Обретенная любовь

Гайя Алексия, 2017

Когда прошлое настигнет Tигана, получится ли у нее спасти его? Столкнувшись со своим кошмаром наяву, Tиган понимает, что раньше не мог себе представить наихудшего расклада событий. Прошлое бьет его под дых, разрушая настоящее и ставя под угрозу будущее. Будет ли он достаточно силен, чтобы противостоять этому? И сможет ли Елена помочь ему?

Глава 7

Тиг

Никогда не забуду этот взгляд, которым смотрел на меня приемный отец, перед тем как исчезнуть за дверями лифта. Черт, как они могут думать, что я пытался сделать что-то подобное с моей львицей?

Мои нервы напряжены до предела. А вдруг Солис тоже так думает? Чувство беспомощности перед лицом этой ситуации изматывает, и я ничего не могу с этим поделать. Они же знают меня, они знают, что я на такое не способен. Отсюда вопрос: действительно ли они меня понимают? Видели ли они во мне что-то большее, чем просто сироту, покрытого татуировками и готового в любой момент оказаться за решеткой? А я вообще давал им возможность заглянуть глубже?

Однажды Солис сказала мне, что люди понимают, какой им дали шанс, только когда упускают его. И она права. Я тогда посмеялся над ней, но сейчас, прикованный к этой кровати, осознаю, что мне довелось прикоснуться к счастью, пока жизнь не отняла его у меня. У меня была семья Хиллз и моя львица… Я скучаю даже по субботним вечерам, когда мы с приемным отцом садились покурить и он донимал меня своими заумными монологами. Все безвозвратно ушло, все изменилось, и это ужасно.

Солнечный луч медленно ползет по стене напротив. Когда меня привезли с рентгена, соседская кровать оказалась пустой. Надеюсь, этот придурок не вернется, от него так воняет.

Не знаю, сколько времени уходит, пока я размышляю обо всем. Боль подступает со всех сторон. Больно, даже когда я не двигаюсь. Я, как обезумевший, снова и снова давлю на кнопку вызова персонала. Куда подевались все медсестры? Обычно они сразу прибегают, чтобы побесить меня. Я делаю передышку, и, наконец, появляется девушка в халате. Она меняет пластиковый пакет, подсоединенный катетером к моему предплечью, и исчезает.

Я пробовал курить всякие вещества, изменяющие сознание, но морфин, который они вливают прямо в мою вену, уносит меня гораздо быстрее. Я забываюсь, да, я совершенно точно погружаюсь в сон, и мне больше не больно.

* * *

Тогда

Я закручиваю косяк. Бенито оставил столько травки, что с учетом нашей скорости нам хватит на несколько месяцев. И он отсыплет еще, как только я попрошу, а может, даже без моего напоминания. Сначала затянусь я, потом — директор. Он такой забавный, когда накуривается.

Дэниэл со смехом отвлекается от своего мобильного. Кажется, будто он только что прочитал самое смешное сообщение на свете.

— Чеви разбил тарелки, пока бегал накрывать на стол. Теща сойдет с ума, когда узнает, что ее французский сервиз отправился в мусорное ведро.

Я смеюсь. Думаю, он любит свою тещу. Я прикуриваю, и он осекается. Упс.

— А ты не забыл про правила этого дома, мм? — спрашивает он.

Я ухмыляюсь. Черт, точно. «Сначала открываем пиво, потом прикуриваем косяк». И никак иначе. Этих правил просто уйма: некоторые приятные, некоторые не особо. В прошлую субботу он выдумал очередное дурацкое правило: «Нельзя возбуждаться на глазах у его дочери». «И за ее спиной тоже» — отличное дополнение. К черту! Это единственное правило, которое я не уважаю.

Я встаю, не вынимая косяк изо рта, чтобы взять протянутое им пиво, и благодарю его кивком головы.

— Как насчет остальных правил?

Да-да, я понял, старик! Я отдаю ему косяк. Правило номер два: «Первым затягивается старший».

Директор делает глубокую затяжку. Невероятно. Никогда бы не подумал, что однажды буду совмещать эти вещи: рубашка в пингвинах, марихуана, книга по философии и свежее пиво. В целом звучит круто.

Он поднимает пиво для тоста:

— За Чеви. За то, что он наконец-то освободил меня от этого ежегодного «Вы ведь поставите на стол мой французский сервиз?» — произносит Дэниэл, пародируя голос тещи.

Я смеюсь в ответ и тоже поднимаю бутылку перед тем, как отпить.

Приемный отец возвращает мне косяк и выуживает очередную книгу. Черт, опять начнет сейчас пороть свою горячку. Надо как можно скорее докурить и сматываться.

— Позволь-ка я почитаю тебе кое-что из этого шедевра, — весело говорит он, открывая случайную страницу.

На обложке красуется название: «Мир Софии». Дьявол, неужели существует книга про эту стерву? Надеюсь, это не какая-нибудь нудятина.

— Погоди, я найду фразу получше, — цедит он сквозь зубы. — А, вот, послушай: «Человек обречен быть свободным».

Я жду продолжения, но он поднимает на меня взгляд, светясь от гордости. И все? Мы смотрим друг на друга. Этот черт, похоже, ждет моей реакции. Я удивленно поднимаю брови. Чувак, я ничего не понял!

