Призрачное очарование осени. Женские рассказы

Галина Долгая

Рассказы о женщинах – сильных и слабых, мудрых и наивных, любящих и любимых или живущих надеждой на счастье. Каждый рассказ – это чья-то судьба, эпизод жизни, уже случившейся или возможной.

Валерий Брюсов

© Галина Долгая, 2016

ISBN 978-5-4483-4843-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Призрачное очарование осени

«Встретиться, встретиться… не пора ли нам уже встретиться?..» Лаура отложила письмо. Потом спохватилась и быстро спрятала его в шкафчик, туда, где вот уже полгода хранились письма от чужого мужчины. «Не знаю… Провокация? Нет, не может быть, я чувствую — нет…»

В свою тайну Лаура никого не посвящала — ни мужа, ни детей, ни подруг. Никто не знал о ее трогательной переписке, начавшейся как легкий флирт — так, ни к чему не обязывающее кокетство словами, многоточиями передающее недосказанность, волнующее уже самим фактом отношений. Пусть нереальных, пусть несбыточных, когда только мечта рисует сцены встреч, унося в мир грез, но вызывая самые что ни на есть плотские желания.

Первое письмо пришло после памятного вечера у Сергея Степановича — сослуживца мужа. Прекрасный был вечер! Лаура блистала на нем, как египетская царица: высокая прическа, обнаженность декольте с магическим переливом крупного жемчуга и платье — легкое, цвета морской волны, тон в тон повторяющее цвет ее глаз. Лаура чувствовала себя совершенно счастливой и улыбалась всем, даруя вместе с улыбкой тепло своего сердца.

В первом письме чужой мужчина написал, что именно ее улыбка тронула его до глубины души.

То ли свежие впечатления и радость от испытанного успеха, то ли обычное женское любопытство подтолкнуло Лауру к ответу, но с тех пор не проходило дня, чтобы она не думала о мужчине, ворвавшемся в ее устроенную жизнь дыханием свободного ветра. Они писали друг другу обо всем: о новостях света, о погоде, о рассветах и закатах, о детях и любимых животных. Но, в отличие от Лауры, ее неизвестный друг был одинок. Он назвал себя Николаем. Лаура отчаянно пыталась вспомнить всех, кого представлял ей муж из друзей Сергея Степановича, но мужчину по имени Николай она не помнила. Когда она написала ему об этом, он даже обрадовался: «Я существую только в твоем воображении! И мне это нравится!» На что Лаура возразила: «Это нечестно!» Она даже не ответила на два письма, демонстрируя обиду, но потом не выдержала и написала сама: «Ты лысый и толстый!». А он в ответ подарил ей засушенные лепестки роз и целую поэму о любви.

И вот теперь он хочет ее видеть. Он зовет ее к себе в усадьбу. Он ждет встречи и надеется.

«Я поеду! Я не в силах оставаться здесь, когда душа улетает, а я превращаюсь в мумию».

Лаура решилась. Не было причины что-либо врать мужу.

— Я на пару дней поеду в деревню, здесь недалеко. Подышу свежим воздухом и вернусь, — сказала она ему вечером после ужина.

— Тебе есть, где остановиться? — только и спросил муж, поглядывая на нее сквозь пенсне.

Лаура кивнула в ответ:

— Есть, у знакомых, давних.

Вот и все. Утром Лаура села в поезд. Ее сердце прыгало в груди, как испуганный кролик, не зная куда спрятаться. Когда поезд тронулся, она с облегчением вздохнула. «Назад дороги нет. Я уже еду».

Перестук колес успокоил, мелькание пестрых крон деревьев, еще не сбросивших листья и красующихся в самых шикарных платьях на последнем балу осени, очаровало, и Лаура погрузилась в себя, любуясь природой и размышляя о жизни.

