Вкус запретного плода

Галина Романова, 2019

Поругавшись с зятем и дочерью, Наталья уехала с курорта раньше времени, никого не предупредив о том, что возвращается домой. А через три недели, когда ее семья прибыла в родной город, Наталью они в квартире не обнаружили, равно как и ее вещей. А после заявления в полицию их пригласили на опознание трупа неизвестной женщины, которая, судя по всему, стала жертвой изощренного маньяка…

Глава 6

— Светочка, и что теперь с нами будет?

Темно-синие глаза Лялечки с невероятно густой подводкой наполнились слезами.

— Ничего не будет. — Света громко отхлебнула горячего растворимого кофе из высокой чашки черного стекла. — Как работали, так и продолжим работать.

— Считаешь? — накладные ресницы Лялечки заметались вверх-вниз. — А вдруг нет?!

— Что нет, Ляля?

Света досадливо поморщилась. Было непонятно, раздражают ее слова Лялечки или вкус дешевого растворимого кофе.

— Вдруг новый хозяин наберет новых сотрудников? Ему же теперь, как Верочке, не нужно спрашивать разрешения. Он теперь полновластный хозяин и…

— Ляля, не мели чепухи. — Света с грохотом поставила на стол чашку черного стекла, передернулась. — Какая гадость!

— Да что я такого сказала? — Темно-синие глаза Лялечки наполнились неподдельными слезами. — Я ничего такого, чтобы ты ругалась.

— Я про кофе. Успокойся. — Света дотянулась и тронула нежный нейлоновый халатик на коленке Ляли. — Прежняя хозяйка обязывала Веру нас отменным кофе поить. И к праздникам подарочные пакеты выдавала. Крутые наборы, помню, бывали. С икрой и семгой. Ананасами и сыровяленой колбасой.

— Да, — с печалью выдохнула Ляля.

— А теперь вот приходится дешевым растворимым кофе давиться.

Света встала с места и тяжело заходила по тесной комнатке отдыха, где размещались узкая кушетка, два барных стула, высокая столешница и маленький холодильник. Прежде здесь стояла еще и кофемашина, но неделю назад она исчезла. И Вера не ответила ни на один из вопросов девочек: куда же могла подеваться кофемашина? Следом за кофемашиной исчез огромный мешок с элитным кофе в зернах. Стоял себе, стоял в уголочке и вдруг исчез.

Про кофе девочки даже спрашивать не стали. Зачем? Его теперь и готовить-то не на чем.

Окон в комнатке не было, и к вечеру здесь становилось очень душно даже в морозные дни. Атмосфера насыщалась смесью ароматов духов и косметики, которой пользовались девочки. Иногда пахло потом. Это если Вера заходила. От нее всегда несло, как от лошади.

— Наталь Пална, помню, всегда ей разнос за это устраивала, — вдруг зачем-то вспомнила Света. — Говорила, как можно быть лицом салона красоты и вонять потом! Сама она всегда была ухоженна, приятна, красива.

— Ну-у-у, характер-то у нее тоже не сахар был, — не согласилась Лялечка, сложила губы трубочкой и подула на только что нанесенный лак на левом мизинчике. — Тоже могла и накричать, и нагрубить.

— Чего мелешь-то, Ляля? — обиделась за покойную хозяйку Света. — На тебя лично кричала?

— Ну, нет как бы, но…

— Но! Вот сиди и помалкивай тогда. Кричала она! Если и кричала, то за дело. И в основном на Веру. Потому что было за что.

— А Вера и не обижалась.

— Не обижалась, — кивнула Света. И понизила голос до шепота, успев щелкнуть себя по горлу: — Потому что было за что.

— Думаешь, Наталь Пална знала? — ахнула Лялечка и, контрольно подув на мизинчик, приложила ладошку к губам. — А я-то думала, что нет.

— Она обо всем знала. Обо всем! — подчеркнула Света. — Хоть и появлялась тут раз в месяц. Думаю, ей кто-то стучал.

— Это не я! — вспыхнула Лялечка до корней высветленных волос. — Я никогда…

— Да знаю я, — отмахнулась от нее Света. — Думаю, это Ниночка. Из мужского зала. Такая сахарная. Такая, тварь, вся масленая! Улыбается, нахваливает, а глазищами зырк-зырк. Вот она-то и сливала все хозяйке. Обо всем. И знаешь, что я думаю, Ляля?

— Что?

— Вот придет к нам этот человек из полиции, как там его? — Она пощелкала пальчиками.

— Какая-то девушка-лейтенант.

— Вот. Девушка. Лейтенант. Вот придет она, мы ее прямиком к Нинке и отправим. Скажем, лучше ее никто ничего не знает. Мы-то кто?

— Кто?

— Мы-то работяги. А она кто?

— Кто?

Лялечка слушала коллегу с широко раскрытым ртом. Она даже не заметила, как мазнула невысохшим ноготком на мизинчике по нейлоновому халатику. А за испачканный намертво халатик штрафовали!

