Королева отшельников

Галина Романова, 2019

Лада собирается замуж за Илью – сына Киры Андреевой, хозяйки крупного завода. Помолвка должна произойти в доме Лады и ее отца, но перед самым торжеством по приехавшим гостям стреляют, и Илья погибает. Впрочем, все понимают, что целились в Киру – ведь она известна тем, что в 90-е годы по ее приказу было убито немало неугодных людей. Но что заставило призраков прошлого вернуться именно теперь?

Глава 4

Он скоро покинет этот мир. Он знал это. Утренний кашель продолжался почти час. Под конец у него не осталось сил не только кашлять, дышать. И, прикрыв глаза, он просил об избавлении. Когда приступ закончился и у него появились силы встать, он, глянув в пустой угол, где раньше висели иконы, принадлежавшие его жене, мысленно спросил:

— За что?!

За что ему все это?! Он никого не убил! Он никому не сделал зла. Всю свою жизнь он потратил на то, чтобы любить и заботиться о ближних. Они не оценили. Покинули его. Сочли, что он немощен, неинтересен, нищ. Жена забрала детей и улетела за границу к тетке. Случилось это уже много лет назад. Что с ними теперь, как они там, он не знал. И знать, если честно, не хотел. Наверняка у них все отлично. Жена вышла замуж. Дети выросли и состоялись. Говорят на местном языке, совершенно позабыв русский. Они и знать о нем не пожелают, соберись он их навестить или позвонить им.

Зачем? Он не видел в этом никакого смысла. Он в последнее время вообще ни в чем не видел смысла. Ни в том, чтобы нарядно, дорого одеваться, ни в том, чтобы вкусно кушать, удобно спать. Он давно бы уже перекочевал из своей квартиры на помойку, не будь он столь брезгливым. И брезговал он не бытовыми отходами. Брезговал грязными людьми. От одного вида их его тошнило. И превратиться в одного из них он не мог.

Поэтому доживал свой век в удобной квартире, исправно оплачивал коммунальные услуги. Раз в три дня делал влажную уборку. Делал бы каждый день, да силы стали не те. Он слабел. Дряхлел. И очень сожалел, что его физическая немощь, возможно, не позволит ему воплотить в жизнь то, ради чего он еще оставался на этом свете.

А оставался он среди себе подобных ради мести.

Месть! Только она заставляла его испорченные недугом легкие дышать. Заставляла отравленную чужой подлостью кровь бежать по венам. Чужой подлостью, не его. Только ради нее он, еле переставляя ноги, ежедневно совершал пешие прогулки мимо особняка за высоким забором. Все подмечал, записывал, составлял расписание. Долгие месяцы, которые сложились в годы.

Десять лет! Десять лет насчитывали его ежедневные пешие прогулки. Десять лет он пестовал в себе ненависть к этой страшной особе, возомнившей себя царицей.

Только она — эта страшная жирная жаба — была виновата в его нездоровье. Только ее алчность сгубила его легкие. Разрушила его семейную жизнь. Превратила в инвалида.

А всего и нужно было — закупить новое оборудование для цеха и своевременно установить его взамен старого, почти уже вышедшего из строя. Многочисленные проверки не находили никаких нарушений. Подписывались сотни бумаг, что на заводе все хорошо. Что все нормы соблюдаются. Что простым рабочим ничего не угрожает.

Но он-то знал, что все эти бумаги — липа. Что каждый инспектор уносил с собой плотный конверт с деньгами. Да и не он один знал. Все рабочие, которые работали на вредном производстве, знали это. И ждали беды. И беда случилась. Не со всеми, нет. С теми, кто работал с ним в одну смену.

Их было четверо в ту ночь, когда трубопровод не выдержал давления и выстрелил губительным фонтаном. Одного убило сразу, обварив до костей. Второй умер в больнице. Третий — это был он — выжил и стал инвалидом. Четвертому повезло. Он как раз ушел на ужин и не пострадал. И именно его показания, тоже купленные за большую сумму денег, взяли за основу при расследовании этого несчастного случая. Именно с его слов установили, что все пострадавшие нарушили правила техники безопасности.

Ему, конечно, после выписки из больницы тоже заплатили. И даже помогли поменять маленькую однокомнатную квартиру в спальном районе на трешку в старом фонде, но почти в центре. И он, как дурачок, радовался. И даже часто думал: не было бы счастья, да несчастье помогло.

