Моя исповедь

Галина Башкова

МНЕНИЕ ЧИТАТЕЛЕЙМарина: «Вы очень хорошо пишете, читается на одном дыхании. Пока читаешь одно предложение, уже хочется знать, что в следующем».Любовь: «Спасибо за откровенный рассказ. Я читала и плакала».Наталья: «История, в которой переживала, радовалась, грустила, злилась. Одним словом, испытала весь спектр эмоций». Книга содержит нецензурную брань.

Мать

Самые сложные отношения у меня были именно с мамой. Несмотря на то что я всегда была ее защитницей, именно с ней у меня не складывались взаимоотношения. С каждым годом они становились только хуже и хуже.

Кто виноват? Я всегда считала и считаю, что в отношениях участвуют двое, а значит, и виноваты оба участника этих взаимоотношений. Это можно сказать и про мои отношения с отцом, и про мои отношения с матерью, и про отношения отца с матерью. Нельзя вину перекладывать только на одного человека.

Отчего стали портиться мои отношения с мамой? Может быть, я выросла и стала присматриваться к своим родителям? Может, я стала догадываться, что не во всех грехах виновен только наш отец? Я даже не помню, с чего конкретно стали портиться наши отношения с мамой. Но теперь я все чаще и чаще защищала отца, а маме это не нравилось. Плохие отношения с мамой разрастались и увеличивались, как снежный ком, пущенный с горы. Маме не нравилось видеть меня вместе с отцом, не нравилось, когда мы с ним о чем-то разговаривали. Она считала, что мы плетем заговор против нее и замышляем что-то нехорошее. Боже, как же это глупо — так думать об отношениях дочери и отца.

Я никак не могла подстроиться под маму, а точнее, понять, чего она от меня добивается. Мне так хотелось ей угодить, так хотелось, чтобы она спросила, как у меня дела, все ли у меня хорошо. Я хотела, чтобы она меня просто любила.

Иногда она говорила мне:

— Мать для дочери — самый близкий друг. Можешь со мной делиться своими сокровенными мыслями, задавать любые вопросы.

После таких слов я была счастливым ребенком. Ведь мама — мой лучший друг, я могу ей рассказывать все свои девичьи секреты и тайны, могу делиться с ней самым сокровенным. Какая я была наивная и доверчивая. Уже на следующий день мнение мамы могло измениться:

— Ты вообще ко мне должна обращаться на «Вы», как в старые добрые времена — это проявление уважения и почитания.

В моей детской голове никак не укладывались эти две позиции. Если обращаться к матери на «Вы», следовательно, она не друг, а хозяйка и госпожа, а это уже означало, что секреты свои надо держать при себе. После этого я полностью замкнулась, осталась наедине со своими мыслями, проблемами и переживаниями. Я понимала, что с мамой секретничать не стоит, иначе при любом изменении в ее настроении мои секреты могут обернуться против меня самой же. А еще чего хуже, о них могли узнать другие. А как мне, девочке, хотелось, чтобы меня понимали, чтобы я могла с кем-то поговорить о своих проблемах. Сестра для таких разговоров не подходила, здесь нужна была мама. Как мне не хватало ее любви и участия в моей жизни!

Один случай с мамой так глубоко засел в моей памяти, что даже сейчас, когда я пишу эти строки, я плачу, а слезы застилают мне глаза.

В то время я уже закончила училище и работала в ателье. Смена была утренняя, поэтому домой я пришла после трех часов. Отца в доме не было, а у мамы были гости — ее подруги с завода. В зале был накрыт стол, на нем стояли чашки с чаем и корзина с выпечкой. Они весело разговаривали, смеялись и шутили. Мама была в хорошем и приподнятом настроении.

Мы с мамой уже несколько дней были в ссоре, вот почему, когда я вошла, то просто поздоровалась со всеми, кто был в комнате.

— А! Вот и Галочка пришла! — это, улыбаясь, сказала мама.

Я была очень удивлена такому нежному обращению и подумала: «Ну, слава богу! Мама успокоилась». После таких ласковых слов у меня камень упал с души. Я не могу жить с мамой в одной квартире и молчать. Меня такое молчание напрягает, и я чувствую себя очень неловко.