— А она информатор. Лицо, приближенное к императрице! — Света округлила глаза и довольно заухмылялась. — Вот пускай и отдувается.

— В смысле? — Лялечка ахнула, заметив след от лака на халатике, схватила ватный диск, средство для снятия лака и принялась оттирать. — В смысле, Свет, отдувается?

— С полицией пускай говорит.

— Считаешь?

Лялечка оттерла халатик, скомкала ватный диск, выбросила в мусорку. Закрутила все флакончики. Встала, одернула халатик. И вдруг говорит:

— Ты не права, Света.

— Почему?

Света стояла у Лялечки за спиной. Слушала аромат ее дорогих духов и злилась. У них были одинаковые с Лялькой духи. А слышались по-разному! На Лялькиной бледной коже аромат казался дорогим и нежным, а ее кожа все это скрадывала. Разбавляла дорогой заграничный аромат природной резкостью.

— Потому что Нинка может наговорить все, что захочет, — возмущенно зашипела Лялечка.

И отошла подальше, подозрительно покосившись на Свету, которая за ее спиной шумно двигала носом.

— Ей только дай волю, она с три короба наврет. И у нас с тобой шансов оправдаться не будет.

— А чего это нам оправдываться? — Света, застигнутая на месте преступления, отвернулась.

— А то! Наталь Пална звонила, когда приехала с отдыха? Звонила. Нинка это слышала? Слышала. Думаешь, не разболтает?

— Думаю, нет.

Света вдруг замерла в странной позе посреди комнатки отдыха. Голова низко опущена, спина сгорблена, руки в карманах халатика, который натянулся на ее широкой талии так, что того гляди лопнет.

— Слушай меня внимательно, Лялька, — произнесла она спустя несколько минут. — Слушай и запоминай.

— Слушаю. Запоминаю, — послушно кивнула Ляля.

Она была самой младшей из персонала салона красоты. Пришла последней. Встретили ее враждебно. Все, кроме Светы. Света всегда защищала ее перед начальством и делилась клиентами. Они даже как-то вместе слетали на отдых. Вышло неплохо. Света даже не обиделась, когда ее ухажер переметнулся к Ляле. Только махнула рукой и сказала:

— Развлекайся. Мне пофиг.

Поэтому Ляля ей доверяла и во всем слушалась. Во всяком случае, во всем, что касалось работы.

— Когда придет эта девушка из полиции, мы с ней будем вежливы и приветливы. Будем отвечать на ее вопросы честно и откровенно. — Света вытащила из карманов кулаки и потрясла ими перед своим лицом. — Но про тот разговор, который у меня состоялся с Наталь Палной в день ее возвращения с отдыха, ни слова!

— Света, но Нина…

— Плевать на Нину! — перебила ее Света. — Она одна. Нас двое. Кому поверят?

Лялечка покусала губы. Тут же спохватилась. Она же пару недель назад сделала инъекции ботокса, и косметолог предостерегала: не кусать и по возможности аккуратно целоваться. Иначе губы могут потрескаться.

— Ни слова о том, что Наталья Павловна мне звонила! — повторила грозно Света.

Подошла к Лялечке почти вплотную, снова неприятно удивилась приятной силе аромата духов, которыми они пользовались.

— Ты поняла меня, Ляля? — Света осторожно тронула лацкан ее халатика. — Поняла?

— Да. Поняла. Сделаю, как ты скажешь. А если… — И она не удержалась, снова прихватила нижнюю губу зубками.

— Что если?

— А что, если они вычислят ее звонок?

— Как? — Света воткнула кулаки в бока, окинула насмешливым взглядом коллегу. — Ляля, какая же ты…

— Ой! Она же не со своего телефона тебе звонила, — улыбнулась Ляля догадливо.

— Вот!

— Вообще, кажется, с телефона-автомата. Да?

— Не знаю, телефон-автомат или еще какой, но не ее мобильный точно. И не домашний. И вычислить ее звонок не представляется возможным. Если мы, конечно же, будем держать язык за зубами. А мы ведь будем?

— Да. Ты права, Света. Надо молчать. Разговор был пустяковый. Ни о чем, собственно. Как дела, и все такое. А прицепятся — не отвяжешься. Да, ты права.

— Ну, наконец-то! — Света широко распахнула руки, обняла Лялечку и, пританцовывая, зашептала ей на ухо: — Звонок пустяковый. Ни о чем. А полиция прицепится. Станет искать кошку в темной комнате.

— Черную, — подсказала писклявым голосом Ляля.

Ей было очень неуютно в объятиях Светланы. Она слишком крепко прижимала ее к своей объемной груди. И пахло от нее тяжело и остро. Хорошо, она недолго ее тискала. Отступила и, подняв указательный палец вверх, произнесла:

— Вот именно.

Следом она сложила пальцы щепотью и провела ими по губам, словно застегивала на молнию. Лялечка покорно кивнула.

— И на Нинкины провокации не поддаваться. Помни!

