Байки старых домов

Галина Михайловна Спиридонова, 2017

Как много дома могут рассказать о своих жильцах! В их стенах протекает жизнь множества людей: плохих, хороших, веселых, несчастных. И у каждого своя история.

РАССКАЗЫ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ

Байки старых домов

Вы думаете, что дома — это такие холодные и бесчувственные сооружения из кирпича и других строительных материалов? Но они всё слышат и чувствуют, но сделать ничего не могут. Ночью, после двенадцати часов, антенны на домах переключаются на внутреннюю связь между ними. Дома общаются между собой, рассказывают про жильцов, их детей и разные эпизоды из их жизни.

Стоят три дома пятиэтажные очень близко друг к другу. Они были построены давно, и с тех пор дружат между собой. Ночью что они только не рассказывают о жильцах, смеются, иногда так разойдутся, что стены потрескивают, а люди думают, дом проседает.

Панельный:

— Старые жильцы ничем не примечательны, все цепляются за прошлое, а настоящего как бы нет, а вот новые жильцы — очень интересные люди, имеют свои предприятия, делают дорогие и очень шумные ремонты в квартирах, даже вентиляционные трубы закладывает.

Старый кирпичный:

— Панельный, про старых людей я не согласен, они прожили внутри меня очень долгую жизнь, и я про них всё знаю. Знаю, о чём они мечтали с молодых лет, что сбылось, что нет. Некоторые умирали в полной нищете. Да и дети их выросли у меня на глазах. Благодаря детям многие старики имели сытую старость. Всякие люди жили, разве всех упомнишь. Панельный, ты молодой и не поймёшь моих старых людей. Вот одна женщина, ещё жива пока, работала больше тридцати лет на железной дороге смазчицей. Больная, ничего не накопила за жизнь. Вторая работала всю жизнь на железобетонном заводе, и тоже нищая. Почему так происходит? Я видел, как они уставали, выходили на работу больными, а достатка не было и тогда.

Молодой кирпичный:

— У меня в доме живут не слишком богатые, но вполне обеспеченные люди — торгуют, имеют свои малые предприятия по услугам. Мне нравится, когда они это всё обсуждают, советуются между собой и дружат. Раньше сидели на лавочках и сплетничали, да и в квартирах весь разговор — это сплетни о соседях. А сейчас стало меньше этого — или люди перешли на другой уровень жизни, или старые сплетницы ушли от нас. Стало даже интересно слушать: говорят много о книгах, телевизионных передачах, об информации, которую получают из интернета, и о политике, как же без неё, а сплетен о соседях в тех объёмах уже нет.

Панельный:

— Послушайте, кирпичные! У меня во второй квартире живёт Василий, он немного выпивает, а работает вахтовым методом. Жена один раз ему сказала, что скоро они будут богатыми — получат материнский капитал. Вася спросил её: «А мы-то тут при чём?», а жена ему: «Ты, так не знаю, а я через пять месяцев рожу второго ребёнка и получу этот капитал с индексацией».

Вася сел и стал писать письмо президенту, а я подглядывал. Он писал, что в законе о материнском капитале не указано, кто его отцом должен быть, а из-за этих недоработок страдают такие, как он. «Между прочим, я тоже имею право на компенсацию за причинённый мне моральный ущерб. С приветом, Вася».

Молодой кирпичный:

— А у меня ребята со второго этажа объединились и создали своё предприятие. Они стали ремонтировать сантехнику и ставить счётчики на воду в квартирах. Жизнь в их семьях улучшилась, даже купили общую машинешку, а жены сидят весь день на телефонах и ищут клиентов.

Старый кирпичный:

— Беда, у меня вода в подвале стоит, стены мокнут, фундамент разрушается и кошек много, они живут и размножаются. Кормит их одна одинокая женщина. Многие жаловались, что их надо перевести, но она продолжает своё. Появились блохи. Вчера приезжали с санитарной станции — облили весь подвал, их вызвала хозяйка с первого этажа — блохи допрыгали до её квартиры. А когда в подвале вентиль потёк, то слесарь с ЖЭКа сказал, что не полезет в подвал — жена домой не пустит, прошлый раз блох принёс домой. Ха-ха-ха!

Антенн стало много на крыше, вся голова у меня в дырках, да и вода течёт внутрь. Кому не лень лезут и долбят меня, а от пиротехники у меня трясутся окна и балконы, даже слышал, как дети плачут.

