доме делал? Жил, что ли?

— Жил, работал. — Фролов выпрямился наконец, стоять полусогнутым было неловко.

— Кем работал? Тоже директором? Ты долго будешь мямлить?!

Полковник мазнул рукой по губе, и на пальце остался след от крови.

Чертовщина какая! Сидит перед подчиненными, а у него морда в кровище. Красота! Чего весь изрезался, спрашивается?! Перенервничал? Нечего было нервничать, нечего. Дети и жены, они во всем мире одинаковые. Все чего-то хотят, все чего-то требуют. Орут, машут руками, ногами иногда топают. Зачем же морду-то в кровь резать!

— Подробностей не знаем, товарищ полковник. — Руки Фролова вытянулись по швам. Глаза выпучились пуще прежнего. — Знаем, что работал там, что был убит и что, возможно, произошла ошибка.

— То есть?! — Теперь уже и полковник вытаращился.

— Директор детского дома, когда позвонил, орал, что ошиблись, что убить хотели его, что брат погиб по ошибке.

— Похожи, что ли? — догадался полковник.

— Не могу знать!

— Ладно, садись, — махнул он раздраженно в сторону Фролова бумагами. — Продолжим…

И тут же подумал, что скорее бы уж Мишин возвращался. Он доложит как надо. И по делу, и соображения свои, и предположения, а может, уже и версию какую-нибудь отрабатывает по горячим следам. Он — молоток, Олег Мишин! Не зря полковник его переманил из спецназа. Сразу углядел, что из парня выйдет толк. Мало того, что у него мозги на месте и два и два сложить умеет. Наблюдательный до въедливости. Интуицией Создатель не обидел. Не болтун, не прихвостень, ради звезды выслуживаться не станет. Хороший парень. Дочери бы его такого жениха. Ан нет! Ей скрипача подавай, дуре!

— Что ты с этим скрипачом делать станешь через пару лет голодных? — спросил он ее сегодня, когда она сообщила о намечающейся помолвке. — На улицах будешь со шляпой народ обходить, пока он пиликает на своей скрипочке?

— Папа!!! — Дочь взвизгнула так, что рука у него задрожала, тогда-то он и полоснул по губе. — Как ты смеешь??? Эдик, он… Он талант!!!

— Где работает твой Эдик?

Ну простой же вопрос задал, не обидный. А она в слезы. И жена ей на помощь.

— Он пока нигде не работает, у него временные трудности, — квакала жена, звучно сморкаясь. — Ты бы мог ему помочь и…

Тут он порезался вторично. И тут же вспомнил про Олега Мишина. Уж он-то не стал бы просить будущего тестя через свою невесту о подобной помощи. Он бы сам шишки набивать стал, но добивался бы, добивался.

Скрипач, мать его!..

— Ни с кем говорить не стану, устраивать — тем более. В оркестр, что ли, его при министерстве совать?! — забухтел он и чесанул бритвой возле уха. — Все!

А теперь вот стыдно с чего-то стало и перед дочкой, и перед женой, и даже заочно перед Мишиным. Он-то при чем? Что он его постоянно к дочери своей примеряет? Спросил бы сперва: а она нужна ему, Мишину-то Олегу?! У него, поди, таких…

— Все свободны, — буркнул он.

Дождался, пока за последним подчиненным закроется дверь, и тут же полез в стол за зеркалом. Собственная физиономия ему не понравилась. Щеки в багровых прожилках, теперь вот еще и порезы добавились. Глаза мутные, злые. Губы скорбно поджаты. Недоволен, вечно он всем недоволен. Тяжело с ним, поди, близким. Может, и правда позвонить кому следует и попросить за будущего зятя? Отрекомендовать как «восходящую скрипичную звезду».

Тьфу ты, черт! Даже язык не поворачивается и рука к телефону не тянется! Он — боевой в прошлом офицер, командир, можно так сказать, и такой конфуз с будущим родственничком. О чем вот ему с ним за столом говорить?! О миноре с мажором?!

Дверь чуть приоткрылась, и Олег Мишин запоздало стукнул костяшкой о притолоку.

