Ученица чародея

Галина Манукян, 2015

Способности, больше похожие на проклятие, проснулись в Абели в день ее семнадцатилетия. В надежде на помощь она обращается к известному лекарю. Однако люди говорят, он колдун и чернокнижник, а его красавец сын – настоящий душегуб. Разгадает ли Абели секреты чародея или станет игрушкой в руках злодея? Или на самом деле все совсем не так, как кажется?..

Глава 7

Не прошло и минуты, как сломанная пополам шпага Этьена отлетела в сторону. Отлетел в проход и сам Этьен — великан швырнул его, как щенка. Тот едва поднялся, и спинка тяжелого стула врезалась ему в живот. Сын лекаря охнул и, перекувыркнувшись, упал плашмя на соседний стол. В драку с азартом ввязались хмельные посетители. Воздух разрезал звон битой посуды, удары и ругательства. Разносчицы завизжали, хозяин спрятался под стойку, укрываясь от жареных перепелов, обрётших вторую жизнь в полёте, — с весёлыми выкриками «Девиц тут не обижать!» их метал, как снаряды, поддатый бородач.

Выпившие посетители ресторации били не только Этьена, но и друг друга, с треском ломая мебель о чужие спины и головы. Лишь малая толика еще не успевших пригубить послеобеденного вина бросилась к выходу, оглядываясь на внезапно разразившееся сумасшествие. Зеваки на площади столпились возле гостиницы и заглядывали в окна, с воодушевлением подначивая дерущихся. И всё же больше всего тумаков доставалось Этьену, да таких, что мне стало страшно за своего обидчика.

— Хватит, — растерянно пробормотала я. — Не надо…

Мой великан-защитник не унимался, будто «живая статуя» грека Дедала с заводным механизмом внутри. Верзила, похоже, был готов продолжать, пока Этьен не сдастся. Но тот, сжав зубы и отбиваясь чем только можно от великана и всей толпы, не собирался передо мной извиняться и тем более признавать поражение. Он взмок, его лицо покрылось кровоподтёками и ссадинами, с губы и носа стекали струйки крови. Двое крепышей с остервенением набросились на него сзади. Кто-то ткнул в Этьена шпагой.

«Они же его убьют!» — с ужасом осознала я и заорала не своим голосом:

— Прекратите!

Никто не обратил внимания.

Прижавшись к стойке, я судорожно пыталась понять, что же делать. «Думай-думай, дурная! Ты затеяла! Всё началось, когда ты почувствовала огонь. А что способно его погасить? Ну же!»

Я представила, что с чёрных балок на головы драчунов, как из огромного ведра, льётся вода. Не помогло.

Итак, огонь возник из меня, пусть и вода тоже появится во мне! В желудке похолодело, словно я наглоталась снега. Он начал таять, и я направила вверх по позвоночнику светящий голубоватым светом ледяной поток. Он взмыл к балкам и фонтаном обрушился в зал. Воображаемая талая вода лилась и лилась, утекала куда-то под пол, и я продрогла, словно и вправду вымокла под дождём.

Драка замедлилась, и нетрезвые, как один, посетители внезапно потеряли всякую охоту махать кулаками. На потных лицах взъерошенных в схватке мужчин отразилось недоумение. Одни к разочарованию зевак лениво вернулись за уцелевшие столы, другие, позёвывая, поплелись вон, а третьи — заснули прямо на поле боя. Из-за стойки послышался раскатистый храп мсьё Живаза.

Выдохнув с облегчением, я сгребла в карман передника кошель с деньгами и бросилась к Этьену. Тот лежал на полу распростёртый в неестественной позе и не шевелился. Над ним стоял великан, рассматривая свою громадную пятерню, словно решал, куда ее деть.

— Хватит, — жёстко сказала я.

Великан с остекленевшим взглядом на широком и, как оказалось, добродушном лице кивнул.

Я склонилась над Этьеном. Прислушалась. Он дышал, но был без сознания. На плече сюртук и рубашка пропитались кровью. Её солоноватый запах, смешанный с потом и сильным перегаром, показался мне невыносимым.