Панельный:

— Дети очень хитрые. Одна девочка из седьмой квартиры играет на пианино, я затихаю и слушаю, даже в трубах отдаётся музыка и через антенны уходит в небо. Она ещё и проказница. Когда дома мама, то Даша урок учит хорошо, а когда бабушка, то включает какую-то кнопку на пианино, и оно само играет, а бабушка думает, что это её внучка так прекрасно играет. Я помню, когда её привезли из роддома, то родители очень радовались, что родилась 07.07.2007 года — три семёрки. А пришла бабушка и сказала: «Эта дата знаменита не тремя семёрками, а великим праздником — Рождеством Иоанна Крестителя».

Молодой кирпичный:

— В четвёртой квартире живёт мальчик Матвей, он должен был выступать в музыкальной школе на экзамене за первое полугодие. Никто не видел, как он вечером плакал от страха перед первым публичным выступлением на скрипке, а я видел и страдал с ним вместе. Вечером вся семья обсуждала его концерт.

Его мама рассказывала, что несмотря на то что он был последним из выступающих и сильно переволновался, но играл очень хорошо. Его музыка была какой-то космической, а на сцене он был не один, а с преподавателем. Матвей заливался высокими звуками, а потом преподавательница играла на пианино ту же музыку, но пониже, и своей музыкой приглашала скрипку. Все очень хлопали Матвею, особенно девочки из хора. Вот что рассказала его мама бабушке. Я люблю, когда он играет, даже душа оживает.

Старый кирпичный:

— Одна семья из третьей квартиры до сих пор говорит о ваучерах, они потеряли пять ваучеров Волжского трубного завода. Хозяйка даже в газету писала, почему завод стоит на том же месте, название и люди те же, а ваучеры пропали. Ей в газете отвечали, что хоть всё осталось как прежде, а преемственности нет. Она хотела в суд подавать, а потом махнула рукой. А про деньги, которые пропали в 1991 году, так вот только перестали говорить и ругать власть. Многие в моём доме после этого остались нищими, даже их крохи и те отобрали.

Молодой кирпичный:

— Сейчас когда покупают квартиры, то знают заранее какую, а в наших домах, хоть квартиры в кредит тоже покупались, но распределение было как лотерея. Помните, сначала вытаскивали номер очереди, а потом по этой очереди вытаскивали номер квартиры. Много было споров и драк, помню. Первую квартиру никто не хотел брать, досталась одной интеллигентной семье. У них было две дочери, очень красивые. Одна уехала в Москву и стала артисткой, даже по телевизору в рекламе я её видел, а другая, Лиля, осталась у меня жить, но стала выпивать понемногу.

Родителей её давно уже нет. Жильцы как коршуны её клевали — она становилась всё безропотней и слабее, а пить продолжала. Несмотря на своё положение, она осталась очень вежливой, да и лицо сохраняло ещё прежнюю привлекательность. Долгое время она работала в отделе кадров завода, а потом пришлось уйти. Один раз с верёвки одной жилички украли кофточку. Она обвинила Лилю, хотя Лиля отрицала это. Вызвали милиционера, он обыскал её квартиру, составил акт, оценив кофточку в заоблачную цену. Все стыдили Лилю, обзывали всякими словами. Во время обыска приглашённые соседи были потрясены её бедностью, из продуктов только «анаком».

Утром хозяйка кофточки ещё раз хотела постыдить Лилю, хотя кофточку не нашли, но дверь была открыта, и Лиля была мертва. Весь дом сразу повернулся на сто восемьдесят градусов и ополчился на хозяйку кофточки, называя её убийцей, Но скромного и безобидного человека, да, со своей проблемой, уже нет.

Старый кирпичный:

— Вчера я помог не утонуть мужчине с третьего этажа. Он пришёл домой выпивши, лёг в ванну и включил воду. Начал уже тонуть, но я напрягся и сделал наклон в сторону, вода из ванны вытекла и затопила соседей. Так предотвратил смерть человека. Не люблю, когда из меня выносят гробы, я сильно привязываюсь к своим жильцам.

Панельный:

— В шестой квартире живёт девочка, и ей каждый вечер бабушка рассказывает сказки, чтоб быстрее заснула. Бабушка говорит: «Спи, а то Бабай заберёт». Маленькая спрашивает: «А потом принесёт?» И бабушка продолжает: «Бабай живёт вон на том доме, его из окна видно. Ночью он летает около наших домов и слушает: кто спать не хочет, то тихонько забирает их и уносит на крышу дома, где очень много антенн и крутилок. У Бабая есть свои бабайчики, которым не с кем играть, он приносит детей на крышу и дети играют с бабайчиками — катаются на антеннах, а утром Бабай возвращает их домой».

Внучка долго стоит на балконе и смотрит на крышу твоего дома. А зайчики по квартире летают постоянно от заклеенных балконов и окон твоего дома. Фольга и цветная бумага отражаются от солнца, а девочка думает, что это бабайчики ей знаки подают.

