Банановое убийство

Галина Куликова

В квартире, возле которой найден труп неизвестного мужчины, проживает занятный тип. Все соседи отзываются о нем примерно одинаково – нелюдимый, циничный, неприветливый… Да, Сильвестр Бессонов обладает кучей недостатков, но зато именно его неординарный взгляд на вещи и аналитический ум помогают сдвинуть с мертвой точки расследование коварного преступления. Сильвестр уверен: погибший вовсе не поскользнулся на банановой кожуре – его хладнокровно убили. И убийца не собирается останавливаться. У него изощренная фантазия, и на месте каждого следующего преступления в качестве визитной карточки он оставляет связку бананов…

Глава 4

— Наверняка Чепукин явился! — крикнул из кабинета Сильвестр. — Скажи, что, если он еще раз придет жаловаться на депутатов, я подброшу ему в духовку героин и напишу донос.

Майя заглянула в «глазок», втайне надеясь, что вернулся старший лейтенант Половцев, которому срочно понадобилась консультация ее босса. Ей страстно хотелось, чтобы Сильвестра по-настоящему привлекли к расследованию дела об убийстве. Это был бы настоящий поворот судьбы. Босс очень нравился Майе. Он был не только умным, проницательным и творческим человеком. Главную отличительную черту настоящего мужчины — благородство — невозможно было игнорировать. Когда недавно ей потребовалось срочно уехать, он ни слова не сказал, хотя во дворе жгли резину и она видела, что ему здорово не по себе. Да, болезнь сделала его язвительным и чудовищно придирчивым, но на это можно было закрыть глаза. Их постоянные стычки ничего не значили, с некоторой натяжкой их можно было даже назвать развлечением.

Свою странную работу — присматривать за Сильвестром Бессоновым — Майя получила совершенно случайно. Некоторое время назад она оказалась в отчаянном положении. Нелепо погибла жена ее старшего брата Олега, и тот медленно, но верно начал спиваться. Его сын Вадик, слабенький от природы малыш, остался практически без присмотра. Олега уволили со службы, ребенком всерьез заинтересовалась служба опеки. Майя отвезла брата с племянником за город, к бабушке Клавдии Никодимовне, и оставила на ее попечение. Брат продолжал пить. Он даже не пытался найти работу и целыми днями слонялся по селу, навещая то одного приятеля, то другого. Той мелочи, которую ему давали соседи за небольшую помощь по хозяйству, едва хватало на самогон. Ответственность за семью легла на Майю. Нужно было зарабатывать деньги, однако все, связанное с филологией, оплачивалось слишком скудно. Закрыв глаза на диплом, она стала просматривать объявления в газетах и случайно наткнулась на весьма оригинальное: «Требуется человек любого пола для ухода за больным. Больной обслуживает себя сам. Ненормированный рабочий день, плохой характер подопечного и приличный оклад гарантируются». Она явилась на собеседование, вооруженная одной только надеждой, и была принята немедленно. Лишь гораздо позже Майя поняла, почему Бессонов остановил свой выбор именно на ней, — от нее не пахло ни духами, ни собаками, к тому же совершенно случайно в ходе разговора она произнесла слово «гипоаллергенный». Ее испытательный срок закончился, как только она дала первый бой Чепукину, желавшему прорваться в квартиру и обсудить последние политические новости.

Однако на сей раз она не увидела в «глазок» ни мятежного пенсионера, ни старшего лейтенанта Половцева. Перед дверью стояли совершенно другие люди.

— Это соседи сверху, — выпалила Майя, примчавшись в кабинет. — Кажется, с восьмого. Супружеская пара. Знаю только, что ее зовут Ольга и она любит одеваться во все розовое. А про ее мужа вообще ничего сказать не могу.

— Поговори с ними через дверь, — предложил Сильвестр. — Хотя… Лучше я сам. После явления этого твоего опера тут образовался настоящий проходной двор.

— Это не из-за опера, а из-за трупа, — защитила Половцева Майя.

В дверь снова позвонили, и Сильвестр еще издали крикнул со своим обычным раздражением:

— Эй, что вам нужно?

— Послушайте, — ответил сердитый мужской голос, — я Георгий Лешневский. Со мной моя жена. Мы хотим поговорить о смерти Фофанова, но только не через дверь. Откройте, это важно.

— А вы, случайно, не ели на завтрак ореховую пасту?

