Поцелованная Афродитой

Галина Маларёва

Мифы о древних богах и прекрасных нимфах, сложенные тысячи лет назад, манят, зачаровывают своей таинственностью и великолепием, по сей день вызывая желание вернуться в те времена. Люди принимают эти истории за сказки. Однако это не совсем так. Античные боги существуют, хоть мы и не можем лицезреть их и слышать их голоса. У богов есть свои избранники, с помощью которых они могут управлять этим миром. Об этих избранниках не знает никто, и порой они сами об этом не подозревают.

Герцог Баккальери

— Опять тот же сон? — оглянувшись на вошедшего мужчину, равнодушно спросила служанка, лениво смахивая пыль с полировки старого пианино.

— Опять, — меланхолично протянул тот. В длинном домашнем халате из темного атласа, небрежно накинутом поверх ночной рубашки, он не торопясь прошел вдоль украшенных тонким узором лепнины стен огромной залы. Остановившись напротив небольшого, по сравнению с остальными фамильными портретами, полотна с изображением симпатичной молодой девушки, он на минуту задумался.

— Вам по чину не подобает видеть такие сны синьор Альберто, — сухо процедила служанка, переходя от пианино к резному, в стиле барокко, книжному шкафу. — Вы герцог! Единственный наследник древнейшего рода Баккальери. А бредите образом какой-то распутницы.

— Не единственный, — монотонно произнес мужчина, — у меня есть сестра.

— Ее дети будут носить фамилию мужа, — холодно отрезала служанка.

— Ох, Мари, перестань нести чепуху. Все эти титулы в наше время не слишком-то много значат, и к тому же ты прекрасно понимаешь, я не так уж и достоин той чести носить столь великий титул, — окинув взором портрет, Альберто отошел к одетому в бархат окну и отвернулся. Казалось, его слова относились вовсе не к его титулу, а к той прекрасной даме, что, улыбаясь, смотрела сейчас на него, собираясь сойти с полотна вглубь залы. — От бывшей роскоши здесь остались лишь обветшалые стены, облепленные ангелами.

— Вы не должны бредить ею. Такая как она не может быть достойна ваших снов, синьор. — Мари с легким оттенком ненависти махнула метелкой в сторону портрета и, отвернувшись, снова взялась за борьбу с нескончаемой пылью. — Она сбежала из замка столетие назад, опозорив семью, родных, с каким-то нищим музыкантом, влекомая чувством «великой любви», — продолжала служанка, фыркая на каждом втором слове, стараясь выразить этим свое презрение к персоне, изображенной на холсте. — И это она! Ваша пра-пра-тетка! — что-то навязчивое сквозило в ее словах. Казалось тема «великой любви» давно будоражила ее сознание, как нечто непостижимое, сверхъестественное и в какой-то степени недопустимо-постыдное. — Не зря ее лишили титула и наследства.

Мари была горда своим вхождением в дом столь знатных и родовитых людей, как ее хозяева. Предки Мари с давних времен верой и правдой служили им. Ходили слухи, что ее семья раньше была в более близких отношениях, чем отношения между прислугой и господином, но подтверждения этому не было. А может это были просто слухи, чтоб придать предкам Мари более значимое положение в обществе. Так или иначе, но все члены рода Баккальери всегда очень почтительно относились к ней и ее родне и частенько прислушивались к их мнению.

— Мари, Мари,… — вздохнул Альберто, наливая себе стакан воды из небольшого кувшина с овального столика рядом с окном, — ты живешь понятиями прошлого. Оглянись вокруг! Толпы туристов заполонили Венецию, и им нет никакого дела до титулов и достоинств, как ты говоришь. Сейчас деньги играют главную роль в этом мире. Покупается и продается все: от захудалой гондолы до старинных замков с вековыми историями и гробницами. Титулы уже ничего не значат. И те же музыканты, как ты говоришь, в нынешнем обществе имеют вес куда больший, чем какие-то исчезающие виды древних благородных семей, — грустно произнес Альберто и, отдалившись от окна, снова взглянул на портрет.

— Но, как же «честь»? Куда вы ее припишете? — не унималась Мари, не собираясь так просто сдавать позиции своего, как ей казалось, не самого последнего места в обществе. — Разве можно назвать «честью» брак отпрыска голубых кровей с дочерью какой-нибудь кухарки?!..

— Она прекрасна! — не обращая внимания на слова служанки, Альберто окинул взглядом стройную фигуру девушки на портрете. — Юная! Полная любви! И кто может обвинять такое трепетное создание в том, что ей после столь долгого заточения в древних, покрытых сыростью каменных стенах, вдруг захотелось свободы, желание жить, любить, быть независимой от всех этих древне-патриархальных условностей добропорядочности и светских манер?! — Произнося эти слова, мужчина не сводил с полотна глаз. Казалось, он хотел впитать в себя то ощущение легкости, что веяло от портрета, беспомощно водя взором по мягким очертаниям женской фигуры.