Молодой кирпичный:

— Весело живёшь, а у меня в доме траур. Вчера похоронили ревизора, он скандалил со всеми и был злым. Соседи после кладбища рассказывали, как два мужика пришли на кладбище, а помянуть в кафе отказались: «Мы пришли, чтобы своими глазами увидеть, что его закопали». Видно, много зла им причинил. Приносят из роддома людей, то кажется, что все одинаковые, а когда в гробу выносят, то все такие разные — по одному все плачут, а по другому радуются, что закопали.

Старый кирпичный:

— Во второй квартире у меня жила женщина. Её звали колдуньей, она с молодых лет своим глазом приносила беду, а к старости вообще все её боялись. Один раз с пятого этажа мужчина, он любил выпить, шёл с работы и сказал ей в подъезде: «Бабка, посторонись», а она повернулась к нему и говорит: «Я тебе не бабка», а у самой челюсти с клыками выдвинулись, глаза стали, как фонари, красные, и ногти из пальцев, как червяки, стали расти. Он увидел это и побежал на свой этаж, без конца повторяя: «Всё, больше пить не буду, всё, больше не буду, допился до чёртиков». А она засмеялась своим страшным хохотом ему вдогонку.

После смерти квартиру её долго не покупал никто. Страшно было, там двигались вещи, я даже сам не знаю, почему, но они, правда, двигались и с полок падали. Потом купил какой-то и открыл магазин. Но ведь и в магазине продолжали двигаться вещи и падать бутылки с полок. Хозяин магазина ругал продавцов, что ставят на край полок, а они уверяли его, что не виноваты: «Дом старый, стены и окна трясутся, вот и падают бутылки». Всё сваливают на меня, а я-то знаю, что ведьма прилетает в магазин и развлекается, особенно в плохую погоду, и хохочет так, что даже мне становится страшно. А вчера магазин закрылся.

Молодой кирпичный:

— Насовсем уезжает из меня семья с восьмой квартиры. Жена его рассказывает всем, что случилось чудо или знамение такое: «Ехали мы из Астрахани на машине в Волгоград и уже под вечер увидели в степи огромного орлана. Муж съехал с дороги и направил машину в сторону орлана, очень тихо. Орлан отскочит и стоит, а муж опять потихоньку к нему подъезжает и останавливается — орлан отскакивает и не боится нас. Я сфотографировала его на телефон. Мы поехали, а я оглянулась, орлан поднялся и полетел, значит, он нас поджидал. Приехали мы домой, я сразу пошла к своей тётке. Она раскинула карты и сказала: “Ждите хороших перемен”. И вот через неделю позвонил друг мужа, с которым он служил в армии и продолжал общаться в “Одноклассниках”, и предложил ему работу в Калуге». Вот какое чудо приключилось у моих теперь бывших жильцов.

Панельный:

— С молодёжью очень весело. Две подружки с одного этажа без конца приносят разные программы, переписывают на компьютеры и носятся с ними по всему дому. Вчера принесли и установили программу по проектированию человека в старости, то есть как человек стареет и каким будет его характер. Они долго смеялись друг над другом, когда смотрели, как стареют на экране, ругались, когда вводили о себе данные. И наконец договорились писать о себе только правду, тогда и программа выдаст правду. На следующий день они стали вставлять фотографии своих парней и парней других девчат. Все приходили в ужас и говорили: «Замуж за него не выйду». Мне тоже смешно было смотреть на них. Они даже фантазировали, что будет много одиноких: если все будут проверять своих женихов на компьютере, то вряд ли кто согласится на брак. А перед регистрацией брака, чтобы не было разводов, введут обязательное тестирование. Новобрачные обязаны дать согласие на жизнь до старости с такими физическими изменениями своей второй половины. Они хохотали, и я смеялся с ними вместе.

Старый кирпичный:

— Да, панельный, у тебя много молодых, тебе весело, не так, как нам. Вы часто видите, как из моего дома выходит парочка пожилая, держатся за руки как молодые. Тебя ещё не было, когда меня построили, то в дом въехал мужчина, ещё молодой, вдовец. Он жил где-то под Москвой и там похоронил жену. И вот он поехал в Москву — проведать и прибрать могилу жены. Он рассказывал своему другу, а я всё слышал: «В купе было две женщины — одна пожилая дама, другая, обаятельная, под мой возраст. Разговорились, я сказал, зачем еду. Пошёл в ресторан поужинать. Как потом мне рассказала пожилая дама, она сказала молодой: “Вот посмотри, хороший мужчина, вдовец, чем тебе не пара?” Женщина ответила: “Пошёл в ресторан, сейчас, как все, напьётся — вот тебе и жених”. Я не оправдал их ожидания, вернулся трезвым. Женщина мне нравилась. О себе она сказала, что живёт одна, мужа похоронила в прошлом году. Всю ночь думал, что предпринять, а поезд приближался к Москве. Вдруг перед самой Москвой женщина мне предлагает: “Давайте вместе проведаем могилу вашей жены”. Я сначала оробел, а потом согласился. Общаясь с ней, я понемногу осмелел и сказал: “А давайте съездим и на кладбище вашего мужа”. Так, убрав могилы моей жены и её мужа, мы как бы получили от них благословение. Вот так я женился во второй раз».