— Опять эти странные вопросы, — шепотом сказал Георгий жене. — Как будто он играет в шпионов. Об этих его вопросах мне рассказывали и почтальон, и уборщица. Может, он ненормальный?

— Я нормальный, — ответил Сильвестр, обладавший отменным слухом. — У меня поливалентная аллергия. А это значит, что, если вы будете дышать на меня орехами или принесете с собой веточку герани, я просто-напросто задохнусь.

— Утром я готовила яичницу, — пискнула Ольга. — Даже без лука.

— Она вообще плохо готовит, — добавил ее муж.

После секундной паузы замок щелкнул, и дверь открылась, приглашая гостей войти. Они не заставили себя ждать и один за другим переступили порог. По традиции их провели на кухню — Сильвестр не любил, когда чужаки вторгались в его личное пространство. Кухня была наименьшим злом, потому что чаще всего здесь хозяйничала Майя.

Лешневский оказался высоким дряблым типом с лицом, к которому не приставал ни загар, ни хорошее настроение. Только легкий пух напоминал о том, что на его голове когда-то росли волосы. Жена едва доставала ему до плеча и действительно была одета во все розовое, включая туфли с бантами. Рука об руку они подходили к пенсионному возрасту, причем каждый считал себя настоящим подарком для другого.

— Чепукин сказал, вы сотрудничаете с милицией, — с места в карьер начал Георгий.

— Почему вы не послали его подальше? Все знают, что он великий выдумщик.

— Но ведь вы ходили к Жабину, верно? И с вами советовались, не отпирайтесь. Оперативник говорил, что использует вас в качестве этого… консультанта.

— Вы были знакомы с трупом? — не сдержала любопытства Майя, бросив опасливый взгляд на своего босса.

Сильвестр давным-давно все расставил по своим местам. «Хоть я и есть тот больной, которому требуется уход, именно я плачу вам зарплату. Вы должны играть по моим правилам. Я — босс, вы — подчиненная». С тех пор она называла его боссом и обращалась на «вы», хотя он «тыкал» безо всякого стеснения, считая, вероятно, что это входит в контракт.

— Вы назвали его по фамилии, — продолжала Майя. — Я имею в виду Фофанова.

— Об этом мы и хотели поговорить. — Лешневский с такой силой заерзал на месте, как будто табуретка была горячей. — Мы кое-что скрыли от милиции и теперь не знаем, как выкрутиться. Вдруг они узнают правду и что-нибудь такое вообразят.

— Вы думаете, у оперативников есть воображение? — насмешливо спросил Сильвестр. — Единственное, на что хватит их воображения, забрать вас в ментовку и поколотить.

— Этого мы и боимся, — призналась Ольга, нервно облизав губы. — Пусть лучше вы все узнаете первым и как-нибудь утрясете со своим знакомым оперативником.

— Слышишь, Майя? Половцев — мой знакомый оперативник.

— У нас взяли письменные показания, — продолжала просительница, вытаращив глаза. — Мы их, конечно, подписали: «С моих слов записано верно, мною прочитано» и все такое. Но мы утаили информацию. Они не могут нас за это судить?

— К сожалению, они могут практически все, что им взбредет в голову, — «ободрил» ее Сильвестр. — Давайте выкладывайте, что у вас там за правонарушение, и покончим с этим. Если я смогу что-нибудь сделать, так и быть, сделаю.

— С этим Фофановым нас познакомил мой брат, — торопливо заговорил Георгий. — Он сейчас за границей, поэтому связывал нас по телефону. Фофанов собирался жениться и хотел сделать невесте особенный подарок. Ее дядя что-то такое коллекционирует и вроде как разбирается в старых вещах. Ну вот. А у нас с Ольгой есть старинное кольцо, которое досталось нам по наследству от бабушки.

— У меня есть кольцо, — вмешалась супруга, вытянув шею в направлении Сильвестра. — Досталось мне по наследству от моей бабушки.

— В общем, — недовольно зыркнув на нее, продолжил Георгий, — мы хотели продать кольцо, и Фофанов пришел посмотреть товар.

— Так. Дело начинает проясняться, — пробормотал внештатный консультант. — Возможно, Фофанов захватил с собой деньги, рассчитывая совершить сделку прямо на месте.

— Нет-нет! Денег при нем не было! — горячо заверила Ольга. — Мы поэтому к вам и пришли. Ведь милиция может подумать страшное дело что!

