Русская Амазонка

Вячеслав Олегович Шоболов, 2019

Целеустремлённый человек, кто он? Он рискует или убивает в крайней ситуации, чтобы спасти себя или друга? Он верен своему слову и обещаниям. Но судьба преподносит серьёзные испытания. Сможет ли героиня противостоять им, ведь она Амазонка? Не пытайтесь угадать сюжет книги, он непредсказуем, как сама жизнь. Вам нравятся детективы, любите эротику или драки? А может быть, вы склонны к интригам спецслужб? Тогда эта книга ваша. Здесь пища для ума, юмор и грусть. Читайте! Содержит нецензурную брань.

Потерянные в океане

Сергей

В голове шумело. Вокруг все плавало в радужном свете. После выпитого было тяжеловато, но не противно. С удовольствием затянулся сигаретным дымом. Качка усиливалась. В каюту идти не хотелось, вечер только начинался. Может быть, встречу кого. У бассейна было пусто, только у дальних лееров стояли двое. Девушке видимо становилось холодно, она поежилась от ветра. С грустью посмотрел в их сторону — я тоже так хочу. Но после такого количества спиртного вряд ли хоть одна представительница противоположного пола захочет говорить со мной. К черту всех! Напьюсь окончательно!

Палуба пошла из-под ног. Ого! Кто из нас пьян: я или корабль? Порыв ветра надул рубашку пузырем. Холодно, однако. А ведь скоро экватор. Боком ударило о поручни. Ну, больно же! Зачем я так набрался? Начало подташнивать. Куда пойти? В каюте этот сосед со своими политическими разговорами, на средней палубе танцы, а-ля маскарад. О боже! Зачем так пить? Я сильно рефлекторно икнул. Только этого мне не хватало. Теперь уже в ушах звенит. Если чем-нибудь не отвлекусь — усну.

Пол под ногами все сильнее, с каждой минутой, начинал приплясывать. Похоже, ураган надвигается? Или я пьян в ураган? Ик… Порывом ветра меня бросило на панель. Куда это я забрался? В такую погоду лучше к себе. Тугой заряд воды опрокинул меня навзничь. Все кругом шаталось и качалось. Люди с визгом разбегались по каютам. Шквал обрушился с новой силой. Гирлянда зашипела и стала взрываться. Сноп искр осветил все вокруг: перепуганные лица, упавшие музыкальные инструменты на эстраде, поваленные стулья и меня, мокрого с головы до ног.

Огромная волна, с другого борта, повесила меня на леера. Чтоб вас всех! Я вцепился мертвой хваткой, из ближайшей двери повалил черный дым. Видимо, короткое замыкание сделало свое черное дело.

Я отпустил поручни и пошел к двери. Надо тушить. Удар в спину. Мокрый, лежу. Опять встал, хватаясь за панель. Дверь рядом. Взялся за ручку. Дикий женский визг прорезал темноту. Очередной водяной вал смыл меня к площадке. С другой стороны накатило. Ком тошноты подступил к горлу. Полная тьма, нечем дышать. Горькое и холодное заполнило рот.

Сколько я летел секунду, две? Мысли в голове колыхались, как студень. Я в воде за бортом. Кричать?

— Человек за бортом! — это меня заметили. Не утонуть бы. Темнота. Опять нахлебался. Теперь сигареты намокли. Бред какой-то. Они

думают меня спасать или нет? Вот он корабль, но уже чуть в стороне. Держусь на гребне. Полетели круги. Пытаюсь плыть. Волны сносят в сторону. Две или три палубы без света, дым все валит.

— Еще человек за бортом!

Кого это опять угораздило?

— Плавсредства на воду!

Белый цилиндр летит с борта, и, упав, развернулся яркой тканью надувного плота. Если не доберусь — приплыли. Плыву то под водой, то сверху, и пузатенький все ближе. Вот он милый, вот родной. Взобраться бы. Раз, другой, третий. Бесполезно. Слишком высокий борт. Леерный тросик не помогает. Только подтянусь, волны сбрасывают, и уж зубами хватался, а толку? Руки оторвать этим конструкторам.

А там паек есть. Чайку бы сейчас горяченького! После всех кувырканий решил отдохнуть и чуть не закричал. Пароходик то,"туту"! Уплыл голубчик, пиши — «пропало». В голове промелькнуло, насколько времени хватит сил? Если верить науке, то через четыре часа можно заказывать панихиду. Так что, Серега, хочешь жить — полезай вовнутрь. Легко сказать, да еще с «большого бодуна». Набодался я сегодня хорошо…

Стал руками перебирать по тросику или фалу, не знаю как его там. Вход ищу. Вот он, стрелочкой обозначен. Ну, давай, старайся, собери всю силу русскую. Раза с пятого, с полным животом морской воды. Перевалился через борт, а ноги свисают. Думаю, отдышусь, потом весь вползу.

— А-а-а! Мамочка! — что-то меня за ногу схватило и не отпускает. Акула!

— А-а-а! Спасите! — думал и вторую ногу отцапает, но вдруг понимаю, что боли нет, только тяжесть. Это, наверное, уже шок. Подергал ногой — не отпускает. Может штаны снять? Да, конечно, и вымерзнуть как мамонту. Э-э, была, не была, залезу весь, а там посмотрим, что за рыба-кит меня за ногу держит.

Вполз. Перевел дыхание, а сам чувствую, что ногу отпустило. Дурак. Это судорога была, а ты — кит, кит, сом с яйцами. Усмехнулся сам себе и лежу в луже, надо воду черпать, но так и уснул.

Разбудила дикая головная боль и тошнота. Долго я морскую воду из себя выплескивал, наконец, отплевался. Открыл глаза, вытер слезы и ахнул. Вот это звезды. Море еще болтало, но небо очистилось. Сколько же времени? На своей «амфибии» рассмотрел: без двадцати три. Утром начнут искать. Главное жив, остальное приложится. Хмель прошел, а боль осталась. Надо в аптечке посмотреть таблетку от головной боли. Я лежал, свесив руки с борта. Попал в оборот, ничего не скажешь.

Хотел найти аптечку и чуть не закричал. Рука коснулась чего-то холодного, но живого. Сердце бешено колотилось. Значит рыба — была? С опаской опять дотронулся, но чешуи не было. Откуда-то из глубины еще пьяного сознания дошло: это человеческая нога. Звезды давали немного света, чтобы что-то разглядеть. Стал ощупывать соседа. Кожа гладкая, нежная. Мороз пробежал по спине — девушка. Причем, без сознания. Больше всего удивило, что на ней только плавки. Вот вляпался, еще истерику закатит. Осторожно перевернул ее на спину. Русалку поймал. Проверил пульс — жива. Одно из двух: либо спит, либо в обмороке. Под ногами хлюпает вода. Надо отчерпывать. В темноте ничего не разберешь, но с этим делом справился быстро, устал, наверное, вымотался за ночь. Лучше немного поспать, а утром будет видно, что к чему. Аптечку в темноте так и не нашел. Свернулся калачиком и уснул.

Проснулся от духоты. Одиннадцать часов. Солнце крадется к зениту. Первое, что оказалось перед глазами — стройные девичьи ноги с черным треугольником кружевных трусиков. Ее рвало.

— Тебе помочь?

— Нет, — чуть слышно отозвалась незнакомка.

Скорее всего, это были последствия проглоченной морской воды, я то уже через это прошел. При дневном свете сразу разобрался с рундуком. Сухой паек на трое суток, запас пресной воды в металлических термосах, аптечка, несколько фальшвееров, фонарик, спички в целлофане, сухой спирт. Короче — жить можно. Открыл термос и плеснул в крышку воды.

— На, выпей.

— Не надо, — раздался дрожащий голос.

— Выпей, легче станет.

— Не буду…

— Вот упрямая, — отодвинул полог тента и высунулся к ней, — желудок сорвешь, нельзя так.

Недоверчиво покосившись в мою сторону, она взяла крышу.

— Полежи пока на солнышке, а я заварю чаю, и будем завтракать, — достав все необходимое, расположился на ящике.

Она не стала меня слушать и задом вползла под навес, скрестив на обнаженной груди руки, устроилась напротив.

— Ты как заправский моряк.

— Я не моряк, а журналист.

— Писака значит.

— Скриплю, как могу, а ты по морям голышом плаваешь? Русалкой работаешь?

— Нет, зубастой акулой, — обиделась она.

— Чего ты дуешься, я тебя не обзывал, каждый свой хлеб как-то зарабатывает, — она молчала.

— Все равно я вам не верю, — все так же агрессивно огрызнулась девчонка.

— Не злись тебе не идет.

— Мне лучше знать, что мне идет, а что нет.

— Ну, ты крыса, слушай… — рассмеялся я и всыпал заварку в кипяток.

— Да пошел ты…

— Начали за здравие, а кончили за упокой, — открыл консервы, печенье, разорвал пакетики с пластиковыми столовыми приборами. Протянул ей.

— Ешь.

Она хотела взять, но тут же отдернула руку, опять прикрывая свою наготу. Слезы из ее глаз брызнули чуть не ручьем.

— Что ты комплексуешь, можно подумать, я этого никогда не видел.

— Но ты-то одетый, а я нет, — прохныкала она. Молча, снял рубашку и отдал, чтобы как-то успокоить. Отвернулся и стал копаться в рундуке. Она проворно оделась. Ели молча.

— А ты ничего.

— В каком смысле?

— В любом. Заботишься, не пристаешь, шутишь.

— Работа у меня такая — с людьми ладить. Ты наелась?

— Да, спасибо.

— Тогда давай знакомиться, Сергей, — я протянул руку.

— Настя, — она в ответ подала узкую ладошку с тонкими длинными пальцами. Впервые за все время ее глаза засветились улыбкой.

— Русалка по имени Настя, ты как за бортом оказалась?

— Ты думаешь, я что-нибудь помню, все как в кошмаре. Мрак, крик, дым, вода, холод. Бр-р-р.

— Так оно и было.

— А что теперь?

— Плывем навстречу судьбе.

— Философствуешь?