Панельный:

— Послушайте, кирпичные! У меня вчера был переполох в доме — пропала девочка. Я видел, как мама с дочкой шли домой, и мама в подъезде говорила: «Нам привезли шифоньер и его поставили в угол». Девочка стала хныкать и говорить, что она боится шифоньера, а мама успокаивала: «Не бойся, он красивый, большой, до самого потолка и его поставили, где был фикус».

Когда они вошли в квартиру, то девочка успокоилась, стала выдвигать ящики, открывать и закрывать дверки. Мама позвала дочь ужинать, но её нигде не было. Искали везде, даже выбегали на улицу, думая, вдруг упала с балкона. Но всё-таки нашли её — она спала в шифоньере. Как она закрылась изнутри, даже я не видел.

Панельный:

— Кирпичные, а при каком правителе вы были построены?

Старый кирпичный:

— Я при Хрущёве.

Молодой кирпичный:

— Я при Брежневе. Жильцы говорили, что жить было очень голодно — от зарплаты до зарплаты. Панельный, а тебя при каком построили?

Панельный:

— Вы, что забыли, тоже при Брежневе, только он уже был старым. Вот скажи ты, Старый, когда твоим жильцам было лучше жить — при тех или при сегодняшних? Говори правду, ведь тебя скоро снесут.

Старый кирпичный:

— При тех, как ты их назвал, мои жильцы были зависимы от еды, одежды и всего. Без конца стояли в очередях, не желал бы я им такую бедность повторить. А сейчас всего много, не думай больше о еде, а занимайся чем-то своим, вон как у него — собрались и открыли своё дело, хоть и хлопотно, но стали работать на себя. Вот это и есть различие, а мои жильцы тогда не имели такой возможности. А в остальном всё одно и то же — власть равнодушна к человеку, а человек не верит власти и постоянно ругает её. Скоро приедут снимать антенны и обесточивать меня, а оставшихся стариков переселят в барак. Так что, может, в последний раз мы общаемся. Сколько судеб мы повидали, не перескажешь, молчаливые мы наблюдатели за чужой жизнью.

Панельный:

— Старый, а почему у тебя старики остались, что, у них нет родственников совсем?

Старый кирпичный:

— Я скажу тебе почему. Один старик всю жизнь прожил у меня и был очень вольным в своём поведении, жену ни во что не ставил. Жена ему сказала, когда уходила, даже квартиру не стала делить: «Жаль, не придётся посмотреть мне на твою беспомощную старость. Где будут тогда твои бабы?» На что он ей ответил: «Не волнуйся, я о своей старости побеспокоюсь сам». И вот сейчас один, вместе с собакой ест, грязь дома, а он еле передвигается, и к нему никто не приходит на помощь, кроме другого старика, который побирается около церкви. Они вместе едят объедки и пьют какие-то настойки из аптеки. Да ещё старая женщина — у неё нет родственников, и она рада, что её переселяют в общежитие. Говорит: «Около меня будут люди, может, в чём и помогут мне иногда, да и я, может, кому пригожусь там». Вот такие дела, Панельный.

Панельный:

— А тебя скоро будут сносить?

Старый:

— Скоро. Слышал, что будут строить дом в шестнадцать этажей.

Панельный:

— А сносить — это больно?

Старый:

— Не знаю, меня первый раз будут сносить.

Молодой:

— Ты зазнаешься и будешь смотреть на нас свысока.

Старый:

— Смотреть свысока буду, но не зазнаюсь и с вами продолжу дружить.

Панельный:

— Странно получается, сейчас ты самый старый, а потом возродишься в высокоэтажный дом и будешь самым молодым.

Старый:

— Не завидуй, Панельный, когда-нибудь и ты возродишься заново.

Отпуск на воде

Я решил пойти в отпуск, которого у меня не было пять лет. Торговый бизнес отнимал всё время, кроме сна. Выбор пал на теплоход по Волге — до Москвы и обратно. Буду только спать и спать, есть и есть, а теплоход пусть себе плывёт и укачивает меня.