— Что конкретно?

— Будто мы услышали, как Фофанов упал, спустились вниз и ограбили его.

— Или договорились с верным человеком, который подкараулил Фофанова на лестнице и удачно «уронил» на ступеньки, — вкрадчиво продолжил Сильвестр. — Это он забрал деньги и прятался в вашей квартире до тех пор, пока не утих шум.

Супруги Лешневские посмотрели друг на друга безумными глазами.

— Я тебе говорил! — фальцетом взвизгнул Лешневский. — Чертово кольцо приносит одни неприятности. А твоя бабка была ведьмой!

— Клянусь, мы ни в чем не виноваты, — задребезжала Ольга, неожиданно потеряв голос. — Фофанову понравилось кольцо, и мы договорились совершить сделку в банке на следующей неделе. Он вышел из квартиры, муж закрыл за ним дверь, и больше мы его не видели. Даже тела его не видели. Потому что, когда поднялся шум, у нас работал телевизор.

— Говори уж правду до конца, — рявкнул Георгий. — Никакой телевизор у нас не работал. — Он обернулся к Сильвестру и желчно добавил: — Она пела караоке. Этот страшный вой мог заглушить даже рев мамонта, а не только сирену «Скорой помощи».

— К какому часу вы в тот день ждали Фофанова? — прервал его словоизвержение Сильвестр.

— К половине третьего. Он пришел вовремя, то есть тютелька в тютельку. И пробыл-то совсем недолго. Надо же было ему наступить на эту идиотскую кожуру! Такая сделка сорвалась…

— Недолго — это сколько? — уточнил Сильвестр, подавшись вперед. — Вы не посмотрели на часы, когда выпроводили его на лестницу?

— Я могу назвать точное время, — ответил Георгий торопливо. — Как только за Фофановым захлопнулась дверь, мне позвонили с работы. У меня был отгул, но разве коллеги обращают на это внимание? Потом, когда мы с Олей обо всем узнали, я отследил время по звонку. Фофанов ушел без десяти три.

— И вы скрыли эту информацию от милиции, — констатировал Сильвестр.

— Вот именно поэтому мы здесь! — встрепенулась Ольга. — Скрыли, а теперь раскаиваемся. Если бы вы могли донести в удобоваримой форме… Убедить, что мы просто проявили слабость… Что мы ничего такого… Меня замучила бессонница. Это просто невыносимо!

Когда супругов удалось вытеснить из квартиры, Сильвестр вздохнул с облегчением:

— Люди с нечистой совестью загрязняют атмосферу не меньше, чем реактивные осадки. После них цветы вянут.

— У вас нет ни одного цветка, — напомнила Майя и спросила: — Вы им верите?

— Как это ни странно, да. И сколько раз просить тебя не вмешиваться? Ты постоянно суешься со своим любопытством!

Майя насупилась, потом обиженно проговорила:

— После того как вы нашли у меня под подушкой фотографию Кевина Костнера, вы относитесь ко мне как к дурочке.

— Я нашел случайно. Кроме того, я люблю Костнера. Особенно в тех фильмах, где он скачет на лошадях, а не разговаривает. И эта его улыбочка… Да, забавный тип.

— Из-за вас я сто лет не была на свидании, — выпалила Майя.

— Из-за меня?! Я что, делал тебе какие-то намеки? Мы с самого начала решили исключить из наших отношений всякие… скользкости.

— Все парни, которые мне нравились, могли помешать работе! — не слушала его Майя. — Павел, кинолог, был таким потрясающим! Он целовался, как… как…

— Как Кевин Костнер, — услужливо подсказал Сильвестр.

— Но разве я могла позволить себе встречаться с человеком, который имеет дело с четвероногими?

— Не жалей. Довольно противно иметь кавалера, после которого хочется вымыть руки.

— А Дима Бурин? — возопила безутешная ассистентка. — Такой отзывчивый, такой нежный, внимательный…

— И что? Он оказался таксидермистом! Делал для безутешных хозяев чучел из их сдохших кошек!

— Нечего смеяться над моими проблемами.

— Проблема — это когда уши отвалились. А у тебя просто девичьи переживания. Так что там с этим Димой?

— Он не мог переварить, что большую часть недели я у вас ночую. Он очень ревновал, сердился, даже плакал.