— Оптимистом легче прожить.

— А если нас не найдут?

— Этого не может быть.

— Ты думаешь?

— Насть, посуди сама. Человек оказался за бортом, это в море всегда «ЧП». Тем более нас двое.

— Не двое, больше. Когда начался пожар, там еще прыгали, — от этих слов у меня похолодело внутри. Машинально дернулся к выходу.

Вокруг океан, гладкий, спокойный не за что зацепиться глазу. Вернулся назад.

— Теплоход должен был застопорить машины и вести с рассвета поиски.

— А если он утонул?

— Не думаю, не те времена, хотя я уже ничему не удивляюсь, даже тому, что ты передо мной.

— Сколько мы протянем?

— Минимум три дня, а при желании, и на неделю хватит.

— Ты спокойный как слон, — при этих словах невольная улыбка пробежала по моему лицу, — вот опять улыбаешься.

— Слоном меня в армии дразнили, только слоны разные бывают: меня звали Бешеный слон. К тому же, зачем волноваться, от этого ничего не изменится.

— Хорошо вам, мужикам, все у вас просто и гладко, а тут платье с туфлями смыло и уже целая трагедия, да еще чуть истерику не закатила. Ты не обращай внимания, я не такая. Иногда находит.

— Ты же ведь официантка, если мне память не изменяет?

— Да, бросила все и теперь плыву.

— Жалеешь?

— Никогда не думала, чтобы такая махина, и могла попасть в подобную передрягу. Правда, я на море недавно, и это мой первый шторм.

— Это не шторм, а ураган. Не горюй, Настя, выкрутимся. А чтобы было легче, и не так быстро одолевал голод, давай спать.

— Я попробую, но давно днем не спала, может не получиться.

— Скажи себе — надо, — и я задремал довольно быстро

Настя

Что теперь будет? Куда нас несет? Найдут или нет? А если нет? Меня прошиб нервный озноб. Я слышала, нет страшнее смерти, чем от голода. Нет уж, лучше утопиться. Пусть лучше акулы растерзают, это быстрее. Зачем я только на флот пошла? Романтики захотела, дура. Вот ты ее и получила. Хорошо, что хоть не одна. Ну, я вчера и вцепилась в его ногу. Правда, что утопающий хватается за соломинку. Как хочется в туалет! Что делать? Горшка здесь нет. Криво усмехнулась своим мыслям. Сейчас начни шевелиться, он проснется. Что ж при нем это делать? Дурацкий стыд, не помирать же? Можно подумать, что я при мужчинах не раздевалась. Что естественно, то не безобразно. Но на горшке-то я при них не сидела. Я чувствую, что пока надумаю, все будет здесь, это еще хуже. Может поплавать немного? Это идея. Меньше объяснений будет. Не наступить бы на него. Кажется, спит? Если проснется, то окликнет. Нет, спит.

Вот и хорошо. А водичка теплая, класс. Трусы бы не упустить, а то и срам прикрыть будет не чем. Как хорошо! А я боялась, дура.

В первый момент, показалось, что сердце остановилось. Скорее всего, так и было. Может это не ее плавник, а я паникую. Но все равно надо выбираться. Что ж такой борт высокий. Ой! Нет, не получается.

— Серега! Акула! А-а-а!!!

Сергей

Крик прорезался откуда-то из глубины сна. Господи, кто ж так орет? Светло. Тент, ящик, а ее нет.

— Серый! Мамочка! — она кричала и плакала одновременно, от этих причитаний кровь стыла в жилах. На меня смотрели вышедшие из орбит глаза, на лице мертвенно бледном, перекошенном от ужаса. Акула была рядом, но, наверное, не очень голодная, поскольку сразу ее не разорвала. Одной рукой схватил за ворот рубашки, и рывком бросил на плот. Я тоже был напуган, а тут в глаза бросился ее голый зад, из-за этого вспылил.

— Что голышом поплескаться захотелось, за ночь не наплавалась, дура! Жить надоело?

— Я…Я… — она в голос разревелась, уткнувшись в комочек собственных трусиков. Во мне кипела ярость, за ее глупость, хотел еще наорать, но она была такая мокрая и жалкая, что показалась маленькой девочкой, совсем ребенком, так горько она плакала. Гнев прошел. Стал на колени. У нее началась настоящая истерика. Это надо было остановить. От души дал пару пощечин. Стало тихо. Она убрала руки от лица.

— Ты, что спятил?

— Нет, на, пей, — дал ей воды, — успокоилась?

— Угу, — Настя смиренно кивнула и сделала несколько маленьких глотков.

— Полегчало?

— Да, спасибо, — она трусиками утерла нос и удивленно на них уставилась, потом перевела взгляд на свои стройные ноги и расхохоталась.

— Ты, что? Крыша поехала?

— Почти.

— Объясни толком. То плачешь, то смеешься.

— Если тебе рассказать, ты точно посчитаешь меня дурой. Все гораздо проще, чем ты думаешь. — Я молчал, ожидая оправданий.

— Мне захотелось в туалет, я постеснялась и ничего лучше, чем сделать это в воде, не придумала. Результат на лицо: ты не только меня лицезреешь, но и концы чуть не отдала. Дура я и есть дура, — она вновь рассмеялась. Ситуация была более, чем комичная, и я не выдержал и тоже рассмеялся.

— Давай на будущее договоримся, что во всех сомнительных случаях мы будем советоваться, тогда избежим многих неприятностей. Идет?

— Идет.

— А теперь одевайся, русалка по имени Настя, — мои глаза лучились улыбкой.

— Сейчас это уже не имеет значения.

— В принципе, да. В мире все относительно. Ложись, спи, горе да беда.

— Лучше расскажи мне что-нибудь. С детства люблю слушать разные истории.

— А?! Радионяня начинает свой рассказ?

— Что ж так и будем все время спать?

— Силы надо беречь. Мы же не знаем, сколько нас будут искать.

— Вредный мужик. Не злись на меня, ладно? — она положила свою руку на мою и улыбнулась. На нее определенно нельзя было злиться. Девчонки есть девчонки. Поднял ее ладошку с музыкальными пальцами.

— Играешь?

— Во что?

— Не во что, а на чем?

— Да, на пианино и гитаре.

— Я тоже.

— Никогда бы не подумала, что при такой силище можно заниматься музыкой.

— Это хобби, так жить веселей.

— Ты, наверное, и стихи пишешь?

— Да, иногда.

— Почитай что-нибудь.

Я внимательнее посмотрел в ее глаза, что можно сейчас озвучить?

— Что?.. Может вот это:

Не знаю… Но каждому вставать и падать?

Не знаю… Но каждому смеяться и плакать?

Не знаю… Но каждому грозит гроза.

Но есть на свете твои глаза.

— Нет не то. Это в другой раз оно очень длинное, лучше…

Глаза! Боже мой! Какие глаза!

Карий кружок, а вокруг бирюза.

Я боюсь обмануться, но их глубина,

Так зовет вдруг и манит, не вижу я дна.

Бархат ресниц несмело дрожит,

Тени печаль под ними лежит.

Тихонько губами я к ним прикоснусь,

И тут замираю, а вдруг обожгусь?

Об эти черные два уголька.

Искры блеснули в их уголках,

Это же смех, а может и страх,

А может и тайны неведомой флаг.

Ох, и глаза! Ну, и глаза!

Сколько же раз вы сводили с ума?

— Классно, жаль, что не про меня, очень похоже.

— Когда-нибудь я и тебе напишу, просто стихи это состояние души, а сейчас настроение не то, извини.

— А, что? Я ничего. — Она пожала плечами. — Иногда я людям завидую, как это у них ловко получается слова складывать.

— До революции этому специально учили, на меня бывает, находит, и я не могу от рифм отделаться и говорю все время стихами.

— Везет. Почитай еще.

— Давай в другой раз, для стихов надо, чтобы душа пела, а она сейчас замирает.

— Ну ладно. Может, перекусим? — Настя смотрела на меня такими жалобными глазами, что отказать, не повернулся язык.

Мы немного поели и растянулись на полу. Я смотрел в потолок, страшно хотелось курить. Когда нас найдут, первое, что сделаю — закурю.

Настя

А с ним спокойно. Я и не думала, что он такой сильный, как пушинку выдернул меня из воды, а все-таки пятьдесят три килограмма. Поделом тебе, дуре, за все, сидела бы под крылом у мамочки и сопела в две дырки. Но ведь ты же сама все оборвала, добивалась, стремилась, отдавалась, только ради того, чтобы попасть на флот и ходить в загранку. Чего теперь обижаться. Тем более это положение не самое худшее. Можно было вообще утонуть. Кто-то точно утонул, а мне повезло. Он второй раз спасает, а мог и бросить или испугаться. Если станет приставать, сопротивляться не буду. Хм? А почему именно «приставать»? Может он ухаживать начнет. Многие ли за тобой ухаживали и ласкали по-настоящему? Ведь им всем одно нужно — добраться до твоего тела, получить свое и гуляй милая. Твари. Нет, конечно, это приятно, но не то. А ты, естественно, принца ждешь в свои двадцать два? У других уже семьи, дети. Авось, я не уродина какая-нибудь, от мужиков отбоя нет. Но что я, в конце концов, разнюнилась: хочется любви, любви. Да, я как все хочу настоящей и на всю жизнь. Банально.

— Ты чего улыбаешься?

— Да, так, размечталась.

— А? Мечты, мечты! Где ваша сладость, ушли мечты, осталась гадость.

— Это точно.

— И о чем же, если не секрет, мечтается?

— Просто в себе копаюсь.

— Иногда это полезно. У меня это тоже было.

— Давно?

— Года четыре назад.

— А тебе сколько?

— Двадцать шесть. Много?

— В самый раз.

— Для кого? — от этого вопроса почувствовала, что покраснела.

— Вообще.

— Ладно, ты, как хочешь, а я пошел купаться, меня это пекло скоро расплавит.

— Ты, что с ума сошел?

— Нет.

— А акула?

— Они крайне редко нападают на человека, и ведь ты покараулишь на плоту?