Поплыли. На палубе у нас сформировался свой круг людей, и нам предложили массовика-затейника — молодую девушку-практикантку. Она спела нам под гитару несколько песен. Голос был какой-то грудной, похож на цыганский. Если не смотреть на неё (она была голубоглазая и белокурая), то, кажется, что поёт молодая цыганка. Может, у неё в семье были цыгане, но спрашивать неудобно. Затем она со смехом предложила нам игру — она поёт, а её помощник собирает плату за заказанные песни, но только вещами. Потом будет аукцион, и все выкупают свои вещи. Меня это очень заинтересовало. Так началась наша взрослая игра, похожая на детскую.

Тася, так звали нашу затейницу, по заявке кого-нибудь из туристов пела песню, а тот клал на поднос свою вещь. У меня вещей было только две — часы командирские, которые я давно купил, а взял только потому, что отключил на время отпуска телефон, и кольцо, но это святое.

Помощника ей мы нашли сразу — это юноша, который ехал с бабушкой. Ему родители обещали путешествие за хорошую учёбу и выполнили. Он сразу согласился помогать Тасе в культурных мероприятиях, только на верхней палубе. Он в Волгограде занимается танцами с первого класса, а в музыкальной школе обучается на скрипке.

Какие только песни не пела Тася, лишь два раза она не исполнила заказ. В основном она пела песни, подходящие для её голоса, и туристы, понимая это, всегда угадывали, какие заказать.

Позже был аукцион. Мы выкупали свои вещи, Было очень смешно, каждый старался увеличить цену предмета, чтобы другой заплатил дороже. Тася одёргивала своего помощника, когда он сильно завышал цену: «Это игра, и аукцион понарошку».

Во многие города по Волге мы ходили на экскурсии, а вечером опять собирались на палубе и продолжали слушать песни, смотреть выступления желающих, а затем опять аукцион. Я погрузился в детство, мне всё нравилось, выступить ни с чем я не мог, а только заказывал и выкупал свои часы. Так мы тихо плыли по Волге, погода была хорошая, настроение кисельное.

Один раз, как обычно, я после обеда решил отдохнуть. Слышу стук в каюту, это пришёл артист, как он себя отрекомендовал, и попросил:

— Закажите моё выступление.

Я спросил:

— Как мне вас объявить и с чем?

Он ответил немного громче, чем положено, я понял, что он выпил.

— Я артист-чтец, буду читать комедии, поэмы, стихи по заявкам и по настроению. Я буду стоять наверху освещённого теплохода, как на Олимпе, а огни по берегам будут сопровождать меня и освещать путь.

При этом он размахивал руками, которые были у него непомерно длинные. Весь в чёрном, волосы взлохмаченные, горящий взор — ну чистый демон. Мне он показался интересным, и я согласился.

Вечером я предложил публике прослушать выступление артиста из нашего общества и положил на поднос свои командирские. Артист был на высоте, он начал, и от первой фразы: «Входящие, оставьте упованья» — я даже вздрогнул, но потом он начал читать про любовь к какой-то Беатриче. Я сказал соседу по креслу:

— Хорошие стихи.

На что сосед ответил:

— Это поэма Данте, написанная ещё в четырнадцатом веке.

Я подумал, как мало знаю, свою жизнь нацелил только на бизнес. Артист расходился, так как его продолжение заказал мой сосед, сняв костяной браслет с руки. Артист читал стихи про любовь, вино и вообще про выпивку. Это, наверное, его любимая тема, и он на ней как на коне. «Чтоб счастье испытать, вина себе налей…»

Сосед наклонился ко мне и сказал:

— Омар Хайям, персидский философ.

Я и этого не знал. Потом он читал много стихов и пафосно закончил: «И тебя любил я только кстати, заодно с другими на земле!»

Сосед сказал:

— Сергей Есенин.

От обиды, что я в этой области ничего не знаю, я даже сильно ущипнул себя.

На нашей палубе были и другие таланты, которые тоже не стеснялись их показать. Молодая пара станцевала вальс, довольно профессионально. Дети тоже приняли участие в нашей игре. Смотреть на всё это было приятно, мы были как бы самозанятые туристы. К концу нашего путешествия Тася огласила сумму сбора, и, с нашего согласия, заказала прощальный ужин и подарки.

Она сумела купить разные памятные сувениры и, главное, всем угодила. Банкет затянулся допоздна. Утром мы прощались, разъезжались по своим домам и делам.

Я сам себе дал слово, что надо, кроме бизнеса, зарезервировать время на культурные мероприятия, чтение книг. Я был доволен этим путешествием, а брелок у меня и сейчас висит с ключами — маленький кораблик в воде, и вдобавок светится, напоминая о данном обещании самому себе.