— Какие страсти, — пробормотал Сильвестр. — И главное, сколько чувств. Шекспир бы себе локти искусал, упустив такой сюжет.

— А Валера из Реутова?! — никак не унималась Майя. — Блондин, под два метра ростом, высшее образование… Ему тоже пришлось дать от ворот поворот! И все из-за того, что он разводит декоративных кроликов. Ну хобби у него такое, понимаете?

— Только не говори мне, что ты завязала с живыми мужчинами и остановилась на Костнере. Я чувствую себя скотиной.

— Я умру старой девой с хорошим окладом, — мрачно заключила Майя.

Чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, Сильвестр пошел на хитрость, решив переключить внимание своей помощницы на что-нибудь более интересное, чем бывшие ухажеры.

— Кстати, что касается убийства. Думаю, нужно установить слежку за скрипачом Мурочкиным. Ты как, справишься?

— Я?!

Сильвестр прошелся по комнате, заложив руки за спину и рассуждая вслух:

— Если совесть его нечиста, он себя обязательно чем-нибудь выдаст.

— Чем, например? — с недоверием спросила Майя. Ухажеры в самом деле мгновенно вылетели у нее из головы. Она никак не могла поверить, что босс говорит серьезно.

— Откуда я знаю? Допустим, примется скупать все газеты, публикующие криминальную хронику. Убийца всегда хочет быть в курсе того, что о нем пишут. Или станет вздрагивать при виде каждого милиционера в форме, опасаясь, что его вычислили. Или будет обходить стороной все палатки, торгующие бананами. Что называется, от греха подальше. Как бы то ни было, мне хочется знать, что он собой представляет, этот Мурочкин. Но бегать за ним по улицам я не могу, поэтому обращаюсь к тебе с просьбой сделать это вместо меня.

Сильвестр остановился и пристально посмотрел на Майю. От волнения ее зеленые глаза потемнели, как океан, вынашивающий бурю. Безумно эмоциональная девушка.

— Ты часто встречаешься с Мурочкиным, когда ходишь в магазин? — напирал босс. — Что ты о нем думаешь?

Майя думала, что скрипач похож на мышь, обитающую в доме, полном кошек. Он не ходил, а прошмыгивал, голова его была втянута в плечи, взгляд бегал по ногам встречных. Казалось, этот человек ощущает себя виноватым во всем, что случилось на свете, начиная с гибели динозавров.

— Мне кажется, он слишком робкий для преступника, — призналась она. — Вы ведь считаете, что это было преднамеренное убийство?

— Я на этом настаиваю. Однако не забывай: некоторые тихони творят такие зверства, которые не снились и записным буянам. Поэтому ты не должна рисковать. Человек, который способен провернуть финт с банановой кожурой, может сымпровизировать или изобрести еще какую-нибудь пакость, если заподозрит неладное. Обещай, что будешь осторожной. Звони мне по телефону каждый час.

— Есть, шеф!

— Я примерно знаю расписание Мурочкина. — Поймав недоуменный взгляд ассистентки, Сильвестр напомнил: — Окна моего кабинета выходят во двор. Я люблю наблюдать за людьми. А что? Или ты считаешь, что таких, как я, нужно погребать под коробками с художественными фильмами?

Майя так не считала. У нее было противоположное мнение. Однако говорить ничего не стала. Сейчас перед ней стоял очень важный вопрос — как экипироваться в дорогу. На улице жара, замаскироваться можно только с помощью солнечных очков.

— Измени прическу, — посоветовал Сильвестр. — Статистика утверждает, что на одежду люди почти не обращают внимания. Жаль, что тебе нельзя приклеить усы. И не копайся, Мурочкин должен выйти из дому через десять минут. Лучше ждать его снаружи. Остановись за углом, на автобусной остановке.

— А если он поймает машину?

— Да брось. Музыкант средней руки, который даже не каждый день ходит на репетиции, вряд ли получает столько, чтобы тратиться на такси. Наверняка поедет на метро. Или пойдет пешком — в зависимости от того, куда лежит его путь. Просто следуй за ним. Твоя задача — замечать детали, анализировать его поведение и делать выводы. Ничего больше. Никакого геройства. Не пытайся его спровоцировать, хорошо? Если что-то случится, сразу звони мне, поняла?