Все деньги, что ему выплатили, ушли на ремонт и мебель. Лечиться ему было не на что. И он начал постепенно загибаться. И тогда его жена, не прельстившись даже улучшившимися условиями проживания, сбежала. Сбежала, забрав детей.

А он начал ходить в директорат на приемы по личным вопросам, как на работу. Ходить и просить дополнительного довольствия. Поначалу помогали. Выделяли путевки в санатории. Выдавали талоны на спецпитание. Даже оформили пенсию по утрате трудоспособности в связи с полученными травмами на производстве. Вместе с зарплатой выходила неплохая сумма. Он даже начал откладывать.

А потом…

А потом его бац — и уволили! Десять лет назад. Уволили по сокращению штата.

— Еще скажите спасибо, Новиков, что я вас увольняю не в связи с утратой доверия, — надрывалась, орала на него жирная жаба и трясла бумагами. — Вот! Вот тут черным по белому написано, что из-за вас произошла та самая авария, за которую я до сих пор вам выплачиваю! Вы виноваты. А я плачу! Хватит уже, ну…

И выгнала за порог проходной, вручив скудное выходное пособие. И он, вернувшись домой, собрался помирать. А не сложилось. И потом он понял, почему.

Он должен отомстить этой гадкой женщине. Она должна заплатить за все, за все! За загубленные жизни его коллег, за его собственное загубленное здоровье. За вранье, за алчность, за многочисленные нарушения и беззаконие, творившиеся на заводе. Он должен ей отомстить.

Только как?! Как он мог это сделать, если возле нее постоянно охрана? Крепкие ребята — высокие, плечистые, вооруженные. Он их всех знал в лицо и почти всех по именам. Он умел наблюдать и оставаться невидимым. Умел…

Охранники часто менялись. Жаба постоянно была недовольна, выговаривала, ругалась, увольняла. Незаменимыми в ее свите оставались лишь двое: сиделка Лиза и начальник охраны Гарик.

Гариком красиво его называла хозяйка. Так-то, по паспорту, он был просто Игорем. Игорем Степаненко. И начинал в грузчиках на заводе. Потом пробился, выполняя особые поручения хозяйки. Мало кто что знал об этих поручениях. А он знал! Много разных вещей он о них знал, наблюдая, записывая, систематизируя.

Может, сложись его жизнь иначе, он бы эти записи в полицию отнес. И добился бы справедливости. Но…

Но он точно знал, справедливости в этом мире нет. И жаба выкупит у полиции все его записи и сожжет на медленном огне, в котором будут тлеть и его кости. И будет оглушительно ржать, сотрясаясь всем своим мерзким жирным телом.

В его коленки уткнулся влажный нос его любимого Тоби. Безродная собака, которую он подобрал щенком много лет назад, стала его единственным верным другом. Стала членом его семьи. Должна была служить просто прикрытием в его ежедневных пеших прогулках, а стала другом.

— Ну, ты чего, Тоби? Чего? Гулять хочешь? Так были мы уже с тобой на прогулке. Забыл? Старенький ты у меня стал, Тоби. Забывчивый.

Забывчивой стала и служанка жабы — Лиза. Верная служанка Лиза вдруг стала все забывать. Он не раз наблюдал за тем, как она путается с покупками. С названиями улиц, куда ей надлежало идти. И даже несколько раз предлагал ей услуги провожатого.

И к его радости, Лиза приняла его помощь. И даже сочла их ухаживаниями. В разговоре пыталась кокетничать, жеманно поджимала губы, строила глазки. Ему было на все на это плевать. Ему нужна была информация. О ее хозяйке, о ее сыне, о Гарике, о делах на заводе.

Лиза знала многое, но не всегда об этом догадывалась. Просто болтала, будто бы ни о чем, а на самом деле сливала ему весьма полезную информацию.

— Илюшенька, да, такой красавец стал. Весь в отца! Кудрявый, белокурый, на поэта похож. На этого, как его… — Лизино лицо становилось растерянным. Она принималась щелкать пальцами, пытаясь вспомнить, а ничего не выходило. — Еще про березу писал.

— Есенин? — подсказывал он, тоже считая сходство несомненным.