Более всего сейчас ее занимал вопрос: «Что человеку надо в жизни?» Деньги? Сколько бы ни было денег, их всегда не хватает и хочется большего. Любовь? Конечно, без любви не жизнь, завянешь, но и она с годами становится пресной. Работа, успех? Безусловно, особенно это важно для мужчин. Они без осознания своей важности спиваются. Успех в делах, как бутылка хорошего вина, дает им радость и веселье. А ей, чего не хватает ей? Лаура пожала плечами. Деньги есть, любовь есть, работа не важна, хватает занятий с детьми и благотворительных походов в приюты. Так чего ей в жизни не хватает? Почему сейчас она сломя голову мчится на поезде к чужому мужчине, испытывая волнение и тихую радость, даже восторг? И тут Лаура вспомнила, как она чувствовала себя на вечере у Сергея Степановича. Она ловила восхищенные взгляды — и не только мужчин! — и едва не летала от счастья.

«Что это было? — задумалась она. — Внимание, восхищение… — и тут ее осенило: — Вот именно! Восхищение!»

Поэтому сейчас она стремится к приключению, страстно желая почувствовать восхищение собой. И не просто прочитать его в письмах, а увидеть в глазах, увидеть и утонуть… «Нет, нет, только без несчастных случаев! Всего лишь дружеское общение и не более того!»

Поезд замедлил ход. Три часа протекли быстро, но теперь минуты растянулись, и Лаура не могла дождаться, когда же поезд, наконец, остановится.

Вагон дернулся и затих. Лаура выглянула в окно, отодвигая занавеску. На перроне почти никого не было. Один-два пассажира вышли размяться и покурить. Мимо вагона прошла женщина, зычным голосом предлагая пирожки. Лаура заволновалась, но теперь от того, что клюнула на дурацкое предложение — ее никто не встречал! «Ведь я так и думала — розыгрыш! Господи, хоть бы никто не узнал, как я попалась!»

Но тут на перрон выбежал человек. Откуда он взялся, Лаура не заметила, но сразу догадалась, не узнала, нет — догадалась, что это он — тот, к кому она приехала. Мужчина скорым шагом шел вдоль поезда и вглядывался в окна. Когда он подошел ближе, Лаура отпрянула.

«Что это я?.."Она решилась, встала и, натянув улыбку, помахала рукой. Николай остановился. Опустил руки, пожал плечами, глупо улыбаясь. Потом спохватился и двумя руками показал в сторону выхода. Лаура кивнула в ответ и пошла. Она торопилась, поезд снова дернулся, обещая скорую отправку. Наконец, она вышла в тамбур. За широкой спиной проводника, который стоял на ступеньках и закрывал выход, виднелась пышная шевелюра каштановых волос с проседью.

— Разрешите, — Лаура постучала пальцем по спине в синем форменном френче.

Проводник прижался к стене, пропуская ее:

— Пожалуйста… сидят до последнего, — пробурчал он, — потом им все мешают…

Последние слова потонули в тумане, окутавшем голову Лауры. Она ничего не слышала и не видела, кроме двух рук, протянутых к ней, которые подхватили ее за талию и, приподняв, осторожно, как китайскую вазу, опустили на перрон. Платье Лауры сначала вытянулось в струнку, потом надулось коричневым колоколом и спустя миг опало, ветром пройдясь по ногам.

— Вот, я приехала… — Лаура избегала прямого взгляда. Она сжимала ручку саквояжа и рассматривала ажур своих перчаток, словно видела их впервые и удивлялась, откуда им тут было взяться.

— Давай, — большая ладонь легла поверх перчаток.

Лаура отпустила ручку, и ее руки скользнули вниз, освобождаясь и от саквояжа, и от чужой ладони.

— Спасибо… — она подняла глаза.

Николай, не скрывая восхищения, смотрел на нее. Веселые искорки в его глазах говорили о том, что он наслаждается моментом. Лаура вдруг поняла, что ей незачем смущаться, что она взрослая женщина и знает, что делает, а потому… Она подхватила мужчину под руку, как бы невзначай прижавшись к нему и тут же немного отстранившись. Улыбка перестала быть смущенной, в глазах заиграло кокетство.

— Так, нам куда? — с вызовом спросила она.

Николай принял ее игру и в тон ответил:

— А туда! — и взглядом указал на зеленевший вдали лес c редкими пятнами охры и багрянца. Неподвластные временам года елки рядком выстроились вдоль полотна железной дороги.