Майя не собиралась никого провоцировать. Она честно таскалась за скрипачом по улицам и к концу четвертого часа готова была его придушить. Мурочкин не занимался ничем полезным. Никаких концертов, репетиций и симфонических оркестров. Никаких троллейбусов и метро. Он шатался по городу на своих двоих, совершая странные поступки, которые невозможно было хоть как-то объяснить. Сначала купил упаковку наждачной бумаги, потом универсальный клей и в последнюю очередь — короткий нож со скошенным лезвием. Таким ножом в магазинах отрезают от рулонов куски линолеума или коврового покрытия.

Все эти четыре часа скрипач упорно двигался в направлении центра города и в конце концов вывел свою преследовательницу на Тверскую улицу. Нагруженный покупками, он зашел в небольшое кафе, где заказал себе овощной суп и оладьи с джемом. Съел их, достал из кармана блокнот, что-то в нем нацарапал, затем вырвал лист и прижал его к столику пепельницей. Перед самым уходом Майе удалось завладеть этой запиской, однако прочитать ее было некогда — пришлось быстро сунуть в карман, чтобы официантки не подумали, будто она покушается на оплаченный счет.

Покинув кафе, Мурочкин забежал во двор одного из домов, отыскал мусорный бак и швырнул в него пакет со всем добром, которое купил незадолго до этого. После чего быстрым шагом пошел вниз по улице. Нырнул в подземный переход, вынырнул перед самым Манежем и прибавил шаг. Майя уж было решила, что он собрался на экскурсию в Кремль. Однако скрипач пересек Александровский сад и вышел к Боровицким воротам. Приостановился, о чем-то раздумывая, потом перебежал дорогу и двинулся по Большому Каменному мосту через реку. Милиционер, патрулировавший улицу, проводил его ленивым взглядом.

Майя дала скрипачу возможность вырваться вперед, после чего повторила его маневр и очутилась на мосту. Кроме них, здесь не было ни одного пешехода. Мимо с ревом проносились машины, обдавая их теплой сладковатой гарью. Великолепный вид города, подступившего к набережным, сегодня не привлек ее внимания — она не сводила глаз со своего подопечного. Тот прошел половину моста, ни разу не оглянувшись назад, и остановился возле парапета. Даже издали было видно, как тяжело и неровно он дышит. Потом он заглянул вниз, закрыл лицо руками и затрясся. Майя, остановившаяся поодаль, выхватила из кармана записку и пробежала ее глазами. «В моей смерти прошу никого не винить. Леонид Мурочкин». Число и подпись.

Записка поразила ее своей ужасной простотой. Человек собирается свести счеты с жизнью и полагает, что миру достаточно глупой шаблонной фразы. Она быстро распустила волосы и сняла солнечные очки, вновь сделавшись похожей на саму себя. После чего поспешно направилась к несчастному скрипачу, крикнув еще издали:

— Эй, Леонид! Какая встреча! Узнаете меня? Я Майя Долинина, ваша соседка по подъезду.

Мурочкин подпрыгнул на месте, крутнулся и уставился на нее круглыми беличьими глазками. В них плескался такой ужас, словно Майя была не женщиной, а локомотивом, заставшим его врасплох на рельсах. Он попятился к ограждению, не отрывая от нее безумного взгляда. Решив, что уговорами ничего не добиться, его потенциальная спасительница сунула злосчастную записку прямо ему в нос, грозно вопросив:

— Что это такое, Леонид? Как это понимать? Это признание в убийстве?

— Откуда вы знаете? — одними губами спросил несчастный. — Да, я убийца! Я недостоин жить.

«Не верю, чтобы все было так просто», — пронеслось в голове у Майи. Поэтому на всякий случай она уточнила:

— Вы убили Фофанова и украли у него деньги?

Мурочкин вскинул голову и до предела распахнул глаза, сделавшись похожим на человека, который только что получил сковородой по голове.

— Кого-кого я убил?

— Это я вас спрашиваю, кого вы убили, — сердито воскликнула Майя, чувствуя, что надежда на скорую развязку ускользает от нее. — Вы ведь не просто так решили покончить с собой?

Им приходилось говорить громко, потому что машины неслись одна за другой и ревели на подъеме.

— Ладно, я все скажу, — с трудом выговорил Мурочкин. — В конце концов, какая теперь разница? Я недавно взял у приятеля «Жигули» напрокат. Потому что права у меня есть, а собственной машины нет.

Желудок Майи сжался. Она поняла, что за этим признанием последует что-то весьма неприятное.