— Да! Точно! Есенин. Илюшенька прямо одно лицо. Кира Сергеевна в нем души не чает. И завод ему подарила.

Завод жаба подарить ему не могла. Он нашел информацию в интернете. Она по-прежнему числилась единственным владельцем контрольного пакета акций.

— Он когда на работу уезжает, мы с девочками его из окна взглядами провожаем. Такой красавец! Такой красавец!

Девочками были две другие постоянные работницы по дому — горничная и кухарка.

— А он знает, что красивый, и пользуется этим. У него столько поклонниц!

Вот тут он не мог с ней согласиться. Илья себя по женщинам не разбрасывал. Был серьезен и сдержан на людях. И на заводе его хвалили. Уверяли, что он человечный. Гораздо лучше своей мамаши. Жаль только, в делах не особо разбирается.

А недавно Лиза обмолвилась, что у Ильи появилась постоянная девушка. Он как-то ее подвозил в спортивный зал, а Лиза неподалеку была и видела. Странно, что запомнила!

— Я ее почему запомнила, — принялась она объясняться, будто оправдывалась. — Девчушка эта больно на артистку какую-то похожа. Ну просто одно лицо! Маленькая, черненькая, стройная. И улыбка такая у нее ослепительная.

Восторгов по поводу новой пассии Ильи он не разделил. Обычная девчушка. Симпатична, пока молода. Ни породы, ни стати в ней не чувствовалось. Состарится, в толпе не найдешь. Странный выбор сделал сын жабы, подумал он тогда. И почти забыл об этом. И вдруг Лиза ему сегодня позвонила и нашептала на телефон такое!

— Ой, просто не могу, Иван Андреевич… Мне просто необходимо с кем-нибудь поделиться, — начала она разговор после того, как уложила хозяйку после обеда в кровать. — Тут у нас такое!

— Какое?

— Илья свататься собрался сегодня к этой девушке.

— Хорошо. Это, наверное, хорошо, — сдержанно похвалил он. И добавил: — Когда у парня такие серьезные намерения.

— Да, но там что-то не то с ее отцом! — выпалила Лиза.

— Что не то?

— Я не знаю! Но Гарик примчался, весь с похмелья, чего давно не случалось. Он обычно отлеживается дня три. И они заперлись и проговорили час. А потом за обедом она проговорилась, что Гарик едет с ними вечером к родителям девушки. Надо, мол, к папаше присмотреться. И все, больше ни слова. Вот бы узнать!

— Так и вы поезжайте, — подсказал он выход.

Честно? Ему была неинтересна женитьба Ильи. И девушка его тоже была неинтересна. Она была самой обычной. А что касается ее отца…

Так наверняка работяга, без денег, без положения, оттого и Гарик поутру примчался. Он должен был вмешаться. Должен был помешать этому мезальянсу.

Отвратительные! Какие отвратительные люди! Считают, что вправе вмешиваться в чужие жизни. Считают, что вправе переписывать чужие судьбы по своему усмотрению.

Когда же уже наступит возмездие?! Когда же уже им воздастся по заслугам?!

— Меня не берут, — вздохнула Лиза. — Она на меня вообще смотрит с подозрением.

— Почему?

— Считает, что из ума выжила, — с грустью призналась Лиза. — Я, конечно, забывчива стала, не спорю, но не до такой степени, чтобы забыть, как я ее сама, своими руками в ванну сажала.

— Не понял.

Он улыбнулся, Тоби принялся лизать большой палец его ноги, отчаянно виляя хвостом. Ему было щекотно и приятно одновременно. Палец давно болел, и это было просто избавлением. Верный пес. Верный друг.

— Сегодня случай произошел курьезный, Иван Андреевич. — Лиза прокашлялась и понизила голос почти до шепота. — Я налила полную ванну воды. Помогла хозяйке туда влезть. Она еще при мне налила пенного концентрата. Сама всегда льет. Мне не доверяет. Он дорогой очень.

— И? — перебил он ее нетерпеливо.

Тоби звал на прогулку. Отчаянно тянул его за штанину.

— А потом захожу, а она в кресле возле окна сидит в халате. Я поначалу так растерялась. Подумала, что забыла ей воды налить и в ванну усадить. Даже плакала. А потом…

— Что потом? — Он вдруг заинтересовался.