— Но из меня спасатель плохой.

— В любом случае, я иду.

— В туалет? — съехидничала я.

— Нет, ошибаешься, если такая нужда возникнет, то я стесняться не буду, такова наша природа и от этого нам не уйти, в этом нет ничего зазорного, пойми.

— Пожалуй ты прав.

— А ты будешь плавать?

— Нет, ты на меня побрызгаешь.

— Как скажешь, — он стащил с себя джинсы, кроссовки и носки, откинул полог и прыгнул.

Сергей

Вода доставила настоящее наслаждение. Не могу сказать, что не боялся акул, но надо было вывести Настю из остаточного испуга. Нанырявшись, подплыл к надувному борту. Она сидела и смотрела все еще широко открытыми глазами, в которых мелькали искорки страха. Обдал ее водой. Она ойкнула, потом взялась за пуговицы на рубашке и стала расстегивать.

— Пока я не вылезу, не прыгай.

Мы поменялись местами. Я с удовольствием наблюдал за ней. Приятно смотреть на красивое женское тело. Стройные женские ноги, небольшая округлая грудь с маленькими сосками, русые, длинные волосы, струящиеся по воде. Настя была на полголовы ниже меня, а я считал себя высоким, все же служил в ГБ, а туда маленьких не берут. Теперь можно было с уверенностью сказать, что Настин испуг прошел, и глаза ее светились радостью свободы.

— Тащи меня, — она протянула руку, — все же в этом есть свое блаженство.

— Только есть захочется быстрее.

— Не будь занудой, живем один раз, а если умирать, так, что и расслабиться нельзя?

— О, это мы так далеко зайдем. Перед смертью не надышишься.

— У всех смертников есть последнее желание, а у меня несколько, и ты меня не убедишь, я не признаю никакие авторитеты, а ты им не являешься.

— Ладно, делай, что хочешь, а я буду идти до конца.

Опять растянулся на полу и через некоторое время задремал.

Настя

Вот интересно, если он будет умирать, и я соглашусь ему отдаться, неужели он откажется. Или я не в его вкусе? Хозяйство у него богатое и мускулатура красивая. Черноглазенький искуситель. Хотелось бы знать, насколько у него терпения хватит просто смотреть на меня. А я бы согласилась и еще как… Размечталась глупенькая.

* * *

День догорел незаметно. Близилась экваториальная ночь. Все загоралось огнями: небо и вода. Океан светился и мерцал. Выкатывалась рыжая луна, отбрасывая причудливые блики. Они не видели этой сказочной ночи, они спали. Настя свернулась калачиком, сама того не подозревая, у Сергея на груди, а он осторожно обнимал это хрупкое создание, как бы охраняя ее покой. Что их ждало впереди, они не знали. Течение все несло и несло их от того страшного места пожара.

Весь прошедший день пропавших тщетно искали с их корабля и ближайших судов. Никто не знал, как далеко ураган утащил спасательный плот, эту песчинку в океане. Была поднята береговая авиация Соединенных Штатов. По уточненным данным общее число пропавших составило десять человек. Обнаружить их не удалось. В бортовом журнале появилась запись: «Пропали без вести…».

Сергей

Второй и третий дни прошли, как и первый. Вечером третьего дня предложил экономить продовольствие и воду. Жара стояла жуткая, постоянно хотелось пить. Мы часто купались, но только по одному. Медленно меня, да, наверное, и ее, начинала одолевать тревога о дальнейшем нашем положении. Когда я засыпал, какой-то неприятный холодок опасности или страха остался в груди.

Настя

Меня как обычно разбудил «туалет». Толком, не проснувшись, направилась к выходу, но стоило откинуть полог, как током ударило. Земля. В дымке, но земля. Довольно широкая полоса гор и скал.

— Сергей, Серый!

Сергей

— Что опять случилось? — ели открыл глаза.

— Земля!

— Где? — меня, как пружиной подбросило. — Судя по очертаниям, это остров. Значит и большая земля должна быть недалеко. Но до нее еще надо добраться.

Мы сидели, как зачарованные. Нас несло точно на эту черную громадину. С трудом верилось, что качка скоро кончится. Да, но если это только горы поросшие травой… Боже, о чем я думаю? Это же земля, а значит, шансов выжить значительно больше! Я посмотрел на Настю, она, молча, плакала, эх девчонки.

— Сережа, это же спасение?! Правда?!

— Не знаю, но это лучше, чем наша посудина.

Берег рос на глазах, и по мере приближения, новые страхи одолевали меня. Плот несло течением точно к отвесному утесу, который казался совершенно черным, а у подножия кипела пена. О высадке не могло быть и речи.

— Настя, давай собираться, — мне хотелось отвлечь ее от момента удара, шансов было пятьдесят на пятьдесят. Сердце бешено стучало. Мы уложили остатки вещей и пищи. Плотно задраили полог.

— Зачем ты его застегнул?

— Держись, Настена, сейчас нас начнет мотать, как лягушку в футбольном мяче.

— И ты думаешь, что…

— Не надо об этом. Задача одна — продержаться, — ее порыва я никак не ожидал. Она бросилась со слезами в мои объятья.

— Не хочу, Сережа, миленький! Не хочу! Сделай что-нибудь! Ну, пожалуйста, — и пришел первый удар.

Нельзя сказать, что он был страшен, но и приятного было мало. Один бросок на острую скалу и мы пойдем на корм рыбам. Мы намяли друг другу бока, насажали синяков о рундук. Это длилось около пяти минут. Нам они показались целой вечностью, но с каждым толчком становилось легче. Я рискнул откинуть полог. Плот протащило вдоль побережья. Течение отклонилось от горы и огибало остров слева. Нас вновь выносило в открытый океан. Хоть вплавь, а надо добраться до земли.

Страхи оказались пустыми. Через несколько минут мы качались на спокойной волне перед огромным песчаным пляжем.

— Как в кино, — прошептала Настя.

Движение остановилось, мы застыли на зеркальной глади лагуны. Глазам не хотелось верить: спокойная, прозрачная, голубая вода; буйные джунгли опоясывают остров почти до самых вершин утесов. Райская идиллия.

Глядя на остров, вздохнул свободнее — есть пища и пресная вода, в тоже время появилась надежда, что здесь найдут быстрее, не может быть, чтобы этого клочка земли не оказалось на карте. Первой задачей стало добраться до берега. Долго не решался предложить преодолеть оставшиеся метры вплавь, боялся появления акул.

— Чего мы ждем? Я готова.

— Тогда прыгаем.

Мы потревожили водную гладь своими телами и, толкая плот перед собой, двинулись к берегу. Когда днище заскрипело по песку, на ватных ногах вышел на сушу и упал, Настя растянулась рядом.

— С прибытием, Робинзон! — улыбнулась Настя.

— С удачей, Пятница! — все тело сковала непомерная тяжесть, но главное мозги зашевелились свободнее. Смертельная угроза миновала.

— Сережа, давай плот на берег затянем? — вцепившись в причальный тросик, с улыбками на лице, мы справились с этой проблемой.

Валяться под солнцем крайне жарко. Побрели в тень деревьев, а, увидев кокосовые орехи, мне страсть как захотелось один расколоть, но не тут-то было. Без определенного навыка и каких-либо режущих предметов это было непростым делом, но, найдя острый осколок камня, приложив максимум усилий и исчерпав почти все свое терпение, я разлил в крышки от термосов кокосовый сок — райское наслаждение. Нервное напряжение все же сказалось, мы задремали.

Вечер не дал прохлады.

— Пойдем? — Настя кивнула в сторону воды. Я, молча, поднялся. Она шла чуть впереди, скинула рубашку и каким-то грациозным, приятным для глаза, движением осталась обнаженной. В первый раз во мне шевельнулось желание. Я прекрасно понимал, что должник перед ней, не стал церемониться и тоже разделся.

Плавали, молча, ныряли. Вода, как парное молоко, не хотелось выходить. Перевернулся на спину и разбросал руки в стороны. Волны баюкали. Во мне просыпалась дремавшая сила. Теперь чтобы выжить, надо действовать, а не спать. Ощутил приятное покалывание во всем теле и бодрящее тепло, это энергетические потоки усиливали свое воздействие на каждую клеточку моего организма; этим элементам йоги нас учили в спецназе. Резким движением перевернулся и нырнул. Под водой плыл к ней, в несколько рывков очутился рядом и встал в полный рост.

— Хотел напугать, — рассмеялась Настя, — Я тебя видела.

Подхватил ее на руки и понес на берег. Она не сопротивлялась, не пищала, только обхватила мою шею и положила голову на плечо.

— Я тебе нравлюсь? — ее вопрос я ждал.

— Да.

— А почему раньше не подавал вида?

— Тогда надо было выжить, а близость не дает возможности хладнокровно мыслить. — Она смотрела в мои глаза и силилась понять, о чем речь.

— Настя, наука выживания сложная вещь и требует отдачи всех сил, и отвлекаться, расслабляться нельзя, я потом многому научу. А теперь я весь твой и готов исполнить любое желание и каприз.