— И я задавил кошку, — прорыдал скрипач, не скрывая больше слез, которые потекли по его мягким щекам. — Я больше не могу жить. Ни еда, ни сон не идут ко мне. Музыка мне не мила. За одну ночь я разучился играть на скрипке. Пальцы не слушаются…

— Тьфу ты, — пробормотала Майя и смело подошла к страдальцу поближе. — А вы не думаете, что кошке просто пора было попасть в ее кошачий рай, а вы — всего лишь перст судьбы? Вы были посланы для того, чтобы выполнить высшую волю. Вот и все.

Мурочкин несколько секунд молча смотрел на нее, потом в глазах его начала разгораться робкая надежда:

— Вы считаете, на это нужно смотреть именно так?

— А как же иначе? — пожала плечами Майя. — Кстати, зачем вы покупали наждачную бумагу и нож? И еще клей? А потом взяли и все выбросили?

— Вы следили за мной? — удивился скрипач.

— Я тоже ваша судьба. Так что отвечайте без утайки.

— С утра я не планировал прыгнуть в реку, — признался он неохотно. — Сначала я вспомнил о том мужчине, который поскользнулся в нашем подъезде на банановой кожуре, ударился головой и умер. Я посчитал, что это ужасно глупая смерть и что необходимо застраховать себя от подобных случайностей. Решил наклеить на подошвы ботинок кусочки наждачной бумаги, чтобы чувствовать себя увереннее. А потом вдруг подумал — какого черта? Он умер, и кошка умерла, а я — жив. Я решил, что покой можно найти где угодно — хотя бы на дне реки. И по дороге сюда избавился от покупок. Потому что, если я утону, мне уже не дано будет поскользнуться…

— Ну-ну, Леонид, — похлопала его по плечу Майя. Ей было неловко, что имя Мурочкина она узнала только из его предсмертной записки. Никогда прежде она не имела дела с несостоявшимися самоубийцами. Такая безумная ответственность! Нужно не спугнуть и не расстроить беднягу. Что ему стоит взять и передумать? Махнет вниз — не успеешь и глазом моргнуть. Чувство долга некоторое время боролось в ней с любопытством. Но схватка была неравной, и вместо того, чтобы напомнить Мурочкину о том, как прекрасна жизнь, Майя спросила:

— Кстати, а почему вы оставили свое послание в каком-то кафе?

Скрипач по-прежнему стоял, прижавшись почками к литой чугунной решетке, и изо всех сил мял пальцы. Он все еще выглядел очень взволнованным.

— Я часто ужинаю там. И официантка, что обслуживала меня сегодня, всегда была очень добра. Давно уже никто не был ко мне так добр. Я подумал, может быть, она вздохнет, когда узнает…

— Что вы, Леонид? Если бы я не забрала записку, она бы проплакала целую неделю! А может, и месяц. Шуточное ли дело — потерять клиента.

— Вы так считаете? — с детской надеждой спросил скрипач.

— Я просто убеждена, — твердо ответила Майя. — Но почему именно сегодня, чудесным летним вечером, вы приняли судьбоносное решение?

— Это моя вторая попытка, — скромно признался Мурочкин. — Как раз в тот день, когда мужчина в нашем подъезде упал и умер, я собирался спрыгнуть с крыши. Уже давно у меня был ключ от чердака. Я поднялся на девятый этаж, оттуда по железной лесенке — к люку. Открыл дверцу и даже пробрался наверх, но не двинулся с места. Некоторое время стоял неподвижно, а потом услышал, какой шум поднялся в подъезде, испугался, что это по моей вине, и спустился обратно. Оказалось, что на лестнице нашли труп. Я тоже потолкался среди соседей и бегом бросился к себе. Пришлось обходить тело. Зрелище оказалось таким неприятным, что я забыл о самоубийстве. А сегодня опять накатило. Если бы вы знали, какой славной была та кошка!

— Она в кошачьем раю, — строго напомнила Майя и на всякий случай спросила: — Вы говорили милиции о том, что сидели на чердаке?

— Да вы что?! Только слабаки откладывают самоубийство. Мне было стыдно признаться в собственной слабости. Конечно, я никому ничего не сказал.

Майя несколько секунд молчала, всматриваясь в лицо Мурочкина.

— А теперь пойдемте домой, — наконец решила она. — Обещайте, что откажетесь от идеи сделать с собой что-нибудь ужасное.