С огромного, в полстены холста, девушка улыбалась ему в ответ. Правильный овал лица, обрамленный волнами светло-желтых волос, нежность и невинность алых губ, большие, слегка раскосые голубые глаза с длинными черными ресницами, все это излучало любовь и спокойствие. Сшитая из нежнейшего полотна, туника в стиле легендарных нимф, легкими волнами ниспадала с плеч, развиваясь на ветру, едва прикрывая ее чувственные груди. Словно древнегреческая богиня легкой поступью она сходила с небес на грешную землю.

— Это легко объяснить, — с нескрываемым скептицизмом в голосе, равнодушно произнесла Мари. Она взяла из рук герцога недопитый стакан с водой и, поставив его на поднос рядом с кувшином, открыла небольшую дверцу в стене, где находился маленький шкафчик подъемного лифта, спускавшегося прямиком в кухонное крыло здания. Поместив туда поднос, она нажала на кнопку спуска и аккуратно закрыла дверцу. — Вы начитались романов, синьор. К тому же столь богатая приключениями история вашего рода дает о себе знать. Вы жаждете ее продолжения. Но перестаньте же, наконец, витать в облаках. Вам надо думать об укреплении и продолжении своей семьи. Балаганы с поп-звездами не вечны, блеск их теряет силу куда быстрей, чем нынешнее поколение кухарок разродится следующим. Но вы — продолжатель вашего рода.

— Может ты и права, Мари, — тяжело вздохнув, Альберто отвел взгляд от полотна и, подойдя к подоконнику, уставился в окно. Грустно смотреть, как увядает наш герб. Земля уже не приносит столь высокий доход, чтобы можно было покрыть все расходы на ее содержание. Плюс этот дом — такие затраты!

— Ох, синьор, если б вы по молодости не проигрались на скачках, — тяжело вздохнула служанка, — сейчас бы не пришлось выплачивать за дом столь дикие ссуды в банках. Ваш отец, да упокой Бог его душу, наверное, радуется, глядя на вас с небес, что вы к тридцати годам наконец-то остепенились, — она подошла к лестнице, ведущей из залы на нижний этаж, и, склонившись через перила, крикнула, — Лука! Ну, что там у тебя!

— Передай синьору, что завтрак готов! — прохрипел в ответ старческий мужской голос.

— А ваши друзья? — поворачиваясь к Альберто, укоризненно произнесла женщина.

— А что мои друзья? — удивленно переспросил молодой человек, направляясь к лестнице.

— Синьор Эндрю! — передразнила Мари произнесенное на английский манер имя лучшего друга Альберто. — Серж! — наигранно произнесла она имя второго его друга.

— Андреа, — улыбнулся, вспомнив задорный характер своего брата по несчастью, потомка знатного старейшего рода в Венеции герцога Аджио, — Он поклялся, что со скачками завязал, — твердо выпалил Альберто, сопровождая свои слова медленным наклоном головы. — Он дал слово герцога!

— А с этими развратницами из кабаре? — ехидно подхватила служанка.

— Ну, Мари! — развел руками Альберто и расхохотался, словно он в жизни не слышал большей нелепицы, чем эта. — Кто ж с девушками завязывает! Это же Эндрю! — передразнивая тон собеседницы, выпалил он. — Ты требуешь от него невозможного. А Серж, так он больше по философской части да по мопедам.

— Жениться вам надо! Вот хотя бы на синьорине Эльзе из семейства Сальди. Может их род не такой знатный как ваш, но у них три пятизвездочный отеля на островах. Они-то уж умеют вести дела. Да и лицом Эльза, вроде как, не из последних уродин будет.

— Да она не дурна, — задумавшись, согласился Альберто, снова переводя взгляд на картину. — Но нет в ней той легкости и чистоты, что в той, что является мне во сне, — грустно выдохнул он.

— Ох, синьор, — делая вид, что отмахивается от очередной из навязчивых идей своего хозяина, пробормотала Мари, медленно спускаясь по лестнице, ведущей на этаж ниже. — Опять вы за весь этот бред. Нет ее, великой любви! Забыть вам ее надо. Все это вымысел, остатки истории. Забыть и идти дальше. — Она вдруг резко повернулась к Альберто и заговорщически продолжала, — А как вам такая идея: одна знакомая тут недавно болтала, что многие новоявленные миллионеры взяли моду свадьбы у нас в Венеции играть, это у них считается верхом крутости, что ли, — развела она в стороны руками, пытаясь подобрать нужное слово. — Ну, вы меня понимаете. А для свадебного ужина им непременно старинные замки подавай. И платить они готовы тысячи за один вечер.

— Да, поиграть в принцев… Как же, понятное желание, — вздохнул Альберто…