Боже, Боже! Что делать? И спросить некого… А вдруг он из-за меня умрёт?

Я закрыла от ужаса рот ладонью. Увы, на помощь Этьену никто не спешил. Видимо, с таким характером он друзьями не обзавёлся. Зеваки только рассуждали вполголоса: кто я, любовник ли он мне, окочурится ли на месте или дольше протянет.

Каким бы Этьен гадом ни был, ему всё-таки нужна помощь. Я решительно поднялась. Великан так и стоял подле меня, будто слуга в ожидании указаний. Вот я и распорядилась:

— Поднимите его. Осторожно. Несите к мсьё Годфруа, к лекарю.

— Угу, — почему-то подчинился мне великан и взвалил Этьена к себе на плечо. — Куда?

— Следуйте за мной, любезный, — сказала я строго.

И наша странная процессия направилась вверх по улице.

* * *

Я не могла понять, почему огромный блондин тащится за мной, как покорный ослик, и что вообще происходит, но видом своего удивления не выдавала. Эдак еще опомнится верзила, сбросит Этьена на булыжники, а я уж точно этого несчастного наглеца не дотащу. Пока же напрашивался вывод, что великан по сравнению с другими посетителями ресторации — самый восприимчивый или, наоборот, самый заторможенный. Но волновал он меня меньше всего.

Я оборачивалась то и дело, и, глядя, как безжизненно свисают голова и руки моего обидчика, отнюдь не чувствовала радости за то, что отомщена. Сердце сжималось. Я не улавливала чужой боли сейчас, оставаясь под воздействием утренней иглы, которую привычно вколол мне между бровями мсьё. Но в душе было так скверно, что и не передать.

Пока мы шли, я мысленно смирилась с тем, что лекарь отправит меня ко всем чертям. Поделом.

Себастьен вытаращился на нас, когда мы вошли в ворота.

— Мсьё Годфруа у себя?

— В кабинете был.

— Сюда, — поманила я пальцем великана.

Через пару минут он уже свалил на кушетку тело Этьена.

Не разглядев ещё лица раненого, мсьё Годфруа пробормотал, кивая на великана:

— Ничего себе улов. Без добычи не ходишь? — но тут же я вздрогнула от вскрика: — Этьен! Чёрт возьми! Жив?! Кто его так?!

Лекарь склонился над сыном, пытаясь нащупать пульс. Видимо, нащупал — облегчение мелькнуло на лице мсьё Годфруа, но оно тут же снова стало суровым.

— Кто это сделал, я спрашиваю?! Онемела, Абели Мадлен?

Не зная, что сказать, я развела руками, запнулась и брякнула:

— Я…

— Как это ты? У тебя что, баллиста в юбках запрятана или палица в переднике?

— Ну… не своими руками, мсьё, так… вышло… Я не хотела…

Лекарь всмотрелся в ещё остекленевшие глаза белокурого великана и зло сплюнул на пол.

— Потом разберёмся. Голема своего вон выстави. Или нет… пусть воды принесёт. Ведро. Лучше два. И Женевьеву сюда зови. Чего застыла, как соляной столб? Марш, я сказал! — прорычал мсьё Годфруа.

С воплем «Женевьева-Женевьева, сюда!» я бросилась по коридорам и к колодцу. Великан — за мной.

Служанка как сквозь землю провалилась.

Мы вернулись в кабинет, великан со стуком поставил ведра на каменный пол, расплескав. И я махнула на него:

— Всё, спасибо. Идите, идите домой!

Блондин вышел за дверь, а я обратилась, переводя дыхание, к лекарю:

— Нет Женевьевы. Давайте я сделаю, что смогу.

— Наделала уже! — рявкнул лекарь, разрезая рубаху на сыне.

У меня внутри похолодело: помимо синяков и ссадин на обнаженном мускулистом торсе юноши сочились кровью несколько колотых ран.