Я разулась у порога и ушла в другую комнату, чтобы не стеснять маминых подруг. Через некоторое время гости стали расходиться. Мама продолжала шутить с подругами, и мне это нравилось. Проводив их, она вошла ко мне в комнату:

— Ну что, сучка, вернулась?

Меня как обухом по голове ударили. Такая резкая перемена в настроении мамы вывела меня из равновесия. И я, недолго думая, ответила в ее же манере:

— Что? Спектакль окончен? При подругах я — Галочка, а без них я — сучка?

Скандала в этот день было не избежать. А тут я, как назло, стояла с новыми капроновыми колготками в руках. Старые уже много раз зашивались, и ходить в них было просто стыдно. Но колготки я купила без маминого разрешения, а в нашей семье это не принято. Все деньги хранились у мамы, и тратить их можно было только с ее позволения. Это, конечно, правильно, но не до такой же строгости. Я ведь уже взрослая и сама зарабатывала. Пусть это были небольшие деньги, но все же имела право купить себе самое необходимое. Следовательно, своей покупкой я только подлила масла в огонь. Я стояла у окна, а в руках у меня были эти злосчастные колготки.

— Ты зарплату должна отдавать мне, раз живешь в моем доме и ешь мой хлеб. — Взгляд мамы готов был меня испепелить на месте.

— Но, мама, мне ведь не в чем ходить. — Я пыталась ее успокоить и настроить на доверительный разговор. Но маму совсем не волновали мои проблемы, она уже была настроена со мной ругаться.

— Все равно ты должна сначала спросить разрешения у меня. — Мама разошлась не на шутку, и ее хорошее настроение от встречи с подругами моментально улетучилось. Видно, встреча со мной у нее вызывала противоположные эмоции.

Слово за слово, и мы сгоряча наговорили друг другу много грубостей и гадостей. Чувствовала я себя омерзительно, потому что услышала в свой адрес много нелестных слов и потому что я не сдержалась и высказала маме все, что лежало у меня на сердце. Но лучше бы мне было смолчать, перетерпеть. Язык мой — враг мой. Всегда хочу высказать свою точку зрения, не задумываясь о том, что у собеседника свой взгляд на происходящее. Думаю, что и мама после этого разговора чувствовала себя не лучше.

Выплеснув всю грязь друг на друга, мы успокоились. Я подошла к маме и стала просить прощения:

— Мам, прости. Я не хотела.

— Всякое бывает, — сказала мама. Мы обнялись. Я с облегчением вздохнула, думая, что мы с мамой помирились. Но это было не так.

Мы стояли в узком коридоре боком к зеркалу, и то, что я увидела в отражении, меня повергло в шок. Лицо мамы не выражало чувств прощения и примирения, а наоборот. Губы были сжаты, глаза злые. Она меня не только не простила, а что хуже, еще сильнее возненавидела. Мама, как всегда, играла свою роль. В тот день я поняла, что нет больше смысла просить прощения у мамы. Она осталась при своем мнении, я для нее сучка.

На этом история нашей ссоры не закончилась, она имела неприятное продолжение. Мама решила все рассказать о случившемся Марине и Валере — это моя старшая сестра и мой младший брат. Сейчас я думаю, что она это сделала, чтобы, как всегда, выгородить себя и всю вину за нашу ссору свалить на меня. Дело в том, что наш скандал она преподнесла так, как было выгодно ей, и совсем не в мою пользу. Что именно и что конкретно она им рассказала, я не знаю. Но когда я в комнате стояла перед ними и видела, какими глазами они смотрели на меня, я поняла, они меня ненавидят. У них был такой осуждающий взгляд, что я готова была провалиться сквозь землю. Но за что?

— Как ты могла назвать маму сукой? — прозвучали слова старшей сестры.