— Ладно, — помедлив, ответил скрипач. В его взгляде появился странный блеск. — Я дам вам клятву. Но только с одним условием.

— Что еще за условие? — насторожилась спасительница. От этих музыкантов можно ожидать чего угодно. На сцене он — бог, а как только положит скрипку в футляр, тут и начинаются всякие выкрутасы.

— Поцелуйте меня.

— Я? — удивилась Майя. — Зачем это?

— Хочу почувствовать вкус настоящей жизни. Помогите мне поверить в прекрасное!

— Но здесь жуткий ветер. Может быть, стоит отложить это дело до завтра?

— Не увиливайте. Мы договорились. С меня — клятва, с вас — поцелуй.

Ветер в самом деле усилился. Волосы Мурочкина взъерошились на макушке, сделав его похожим на воробья. Он был маленький, несчастный и просил, в сущности, так немного! Внизу, под мостом, медленно двигалась темно-серая вода, и мысль об ужасной глубине пробирала до костей.

— Ладно, — сказала Майя. — Если это так важно, я вас, разумеется, поцелую. Давайте свою клятву.

Мурочкин заверил, что с этой минуты обещает думать только о хорошем и никогда, ни при каких обстоятельствах ничего с собой не сделает.

— Теперь приступайте, — велел он.

Майя придвинулась к нему вплотную и примерилась. Скрипач был мал ростом, поэтому изощряться особенно не требовалось.

— Вам может не понравиться моя зубная паста, — предупредила она и обняла его правой рукой за шею, а левой — за талию.

— Только это должен быть настоящий поцелуй, — предупредил Мурочкин очень серьезно. — А не какой-то там детский чмок.

— Ясно-ясно, — досадливо ответила его спасительница, переступая с ноги на ногу. Лицо скрипача было так близко, что она видела даже прыщик у него на носу. — Не отвлекайте меня, а то ничего не получится.

— Что значит — не получится? Вы же не зуб мне собираетесь выдергивать.

— Прекратите болтать и сосредоточьтесь. А еще лучше — закройте глаза.

Мурочкин поспешно зажмурился. Майя тоже зажмурилась, решив представить, что это Дима Бурин. Она напрягла губы и прижалась ими к губам скрипача. Он мгновенно ответил на поцелуй и задышал, как горячечный больной, увидевший чашку с водой. Самым отвратительным было то, что от него пахло оладьями с джемом. Оладьи настолько не сочетались с проводимым мероприятием, что портили все дело. Довести поцелуй до конца оказалось невероятно трудным. Однако Майя старалась изо всех сил и не позволила себе пойти на попятный. Пусть потом не говорит, что сделка не состоялась.

После того как она оторвалась от Мурочкина, тот некоторое время стоял, шатаясь, и смотрел на нее глазами пьяного школьника — храбро и восторженно. По всему было видно, что целоваться с Майей ему понравилось и он не прочь приобрести билет на второй сеанс.

— Теперь вы верите, что жизнь прекрасна? — с подозрением спросила она, отступив от него на безопасное расстояние.

— Кажется, да, — ответил убийца кошек. Потрогал свои губы подушечкой указательного пальца и признался: — Это гораздо лучше всего того, что я испытывал прежде. Вы вдохнули в меня новую надежду!

— Когда я буду лежать на смертном одре, надеюсь, ангелы перебросят пару костяшек на своих счетах в мою пользу, — проворчала Майя. — А теперь идемте, я провожу вас домой. По дороге будем беседовать о чем-нибудь жизнеутверждающем, ясно?

Обратно они добирались на маршрутке, и Мурочкин говорил не умолкая. Казалось, у него уже лет сто не было собеседника, и он вывернул перед своей спутницей душу, не стесняясь показать ее изнанку. К концу путешествия Майя настолько нагрузилась чужими переживаниями, что едва передвигала ноги. Засунув скрипача в его квартиру, она захлопнула за ним дверь и ободряюще постучала по ней ладонью. Затем вызвала лифт и, пока ждала его, тупо смотрела в стену. Втиснувшись в кабину, достала из сумочки ключи от квартиры и выставила перед собой самый длинный с таким выражением лица, как будто собиралась ткнуть в живот первого, кто решит поделиться с ней своими горестями.

Услышав возню, Сильвестр вышел из кабинета и включил в коридоре свет.