Ее руки с моих плеч скользнули на спину, и она прижалась ко мне всем телом, что я почувствовал упругость ее замерзших сосков. Первый поцелуй был долгим и страстным, как глоток у голодного ребенка. Руки, получившие свободу после нескольких дней условного этикета, блуждали по телам друг друга, изучая и забираясь в самые сокровенные уголки. Я дышал и не мог надышаться, я ласкал и не мог наласкаться. Ее живот трепетал от моих поцелуев, ноги дрожали в истоме. Ее жадность поражала, пальцы порхали вверх, вниз и назад, чуть касаясь, и заставляя бегать мурашки по спине. Я рисовал узоры языком на ее груди, и она отзывалась, все сильнее напрягаясь, дыхание участилось, все как бы шептало: «хочу, хочу,… давай еще…». Не жалел ни себя, ни ее. Каждая клеточка пела, как натянутая струна от прикосновения. Ее тело лоснилось от загара, пахло солнцем и солью. Я тихонько скользил языком по средней линии живота, когда опустился ниже пупка, Настя вся напряглась и как бы затаилась, а кончик все полз и полз. Вот первые шелковинки кудряшек, они отливают золотом и манят прижаться, приятно щекочут щеку. Настя вся выгнулась, кончик языка дрожит в уголке губ, глаза полуприкрыты — само ожидание. Не стал обманывать надежд, что для двоих, то свято. Лишь распахнул я створки плоти, горячей, розовой, живой, и чуть коснулся языком, тот поцелуй был слаще меда, дрожать заставил под рукой, как подтверждение — ты со мной. О, трепет мышц, ресниц мерцанье и этих тел благоуханье. Кончики пальцев теребили соски. Она вцепилась в плечи мои, но я не желал ее конца, лишь раздразнить перед моментом встречи, вот в чем была моя игра. И вот дрожат ее ресницы и руки ищут и влекут. И он вползал так осторожно, как бы боясь ее вспугнуть. Тех нежных волн неспешное качанье вело в неведомую даль, и лишь в конце мелькнула вспышка, разбрызгав искры и цветы. Лишь легкий стон, почти рыданье в ночной тиши услышал ты.

Обессиленные, уставшие, довольные, счастливые мы лежали рядом и смотрели в звездное небо. Мы не заметили, как наступила ночь. Ночевать на песке опасно, можно под утро застудиться. Я взял Настю на руки и уложил в нашем маленьком, рыжем домике. Настроение было, как у кота объевшегося сметаны. Мы прижались друг к другу и скоро уснули.

Утро. Рано. Солнце только оторвало себя от воды. Осторожно выбрался из объятий Насти, и направился к воде. Быстро искупался и решил пробежаться. Горячие лучи, и ветер обсушили мое тело. Через полчаса почувствовал каждый мускул своего, отвыкшего от тренировок, тела. Захотелось, на этой воле, вновь вспомнить чему меня так усердно учили в войсках государственной безопасности.

Прервал тренировку только от чувства, что кто-то смотрит в спину. Подбежал к ней.

— Ты уже встала?

— Как видишь. С добрым утром!

— С золотым утром! Ты умылась и хочешь есть?

— Я еще только иду глазки мыть, а что ты тут делал?

— Занимался.

— Это каратэ?

— Нет, это синтез нескольких школ единоборств, — уклончиво ответил я, зачем пугать девчонку, что это наука убивать.

— А меня научишь?

— Это долго и сложно.

— Ну и что, — заупрямилась она.

— Если не будешь хныкать и наберешься терпения, то научу.

— Я буду стараться.

— Пошли, побрызгаемся, бесштанная команда.

После купания она категорично заявила:

— Есть хочу…

Так начался наш первый день. Первоначальная эйфория прошла, надо было оценить обстановку и взвесить наши шансы для выживания. Положение оказалось хуже, чем у пресловутого Робинзона. Оружия никакого, даже ножа нет. Одежды тоже почти нет, благо она и не нужна. Остатки сухого пайка мы доели за завтраком. Из жилья только наш плот. Надо признать — не густо. Хорошо хоть еще спички есть и термоса от воды.

Оставалось надеяться на тропические растения, которых мы не знали, и благоприятность климата. Но главное найти пресную воду, которая должна быть. Этим мы и занялись. Описывать джунгли не берусь, потому что названия растений все равно не знаю, скажу только — море зелени, лиан, непролазных чащоб, духота, гомон птиц и пестрота красок.

К обеду мы нашли то, что искали, чему были очень рады, также нашли бананы и финики. Правда, это не близко от берега. Блуждания по лесу сильно выматывали из-за постоянных обходов. Чтобы здесь ходить, нужен топор или мачете, к тому же постоянно приходится смотреть под ноги. Не так уж романтично, как это описывают в книгах. Настя все время охала и ахала, восхищаясь окружающим.

Устроили отдых у найденного ручья. Жевали бананы, запивали водой. Первые страхи голодной смерти отступили. Но труднопроходимость заставляла думать, стоит ли осматривать весь остров? Так уж устроен человек, что он пока живет — надеется. Может быть, здесь кто-то живет? А вдруг с обратной стороны близко большая земля и мы спасены? Значит надо смотреть.

Как далеко мы отошли от берега трудно сказать — много петляли. Примерное направление определял по солнцу и часам. Где находится верхняя точка, догадаться было несложно. Чтобы не терять еще день на эти похождения предложил идти сегодня — вдоль ручья.

— Почему ты все время молчишь?

— Я могу и петь, не только говорить, но ты быстро устанешь, Настя. Выдохнешься, а хотелось бы вернуться назад к вечеру.

— Это обязательно?

— Нет, но желательно.

Чем выше поднимались, тем больше тревожных мыслей посещало мою голову. Внутреннее чутье подсказывало, что здесь есть или были люди, но подтверждений этому опасению или догадке не было.

— Сергей, что ты все время оглядываешься?

— Меня не оставляет мысль, что здесь что-то не так.

— Слушай, не пугай меня, — она прижалась ко мне.

— Пока явной опасности нет, но на душе какое-то предчувствие.

— Теперь я буду бояться, потому что не понимаю. Зачем ты меня напугал?

— Неизвестность всегда настораживает, нас так учили — не знаешь — не расслабляйся. Когда смотришь вокруг, постарайся подметить есть ли следы человека.

— А разве это плохо?

— Нет страшнее зверя, чем на двух ногах, да и мы не знаем здешних обитателей. Могут быть змеи, хищники, ядовитые насекомые, поэтому прежде чем наступить или дотронуться до чего-нибудь — смотри.

— Хорошо, что предупредил, а то я все любуюсь, — я невольно улыбнулся ее непосредственности.

Мы вышли к истоку нашего ручья, из-под камня сочилась вода, и, собравшись в небольшую лужицу, текла дальше, вниз. Мы напились. Подъем стал круче. Бананы, взятые с собой, стали мешать. В одну из передышек задал Насте вопрос:

— Тебе ничего не кажется?

— А что мне должно казаться?

— Сейчас почва стала каменистей, травы меньше, присмотрись, это не напоминает тебе тропу? — она долго крутила головой, потом осторожно сказала:

— Очень похоже, но если это она, то ей лет сто в субботу. Короче, я не уверена.

— Ладно, пошли дальше.

Все разрешилось на вершине. Она была плоской, все находящиеся на ней камни снесены к краям и уложены в виде круга. В центре возвышался холмик все из тех же камней. Сердце учащенно билось. Все сомнения отпали. Здесь были люди. Чтобы окончательно убедиться, раскидал бугорок и стал копать в середине, там оказалась древесная труха. Скорее всего, здесь стояла сигнальная мачта или это место служило для каких-то ритуалов. Настя смотрела на все широко открытыми глазами. Объяснения стали не нужны.

— Сережа, это опасно?

— Не думаю, слишком все старое, что даже оттого, что тут стояло ничего не осталось.

Это была самая высокая точка. Под нами два моря: джунглей и воды. Причем первое без прогалов или пустошей. Дыма не видно. Насколько хватало глаз, земля не просматривалась — кругом океан. Но ходить сюда придется, и надо принести один фальшвеер. Никак не прельщала участь Робинзона, хотя и с такой Пятницей. Улыбнулся, вспомнив фильм «Сеньор Робинзон».

— Ладно, голыш, пошли назад, пока солнце не село. Правда, можем не успеть, а сумерки в джунглях наступают быстро.

— Может, здесь переночуем?

— Если не боишься без костра, то шалаш можно какой-нибудь соорудить за оставшееся время.

— Лучше так, чем совсем в лесу.

Мы спустились на край зарослей и стали таскать ветки. Шалашик получился ничего себе, уютненький.

Уже в темноте мы доели остатки припасов. Впечатления от прошедшего дня и духота не давали уснуть. Разные мысли приходили в голову. Настя тихонько лежала у меня на груди, но я чувствовал, что она не спит.

— Почему не спишь, Настена? — зачем-то шепотом спросил я.

— Не хочется, расскажи что-нибудь.

В этот раз ее просьба не показалась смешной или неуместной. Сразу вспомнилось детство, пионерский лагерь, и как вечерами не могли заснуть и рассказывали страшные истории про черную руку или гроб на колесиках. Улыбнулся.

— Спрашивай или предлагай тему.

— Лучше о себе.

— Все как у всех. Кончил школу, поступил на журналистику в университет, после первого курса забрали в армию. Попал служить в спецвойска, получил соответствующую подготовку. Потом дали диплом, и стал писать в «Комсомольской правде». Сейчас направляюсь в командировку в Штаты со спецзаданием.

— И, конечно же, с секретным, — вставила Настя.

— Эх! Настя, мы свои секреты давно уже все разбазарили… по секрету всему свету… Только теперь это не имеет никакого значения, поскольку неизвестно, когда мы отсюда выберемся.

— А ты коммуняка, Серега!

— Давай оставим политику в покое.

— Жена сейчас с ума сходит?

— У меня нет жены, с чего ты решила?

— Такой мужик и без женщины, не верю.

— Женщин сколько угодно, но единственной нет.

— Что и никогда не любил?

— Вам бы только в чужом грязном белье копаться. Это имеет какое-то принципиальное значение?

— Я хочу про тебя все знать, а то кто-нибудь спросит: «Кто тебя спас?», и ответить будет нечего.

— Скажи просто — Сергей.

— Так не интересно. Девчонки начнут расспрашивать, а я буду молчать или описывать эротические сцены.

— А! Понятно, тебе для протокола, тогда записывай: Сергей Бесштанный, родился в колхозе «Путь Ильича», не крестился, к суду не привлекался…

— Ты все шутишь… — обиделась она.

— Не забивай голову не нужной информацией, нас как учили в армии: не бери тяжелого в руки, а дурного в голову, — она молчала.

— Но мне, в самом деле, не о чем говорить. Конечно, была первая любовь, которая не дождалась из армии, а теперь с моей работой иметь семью слишком опасно, с точки зрения ревности.

— И что никогда не хотелось вернуться из командировки к семейному теплу?

— Работа отбирает все свободное время, особенно не задумывался, а ты чем лучше?