Все это Лялечка помнила. И находилась в относительно хорошем настроении весь рабочий день. Клиентов было немало, но никто в очереди не сидел. Как-то так выходило, что следующий клиент подходил как раз тогда, когда она заканчивала с предыдущим. Ей это нравилось. А то валят толпой, невзирая на запись. Потом сидят в креслах, дуются, на часы без конца поглядывают.

К концу рабочего дня кармашек ее халатика оттопыривали приличные чаевые. Верочка им разрешала их брать и не просила делиться. Наталья Павловна о них вообще ничего не знала. Как поведет себя новый хозяин, им пока было неизвестно.

До конца рабочего дня оставалось полчаса. Клиентов больше не было. Света куда-то вышла. Ляля смела в совок состриженные волосы, выбросила в мусорный контейнер. Собрала инструменты и пошла к раковине.

— Привет. Освободилась? Разговор есть.

Нина — мастер из мужского зала, та самая, которая, по их подозрениям, стучала Наталье Павловне, — стояла, подперев плечом притолоку, и смотрела на нее сердитыми глазами.

— Слушаю тебя. — Лялечка сосредоточенно промывала расчески под мощной струей горячей воды.

— Может, выйдем? — предложила Ниночка.

— Ой, извини, мне еще убрать место надо. И уйти пораньше хотела минут на десять-пятнадцать. Так что… Говори, что хотела.

Ляля вежливо улыбнулась, стараясь не глядеть в ее неприятное злое лицо.

— Ну, уйти-то пораньше у тебя вряд ли получится, — фыркнула Нина и вихляющей походкой прошла в женский зал. — Сейчас из полиции человек подойдет. Вера просила всех задержаться. Ее личная просьба!

— Хорошо. Задержимся.

По спине Лялечки побежали капельки ледяного пота. Прямо как-то внезапно, будто Нина ей за шиворот из опрыскивателя полила.

— Может, порепетируем, что говорить будем?

— Что?

Лялечка резко обернулась и уставилась на Нину. Та нервно покусывала губы. Она могла себе позволить. Они у нее были настоящими, пухлыми от природы. Очень пухлыми.

— В каком смысле — порепетируем?

— В том самом, в котором ты сегодня со Светкой репетировала.

— Ничего мы не… — Лялечка отрицательно замотала головой.

И беспомощно оглянулась. Ну куда же Света запропастилась? Ушла уже минут десять назад, и нет ее. Кофе пьет? Так от растворимого у нее уже час назад случилась изжога. Курить она не может, потому что презирает эту вредную привычку. Где она?

— Светку ищешь? Так она ушла. — Пухлые губы Нины расползлись в довольной ухмылке.

— Куда ушла? — не поняла Ляля.

— Домой ушла.

— Как домой?

Ляля скользнула взглядом по рабочему месту Светланы. Сумки нет. На столике прибрано. И халатик! Халатик висит на вешалке. Как же она не заметила? Курица! Вот она курица!

— А вот так. Договаривалась с тобой, договаривалась весь обеденный перерыв, и взяла и кинула тебя. Оставила на растерзание полиции. — Нина повысила голос. — Поэтому я тебе настоятельно советую, Ляля, дружить со мной. И договориться, пока не поздно.

— Да о чем? О чем нам с тобой договариваться, Нина? — Ляля в сердцах швырнула расчески снова в раковину.

— О том, что станем говорить полицейским. — Нина подергала точеными плечиками. — Ты же понимаешь, что им нельзя говорить всего.

— То есть? — Ляля выключила воду и села в клиентское кресло на своем рабочем месте.

— Им нельзя говорить всей правды, Ляля. — Нина уставила на нее змеиные глаза. — Любое сказанное слово может быть использовано против нас. Ты это понимаешь?

— Допустим.

— А если понимаешь, то про звонок Натальи Павловны молчи!

— Про какой звонок? — Ляля почувствовала, как ее бледные щеки окрасились в красный, она часто заморгала. — Я не понимаю, о чем ты?

— Ах вон как! — Нина рассмеялась, шлепнув себя по коленям ладошками. — Молодец, Ляля! Сто баллов. Зачет!

— Хватит! — вдруг крикнула Ляля, вскакивая с места. — Хватит ржать, Нинка! Ведешь себя как дура! Что ты от меня хочешь вообще? Что ты все ходишь, вынюхиваешь? Иди, иди в свой зал!

— Я пойду. Хорошо, дорогая. Как скажешь. — Нина встала, той же самой развязной походкой дошла до дверного проема, обернулась на Лялечку. — Все, что я хотела, я узнала.

И она ушла. И не слышала, как Лялечка прошептала ей в спину:

— Гадина!

И не видела, как Лялечка тут же кинулась к мобильному телефону и принялась названивать Светлане. А та вдруг оказалась вне зоны действия сети. И когда вместо девушки из полиции к ним в салон для разговора явился высокий рыжеволосый парень, Лялечка неожиданно расплакалась. Но плакала она тихо, украдкой. В комнате отдыха. Подальше от любопытных глаз.

Нина этого не видела. И знать не могла о причине ее слез.

А плакала Лялечка, потому что неожиданно посчитала себя преданной.