Одиночество или свобода?

Она стояла на тротуаре, мяла папиросу и глядела на проходящих. Но вдруг увидела мужчину, идущего неторопливо, и, на её взгляд, он должен курить. Женщина пошла ему навстречу и спросила:

— У вас есть прикурить?

Он посмотрел на неё, выдержал паузу и ответил:

— Вам спички или Газпром?

Она оценила его шутку:

— Конечно, Газпром это неплохо, но пока дайте спички… — Жадно закурив, передёрнула плечами: — Холодновато.

Он отпустил ей несколько комплиментов, закурил и предложил зайти к нему домой, выпить что-нибудь, так как на улице было холодно.

В квартире не было ничего, что бы напоминало присутствие женщины, она поняла, что он холостяк. Выпили по рюмочке коньяка и, поговорив немного, она ушла.

Он остался один. И вдруг ему захотелось присутствия женщины — её болтовню, её разбросанные вещи где попало, запах духов, какую-нибудь стряпню, ласки её рук, звонкий смех — так сильно, что на следующий день пригласил её в гости. Она ждала звонка от него и пришла.

Встречи продолжались.

Прошла зима, он уехал в длительную командировку. Звонить ей не хотелось, сам не понимал почему. Возвратясь домой, почувствовал себя чуть ли не счастливым — ничего никому не должен, свободен во всём! Он не звонил и после, поняв, что наступил конец их встреч, но не ощущал дискомфорта: «Как хорошо жить одному, время принадлежит только тебе, благодаря этой свободе, я реализовал многие свои замыслы».

Она была рада, что он не звонит ей — это означает разрыв отношений. Видно, её участь жить одной, но не одинокой, подруги закружили её в вихре развлечений. «Почему я одна живу? Почему не стремлюсь выйти замуж?» — И сама ответила на свой вопрос: «Это не одиночество, а свобода! Это моя судьба и моя колея, и мне так комфортно жить».

Дневник

Мы поженились сразу после школы, он учился в одном классе со мной. Я была отличницей, Олег учился на тройки, но был очень уверенным в себе, и казалось, что он много знает и разбирается во многих вопросах. После свадьбы стали жить на съёмной квартире.

Родители Олега помогли ему открыть предприятие по реализации пластиковой посуды. Через два года купили квартиру, правда, маленькую, но свою. Материально жили хорошо. Я поступила в Волгоградскую академию государственных служащих на экономический факультет. Олег вообще не стал учиться, сказав, что это ему не нужно. Работала я в жилищно-коммунальном управлении на расчётах с поставщиками. Родилась дочка.

Но я хочу описать своё душевное состояние. В начале нашей семейной жизни у меня было всё общее с мужем. Каждая вещь казалась мне нашей, и новая квартира тоже, но через несколько лет я поняла, что моего нет ничего. Олег помогал мне в этом убедиться. Он выдавал мне деньги и спрашивал на что, и доказывал, что это мне не надо покупать. Я была в полной зависимости от него, деньги перестала просить, обходясь своей небольшой зарплатой.

Со школьных лет я вела дневник, и сейчас продолжаю его писать. Если раньше дневник приносил мне радость, то сейчас — это исповедь затюканного человека.

Перечитывая дневник, день за днём анализируя свою жизнь, я убеждалась, что всё не так, как я мечтала. Всё было, а радости нет. Олег день ото дня становился грубее, заносчивее. Может, на его характер влияла рано свалившаяся собственность, независимость, а главное — не созрел он для семьи, не отгулял своё.

Мы всё больше отдалялись друг от друга. «Вот ты отличница, а ничего не добилась в жизни». Я знала, что он не с нуля поднялся, а ему отец перекупил предприятие, которое было в долгах.

Прошло пять лет нашей совместной жизни, я продолжаю вести дневник, прячу его от Олега, так как в нём я откровенна.

Дневник — это еженедельный анализ моей жизни. Память многое забывает, как плохое, так и хорошее, а дневник даёт возможность вспомнить всё.

Подруга моя живёт тоже не очень радостно со своим мужем-бизнесменом: «Смирись, я уже не реагирую на его грубость и мат, а отвечаю как на автомате: живу ради детей».

Я смирилась внешне, но в душе нет. После каждого прочтения дневника я выстраиваю новое своё поведение с мужем, а потом новее и так далее. Я металась и не могла определить дальше свою жизнь: что делать — продолжать унижаться или уйти от него и от этого достатка? Трудно принять решение, когда от него зависит судьба маленького человека — дочери. Что меня ждёт, когда дочь вырастет, я точно представляла.