— Проклятье! — Лекарь сунул мне в руку бинты и показал: — Держи тут и тут. Крепко дави. Надо остановить кровотечение. Да не трясись, чёрт тебя побери!

Ледяными пальцами я прижала к плечу и боку Этьена серую ткань, и она быстро стала напитываться алым. Под моей ладонью стало горячо и влажно. Я сглотнула и прижала сильнее, пытаясь сдержать кровь. Лекарь сосредоточенно обрабатывал другие раны и перевязывал их. Потом оттолкнул меня и занялся этими.

— Вон чистая тряпка. Смой кровь с его лица.

Я дрожащими руками принялась это делать — красавца Этьена было не узнать под распухшей, разбитой маской. Я решилась спросить:

— У вас есть здесь алкоголь?

— Зачем тебе? — не понял лекарь. — А-а, нет, не стоит.

— Но я же могу…

Лекарь поднял на меня чёрные глаза, в них сверкала такая же мстительная злость, какую я видела у Этьена:

— Смертельных ран нет. Отлежится. Может, поумнеет.

Мне было не понять, видимо, ни отца, ни сына. Я снова со страхом глянула на почти голого, беспомощного Этьена и закусила губу. Моё мнение тут не требуется.

Мсьё Годфруа буркнул:

— Ещё успеешь принести пользу. А этот болван зелёный ничего не поймёт, пока жизнь не научит. Сам наверняка нарвался. В следующий раз меня рядом может и не быть…

В дверь забежала служанка.

— Звали, мэтр? О, Господи…

— Чёрт побери, Женевьева! — явно обрадовался лекарь. — Где шлялась?! За работу! А ты, Абели, иди, погуляй.

— Уже, мэтр, — отозвалась служанка и тут же оттеснила меня.

* * *

Чувствуя невероятную усталость и опустошение, я вышла из кабинета. Чужая кровь коркой стянула пальцы. Смыть бы её. Я поторопилась во двор, распахнула дверь на крыльцо и чуть не убила ею великана. Он стоял всё так же с видом послушного гигантского ослика.

— Почему ты не ушёл? — мой язык не поворачивался и дальше говорить ему «вы» при таком придурковатом выражении лица.

— Госпожа тут, — промямлил он и преданно посмотрел на меня замутнёнными глазами. «Эх, хоть кому-то я нужна», — мелькнула мысль. Но, кажется, когда я заметила его впервые, великан таким идиотом не выглядел.

Я нервно хмыкнула — а замечательная из меня выходит целительница: одного чуть в могилу не свела, второй превращается на глазах в недоумка. Может, я — просто ведьма?

Склонив голову, я уныло разглядывала личного великана. С одной стороны, удобно всегда иметь под рукой вот такого детину — никого можно не бояться, но… я аж сплюнула три раза через плечо и перекрестилась от своих демонических мыслей.

Нет, пора от него избавляться. Точнее, его от меня избавлять. И, по логике, если этому заторможенному воображаемая вода не помогла, попробуем настоящую. Возможно, хоть с ним я могу ещё повернуть вспять мои неконтролируемые способности…

— Как зовут тебя? — спросила я великана.

— Огюстен, — не мигая, ответил тот.

— Огюстен, значит, — кивнула я. — Пойдём за мной.

Он сам вытянул из колодца полное ведро воды и протянул его мне. Я посмотрела на Огюстена снизу вверх: и как окатить такую гору на двух ногах?

— Наклони голову, — велела я.

Он согнулся пополам, чуть не воткнувшись лбом мне в грудь.

— Нет, лучше сядь. Ага, вот сюда, на травку.

Великан сел, а я взобралась на пень, еле подтягивая на руках ведро. Посмотрела на расходящуюся в нём кругами воду — поплевать в неё, что ли? Вздохнула, перекрестилась сама и перекрестила холодную колодезную воду. Со словами «Отпускаю тебя, Огюстен. Ты свободен» я перевернула на русую макушку ведро и замерла — получилось ли?

Парень вздрогнул, встряхнул головой и поднял ко мне удивлённое лицо.

— Святой Бонифас! Где это я?