— Я падший ангел, с меня спрос маленький. Скольжу по воле волн, авось прибьет куда-нибудь.

— Дело-труба. Без стержня в жизни нельзя, хотя это не мое дело. Я не поп, а ты не на исповеди.

— Ну, совсем запозорил. Что ж ты тогда со мной возишься, если я такая плохая?

— Я вообще не знаю, какая ты. Раз говоришь о себе плохо, так оно и есть. Мне в принципе все равно. Но на будущее никогда не говори о себе плохо, это сделают за тебя твои друзья.

— Да, да поучи меня, как жить, а то я не знаю…

— Слушай, давай закончим воду в ступе толочь?

Что за человек такой? Сплошные колкости, а с виду не скажешь, ладно поживем, увидим. Какое-то время я еще размышлял и прислушивался к ее вздохам. Потом духота взяла верх, и я задремал.

Настя

Разбудил птичий гомон и жажда. Если мне память не изменяет, где-то рядом должен быть источник. Сережка спит. Зря я с ним вчера так, вредный характер, вечно вывернусь наизнанку, всегда хочу показаться хуже, чем есть. Ладно, перемелется.

Жадно напилась холодной воды, и засмотрелась на ручеек. Журчит, бежит, прыгает. Наверное, не одни мы здесь пили, и если Сергей прав относительно того, что тут кто-то был то… Стала внимательней рассматривать лужицу, и до меня дошло, а ведь водоем искусственный — из отдельных камней выложен и чем-то обмазан, а за годы стал как естественный. Надо еще поискать. Если я осторожно похожу вокруг шалаша, страшного ничего не случится.

Внимательно глядя под ноги и по сторонам, сделала первый круг. Все тот же лес, правда, не такой густой. Я боялась далеко отходить от родника, но в одном месте заросли мешали пройти прямо, и, перепрыгнув через него, пошла вправо, и, ступив два шага, чуть не закричала, угодив ногой в холодную воду. Меня смутило то, что этот приток шел перпендикулярно основному руслу. Странно. Спустя какое-то время, можно было сделать вывод, что это сеть оросительных каналов, дробящих часть джунглей на квадраты, и в каждом из них, после тщательных поисков, находились растения очень похожие на культурные. В заблуждения вводили толстенные деревья, росшие кругом, но по стебельку каждой из находок я прихватила с собой. Радость переполняла меня, хотелось петь и смеяться в голос. Это было открытие, подтверждавшее наблюдения Сергея. Надо ему сказать. Заспешила назад, но остановилась в раздумье, а куда идти? Я все время держалась воды, но сколько раз поворачивала и в какую сторону?.. Сердце бешено колотилось. А чего собственно паниковать? Буду подниматься все время вверх, выйду на площадку, а там найду вчерашнюю тропу и шалаш.

Довольная своей сообразительностью, стала подниматься. Уже не пугало, что дорога незнакомая, цель и так ясна. Только вот заросли мешают быстрее идти. Вот в том прогальчике я, наверное, пролезу. Пригнувшись, стала продираться, в этом полумраке джунглей особо ничего не разберешь. Вот понесла нелегкая.

Сердце вдруг испуганно сжалось. Где-то рядом в кустах раздался шорох. Вспомнились наставления Сергея о возможных обитателях и хищниках. От этого стало еще страшнее. Притаилась. Надо спрятаться, вон там какая-то дыра. Но это… Старалась двигаться бесшумно, а в последний момент чуть не закричала. Из этого затхлого полумрака на меня смотрели две глазницы замшелого черепа. Зубы мерцали смертельным оскалом. Развернувшись, кинулась бежать, сломя голову, не разбирая дороги. Угнувшись в очередной раз от ветки, лоб в лоб столкнулась с Сергеем.

— Тихо, тихо, отдышись! На тебе лица нет. Что опять случилось?

— Там… — указывая пальцем, только и смогла вымолвить я.

— Спокойно, я с тобой. Акул пережили и это пересилим. Говори медленно и не бойся ничего, — его рассудительность вернула меня к действительности.

— Я нашла оросительные каналы, ими усеян весь лес. Несла тебе растения похожие на домашние и растеряла. Услышала шорох, решила, что зверь и спряталась, а там скелет с зубами.

— Мог быть и без зубов. Веди, следопыт, — его улыбка почти взбесила меня, опять снисхождение, чем я хуже него! Ну, я ему докажу, он думает, что у меня со страху в глазах померещилось.

— Пошли, Фома неверующий!

— Не нервничай, верю.

Повернулись идти, а куда, не знаю, бежала, не выбирая дороги. Слезы, от обиды, чуть не брызнули.

— Что не помнишь? — он говорит, а у меня ком в горле встал, сказать ничего не могу.

— Поищем вместе, смотри поломанные ветки, кроме нас тут никого не было, — серьезность Сергея, немного успокоила.

— А шуршал в кустах кто?

— Это, наверное, был я, так, что это где-то рядом.

Его наблюдательность поражала, в считанные минуты Сергей определил направление, и я смогла различить на влажной земле собственные следы.

С детства боялась покойников, а тут целый скелет, да еще этот страшный оскал. Теперь, когда я была не одна, можно спокойно осмотреться. По всей видимости, это была старая хижина, но настолько добротно сделанная, что смогла выстоять эти годы. Заслугой всему оказалась крыша, набранная из бревен и покрытая широкими листьями пальмы, а за прошедшее время еще и усиленная опавшей растительностью. Стены, конечно, поредели, но их заменили заросли, а может, их и вообще не было, климат позволял обходиться.

Помещение маленькое; в дальнем углу, на каком-то настиле, лежал он; ближе к выходу стоял стол, врытый в землю, рядом табурет. Наличие кровли создало идеальные условия для жилья, здесь было сухо, а это враг гниения. На столе темной массой, как потом выяснилось, возвышался подсвечник, перед ним, оплетенный паутиной и загаженный птицами, под страшным слоем пыли, чернел какой-то прямоугольник.

Первое к чему подошел Сергей, была кучка посуды у дальней стены.

— Это довольно ценная находка, но ножей нет. Посмотри у него на поясе ничего не лежит?

— Ты, что с ума сошел? Он же мертвый, — испугалась я.

— Поэтому он не кусается, но у этого бродяги должно быть оружие.

Я взяла палочку и брезгливо поковырялась в районе талии. Труха, пыль кости рук и ничего…

— Пусто, Сережа.

— Жаль. Что такое не везет и как с этим бороться, — он стал собирать остатки утвари.

— Пошли, Настена, нам тут делать больше нечего, — гремя находками, Сергей направился к выходу. Как-то обидно стало за этот старый дом и его хозяина. Разочарованно поддела палочкой уголок предмета, лежащего на столе, и ахнула: верхняя часть его отделилась, и моим глазам предстали бледные строчки.

— Сережа, — боясь вспугнуть догадку, тихо позвала я.

— Что там еще, пошли, пора возвращаться на берег.

— Я думаю, это тоже надо забрать?

— Что проку в старом хламе?

— Сначала посмотри, потом говори, — он нехотя вернулся, с трудом протиснувшись в лаз. С минуту стоял, привыкая к темноте. Аккуратно потрогал, попробовал поднять, но угол осыпался в прах.

— Кажется, ее не возьмешь, а это книга.

— Бросим?

— Нет, Настя, это, пожалуй, самое ценное, а я вначале не обратил внимания.

Бережно, как ребенка, он стащил ее со стола, но опасения были напрасны, обложка осталась прочной.

— Делим находки, и пошли, — скомандовал он.

День какой-то выдался ненормальный. Сплошные открытия, я и Сергея не могла узнать. Он стал как одержимый, глаза сияли странным огнем, движения более резкие. Всю дорогу он о чем-то думал и молчал, гнал нещадно, я еле успевала за ним, но не пищала. Наконец выбрались на наше место. Все цело, плот сиротинушкой лежал на песке.

— Я пойду за едой, а тебе мыть посуду, справишься?

— Постараюсь, — он скрылся в зарослях, очень хочется кушать.

Песок и соленая вода сделали свое дело. Посуда заблестела, но одна тарелка оказалась дырявой. Интересно, а что он собирается в ней варить? Тушеных бананов я еще не ела, но очень хочется кушать. Где он пропал? Я искупалась и растянулась на песке. Пожалуй, нет ничего блаженней, чем купаться голышом. Странное дело — стыд. Вначале боялась ему открыться, а сейчас второй день мы с ним без одежды, а я и думать об этом забыла. Но все же, мужики голые смешные со своими колобошками мохнатыми. Как они им только не мешают. Я бы, наверное, все время за что-нибудь ими цепляла или прищемляла. Нет, ей богу смешные, особенно когда из воды выйдет, весь сморщится, сжурится, колокольчики-бубенчики — динь-динь! Вот умора! Толи дело у нас — все гладенько, аккуратненько, ничего не мешает. Приятно посмотреть.

— Вставай, Венера, обед с завтраком прибыл.

— Ого! Царская еда!

— Жаль руки только две, всего не донесешь.

— Пока этого хватит, а потом я корзину сплету.

— А ты умеешь? — с недоверием поинтересовался Сергей.

— Меня дед учил в деревне, когда маленькая была.

— Нужное дело, ешь, потом поговорим.

Не успели мы съесть по паре бананов, как разговор начался сам собой.

— Что ты думаешь о дальнейшем житье-бытье?

— Голод нам не страшен, жажда тоже, а что еще?

— Настя, все гораздо серьезней, чем, кажется на первый взгляд.

— А что тебя смущает?

— Твоя последняя находка.

— Ты про книгу?

— Нет, сама хижина. Это говорит о том, что здесь никого не было много лет.

— Маловероятно. Хоть и плаваю недавно, а движение на море, я заметила, оживленное.

— А почему до нас, его никто не нашел?

— Плохо искали, я и сама наткнулась случайно, от страха ведь залезла.

— Хорошо, если так.

— Ты думаешь, нас не найдут?

— Не знаю, теперь не знаю. Не хочу быть Робинзоном. Одичаем скоро.