— А потом, когда я помогала ей одеваться, то обнаружила, что волосы у нее на затылке мокрые. И пенный шлепок на спине засох. Не сполоснулся. Это было так странно! Я еле удержалась, чтобы не рассказать никому. Только вам это рассказываю.

— А что же здесь странного, Лизонька? — поинтересовался он вкрадчиво, хотя уже понял.

— Так она не могла без меня и шагу ступить. На костылях же! Я ее и в ванну сажаю, и вытаскиваю оттуда. Всю спину, если честно, сорвала. А она, что же, получается, может обходиться без костылей?

— То есть, — у него подпрыгнуло сердце, заметалось, будто ему стало тесно в грудной клетке, — хотите сказать, она всех обманывает? Прикидывается инвалидом, а сама прекрасно передвигается и без костылей?

— Так… Так выходит, — почти неслышно закончила Лиза. — Что же мне теперь делать, Иван Андреевич? Теперь, когда я знаю об обмане?

— А ничего, — произнес он, раздумывая секунд десять, не больше. — Она обманывает вас, а вы обманывайте ее. Делайте вид, что верите ей.

Если только не забудет притворяться, подумал он вдогонку.

— Как-то это неправильно, — проговорила Лиза, помолчав. — Я не о себе. О ней. Почему она так со мной?

Потому что она чудовище! Потому что она не человек — монстр! Бездушный, бессердечный. Мракобесина, а не человек!

Но вслух он сказал иначе. Вслух он сказал:

— Потому что она хозяйка, Лизонька. И вправе поступать, как пожелает.

— Наверное. Наверное, вы правы, — со смиренным вздохом согласилась она. — А я еще переживала, как она без меня сегодня вечером обойдется. Когда свататься поедут.

— А далеко едут? — зачем-то спросил он, хотя его это совершенно не интересовало.

Лиза назвала адрес, и оказалось, что это совсем рядом. Прямо буквально в их дворе, в относительно новом микрорайоне. Он его всегда обходил стороной. Не нравилось ему там. Слишком шумно, слишком нарядно.

— Квартиру не знаю. Знаю фамилию отца девушки. Пантелеев Иван Митрофанович. Да, кажется, так. И дочка Лада у него. Это не скрывалось. Обсуждалось вслух за обедом.

— Пантелеев? — Он неожиданно повеселел.

— Да.

— Иван Митрофанович?

— Это абсолютно точно. Я не забыла, — закончила она со смущением. — И дочка Лада.

Он еще поболтал с ней о пустяках, как мог, утешил. И поспешил проститься.

Ему стало жутко интересно, как станет сидеть за одним столом Кира Сергеевна с человеком, который на все лады проклинал ее в прошлые годы? Он немного был знаком с Пантелеевым Иваном. И даже однажды согласился принять участие в пикете, который тот устраивал с активистами. Но в последний момент передумал. И знал, что Пантелеев не уставал строчить на жабу жалобы во все инстанции. Кто-то считал его смельчаком, кто-то дураком. Сам Иван держал нейтральную позицию. И почти не удивился, когда Пантелеева уволили. Более того, ходили слухи, что тому даже пришлось уехать из города, чтобы избежать судебного преследования. Жаба будто подала на него в суд за оскорбление чести и достоинства.

И что выходит: Пантелеев вернулся? Спустя много лет вернулся с повзрослевшей дочкой, которая влюбила в себя сына Киры Сергеевны? И сегодня вечером они встречаются, чтобы оговорить планы на будущее?

Бред! Это чистой воды бред! Если эта сука едет в гости к своему врагу, значит, что-то задумала. Она не может, она никогда не станет прощать обид, пусть даже и застарелых.

И опять эти костыли…

Если верить Лизе — это камуфляж. Зачем? На кого рассчитан? Знает ли сын, что мать здорова? Или, как и все, пребывает в неведении?

А тот человек, которого она в девяностые пустила по миру, оставила буквально на улице, он знает о ее художествах?

Как же его звали то…

Как же звали бывшего директора и хозяина, у которого Андреева Кира Сергеевна захватила завод?

Кажется, Иванов Олег Васильевич. Где он, интересно, сейчас? Что с ним стало?

Вот бы найти его и поделиться сведениями! Вряд ли он забыл, что с ним сделали в девяностые. Вряд ли он простил!