— Прямо туда? — изобразив неподдельное удивление и шагнув вслед за своим спутником, переспросила Лаура.

Николай кивнул и они, не спеша, поглядывая друг на друга, играя словами и намеками, пошли по перрону, потом, спустившись на широкую тропинку, что вела через лес к усадьбе, углубились в пахучую ауру и только гудок убегающего вдаль паровоза, как бы невзначай напомнил о другой жизни. Но Лаура забыла о ней. Она купалась в чувствах, наслаждаясь моментом и счастливо улыбаясь.

Лес неожиданно закончился широкой поляной. За ней через редкие стволы деревьев показался дом. Тропинка обогнула небольшой водоем, заросший желтыми кубышками, и закончилась у ступеней, поднимающихся к обшарпанным дверям, еще сохранившим кое-где следы былого лоска. Николай с шутливой иронией, но все же смущенно, представил Лауре свою усадьбу:

— Прошу любить и жаловать — семейное гнездо нашего рода, ныне опустевшее и постаревшее, как, впрочем, и его хозяин.

Лаура ответила мягким взглядом и решительно поднялась по ступеням.

Николай последовал за ней, то забегая вперед, чтобы открыть тяжелые двери, то отставая, чтобы поправить что-то в нехитром убранстве, но при этом, он все говорил и говорил, рассказывая, кто жил здесь, как было весело в свое время, но Лаура почти не слушала. Ее сразу увлекла старинная обстановка дома. Казалось, будто время застыло в его стенах и лишь запыленные портреты в тяжелых позолоченных рамах, как стражи, выстроившиеся по стенам в ряд, говорили о смене поколений, которая, по-видимому, остановилась на Николае.

— Ты ко мне надолго? — Лаура оторвалась от портрета лохматого мужчины с пронзительным взглядом и повернулась к Николаю.

Он как-то сразу легко перешел на «ты» при встрече, что сначала озадачило Лауру, но потом и она решила для себя, что так лучше. К чему условности, ведь в письмах, порой, они раскрывали друг другу душу.

— На два дня, завтра вечерним поездом уеду, — ответила она. — Ты не возражаешь?

Николай широко улыбнулся. Еще бы он возражал! Он просто счастлив! Вместо ответа он проводил гостью в комнату, что приготовил для нее и, оставив на время, как мальчишка, помчался в столовую готовить чай.

— Чем займемся? — промокнув рот салфеткой, спросила Лаура, глядя прямо в глаза Николаю, спустя час после прибытия.

Ее взгляд был похож на взгляд ребенка, ожидающего чего-то интересного и захватывающего. Лауре понравилась игра, которая началась между ними прямо на перроне вокзала. Откровенные вопросы, не менее откровенные ответы, но щекотливые мысли обоих прятались в этом клубке словоблудия, пробиваясь искрами во взглядах.

Короткие дни осени еще радовали теплом, а потому Лауре очень хотелось понежиться под солнечными лучами, щедро посылаемыми светилом на землю. Даже через закрытые окна столовой, где они пили чай, она чувствовала дуновение свежего ветра и слышала шелест листвы. Николай заметил восторженные взгляды гостьи, которые она нет-нет, да и бросала в окно.

— Мы… — он сделал паузу, с любопытством поглядывая в хитрющие глаза Лауры, которая в ожидании ответа вопросительно приподняла брови и продолжала улыбаться, хотя сердечко в ее груди отчего-то зачастило, — пожалуй, прямо сейчас пойдем на рыбалку!

Такого ответа Лаура никак не ожидала, и искреннее изумление не ускользнуло от Николая.

— Да, да, на рыбалку! — подчеркнул он, решительно встал из-за стола и учтиво предложил руку. — Ты когда-нибудь ловила рыбу?

— Нет! — ответила она. — Но я и к чужому мужчине одна никогда не ездила, так что идем на рыбалку! Все когда-то случается в жизни впервые!

— Ты мудрая женщина, — польстил Николай, и в душе восхитился ее смелости. На самом деле он отлично понимал, чего стоило замужней женщине решиться на такое приключение, понимал и ценил. Ценил каждое мгновение рядом с ней.

