Талисман жены Лота

Галина Островская, 2008

«Русская» израильтянка, молодая, умная, независимая, одинокая... словом знакомая нам и по жизни, и по книгам, становится героиней мистического триллера, самого популярного жанра XXI века. И уже поэтому новый роман Галины Островской, написанный образцовым русским языком, обречен на успех.

Ночные фантазии

Измотанная дорогой, занявшей в три раза больше времени против обычного, Аглая наконец-то добралась до дома. На ее стоянке торчал чей-то чумазый драндулет. Женщина замерла. Нет! Нет, нет, нет. Нормальный, желтого цвета номер. Израильский. Почему-то он показался черным, арабским — могильной ямой с белой датой конца. Здесь нет палестинцев!

Сделав два круга по нелепым улочкам с односторонним движением, она припарковала машину у ближайшей овощной лавки и под кипятильником ненормального солнца поплелась домой.

На столе стояли намытые Аликом фрукты, под салфеткой — купленные им же миндальные пирожные.

— Интересно, что он рассчитывает за все это получить? — хмуро подумала Аглая и, не притронувшись к угощению, пошла прикорнуть. На полпути в спальню ее остановил телефонный звонок.

— Эглая, — услышала она свое имя.

Звонил Старик, у которого она работала сиделкой несмотря на то, что две у него уже были: Фаруда — сухая выжженная ливийка, быстроглазая и неприветливая, и абсолютно беспрекословная девочка-филлиппинка, выполняющая всю грязную работу по обслуживанию полупарализованного, абсолютно немощного, но цепкого и ясного умом человека.

Звонил Старик, по чьей просьбе она вчера поехала в Иерусалим и там угодила — уже по собственной дури! — в этот ад… во временную расщелину… в страшное место, где гнев Господний истреблял грешную плоть человеческую.

— Я вас внимательно слушаю. Нужна моя помощь? — собранно ответила она.

— Эглая, — гортанно коверкая ее имя, повторил Старик. — Письмо все еще у тебя? Хорошо… Самолет моего… родственника… — Старик сухо кашлянул. — Родственник не прилетел вчера. Он прилетел сегодня. Обстоятельства… Можешь ты завтра прийти ко мне? Время — обычное…

Старик не обращался к ней прежде с подобными просьбами.

— Конечно, могу. Я обязательно буду.

— Письмо вернешь, — раздалось в трубке, и пошел отбой.

Аглая не могла понять, почему ее так взволновала просьба Старика. Но — взволновала.

В раздрызганную картину последних двух дней этот звонок добавил какой-то странный тон. Он был значим. Безусловно! Он высвечивал что-то… важное?.. как на невидимом аркане притягивал… Что!?

— Какой завтра день?!

Аглая запуталась во времени, в своих ощущениях, алогичностях и сюжетных ходах событий последнего времени.

— Дура! — обозвала себя Аглая за безрезультатные попытки разобраться в собственных подозрениях. — Деньги тебе платят за просто так! Правильно? Правильно! Гете она, видите ли, в оригинале умирающему читает! Это работа? Это стоит столько, сколько ты получаешь? Кинули тебе кусочек сыра… Бесплатного… Но если допустить, что все просто… Просто кто-то не прилетел…

…Механически помешивая ложечкой чай, куда так и не положила сахар, она пыталась вспомнить — во всех подробностях — когда в действительности начались странности.

Ведь не сегодня оке?

И — не вчера….

Кто принес ей эту газету с объявлением, именно тогда, когда муж, столь неожиданно получивший приглашение на работу — годовой контракт! — из «MICROSOFT», уехал в Америку?

То, что подозрительно быстро оформлялись документы, словно их кто заговорил, объяснить можно: повезло. Но газетка-то откуда взялась? Ведь она появилась именно в тот день, когда муж уехал.

Точно! Аглая вернулась из аэропорта… Зашла в вылизанный, вычищенный еще накануне от всякого рекламно-газетного хлама дом… Тут же позвонила Соня, мужнина тетка… Аглая ей сообщила, что самолет улетел вовремя… Снова самолет!.. Тетушка со вздохами, паузами и чистой воды вампиризмом принялась рассказывать о «мерзавках-служащих» из службы Национального страхования, ругать своего мужа — «остолопа, купившего курей замороженных на шекель дороже, чем на рынке продают…» Уставшая Аглая присела у журнального столика… На пятой тетушкиной болезни — провались она пропадом! — взяла в руки эту самую газету… Задаваясь одновременно двумя вопросами: о каких именно паразитах — то ли тараканах, то ли религиозных тетушкиных соседях идет речь; и откуда на столике оказалась «толстушка», Аглая от скуки начала медленно листать страницы.

— К сожалению, Софья Соломоновна, мне надо убегать, — сказала она, наткнувшись на это странное объявление…

…Очень странное объявление…

— Куда?! — чуть не захлебнувшись на полуслове от возмущенья, спросила тетушка.

— Потом объясню, — несчастная жертва родственного террора с превеликим удовольствием надавила рычажок телефонной трубки.

НА РОЛЬ ШЕХЕРЕЗАДЫ

ПРИГЛАШАЮ МОЛОДУЮ КРАСИВУЮ ЖЕНЩИНУ.

БЛЕСТЯЩЕЕ ЗНАНИЕ НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА ОБЯЗАТЕЛЬНО.