— А ты оказывается скептик.

— Хочешь мира — готовься к войне.

— Вот и давай готовиться, ты же не собираешься сидеть, сложа руки?

— Нет, конечно, но не хотелось бы, чтобы кто-нибудь и мой скелет ковырял палкой.

— Дурак! Сам сказал! — от обиды готова была ударить его. Козел.

— Я не об этом. Жизнь коротать здесь не хочу. Безвыходных положений не бывает, бывают только безвыходные дураки.

— Тогда поплыли, куда глаза глядят.

— Глупо.

— А что не глупо, сидеть и ныть, как все плохо. Займись делом, время пройдет, кто-то заметит. Книгу надо пролистать, он, скорее всего, вел наблюдения.

— Это может быть и библия.

— Ты сколько языков знаешь?

— Английский, немецкий и русский.

— Я тоже, значит, если не на других языках, должны разобраться. Ты садись, читай вслух, а я буду корзину плести.

— Давай сначала сходим за берестой и лозой.

Так мы и сделали. Через несколько часов мы напоминали идеальную семейную парочку: муж читает вслух, а жена занимается домашним хозяйством. Только вот с изучением находки загвоздочка вышла: язык был старый и не очень походил на современный. Часть мест была крайне бледно написана, что ничего не разберешь, так, что понимали с пятое на десятое слово. Сергей злился и пытался даже материться.

К слову сказать, начало состояло только из данных о посещении портов, погруженной провизии, грузах и т.д. Первоначальное название корабля мы так и не поняли, а после трети прочитанного его стали называть «Бешеный». Это был тридцати восьми пушечный галеон английской постройки. Остальные данные для меня были понятны, как зайцу телефон. То, что его в 1668 году захватили пираты, было ясно, как божий день.

Пальцы мои устали, и я запросила передышки. Мы пошли купаться.

Сергей

В армии у меня проявилась одна способность — почти фотографическая память, которая долгими тренировками была усилена и доведена до абсолюта. Это дает мне возможность воспроизвести прочитанное почти дословно.

17 апреля 1671 года. Наш «Бешеный» попал в страшный шторм. Нас бросало и швыряло около суток. Остались без парусов и руля, чтобы избежать опрокидывания срубили весь рангоут и такелаж. Шпангоуты трещали так, что мороз пробирал по коже. Несколько бимсов лопнули. Пушки с боеприпасами сбросили за борт. Когда все что можно отдали морю, оставалось только молиться.

От всей команды в пятьдесят человек осталось чуть меньше половины. Помпы работали не останавливаясь, люди падали с ног от усталости, но продолжали бороться за плавучесть. Силы неравные, вода прибывает от накатывающихся валов. Нас еще спасает крепкий корпус. На этом писать кончаю, надо идти менять Питера, если спасемся хвала Господу Богу и Пресвятой Деве Марии. Спаси и сохрани наши души.

28 апреля 1671 года. Впервые выдалась свободная минута и можно записать о нашем счастливом спасении. На рассвете 18 апреля, когда сил едва хватало за что-то держаться, мы только молились. Шторм стих, и мы дрейфовали, но наши часы были сочтены. Расшатанный набор корпуса больше не держал воду, мы тонули. Надеяться на спасение бесполезно, кругом океан. И когда Стивенсон хотел покончить с собой, извергая проклятья, глаза его полезли из орбит.

— Земля, — тихо сказал он, и нож выпал из руки, он, не переставая, стал креститься. Мы все, у кого еще были силы, поднялись к фальшборту. Да, это была земля. Течение несло нас на скалы. Что решить: прыгать и плыть или отдать себя судьбе? Сил плыть нет, значит ждать и молиться.

Удар был страшен. Потерял сознание, а пришел в себя оттого, что стал захлебываться. Полулежал, полу висел на мелкой воде, на канате, привязанном к борту. Надо мной возвышалась громада корпуса «Бешенного», лежавшего на сломанном боку на песчаной отмели. Не привяжись я тогда — конец.

Всего нас спаслось семь человек, остальные погибли. Немного придя в себя, мы спешным порядком перетащили, в первый отлив, остатки вещей с корабля на берег. Работали как сумасшедшие, боялись, что приливом смоет остатки судна.

Теперь все позади. «Бешеный», разбитый прибоем, унесло в море. Мы на острове. Пища есть, порох и пули есть, кое-какой инструмент, воду нашли. На самой высокой точке поставили мачту с тряпкой, может, кто заметит. Решили дежурить по очереди.

Строим себе дом. Определить свое местонахождение без секстанта бесполезно. Хорошо, что никто не теряет надежду о спасении.

Прожили первый месяц. Раны зажили, еды хватает. Трезвый образ жизни не дает взбеситься моим морякам. Мы устроились очень хорошо. Ведем земледелие, двое из ребят были в прошлом крестьяне. Прокопали оросительные каналы, будем надеяться на хороший урожай.

Отменили дежурства, пустая трата времени, год прошел, но, ни одного паруса. Достаточно мачты с тряпкой, увидят — причалят.

Чернила высохли. Все эти годы писать не имело смысла. Одно и то же. Но последние события заставили размочить засохший пузырек. Вчера, 23 июля 1675 года, над нашим островом пронесся ураган. Мы не пострадали. У нас сложилась традиция: тот, кто идет за водой к источнику, пока набирается кувшин, поднимается к мачте и осматривает океан. Джим перепугал нас до смерти. Корабль! Его постигла наша участь. Это были испанцы. Двух палубный галеон, Без признаков жизни, несло на наш остров. О спасении не могло быть и речи. Но там могли быть люди. Гарпер вызвался смотаться на лодке, сделанной нами, до борта и обратно. Мы не стали возражать. Он успел. Его рассказ резанул по нервам свободных людей сильнее ножа. Привезенное оружие и порох радовали, но услышанное разрывало душу.

Судно по самую батарейную палубу было загружено золотом. Захваченная посуда говорила сама за себя. Команды не было, но до нее дела нет. Но золото! Наша скромная добыча казалась песчинкой в куче песка, по сравнению с тем, что должно было погибнуть.

Мы стояли все на вершине и с замиранием сердца следили, как разбилась эта посудина о скалы и затонула недалеко от берега. В солнечную погоду ее контур хорошо виден на дне. Но как достать, там глубоко. Мы должны были смириться с этим горем. А с другой стороны, зачем оно нам здесь? Ценности в мире относительны.

Я оторвал взгляд от книги и понял, что Настя давно не плетет, а смотрит на меня с побледневшим лицом.

— Ты что?

— Серега, давай посмотрим?

— А что там увидишь? Иловые заросли или вообще ничего.

— Скажи, лень идти и я тебе поверю.

— Поднимайся и бегом, чтобы меньше языком болтала.

— Зачем бежать?

— Вместо тренировки, ты ж просила научить, вот и готовься физически.

Всю дорогу бежали, сделав две остановки. Сердце прыгало в груди, мы обнялись, чтобы не упасть от усталости. Да, форму надо восстанавливать. День был, как по заказу.

Мы долго всматривались с высоты утеса в глубину, но кроме гальки и песка ничего не увидели, а метрах в пятнадцати начиналась черная пучина.

— Ничего нет.

— Его и не могло быть, Настя.

— Почему? Куда он делся?

— Прибой растащил обломки, остальное занесло песком и илом.

— Значит, он есть.

— Ты прямолинейна, но он недоступен.

— А там глубоко?

— Если они не достали, то мы тем более.

— А с аквалангом?

— Ну, ты и упрямая.

— Черт с ним, пошли дочитывать, может, мы смотрим не в том направлении.

— Хорошо, побежали.

— Опять?

— Силу надо качать, сегодня же начнем тренировки. Или не хочешь?

— Я хочу стать ниндзей черепашкой, можно.

— Хоть Брюсом Ли, вперед.

Спуск прошел легче, мы не спешили и не отдыхали.

Разобравшись с первыми листами текста, чтение пошло быстрее, с языком освоился. После кораблекрушения, шло описание быта островитян. Настю смутило описание утвари, она вся была из золота или серебра, но мы же ничего не нашли в хижине.

— Здесь что-то не так?

— Что тебе не нравится?

— Куда все делось? Корабля нет, тарелок нет, вилок нет. Где все? Выходит не мы первые?

— Это тоже не подходит. Книгу никто не трогал.

— А зачем она им? Золотишко собрали и ушли, а остальное, как ты сказал.

— Нам от этого не легче.

— Ошибаешься. Если я права, про остров знают и нас найдут.

— Согласен. И, тем не менее, я сторонник дочитать ее.

— Листай, хоть какое-то занятие.

Как я и ожидал, большого внимания заслуживало окончание бортового журнала. Вся команда дожила до старости, и постепенно каждый умер своей смертью, о чем свидетельствовала отдельная запись. Они прожили здесь пятнадцать лет.

Последняя запись гласила:

«14 декабря 1686 года. Силы с каждым днем оставляют меня. Скорее всего, это мое завещание. Я не жалею о прожитой жизни. Пусть я был грешен, но все искупилось упорным трудом. Ухожу за своими друзьями, дни мои сочтены. Я, Джонатан Смайлс уроженец Лондона, родившийся 2 сентября 1618 года, сын капеллана Хогарта Смайлса завещаю все наше золото и другие драгоценности, а также останки испанского галеона, который мы считали своей добычей, тому, кто найдет мой бренный прах. Весь нехитрый скарб я укладываю в свое ложе, и буду молиться за спасение моей грешной души. Аминь.

Под записью стояло число и витиеватая роспись.

Второй раз за этот день меня пробил озноб. Это надо быть настолько тупым, чтобы не перевернуть в том доме все вверх дном. Но приближался вечер, все откладывалось до утра.

— Как ты думаешь, что там может быть? — Настя, склонив к плечу голову, смотрела на закат.

— Даже не берусь гадать. Судя по записи это вещи, если я правильно перевел. Сама знаешь, что в английском много слов с одинаковым написанием имеют разное значение. Во всяком случае, слова «gold» здесь нет.

— Никогда не думала, что стану кладоискателем.