Жизнь холостяка, да еще и замкнутого в себе, редко покидающего свою старую усадьбу, протекала монотонно, изо дня в день радуя разве что меняющимися картинами окружающей природы, да немногочисленными гостями, изредка захаживающими к нему поболтать, посоветоваться о чем-либо или весело провести время на природе. Николай всех принимал радушно, но сам не любил праздности, потому, проводив очередных гостей, возвращался к чтению любимых книг, размышлениям и простому труду, коим не брезговал, а любил. Он сам чинил свой дом, старую мебель, изредка охотился или ловил рыбу. Только одна пожилая крестьянка, Варвара, приходила по три раза на неделе, обстирать бедного барина, приготовить горячую еду, да пожурить за нелюдимость и прожигание жизни в заточении, как у Кащея Бессмертного. Николай слушал ее сетования молча, ухмыляясь и не переча.

До реки было рукой подать. Пока Лаура прогуливалась вблизи дома, Николай сбегал в хозяйственную пристройку, которую он приспособил из бывшей людской в свою мастерскую, взял снасти, всегда стоявшие наготове, забежал в дом, весело помахав ожидающей Лауре, прихватил плед, яблок, булок, что загодя напекла Варвара, и также быстро выбежал на крыльцо.

— Можем идти! — сообщил он, сбегая по ступеням вниз.

Лицо Николая светилось от счастья, и Лаура залюбовалась им, чувствуя, как все больше проникается нежностью к этому мужчине.

Разговаривая о поэзии, для которой осень — пора всплеска творчества и муза всех грустных лириков, они, не спеша, дошли до реки. Да и не реки даже, а речки, изгибом русла разделившей лес, что кончался на берегу со стороны усадьбы и бескрайний луг, уходящий к горизонту.

— Господи, красота какая! — остановившись, воскликнула Лаура.

Пожухлые травы, местами еще зеленые, дышали паром, а вода на реке разве что не кипела — теплые потоки поднимались вверх, создавая туманную дымку, гонимую ветром к лугу. Голубое небо с белыми, причудливых очертаний, пятнами облаков высоким пологом прикрывало землю у горизонта и хотелось дышать, глубоко, с удовольствием, которое возможно только на природе. Лаура расчувствовалась, прикусила губу и, разгоняя набежавшие слезы частыми морганиями, попыталась избежать их потока, но несколько слезинок скользнули на ресницы и неспешно скатились на щеки. Лаура промокнула их платочком и, глубоко вздохнув, вдруг поддалась нахлынувшему порыву и побежала к реке, раскинув руки. Она остановилась у самой воды, закрыла глаза и, сдерживая дыхание, стараясь успокоить сердце, прислушалась к окружающим звукам. Река журчала и плескалась, ветерок теребил листья деревьев, пронеслась птица, издав резкий, но негромкий звук, кашлянул мужчина.

Лаура открыла глаза и оглянулась. Николай, не обращая на нее внимания, прохаживался по берегу, пристраивая удочки.

«Интересный он человек, — подумала она, разглядывая еще чужого, но такого близкого по духу мужчину, — странно, но мне кажется, будто мы знакомы вечность… Я его так давно знаю… Удивительно…»

Радость собралась в комочек и заняла все сердце Лауры. В этот день она забыла обо всем. Только река, только подрагивающий поплавок, только мужчина, сидящий рядом, только лес за спиной и луг за рекой имели значение. Лаура погрузилась в этот день, отдавшись целиком новому миру чувств доселе не испытанных, но радующих и восторгающих ее.

Когда поплавок погрузился в воду, а леска натянулась и первая рыба — карась, заигравший чешуей на солнце, как только они с Николаем выдернули его из воды — упала на берег, Лаура заверещала от восторга, как ребенок. Николай улыбался, любуясь ею. «Какое счастье, что я тогда принял предложение Степаныча и поехал на бал! — думал он. — Только видеть ее, только замечать малейшие перемены настроения на ее прекрасном лице, только слушать ее голос… Это подарок судьбы, который я и не ждал…»

— Ух, нет, ну как же здорово рыбачить! — Лаура уселась на плед, потянулась к яблоку и, взяв его, стала рассматривать, не торопясь есть. — Смотри, вот — яблоко, просто яблоко, но какое оно красивое, — она рассмеялась, перехватив взгляд Николая. — Нет, ну право же — красивое!