— Не вовремя, Иван Георгиевич?

— Входи, Олег, входи. — Морщинка на переносице сразу разгладилась, стоило полковнику увидеть своего любимчика. — Ну? Что там?

— Там — просто жесть, Иван Георгиевич! — мотнул густыми волосами Мишин. — Сколько работаю, чтобы такое… Просто живодерня!

— Ну, ну, подробности?

— Детский дом расположен в пригороде. Хороший дом, не бедствуют. Детишки нарядные, насколько я успел заметить. Изможденных и больных не видно.

— Могли и спрятать, — недоверчиво фыркнул полковник.

— Могли. Но вряд ли. Там такая суматоха… — Мишин скрестил на столе руки, глянул исподлобья на начальника. — Оплакивает женская половина персонала покойничка-то нашего. Святой, говорят, был человек.

— Да ну! И кто же тогда посмел его убить за святость? Ножевое?

— Да. Более того, парню вспороли брюхо, внутренности обнаружились полусъеденными в свинарнике. А живот… Живот набили деньгами. — Мишин передернулся, брезгливо сморщив симпатичное лицо. — Целыми пачками пятитысячных купюр.

— Да иди ты!!! — Полковник тяжело задышал, молниеносно представив, насколько резонансным может быть это убийство. — Настоящие? Деньги настоящие?

— Нет, кукла, конечно, да и верхние купюры грубая подделка. Но это… Это только все запутывает. Брат погибшего, директор который, бьется в истерике. Понять ничего не может. Сначала, когда про деньги еще не знал, все твердил, что это его хотели убить.

— А за что, не подсказал? — хмыкнул полковник.

— Сумбурно. Все норовил куда-то в детство свое безрадостное нас увести, про месть какую-то чушь нес. Как про деньги узнал, сразу замолчал и головой замотал. Нет, говорит, ничего не знаю и даже не догадываюсь.

— А как могли их перепутать-то, Олег? Похожи, что ли?

— Близнецы они, товарищ полковник. Братья-близнецы. Похожи невероятно. Просто один в директорах, второй в помощниках. У одного подбородок накрахмаленный воротник подпирает, на втором свитер растянутый. Директор холеный весь до кончиков пальцев. У погибшего брата ногти короткие, грязь под ними. Хотя… Хотя грязь могла появиться, когда он от убийцы отбивался.

— Будем надеяться, — кивнул полковник, но показал в угол на тумбочку с кофеваркой. — Не побалуемся?

— Можно, — понял просьбу Мишин, встал и захлопотал у кофейной машины, продолжая делиться соображениями. — На мой взгляд, Иван Георгиевич, перепутать их довольно сложно. Одеты по-разному, ухожены, повторюсь, опять же тоже. Директор — женат. Брат холост, это также отпечаток накладывает.

— Хм-м, ты вон тоже в холостяках, а молодцом! — похвалил полковник.

— У меня мама… Она молодец. Заботится, — улыбнулся Олег, подставил чашки, вдавил кнопку, по кабинету тут же поплыл аромат свежего кофе. — Так вот, слепым надо быть, чтобы ошибиться. И деньги эти… фальшивые… Все только путают. Убить могли, ладно, допускаю, из ревности, его там столько женщин оплакивают, жуть! Из-за чего же еще?! Он хорошим был человеком, никому не мешал, работал почти задарма. Брат, болтают, скуповат по части окладов.

— Может, не так уж был не прав братец-то, утверждая, что их перепутали?

— Может быть, может быть. Потом все отрицать стал.

— Ну, это понятно. Первый шок прошел. Тогда и деньги все объясняют. Жри, мол, ненасытный. Кстати, на какие средства существует так хорошо этот детский дом?

Полковник с наслаждением хлебнул кофе и зажмурился от удовольствия. Вот даже кофейная машина в руках этого малого ведет себя правильно. Почему-то у него самого так не получается. А Мишин подошел, и все как по волшебству: и напиток густой и ароматный, и пенка чудесная. Это тебе не скрипач какой-нибудь. Можно представить, что за кофе тот сварить сможет. Не кофе, блин, а сплошная рапсодия!