В нашем городе Волгограде, как и по всей стране, начали создавать управляющие компании, меня включили в состав комиссии по подготовке документов, заключению договоров, инвентаризации фондов. Я как бы возродилась, общалась с разными людьми, организациями, отделами администрации. В комиссии я работала около года, многому научилась и после сдачи всех документов мне неожиданно предложили работу в городской администрации.

Вот так я одновременно приняла сразу два жизненно важных решения — перешла на другую работу и ушла от мужа. Я уверена, что приняла правильное решение.

Дневник не пишу пока.

Повесился

Рано утром, ещё не было и пяти часов, услышала в подъезде шум, какой-то суетливый, тревожный — значит, что-то произошло серьёзное. Вышла.

Повесился сосед. «Повесился в ванной на трубе», — сказали соседки. Что только не говорили: жена довела, сам был не от мира сего…

У меня из головы не выходил его образ и разговоры с ним. Я далеко от дома уже не могу уходить, садилась на лавочку и вязала салфетки. Володя, мужчина лет пятидесяти с небольшим, приятной внешности, идя с работы, часто подсаживался и общался со мной, он был какой-то застенчивый, очень вежливый — правда, не из нашего «мира сего».

Жена его, казачка с особой статью, но в поведении с людьми грубая, а проще говоря, хабалка. Он был городским, а она из села, недалеко от города Михайловки. Я вспоминала, что все ссоры в доме были спровоцированы ею. У неё была способность объединять людей и натравливать на кого-нибудь. Когда у неё в огороде под окном выкопали два ряда картошки, то был чуть ли не обыск всех квартир. Если бельё повесит на верёвке во дворе, то никто не смел выходить со своими половиками и трясти их. Без конца собирала деньги на ремонт дома, а потом забывала сказать, что отремонтировали, и показать документы. А кто требовал, то она делала им мелкие пакости.

Мне она не нравилась, и она это чувствовала, но в подъезде многие объединялись вокруг неё. Мне иногда кажется, что людям присуще чувство телячьей преданности тому, кто сильнее или богаче.

Муж её, Володя, который повесился, работал на Себряковском заводе. В беседах со мной очень скромно рассказывал о себе, а о жене ничего. Темы для разговора с ним я находила, он был не глуп, много рассказывал о студенческих годах, армии, а о сегодняшней жизни тоже ничего. Я чувствовала, что он не жилец на этом свете. У него в глазах была тоска и смерть.

Последний раз я его видела несколько дней назад. Он попросил у меня прощения за себя и жену и многие те пакости, которые она делала мне, и за самое страшное для меня — это воровство писем от моего сына. Она знала, что это единственная радость моя. Я ему ответила: «Зла на тебя не держу, а тот, кто накручивал тебя, то ответит перед Богом».

И вот повесился… Почему? Как подошёл к этой черте? Какая такая безысходность наступила вдруг, а может быть, и не вдруг. Может, он давно чувствовал, что лишний человек, никому не нужный в жизни. А может, у него душа была более чувствительная, чем у жены, под пятой которой находился.

Женщины говорили, что она обращалась с ним хуже, чем с собакой. Отвечать грубостью он не мог, только молчал и подчинялся. Я мало знала об их семейной жизни — только то, что болтали на лавочке, и была потрясена этой смертью.

Знаю, как трудно родить и воспитать человека, сколько сил и времени надо, а тут вдруг и в один момент — и нет его. Как же это?

Когда его жена принесла мне кусок пирога — помянуть, то я не взяла, сказав: «Он пока в моей памяти живой».

Тоскливые зарисовки

Четыре часа ночи. На улице метёт. Из двери балконной свищет ветер, так как неплотно закрыта. Темно, тоскливо. За стеной стонет больной муж. Он болеет, мне кажется, всю жизнь. Сначала язва желудка после армии, затем перелом руки, ключицы, два инфаркта, катаракта обоих глаз, шейка бедра — очень тяжёлая операция, и вот водянка.

Я лежу и думаю, а если бы не я и дети, что бы с этим мужчиной было, ведь несчастья его остались бы прежними, а вот уход был бы другой, если бы вообще был. Когда долго живёшь с одним мужчиной, то возникает очень много чувств к нему. В молодости — любовь или увлечение, симпатия, уважение, чувство благодарности, разочарование, и даже, может быть, и ненависть, это в зависимости от его отношения к тебе.