— Конечно! И вкусное! — он тоже взял яблоко и с громким хрустом откусил его.

В ведре плеснулась рыба. Лаура встала, наклонилась и пересчитала улов.

— Раз, два, три… О! А эта какая огромная! Это ты поймал или я? — и, не дожидаясь ответа, снова спросила:

— А что мы с ней будем делать?

— Пожарим, — Николай выкинул огрызок в реку и разлегся на берегу, заложив руки за голову и глядя в небо.

Неожиданно коричневый ворох юбки опустился рядом, и Лаура заглянула в его лицо. Ее глаза синели, как небо и светились, как солнце, и Николай невольно залюбовался ими. Русый локон упал вниз, распушился, зацепившись за оборку высокого воротника. Открытые ушки розовели и, освещенные сзади солнцем, казались прозрачными. Николай не решался прикоснуться к женщине, но ее игривый взгляд придал ему смелости. Он провел пальцами по ее лбу, раздвигая волнистые прядки волос, выбившихся из прически.

— Какая ты красивая, — сказал он тихо, почти шепотом, не сводя своих глаз с ее и погружаясь в них все больше и больше.

Лаура рассмеялась и, развернувшись, прилегла на плед, положив голову на живот Николая. Она тоже смотрела на небо, распознавая в облаках очертания животных, замысловатые цветы, перья.

— Смотри, вон то похоже на трех собак, видишь?

— Одна собака — пудель?

— Да, точно! А рядом… м-м-м… мопс, пожалуй и…

— И легавая!

— Похоже, но не легавая, а…

— Сторожевая, — раздался рядом чужой голос.

И Лаура, и Николай от неожиданности поднялись вместе. Перед ними стояла девушка, гувернантка, как решила про себя Лаура, обратив внимание на строгую прическу и скромное платье незнакомки, и в упор разглядывала женщину, не скрывая недовольства.

— Марина? Ты как здесь? — наконец вымолвил Николай, и тут же встал на ноги.

— Да вот, решила навестить одинокого барина, а он вовсе и не одинок сегодня, как видно, — глаза-вишни стреляли то в Лауру, то в Николая, и в их загадочной черноте было не разобрать, гневается девушка, или озадачена, или ревнует. Но то, что рядом с барином находилась женщина, ей явно не нравилось и она этого не скрывала.

Николай заметил, как на лицо Лауры словно пала тень — оно потускнело, улыбка сошла с уст, а глаза уже не сияли открытым взглядом. Лаура отводила его, стараясь не смотреть ни на Николая, ни на девушку. Она, казалось, все поняла, вдруг вспомнив, кто она есть, вдруг почувствовав себя чужой, неуместной на берегу какой-то речки, в каком-то лесу, рядом с каким-то провинциальным мужчиной.

Николай засуетился, стал собирать вещи, ненароком опрокинул ведро и рыба, жадно хватая ртом воздух, затрепыхалась на земле, извиваясь в предсмертных судорогах. Лаура встала в стороне, чуть поодаль, и с жалостью смотрела на рыбу, почти физически ощущая на себе ее муки. Дышать становилось все труднее и хотелось бежать, не оглядываясь, подальше от этого места.

Она не стала ждать, когда Николай соберет вещи. Не сказав ни слова, развернулась от реки и направилась к дому, быстро углубляясь в лес по тропинке, присыпанной желтыми листьями берез. Удаляясь, она услышала приглушенный говор мужчины и женщины, выясняющих отношения, и это подгоняло ее еще больше. Лаура побежала, но вдруг споткнулась о прикрытые листьями выпирающие корни дерева и упала, вскрикнув от неожиданности и резкой боли в стопе. Слезы отчаяния брызнули из глаз, прежде, чем она встала. Нога ныла, ступить на нее Лаура не могла. Сзади уже подбегал Николай, за ним с ведром, из которого торчал рыбий хвост, не спеша, но с любопытством вглядываясь вперед, шла Марина. Лаура стиснула зубы и, собрав волю, не позволила рыданиям вырваться наружу.