Почему-то слово это, неожиданно всплывшее из тайных глубин его памяти, ассоциировалось у полковника с пародией. Вряд ли это было так, но он сравнением вдруг остался доволен.

— А дом этот существует так отлично за счет собственного хозяйства — раз, за счет государственных дотаций — два, и за счет щедрых благотворителей — три.

— И что, прямо так ничего не воруют?

— Вот не знаю пока, Иван Георгиевич, — покаянно приложил руку к груди Мишин. — Но директор, когда немного отдышался, настойчиво предлагал мне взглянуть на финансовые документы. Утверждал, что все в полном порядке с отчетностью. Недавно, мол, только проверка прошла. Все копеечка в копеечку!

— Хм-мм, но почему полное брюхо денег?! Да еще фальшивых?! — Полковник с сожалением отставил в сторону опустевшую чашку, с Олегом он бы мог кофейничать часами. — Кто из братьев на чем прокололся? Тут явно финансовая подоплека.

— Думаю, да. Даже уверен! Совершить подобное… — Мишина снова передернуло, — мог либо сумасшедший, либо человек, которого очень, очень сильно уязвили.

— Точно! Прямо в точку, Олег! — Даже не выдержал, руку протянул над столом подчиненному. — Не обидели, а уязвили! Задели за живое, так сказать! То есть…

— То есть либо деньги эти у убийцы были украдены. Либо… Либо он был обманут. Неспроста же фальшивки… Хотя, хотя… — Мишин обхватил ладонями затылок. — Хотя настоящие в брюхо мертвецу совать глупо. Зачем они, так ведь? Я не стану пока зацикливаться на фальшивомонетчиках. Оставлю эту версию на потом. А пока…

— Ну? Какие у тебя пока соображения? — перебил его полковник и с неудовольствием покосился на мобильник.

От жены пришло сообщение. Спрашивала, не звонил ли он насчет Эдика.

Да что же такое??? Они что, в самом деле с дочкой считают, что он станет под их смычок маршировать или вальсировать?! Ну разговор сегодня дома состоится, ну разговор будет!

— Пока оставил ребят отрабатывать контакты обоих братьев. С кем дружили, с кем враждовали, где жили, на что, ну и так далее. Потом велел подробно изучить ксерокопии купюр, серийные номера и все такое, сделать запрос в банки города. Слабая надежда, но все же…

— Молодец! — не удержался снова от похвалы полковник и задержал свой взгляд на высоком сотруднике.

Почему его дочери такие бравые парни не нравятся? Почему она предпочитает тонкокостных длинноволосых хлыстов с глазами, «полными потаенного смысла»? Это она ему так сказала давеча, что Эдик ее полон смысла этого самого потаенного. Ну, ну! Намажешь, пожалуй, смысл этот на хлеб, да? И на себя наденешь? И в гости с ним под руку пойдешь? Ох он бы этому скрипачу безработному!..

— Все же меня что-то тревожит в этом убийстве, Иван Георгиевич, — поскучнел Олег, остановившись у двери и медля с уходом. — Что-то наталкивает меня на мысль, что… Что не только денежный интерес тут присутствует.

— А что? — Полковник тихонько ткнул пальцем в кнопку, отослав свое «хрен вашему скрипачу» на телефон жене.

— Что-то подсказывает мне, что не то, все не то. Как-то… Слишком уж. Как-то чрезвычайно… Ну, убил бы. Ну, зарезал. А так, чтобы внутренности все выворачивать! Мало того, тащить их свиньям! Что-то тут с мотивом заморочено. Этот гад будто хотел сказать…

— Жил свиньей, пускай тебя свиньи и жрут?

— Типа того.

— Но все в один голос утверждают, что парень был вполне приличным, или я не так понял?

Мобильник снова крякнул сообщением.

Жена ответила: «Ну и черт с тобой». И полковник немного повеселел. Когда она начинала ругаться, то начинала трезво мыслить, переставала плакать, а потом с ним соглашалась. Глядишь, к его приходу со службы след скрипача растворится, не успев затвердеть, а?