— Наконец-то ты вернулась! — обвиняющим тоном заявил он. — Я чуть с ума не сошел. Звонил тебе целый час, но ты не отвечала на вызовы. Разве можно так делать?

— Можно, — ответила Майя, сбросив босоножки и трусцой пробежав к ванной комнате.

— Подожди мыть руки, — попытался остановить ее Бессонов. — Скажи сначала, как дела.

Не обращая внимания на его призыв, Майя отвернула кран, набрала в ладонь воды и принялась полоскать рот, отчаянно брызгаясь.

— Почему ты так отплевываешься и трясешься? — с недоумением спросил Сильвестр. — Тебя что, отравили?

— Мне пришлось целоваться с Мурочкиным, — ответила она, продолжая начатое дело. — А перед этим он ел оладьи с джемом. Теперь я не могу избавиться от вкуса этих оладий.

— Целовалась с Мурочкиным? — удивился Сильвестр, наблюдая за тем, как его помощница вытирает рот целым пуком бумажных салфеток. — Удивительное дело: все, что затевают женщины, непременно оканчивается поцелуями. Я отправил тебя следить за скрипачом, а не вступать с ним в интимные отношения.

— Я и следила!

После водных процедур Майе значительно полегчало.

— Но когда он собрался свести счеты с жизнью и броситься в реку, пришлось вмешаться. Он согласился остаться на этом свете только в обмен на поцелуй.

— Негодяй.

— Мы поцеловались, и я отвезла его домой. Заодно узнала кое-что важное.

— Никогда не думал, что Мурочкин окажется таким предприимчивым.

— Когда убили Фофанова, скрипач сидел на чердаке, возле самой лестницы. Собирался сигануть с крыши, но его остановили крики внизу. Понимаете, что это значит?

— Нужно было позволить ему прыгнуть в реку — и дело с концом.

— Это значит, что убийца не мог уйти через чердак. И через крышу подъезда тоже, потому что там прятался перепуганный на смерть Жабин. Помните, Анжелика сказала, что выгнала его на лестницу без десяти три? Смотрите, какая складывается картина! Без десяти три Фофанов выходит от Лешневских и спускается на два этажа, где его поджидает убийца. В это же самое время наверху, на чердаке, сидит Мурочкин, в подъезд входит Янов, а на втором этаже Жабин лезет через окно на крышу подъезда. У убийцы не было иного пути, кроме как через двор. Он должен был ненадолго затаиться, пропустить Янова, а потом выйти на улицу. Нужно искать свидетелей, вот что я вам скажу.

— Больше никогда не поручу тебе ничего подобного, — продолжал гнуть свое Сильвестр, который, кажется, даже не вникал в то, что ему говорили. — Начнешь с поцелуев, а потом совершенно развратишься, и я буду виноват.

— Это побочный эффект оперативной работы, — ответила Майя. — Вспомните Джеймса Бонда: он всегда достигал цели, пользуясь своим мужским обаянием. Если уж у меня не может быть настоящих кавалеров, сойдет и Мурочкин.

— А как же Кевин Костнер?

— Вы слышали, что я сказала? Что ваш убийца мог скрыться с места преступления только через дверь подъезда.

Сильвестр посмотрел на нее долгим взглядом, потом вздохнул и возразил:

— Ошибаешься. Он мог спрятаться в одной из квартир.

— Но у него не было времени вскрывать замки! Мы с вами возвращались от врача в пять минут четвертого. У подъезда толкались старушки, а труп Фофанова поджидал нас на лестнице.

— Не думаю, что убийце пришлось что-то взламывать. Полагаю, его кто-то впустил в свою квартиру. Кто-то, кого мы вполне можем вычислить, если захотим.

— А мы захотим?

— Ну, это уж дудки. Я получаю зарплату за то, что рецензирую фильмы. Кстати, от моего таланта зависит и твое материальное благополучие. Так что не подбивай меня заниматься следовательской работой, а лучше помоги распаковать посылку, доставленную курьером. Сегодня предстоит славный вечер — в активе триллер, фантастический боевик и два фильма ужасов.

— Ужасы творятся снаружи, за дверью квартиры, — пробормотала Майя.

— А это уже дело старшего лейтенанта Половцева. Странно, что он пропал без вести. Я был уверен, что он совсем скоро притащится. Хотя бы ради твоих красивых глаз.