— Что случилось? — Николай подбежал, с беспокойством всматриваясь в ее лицо.

— Нога, — Лаура даже улыбнулась, пожимая плечами и взглядом показывая на ногу, — подвернула, кажется…

Она стояла на одной ноге, боясь ступить на другую. До ближайшего дерева было рукой подать, но Лаура не могла сделать ни шага. Ей отчаянно не хватало опоры. Николай был рядом, но фигура девушки какой-то невидимой стеной разделила их в один момент, развела по разные стороны жизни, как и были они до встречи. Словно полгода душевной переписки, полгода надежд и мечтаний превратились в несбыточный сон, а явь — вот она — здесь — муки совести вместе с физической болью причиняли Лауре страдания. Больше всего ей сейчас хотелось оказаться дома, нет, не в доме чужого мужчины, а в своем — привычном, уютном и родном!

Николай, подхватив Лауру на руки, осторожно, как нежный цветок, понес ее в дом. Он чувствовал ее дыхание у своего уха, слышал стук ее сердца, ощущал аромат ее кожи, и чувствовал ее боль.

— Не волнуйся, все будет хорошо, — проговорил он, не глядя на нее, а так, словно разговаривал сам с собой, — все уляжется, все пройдет. Сейчас я тебя устрою, посмотрим твою ножку, я знаю, что надо делать в таких случаях, можешь не сомневаться, доверься мне, я все устрою.

Лаура почувствовала себя лучше. Его голос успокаивал, и близость его словно защищала стеной и от ненавистного взгляда девушки, и от холода, вдруг подкравшегося к ней, и даже от боли. Лаура вздохнула. Николай крепче прижал ее к себе. Она обвила его шею руками и положила голову на плечо. Так они и дошли до усадьбы. Куда делась Марина, Лаура не знала и не стала спрашивать. Она исчезла также внезапно, как и появилась.

Тепло от изразцовой печи согрело воздух в зале и наполнило его уютом. Лаура сидела в большом кресле, погрузившись в него всем телом, тогда как ее нога, прикрытая мокрой салфеткой, покоилась на табурете. Николай заботливо укрыл гостью пледом и следил за тем, чтобы салфетка оставалась прохладной.

— Тебе не холодно? — спрашивал он, заглядывая в лицо Лауры, молчавшей весь вечер.

Она отрицательно качала головой и снова уходила мыслями в свои размышления. Нельзя сказать, что Николая тяготило ее молчание, но, как хозяин дома, он ощущал неловкость. Не таким представлял он себе вечер после столь интригующего дня. Марина своим приходом разрушила карточный домик благополучия, построенный им, и развела игроков увлекательной интриги по разным углам. Волшебство закончило, едва закрутив вихрь чувств. Сказка превратилась в прозу, а принц снова стал деревенским обывателем. Николай вглядывался в задумчивое лицо Лауры — непроницаемое для него, отгороженное невидимой шторой, сплетенной из прозрачных волокон отчуждения.

— Хочешь есть? — спросил он просто так, чтобы разорвать тишину.

— Нет, — односложно ответила Лаура. Потом подняла глаза и, словно впервые увидав его, с вопросом во взгляде скользнула по его лицу, рукам и снова по лицу. Ее глаза расширились от удивления, которое она и не пыталась скрыть. — Как все странно… — сказала она, наконец, отведя взгляд.

Николай пытался поймать нить ее размышлений, но она ускользала, не давалась ему, но он не сдавался.

— Странно… Да, дорогая, жизнь наша иногда кажется странной, — он воодушевился, почувствовав ее интерес, пододвинул ближе стул, на котором сидел, потянулся руками к ее рукам, расслабленно лежавшим поверх пледа.

Лаура не возражала. Она лишь снова погрузилась в его глаза, пытаясь отыскать в их зелено-карей глубине ответы на свои вопросы, волнующие ее, заставляющие думать о жизни, о своем предназначении, о совести, о грехе. Николай не опускал глаз, не отворачивался, он позволил Лауре проникнуть в свой мир, теряясь в догадках, нашла ли она в нем то, что искала, чего не хватало ей в жизни, к чему она стремилась, когда ехала сюда. Ее распахнутые глаза не скрывали боли, душевных терзаний, но словами Николай не решился утешить женщину, он интуитивно чувствовал, что слова нарушат понимание, как нарушило идиллию беззаботности появление Марины.