— Что? Я такого не говорила. Это мама меня назвала сучкой. — Я никак не ожидала, что меня будут обвинять в том, чего не говорила. Да, мы поругались, но обзывать такими словами маму? Мы не так воспитаны, мы никогда не позволяли себе хамить старшему человеку, тем более маме. Поэтому я растерялась и не могла оправдаться. Да и был ли смысл? Кто мне поверит? Что значат мои слова против слов мамы? Мы же знаем, что мама лгать не может, что она всегда права.

Но на самом ли деле это так? Именно в тот день я поняла, что моя мама — лгунья. Мой мир был разрушен окончательно. И этот вывод для меня был как кинжал в сердце. Мама для меня всегда была примером для подражания, моим кумиром, моей героиней. То, как она работала по две смены на заводе, чтобы заработать больше денег для семьи, то, как она жертвовала личным счастьем ради своих детей, было для меня равноценно подвигу. Да, мы ругались, а кто в двадцать лет не ругался с мамой? Но в остальном я хотела быть похожа на нее. А теперь все рухнуло. Все было уничтожено в один момент. Теперь у меня кумиров нет, чтобы больше никогда не разочаровываться в людях.

Отношения с мамой то налаживались, насколько это было возможно, то в очередной раз портились и ухудшались. Но я стала чаще присматриваться к отношениям моих родителей и убеждалась, что не так уж и плох наш отец.

Как-то в моем присутствии родители вновь повздорили. Мама наступала на отца, продолжая на него кричать и ругаться. У отца был виноватый и даже затравленный вид. Я встала между родителями, тем самым закрыв отца своим телом и преградив путь маме. Мой поступок еще больше разозлил мать, и она двумя руками толкнула меня. Я, конечно, устояла на ногах, но только потому, что за моей спиной был отец, а вот он сам упал в нишу, которая была в стене. Я продолжала стоять как вкопанная, защищая отца, пока мама, недовольная моим поступком, не ушла в комнату.

Ну вот, теперь я защищала отца. И чем чаще я присматривалась и прислушивалась, тем сильнее убеждалась, что наш отец очень несчастен. Пить он не перестал и бросать не собирался. А что ему еще оставалось делать, если он прекрасно чувствовал всю ненависть своей жены? Если он сидел и молча смотрел телевизор, мама всегда была недовольна:

— Что молчишь? Тебе сказать нечего? Придешь домой, и поговорить не с кем.

Если он начинал что-то говорить, она затыкала ему рот:

— Замолкни. Слушать тебя противно.

Мне это начинало надоедать. Каждый день был похож на предыдущий — постоянные скандалы. И мне в голову пришла сумасшедшая идея. Идея о том, что я должна уехать, чтобы не видеть постоянно раздраженную и недовольную маму. Но куда?

В ателье я отработала всего лишь год вместо положенных двух, вот почему меня не могли уволить с работы. Для меня это было большой проблемой. Но варианты увольнения все же были. Один из них — это быть военнообязанной. Я ухватилась за эту возможность, даже сходила в военкомат, где мне предложили какую-то должность. Но, пообщавшись со своими сотрудницами, я узнала, что девушек в армии считают женщинами легкого поведения, что они идут туда служить или работать только для того, чтобы найти себе мужа. Я не была распущенной девушкой, второй вариант меня совсем не интересовал, так как в то время я ждала своего парня из армии. Таким образом, идея быть военнослужащей отпала сама собой.

Был еще один вариант, как уволиться с работы, — это уехать на комсомольскую стройку. Я, недолго думая, отправилась в райком комсомола нашего города Валмиера. Таким образом я оказалась в числе тех, кому выдали комсомольские путевки в Комсомольск-на-Амуре.

Мама была в бешенстве от моего решения и еще больше обозлилась на меня. А вот отец меня поддержал и даже подготовил к этой поездке. Мы вечерами сидели с ним и очень много говорили о том, какая там погода, как нужно одеваться, на карте смотрели, где находится этот город. Мама очень злилась. И злилась она не оттого, что я уезжала, а потому, что эту поездку я обсуждала с отцом, а не с ней. Она даже денег мне в дорогу не дала, поэтому я взяла только те деньги, что заработала, — пятьдесят рублей. Но решение было принято, и никто и ничто не могло мне помешать или нарушить моих планов.