— Все утверждают, что парень был приличный, о директоре так не говорят, как о его брате. Говорю: рыдает в голос больше половины женского персонала.

— А вторая половина что? Злорадствует? Вторая половина что, из отвергнутых?

— Не знаю пока. Но вторая половина более скупа на похвалы в адрес покойного. И более щедра на оценки в адрес директора. Считают его чрезвычайно порядочным, сердечным и отзывчивым.

— То есть мнения разделились?

— Не полярно, но да.

— Вот и давай, работай, Олег, разрабатывай эти мнения. А также купюры. Добудь мне об этих братьях все, что можешь. Включая историю, на которую намекал директор, пока еще не способен был обороняться от вас. Все, иди думай. А я работать стану.

Мишин вышел в коридор, свернул на лестницу и тут же замер у окна, выходившего в сквер. Там рычали снегоуборочные машины, сгребая с проезжей части грязную снеговую кашу.

В такой именно каше был найден сегодня рано утром за свинарником брат директора детского дома. В позе спящего он покоился на охапке соломы, прикрытый сверху своей же курткой. Нашедший его дворник не сразу понял, что случилось, и кинулся мужика будить. Куртка сползла и…

Дворника отпаивали потом на кухне чистейшим спиртом, но к приезду оперативников он продолжал заикаться. Переводила его невнятное заикание старшая по кухне, толстобокая Мария. Из ее степенной речи Мишин понял, что делать за свинарником помощнику директора было совершенно нечего, тем более — лежать в позе отдыхающего. Дворник изумился невероятно, поэтому и не было у него времени на осмысление. Иначе он бы не кинулся трясти лежащего за плечо.

Дальше Мария уточнила, что никого поблизости дворник не видел ни ночью (время, когда предположительно произошло убийство), ни под утро. С вечера брат директора, как и положено, уехал домой. Зачем вернулся? Никто не знает. Он никогда не возвращался до утра.

Никто ничего не видел, не слышал, не заметил. Как можно было так изуродовать тело, не привлекая ничьего внимания? Жертва, по предварительным заключениям эксперта, практически не сопротивлялась. На теле нет гематом и следов борьбы. Одежда, за исключением вспоротого свитера, почти в порядке. Даже пуговицы на куртке все на месте. А ткань-то хлипенькая. Могла бы порваться при малейшем усилии.

Вывод: не боролся. Почему?

— Шокер. Электрошокер, дорогой ты мой, Олежка, — заявил авторитетно ближе к вечеру эксперт Вова. — Парня просто ударили в шею за ухо адской силы разрядом, положили на место…

— Думаешь, прямо там же?

— А ты видел следы волочения на снегу? Нет, правильно. Тут два варианта: либо его на ручках туда принесли, уже вялого, что подразумевает адскую силищу, либо там же за свинарником и подстерегли.

— Хочешь сказать, назначили ему за свинарником встречу?! — выкатил на Вову глаза Мишин.

— Это тебе решать, а я только предполагаю, Олежка. — Вова демонстративно отер чистые руки о белоснежные полы халата и протянул растопыренную пятерню Мишину. — Не побрезгуешь?

Олег пожал руку под «адское» Вовино хихиканье и пошел к выходу.

Что-то подобное он и предполагал. Клиент либо спал, либо был пьян в стельку. Либо его отключили. Убивали ножом его именно в бессознательном состоянии. Не было скрюченных рук и пальцев, как бывает при яростном сопротивлении, не было судорожно сведенных ног, как если бы он брыкался. Человек лежал, как будто спал. И над ним в бессознательном состоянии измывались. Его методично истыкали ножом, вспороли живот, освободили от внутренностей и набили туда фальшивых денег.

КТО и ЗАЧЕМ???

Психопат, решил он, усаживаясь в свою машину. Это мог быть только психопат. Человек, доведенный до крайнего отчаяния, не может получать удовольствия от мучений безвольной жертвы. Он действует спонтанно. А если и обдуманно, то не так витиевато. Что-то не так с этим убийцей. Что-то как-то не так…