— Ну и? — подбадривает он.

Этого мало? Он улыбается, ожидая, что я что-то отвечу. Надо затянуться. Человек обречен быть свободным? Я вдыхаю дым.

— Это глупо. — Все, что у меня получается выдавить.

У него отвисает челюсть. То ли оттого, что я вообще заговорил, то ли оттого, что я так пренебрежительно высказался об этой идее.

— Глупо? Реалити-шоу — вот что глупо, а это очень глубокая мысль, малец, — отвечает он. — Тебе стоит хорошенько пораскинуть мозгами, чтобы понять смысл, сокрытый в этой фразе. «Человек обречен быть свободным» — у тебя это хоть с чем-то ассоциируется?

«С тюрьмой», — думаю я, но вслух ничего не говорю и отвожу взгляд.

— Я вот, например, сразу представляю себе Елену, — сообщает он.

Что? Что общего у моей львицы с этой фразой? Я качаю головой.

— Даже странно переводить все на себя, когда мы обсуждаем такое, — шепчет он себе под нос. — Грубо говоря, моя дочь — явное олицетворение того, о чем это высказывание. Елена свободна. И она должна оставаться свободной. Она обречена на свободу.

Я зависаю. О чем он вообще говорит?

— Я абсолютно ничего не понимаю, — отвечаю я.

Возвращаю ему косяк, может, от него у приемного отца прояснится в голове.

— Ты слишком много куришь, поэтому тебе и не понять, — говорит он, указывая на косяк. — Смотри: я обрекаю Елену оставаться свободной. Короче говоря, она не замужем и должна таковой остаться.

Я издаю смешок и делаю очередной глоток. Отчим не любит, когда я реагирую смехом на его слова, он даже для этого специальное правило придумал: «Кто посмеивается, тот не курит дурь».

— Так-так, ты пропускаешь, — он поднимает косяк к потолку.

Вот прохвост. Я показываю ему средний палец.

— В этом жесте есть какой-то скрытый смысл? — спрашивает он в ответ.

Я переворачиваю кисть пальцем вниз, и он довольно быстро парирует:

— Надеюсь, все эти жесты не имеют отношения к моей дочери, потому что у меня для тебя, Тиган Доу, есть новое правило, и суть его в том, что мой кулак обязательно встретит твою смазливую мордашку, — ворчит директор.

Я заливаюсь смехом, затем киваю и примирительно пожимаю плечами. Он вскипает, но быстро берет себя в руки — вот что мне нравится в этом типе. Я почти завидую его самообладанию.

— Ну что ж, ты-то, наверное, при этой фразе подумал о тюрьме.

— Ага, — вырывается у меня само собой. Мне бы очень хотелось в этот раз обломать приемного папашу, но это вышло против моей воли. Какая ирония!

— Ничего, эти два слова: «осужденный» и «свободный» — много для тебя значат… Но ведь время идет, скоро эти слова будут ассоциироваться у тебя с любовью. Но не к моей дочери, конечно, уж поверь мне.

Он протягивает мне косяк, но меня так пробирает смех, что сдержаться не выходит. Черт возьми! Он улыбается: я опять в пролете.

— Да ты совсем не дружишь с правилами!

От его издевательского тона я не выдерживаю:

— Точно, особенно с последним. У меня постоянный стояк от твоей дочери, мужик.

Он судорожно сглатывает и собирается возразить, как вдруг звучит голос из коридора.

— Тиг! Ты чем тут занят?

Я вскакиваю от этого грозного тона. Мне лучше пошевеливаться. Мы же собирались готовиться к занятиям, я совсем забыл. Не то чтобы забыл… Просто думал, что у меня еще есть время.

Я встаю и, перед тем как поставить пиво на стол, делаю последний торопливый глоток. Приемный отец хохочет.

— Знаешь, как называют таких, как ты? — спрашивает он, когда я уже подхожу к двери.

Еще бы! Я приставляю руки к затылку, изображая кролика, и Дэниэл взрывается от смеха.

— Именно, сынок!

Я открываю дверь. Моя львица похожа на разъяренную фурию.

— И не забудь, что я запрещаю тебе вести такую же бурную половую жизнь, какую ведут эти звери! — добавляет он. — По крайней мере, не с моей дочерью!

Елена останавливается как вкопанная. Вот зараза! Он меня с ума сведет.

— Ну и вонь! Чертовы наркоманы… — вздыхает она. — Ох, и влетит вам от мамы.

Наш с отцом смех разом стихает. Я закрываю за собой дверь и целую свою львицу. Я ведь и в самом деле кролик-самоубийца. Если бы директор только знал, что все его подозрения давно претворились в жизнь под самым его носом, и это происходит вот уже несколько недель — он бы меня прибил.

* * *

Я открываю глаза. Очередная медсестра снова что-то делает у изголовья моей койки. Так это был сон. Никакого косяка на самом деле не существовало.

— Я сниму швы с вашего лица, — говорит она.

Через мгновение девушка достает маленькую стерильную ванночку, направляет свет мне на лоб и принимается за работу. Я лежу с закрытыми глазами, жду, пока она закончит и пойдет к выходу, где ее перехватит все тот же коп-извращенец.