— О, Настена! Это заразная штука, а главное опасная.

— Почему?

— В юности мы излазали все заброшенные церкви, и готовы были не оставить камня на камне лишь бы найти поповское золото.

— Нашли?

— Нет, конечно.

— А что в этом опасного?

— Могло завалить в подвале или стена рухнуть, к тому же вспомни фильмы и книги.

— А?! Пьяный Джон Сильвер вынул свой стеклянный глаз, и вместо лупы стал через него разглядывать найденный алмаз.

— Там такого не было.

— Ты такой правильный, Сережа, что зевать хочется.

— А я думал пукать.

— Следующий раз я так и сделаю. Купаться идем? — она встала и сладко потянулась. Без соблазна на ее тело смотреть было нельзя. Каждый волосок, в лучах солнца, отливал золотом, соски заострились, живот подтянут, на ногах от напряжения выделился каждый мускул.

— Вот я сейчас тебя поймаю, — затевалась любовная игра. Метнулся в ее сторону.

— Ой! — взвизгнула Настя и бросилась бежать к воде.

С визгом и криком мы подняли фейерверк брызг. Нагнал ее на глубине и ухватил за талию. Она как заправский тюлень выскользнула из моих объятий, обдав пеной. Мотнув головой, стал озираться. Беглянки не видно. Медленно перебирая руками и ногами, стал выжидать ее появления.

Что-то долго она не всплывает? Считаю до тридцати и начинаю искать. На семнадцатом счете дикая боль пронзила мою драгоценность…

— А-а-а! — что есть силы стал выгребать к берегу. Вылетел и, превозмогая боль, уставился на свой конец. На нем болтался приличный краб. Осторожно расцепил ему клешни и со злостью бросил об песок. Сзади послышался всплеск:

— Сереж, ты чего? — Настя с опаской заглядывала через плечо. Я посмотрел на нее, потом на моего раненного «богатыря» и почувствовал подвох. Моя поза оставляла желать лучшего. Я стоял полу-присев, широко расставив ноги и выпятив вперед свое мохнатое хозяйство, а на лице, скорее всего, блуждал ужас, да еще руки растопырены в разные стороны.

— Не видишь, знакомлюсь с местными обитателями, это краб, который питается мужскими членами.

— Очень больно? — с каким-то странным состраданием поинтересовалась она.

— О! Это почти поцелуй Горгоны! — на этот раз она прыснула со смеха. — А! Так это твои проделки! — моей ярости не было границ, я так резко повернулся к ней, что от неожиданности, Настя качнулась назад и плюхнулась на песок. Хотелось, если не убить ее, то покалечить хорошенько. Она только закрыла глаза и побледнела, как полотно. Мои зубы скрипнули, я отошел в сторону и сел. Сука!!!

Ну, ничего, я тебя проучу. Вскочил на ноги и кинулся бежать в заросли.

— Сережа! Стой! Мне будет страшно! — неслось мне вдогонку, но я не остановился. За первыми деревьями перевел дыхание и обернулся. Настя бежала за мной до середины пляжа, а сейчас возвращалась к нашему плоту. Посмотрим, как она себя поведет в одиночестве.

Возле плота она села на песок, и, уткнув лицо в колени, принялась плакать. Побольше поплачет, поменьше в туалет сходит. Поделом.

Настя

Ну, зачем? Зачем? Я это сделала. Правда я не думала, что будет так больно. Лучше бы он меня ударил. Да-да и расквасил всю физию. Скажи спасибо, что не тронул. Только, что теперь делать и где его искать. Авось остынет, и ночевать придет. Ведь ему, наверное, хочется? Залезу в плот, а он пусть думает, что ищу, и заберется ко мне, а уж тут я перед ним повинюсь, ох и повинюсь. А слезы все текут сами по себе.

Постелила его одежду и, свернувшись калачиком, легла. Интересно, если он не вернется сегодня, что я буду есть завтра? Чего-нибудь придумаю, утро вечера мудренее. Почему, когда человек остается один, в голову лезут разные дурные мысли. Чтобы не лезли — надо спать.

Прибой убаюкивает, что-то шепчет, шепчет. Все-таки здесь хорошо, спокойно, главное есть пища и вода. Странное создание человек, рядится, одевается, стесняется, никогда не думала, что ходить голой так приятно, и чем дальше, тем спокойнее к этому относишься. Но что я буду делать, когда «дела» начнутся? Ходить с окровавленными ногами совсем не светит, к тому же, что получается, если он все время будет видеть меня раздетой, то перестанет возбуждаться, а значит и приставать. Э-э! Я так не играю. Завтра же сплету себе юбку и нагрудник. Почему он не идет? Стало себя жалко, я показалась себе совсем маленькой девочкой, беззащитной и брошенной, никому не нужной. Как я быстро привыкла к его заботе. Когда вернется, попрошу, чтобы он стал учить меня приемам. Не век же за мужской спиной прятаться.

Но почему все мне, за что? Почему именно я попала на этот остров. Или я, в самом деле, такая плохая, и судьба меня наказывает. Опять слезы текут. Казалось бы, не холодно, а дрожь пробирает. Лежать жестко. Возилась, возилась, так и уснула в соплях.

Сергей

Пока не совсем стемнело, нашел сплетение лиан и забрался на него. Наломал листвы и устроил себе гнездо. Далеко ведь не ушел — опасно, а на дереве она не найдет, просто не догадается. Лег на спину, скрестил руки на груди и уснул.

Утром разбудил гомон птиц. Тихонько спустился, прошел к опушке: ее не видно, значит, еще спит. Если я пойду к хижине, что она может натворить? В принципе ничего. Заблудиться не должна, в незнакомый лес не полезет, а дорогу к фруктам и воде знает. А к вечеру, я ее проведаю.

Говорить, что мы бегали вверх и вниз по лесу не верно, потому что он густой, мы только пытались это делать по едва различимым приметам. Тропы, если они и были, заросли травой и лианами. Но путь к хижине уже хорошо известен. Ноги сами несли. Местами, в самом деле, бежал. Форму надо восстанавливать.

Вот и нора. Протиснулся и дал глазам привыкнуть. Подобранной, по дороге, палкой сгреб останки капитана на пол. Потом надо будет их закопать. Разломать нары большого труда не составило. Да, есть сундук. Другой вопрос открою ли я его? Зря боялся, со скрипом крышка отвалилась.

Я считал, что в книгах о замирании сердца при находке кладов, пишут специально для остроты сюжета, но при виде этой клади дух перехватило моментально. Не знал чему радоваться: посуде или разному оружию, драгоценностям или золоту. Глаза разбегались.

Теперь многое из написанного становилось на свои места, но дыхание не хотело восстанавливаться. Мысли ураганом неслись в голове. Сам себе усмехнулся: первое, к чему потянулась рука — оружие, потом посуда. Насколько же ценности относительны в нашем цивилизованном мире. Золото здесь было просто металлом, ненужной грудой. Да, раньше знали толк в холодном оружии. Кортики, абордажные сабли, шпаги, короткие мечи, которые привели меня в замешательство. Откуда они здесь? Я готов был поклясться, что держу в руках настоящий самурайский меч. Но эта загадка так и осталась для меня тайной, не найдя ни объяснений, ни подтверждений моим гипотезам. Чтобы там ни было, но почерневшие от времени, они приятно лежали в руках.

Посуда тоже радовала глаз. Пузатые кувшины, кубки, подносы, столовое серебро, кофейный сервиз. Все это подняло мне настроение, конец сыроядению, но сначала надо уплатить долги — похоронить останки пирата.

Выбрал самый большой поднос и уложил на него половину останков нашего заботливого капитана, вышел наружу, и не отходя далеко, выкопал ножом яму, сложил в нее свою ношу, сходил еще раз, и после этого насыпал холмик. С помощью абордажной сабли изготовил нехитрый крест и воткнул, посидел немного над могилой. Пожалуй, теперь пора проведать шутницу?

По дороге смастерил себе простейший пояс из лиан, потом сделаю основательнее. Прокладывать путь саблей куда легче, чем обходить незначительные заросли.

Настя

Открыв глаза, с наслаждением потянулась. Сразу вспомнила, что одна. Подумаешь, мне еще проще. Первым делом надо искупаться. Заплыла на середину лагуны и легла на спину. Волны чуть качают. Настоящее блаженство, как в раю. А почему как? Он, наверное, и был таким. Здесь ничего не менялось сотни лет. О еде думать не надо, об одежде тоже, делать нечего, красота! А зачем нам все остальное? Машины, дома, заводы, работа? К черту все! Так лежала бы и лежала. Ни какой головной боли; спи, ешь, купайся, загорай. Может вообще здесь остаться? Мужик есть и остальное в наличии. Что еще надо?

Легкое чувство голода заставило вернуться на берег. Доела остатки вчерашней снеди. Взгляд упал на незаконченную корзину. К черту! В раю, значит в раю! Чем я ни Ева. Такая же голая, свободная и красивая. Развалилась на песке и рассмеялась своему счастью. А вначале ныла, дура! Здесь вон как замечательно…

Солнце стало печь нещадно, пошла в воду. После плавания захотела есть. Опять за бананами тащиться, да и пить хочется. Лес окутал духотой. Деревья уже казались знакомыми и не пугали, как в первый день. Интересно сколько мы здесь? А какая разница? Берег скрылся за листвой. Скоро огромное дерево, от него влево, там узкая лазейка. Но, подойдя к этому великану, сердце в груди екнуло и учащенно забилось. Я боялась поверить в увиденное. Прямо на пути зияла дыра из порубленных лиан. Срезы свежие, сок еще капает, но звуков топора я не слышала. Кто это сделал? Сергей или кто другой? Со стороны лагуны это почти прямая дорога, и если бы шли с берега, то обязательно нашли меня, но там пусто. Значит, шли сверху, кругом круча и причалить негде, следов человека мы не нашли, ну, Серега, напугал! Все-таки нашел он сундук. Последуем его примеру.