Мой муж не огорчал меня сильно, только немного в молодости, когда начал пить. Детей любил, занимался с ними, освобождая меня от многих обязанностей, а я работала с утра до вечера и зарабатывала больше его. Конечно, лучше бы было наоборот, но так получилось. Я ни на минуту не сомневаюсь, что сделала правильно, не бросила его больного. Если всё взвесить, то он хорошего делал мне и семье больше, чем плохого. Эта оценка, да и мнение детей, влияют на меня, и я ухаживаю за ним сама.

Как же трудно и утомительно ухаживать много лет за больным человеком, ведь он практически отбирает твою жизнь или, как вампир, высасывает её — постепенно ты превращаешься в заведённого робота.

Я думаю о своих соседках-вдовах. Одна очень долго ухаживала за тяжело больным мужем, другая уже давно живёт одна, им, как и мне, далеко за шестьдесят. И вот около нас вьётся один с нашего дома. Он развёлся и делает выбор — какую выбрать из нас (это он мне сказал, когда был выпивши). Я сразу сказала: «Меня вычеркни из своего списка, хватит одного на всю жизнь, зачем в этом возрасте менять шило на мыло, устала от ухода». Он не унимался и заигрывал с соседками, наверно, думал, что осчастливит какую-нибудь, а на самом деле не понимает, что в таком возрасте сложно начинать снова семейную жизнь с человеком совсем тебе незнакомым, со своим неизвестным прошлым и привычками.

Мои соседки после освобождения от мужей стали вести активную культурную жизнь. Ходят на все концерты приезжих артистов, ездили отдыхать один раз в Турцию и несколько раз на Чёрное море. В клуб знакомств они не ходят, говорят, что это им совсем не нужно. Я удивляюсь, как они не устают? На мой взгляд, они правильно организовали свою, теперь «бриллиантовую» жизнь. Я радуюсь их рассказам и фотографиям после каждой поездки.

Сосед сколько раз напрашивался к ним в путешествия или концертный зал, но они отказывали ему, хотя он приятной наружности. Они, видно, устали от ухода за мужчинами и не хотят возвращаться в прежнюю жизнь.

А я лежу и думаю обо всех, а муж стонет, хрипит, кашляет. Надо лекарство от боли дать, а потом продолжу дремать и думать. Дверь сильно стучит, встать бы и плотнее прикрыть, но нет сил — и спать не могу, и встать тоже.

Вспомнила, как одна моя знакомая, когда от мужа уходила, то сказала: «Вот когда будешь больной лежать, чтоб за тобой ухаживала женщина так, чтобы ты смерть предпочёл жизни». Как страшно сказала, но я её не осудила и тогда, а сейчас он живёт один, больной: вторая его бросила и третья тоже. Так эти гордые и боевые, когда есть много силы мужской, со временем скукоживаются и полагаются только на ту, которую унижали и оскорбляли.

Слышу голос: «Ваша очередь подошла». Я встаю и иду к прилавку, набираю полный пакет апельсинов, но пакет рвётся и они рассыпаются. Это сон, я задремала.

Дверь сильно стучит, ветер поднялся, да и холодно в комнате стало. Муж стонать перестал, а потом начал храпеть — значит боль утихла. Надо встать, перепеленать, приготовить кашу и молоко. Но ещё полежу немного, что-то сердце сильно давит. Материально трудно жилось нам и смолоду, а к старости вообще не передать.

Надо вставать, надо, голова кружится, ноги дрожат, но подниматься пора. Встала, и жизнь у робота продолжается.

Некрасивая

Я знаю это и не обижаюсь на родителей, от них не зависит, красивые или некрасивые рождаются дети. Во мне не всё некрасивое — ноги прямые, волосы густые и рыжие, фигура нормальная, руки тоже, кожа лица бледная и бархатная, уши маленькие, ну и всё. Но лицо неприятное — губы тонкие, растянутые, глаза навыкат и прикрыты веками немного, нос широковат. Меня в школе дразнили «жабой», только в последних классах перестали, видно, все мы выросли и поняли, что нехорошо обижать человека за внешность.

В детстве родители одевали меня красиво, говорили, что я красавица, в школе я быстро из красавицы превратилась в «жабу». В нашем классе девочки были и красивые, и просто симпатичные — поэтому уверенные в себе, а я почти привыкла ощущать себя ущербной, и с девочками сильно не сходилась, и с ребятами не дружила, а была кем-то средним между ними.

Училась я хорошо, но и это, как насмешка, если получала пятёрку, то за спиной слышала: «Жаба», — от тех, которые получили «неуд». Я чувствовала уверенность только дома, когда учила уроки, читала книги — все подряд. Постепенно прочитала почти всю классику, нашу и зарубежную, находящуюся в домашней библиотеке. В книгах я была и красавицей, и любимой, и повелительницей, я проживала жизнь вместе с героинями.

Конец ознакомительного фрагмента.