Николай сжал руки Лауры в своих ладонях и поднес к губам. Нежно прикасаясь, он целовал тонкие пальчики, ощущая, как они теплеют, как едва дрожат в ответ на ласку.

— Какое счастье: и ночь, и мы одни! — продекламировал он, вглядываясь в глаза женщины, ища молчаливого ответа на свои чувства.

Лаура в ответ лишь вздохнула и отняла руки, вернув их на плед.

— Фет. Мне тоже нравится его лирика, — ответила она, устремив взгляд на огонек свечи. — А дальше?

Николай пропустил несколько строк и с чувством продолжил:

О! Называй меня безумным! Назови

Чем хочешь; в этот миг я разумом слабею

И в сердце чувствую такой прилив любви,

Что не могу молчать, не стану, не умею!

Но Лаура молчала и уже не смотрела на Николая. Со старых портретов также безмолвно взирали на них лики давно ушедших предков. В этой старой, как мир, но все же не стареющей веками, сцене признаний каждый из них мог узнать себя. Что сближало мужчину и женщину, что неотвратимо разводило их друг от друга? Их судьбы, как два ручья втекали в одну реку и растворялись в водах времени, не успев соединиться, лишь в один момент соприкоснувшись, почувствовав влечение и родство душ, они должны были расстаться навсегда.

— Я поеду утренним поездом, — сказал Лаура, — ты сможешь отвезти меня на станцию?

Николай все понял. Да, она права, им больше незачем оставаться вместе. У каждого своя дорога.

— Да, конечно, — ответил он, и Лаура уловила в его голосе нотки сожаления, — мне придется оставить тебя ненадолго, чтобы найти повозку.

Он встал. Лаура понимающе кивнула. Конечно, она подождет. Спокойствие, которое сродни равнодушию, окутало ее, но при взгляде на удаляющуюся в темноту фигуру Николая, ее сердце екнуло, сжалось, словно хватаясь за последнюю возможность вернуть ушедшую легкость их чувств, поток которых остановился перед преградой благоразумия и сдержанности.

Ранним утром Лаура села в поезд и, провожая взглядом медленно удаляющуюся фигуру Николая, понуро стоявшего на перроне, не удержалась, прильнула к окну и, помахав рукой, прижала ее к холодному стеклу, вспоминая ту единственную ласку, которую она позволила себе и чужому мужчине в их единственный вечер.

— Что читаем?

Лариса вздрогнула, книга упала на пол.

— Ой, я не слышала, как ты вошел…

Муж поднял книгу, закрыл и прочитал название:

— «Призрачное очарование осени». И о чем тут повествуют, неужели о любви? — с шутливой иронией спросил он, возвращая книгу.

— Да! О ней и о том, чего не хватает замужней женщине.

Лариса положила книгу на стол и подошла к мужу вплотную, обвила руками его шею и, томно прикрыв глаза, вытянула губки.

Муж лишь прикоснулся к ним и, мягко освободившись от объятий, направился в спальню, снимая на ходу пиджак.

— А чего не хватает женатым мужчинам, там не сказано? — выглядывая в зал, спросил он.

— Нет, там только про женщин, — игриво ответила Лариса, последовав за мужем, — и чего же хотят женатые мужчины? — в том же тоне спросила она, принимая галстук и с вожделением поглядывая на своего ненаглядного. — Неужели любви?

Он на секунду опустил руки и с укором уставился на жену:

— Мужчина хочет есть! Он с работы пришел, а ты — любовь… Давай, давай быстренько на кухню, что там у нас сегодня на ужин? — он решительно развернул Ларису и, выдворяя из спальни, легко шлепнул ее ниже спины, шепнув на ушко: — Сначала есть, потом посмотрим…

Лариса наигранно вздохнула: — Какая проза! — и пошла накрывать на стол.