«Старый маразматик» — мгновенно определила возраст подателя объявления Аглая. Потом засомневалась и свое бессознательное первое ощущение по этому поводу многажды опровергала. Версия, что это дурное объявление — розыгрыш, казалась ей более вероятной.

Был еще вариант: какой-то ушлый малый желает поснимать сливки из-под трусиков молоденьких легковерных дурочек.

Но при чем здесь блестящее знание немецкого!

Пахнущие дешевым фарсом, типографской краской и, почему-то, опасностью, эти рекламные строчки день ото дня все больше места занимали в голове женщины. Из черных цепочек газетных буковок каким-то непостижимым образом в ее воображении складывались мозаики и живописались картины — ни на что виденное ранее не похожие.

Буйный цветистый Восток с его караванами и шелками все явственнее накладывался — как лупа на карту — на холодные готические соборы Германии, накрывая их нежно-скользящими июлями ночей. Или наоборот. Готика острыми шпилями пронзала библейские, бездыханные от солнца пейзажи. Тусклые и по-иезуитски беспощадные.

Ароматы тоже путались. Едкий запах костровинквизиции мешался то с солнечно-пыльным, то с тяжело-влажным средиземноморским ветром, гуляющим по дворцам жестоких властителей. Древних, как их языческие боги.

…Бой часов плыл поверх всей этой мешанины…

По ночам Аглая, совершенно выбитая из колеи, не могла заснуть. И тогда она перед зеркалом усаживалась в позе восточной наложницы, накидывая на себя — по очереди — струящиеся легкие ткани, которых в ее гардеробе было не так-то и много. В конце концов, из золотистой туники она смастерила лиф, нашила на него старые бусины, из остатков ткани приладилась сооружать чалму. Сиреневый газовый шарф служил в этом наряде Шехерезады шароварами. Стекая сладостно-порочными складками к коленкам, он, увы, никак не дотягивался до тонких щиколоток, и тогда Аглая наклонила зеркало под таким углом, что изъян этот просто-напросто исчез.

Иная женщина — не Аглая — и иная реальность — не нынешняя — жила в тусклом зеркале по ночам целую вечность — неделю, на исходе которой и было принято решение — позвонить немедленно!

На третьем гудке на том конце провода подняли трубку. Липкий холодок, пробегающий по спине последние полчаса, резко усилился и стремительно переместился в живот. Оглушенная странным предчувствием, Аглая изо всей силы вдавила рычаг в телефонный аппарат.

Сердце заколачивало сваи в мерзлую стену груди.

Она отодвинула телефон от себя, подошла к окну, долго пыталась сложенной газеткой прибить тупо бьющуюся о стекло муху. Та, наконец, сделала резкий зигзаг в воздухе и вырвалась из стеклянного плена на волю через распахнутую половинку окна. Аглая вернулась в холл. Жужжание так и не убитого ею насекомого висело в воздухе. Или это был иной звук? Он был летним, полуденным… напоминающим что-то далекое-далекое, забытое…

Решительно набрав номер телефона, Аглая услышала короткие гудки. Занято.

— Еще одна Шехерезада выискалась, не иначе, — сказала сама себе надменно Аглая.

Зацепив себя за самое больное — самолюбие, она успокоилась окончательно, тщательно свернула газету, бросила ее в мусорное ведро…

Спустя полчаса еще раз набрала въевшийся в память номер.

…Как давно это было! Месяц назад? Два? В голове все смешалось…

— Алло, — услышала она сухой голос и непривычное разбиение на слоги.

— Алло, — еще раз поскребся к ней в ухо голос.

— Здравствуйте, — сказала Аглая, — я по объявлению.

— Алло? — в третий раз царапнул ее голос из трубки.

— Я по объявлению, — с напором сказала Аглая.

— Мне недавно в руки попалась газета, — еще более громко произнесла женщина заготовленную ложь и извинилась, что, может быть, звонит слишком поздно и беспокоит зря.

— Хорошо, — услышала она.

Не совсем поняв, что означает это безынтонационное «хорошо», она продолжила торопливо:

— Вам требуется молодая женщина, знающая в совершенстве немецкий язык… Мне тридцать восемь лет. Я замужем. Закончила Романо-германское отделение Московского университета. Много лет работала переводчиком. В Германии была неоднократно.

Она задумалась, что бы еще добавить.

— Хорошо, — нисколько не оживляясь, повторил голос.

Аглая рассердилась. Вытащила из сумочки маленькое зеркальце, поднесла его к лицу и, наблюдая, как у отражения глаза становятся все более яркими и негодующими, холодно спросила:

— Что — хорошо?

— Хорошо, что ты позвонила.

— Идиотка, — про себя назвала свое отражение Аглая, а вслух незамедлительно спросила:

— Вы намерены нанять женщину на тысячу и одну ночь? Говорить на немецком ей нужно будет в постели?

–…Надо будет… два раза в неделю… в вечерние часы…. читать мне литературу… в оригинале…. И, по мере надобности… — в голосе появились сиплые нотки — писать деловые письма… моим партнерам и, одновременно, друзьям… в Германию… Я жду тебя завтра в восемнадцать часов по адресу… Записывай.

Аглая покорно взяла ручку.

— Повтори! — скомандовал Старик.

Она повторила.

— До встречи. Не опаздывай, — еще более повелительно сказал человек.

С того часа обыденная Аглаина жизнь была переведена в какое-то иное временное измерение…