Дальше шла, не думая, по проложенной тропе. В считанные минуты добралась до банановой рощи. Но… Да, но… Видит око, да зуб неймет. Лиса и виноград. Ничего, Сережа, я тебе докажу, что и мне можно что-то доверить. В детстве, как обезьяна по деревьям лазила, а здесь еще и лианы есть. Не хуже Тарзана получится.

После нескольких метров подъема по стволу дерева, мне совсем расхотелось быть Тарзанкой или Тарзанихой, не знаю, как правильно, но знаю, что ободралась вся, это точно. И вообще лазить по деревьям голышом это извращение. И бананы станут, не нужны. Но очень кушать хочется. Наконец намеченная гроздь рядом.

Все ногти обломала об заразу такую, тяжелая гадина, никак отрываться не хочет. Ну, ничего! Мы тебя не нытьем так катаньем возьмем. По одной штуке надергаю…

Да, если так питаться, то скоро стану, похожа на один саднящий синяк. И куда эти чертовы бананы запропастились, я же их старалась кидать на открытое место. Из всех сорванных нашла всего с десяток, а нести их как? Вот тебе и корзина вспомнилась. А пить, как хочется! Ох! Дорогой трудною мы в город Изумрудный придем когда-нибудь. Шагай, Ева драная!

После воды, как на свет народилась. И во всем-то он прав, этот мужик. А-а! Он, небось, как царь Кощей над златом чахнет. Как я раньше не догадалась. Бросила свои запасы у воды и вприпрыжку побежала к хижине «дядюшки Тома».

Тихо, пусто, только крест свежий появился.

— Сережа! — молчание, никого.

Крышка легко поднялась, тут я и села, не веря своим глазам. Этого не может быть, как в сказке: золото, бриллианты, рубины, жемчуг, браслеты. Страшно прикоснуться, вдруг проснусь. Положила руку сверху — холодное. Искушение было выше моих сил. Надо примерить. Выбирала долго, потом решила посмотреться в ручье.

Черная гладь скользящей, по отполированному камню, воды отразила совсем незнакомую мне девушку. Сколько я не смотрела на себя? Широко раскрытые карие глаза смотрели с восхищенным удивлением с загорелого лица, которое обрамляли темно-русые вьющиеся, длинною до груди, волосы. Над челкой, переливаясь всеми цветами радуги, блестела маленькая бриллиантовая диадема. Длину загорелой шеи подчеркивали три нитки жемчуга разной длины. На левой руке змейкой извивался серебряный браслет с позолотой, подмигивая рубиновыми глазками-точками. На среднем пальце правой руки мерцали слезки алмазов в тончайшей оправе кольца. Я встряхнула головой, не веря своим глазам, и мочки ушей покрылись каскадом мельчайших искр от сережек искусной работы из тех же камней и металла. Присела на валун и с грустью стала перебирать в руках свою маленькую корону.

Принцесса без постели и нарядов. Да, да… Новое платье короля… От обиды слезы сами побежали по щекам. Красивая, а для кого? Для этого солдафона? Или для этих попугаев? Попка дурак — к! Попка ду — рак — к! Тьфу! Черт бы вас всех побрал, вместе с вашим раем! Кому я здесь нужна?! Даже трахнуть не кому! Гады! Все гады! Банан что ли съесть с горя? Стоп! А где они? Я же их здесь оставила? Это совсем подло!

— Серый! Выходи! Я знаю, что ты здесь! Мы квиты! Слышишь?! Я согласна на все! Только выходи! Несносный мужик! — нервы не выдержали, и разревелась в голос.

Легкий шорох заставил вздрогнуть и обернуться. В траве стояла золотая чаша, наполненная кокосовым молоком. Осторожно, боясь расплескать, поднесла ее к губам, и с жадностью стала пить это райское наслаждение. Хотела сесть удобней и чуть совсем не упала — перед ручьем стоял огромный серебряный поднос, полный отборных бананов и каких-то еще плодов.

— Я приветствую мою королеву! — повела глазами в сторону голоса, и рот сам собой открылся от изумления. Такого я уж совсем не ожидала: в двух метрах от меня стоял воин с копьем в руках и полной боевой раскраске. Я просто потеряла дар речи.

— Не падай в обморок русалка-Настя! Это всего лишь — я.

— Ох! Ну и денек! Ты, что смерти моей хочешь?

— Нет. Только даю понять, что надо жить вместе и дружно, а будешь еще шутки выкидывать, исчезну и все. Ну, как — мир?

— Мир! Чумазенький! Мир! Куда ж я от тебя денусь? — я бросилась ему на шею и, наверное, именно в этот момент поняла, какой он по-настоящему добрый и самый близкий.

Сергей

Не вижу смысла вспоминать и пересказывать каждый день, прожитый на острове. Пробегусь вкратце по основным моментам, чтобы потом избавиться от дополнительных пояснений.

Это была наша последняя ссора, и дни стали почти как близнецы. В сложных ситуациях всегда выручает выработанная привычка. Чтобы не сойти с ума от безделья, я настоял на каждодневных занятиях и тренировках. Начали с искусства выживания в безвыходных положениях: что есть, где взять воду, как развести огонь, где прятаться и как, умение маскировки, охотиться и ставить силки, делать ловушки, владеть всеми видами холодного оружия. Почему-то у нормальных людей холодным считается только нож или сабля, а ведь почти все предметы, окружающие нас, можно отнести к этому виду.

Учеба была сложная, трудная, но нужная. Я сделал нам луки, копья, бумеранги, нунчаку, булавы, шесты. Я упорно учил Настю премудрости владения всем этим. Она сильно изменилась: посерьезнела, посуровела что ли; глаз стал зорче, рука тверже, ноги быстрее, все тело, как пружина.

Оружие это хорошо: ножи, сабли, мечи, шпаги и прочее добро, все отработали до автоматизма. Иногда меня даже поражало ее упорство, она не желала ни в чем отставать от меня.

Великолепно когда что-то есть под рукой, а если нет? Точность, техника, сила духа, внутренняя энергия, знание анатомии, надежнее всякого железа. Трудно давалась Настёне эта наука, но увлечённей всего она занималась этим с завязанными глазами. Пришлось рассказывать об основах биоэнергетики, экстрасенсорики, самоконтроле и самолечении. Кто-то, может быть, возразит: зачем девушке весь этот багаж? Она, что, профессиональный убийца или «Бабетта идет на войну»? Отвечу очень просто, ни какое знание не бывает лишним. А если вспомнить, что на дворе 1990 год, в стране, в огромной Матушке-России, полная неразбериха. Нужно уметь постоять за себя всегда, а молодой девушке тем более, от всяких хамов уберечься. И прошу учитывать, что двое человек в изоляции от общества — очень мало, чтобы остаться в здравом уме. Всегда лучше быть занятым делом, чем гадать, что принесет завтрашний день, хуже нет неопределенности.

День за днем трудились над самосовершенствованием. Появились привычки, традиции, комбинации, условные знаки, мимика, жесты. Одну из традиций мы даже взяли у пиратов: поднимаясь за водой, заходили на смотровую площадку, не теряя надежды на окончание отшельничества.

По вечерам, если не занимались ночью, мы философствовали у костра, докапываясь до разных истин. В рабочие дни мы трудились на грядках, охотились, рыбачили, но плот для этого дела был слишком громоздким, поэтому, между делом, где выжег, а где выдолбил нам пирогу, она, конечно, получилась корявенькая, но плавала и была легкая в ходу и управлении. Пища наша разнообразилась птицей и рыбой. Короче у нас было все — кроме хлеба, даже вино я делал из фруктов, отличное сухое вино. Но вот курить бросил. Мы жили с родни спартанцам: голые, загорелые, сильные, ловкие, умные. Никакой черт нам был не страшен.

Так, худо-бедно, пробежали три с лишним года, которых в делах мы особо и не заметили, только палочки прибавлялись. Вы спросите: а дети? Почему у нас не появились дети? С одной стороны, сложный вопрос, с другой — мы четко осознавали, что жизнь на острове не сахар. Обрекать на жалкое существование еще и маленькую крошку, не стоит, к тому же, кто знал, что нас ждет впереди, после возвращения с острова в нормальную жизнь; кто из нас останется, жив здесь, в этих условиях. Все-таки мы считали себя ответственными людьми и к таким вопросам старались подходить взвешенно. Поэтому с моей стороны приходилось соблюдать особую осторожность в моменты наших любовных игр.

Я копался в огороде, когда прокричала сорока. Удивлению не было границ. Условный сигнал означал: «Кто-то идет». Кто может идти, если мы здесь одни? Наверное, Настя что-то перепутала? Поднялся к ней на смотровую площадку, коль у источника ее не было.

— Настя, ты что трещишь?

— Смотри сам — ее глаза озорно блеснули.

Я глянул в указанном направлении, и как током ударило! Яхта! Одномачтовая яхта! Курсом на остров!

— Разводи костер, а я пойду навстречу, — но убежал я не сразу, с минуту наблюдал за маневрами корабля — лежит в дрейфе, паруса нет, значит, несет течением, если не предупредить или сам не свернет — разобьется. Мои действия ясны. Вперед!

Отмахав спуск бегом, спихнул пирогу в воду и погнал ее к выходу из лагуны. Это была первая моя вылазка за пределы острова. В отличие от Робинзона Крузо, мы не предпринимали попыток покинуть наше пристанище из-за абсурдности затеи.

Внутренние часы отсчитывали минуты, времени было в обрез. Грести становилось все труднее, течение, которое нас забросило в лагуну, не хотело пропускать к спасительной яхте. Я шел наперерез, иногда делая поправку взглядом. Еще издали увидел стоящего на носу человека, он махал мне призывно рукой.

Через несколько минут борта ударились друг о друга. С причальной веревкой в руке, перемахнул через леерное ограждение, я замер перед ним, заметив на его лице удивление, смешанное с испугом. Глаза мужчины изучали меня с головы до ног. Я опустил взгляд и понял его недоумение — перед ним совершенно голый человек. Усмешка скривила мои губы.

— Вы говорите по-английски или по-немецки? — был мой вопрос.

— О! Конечно, по-английски! Что заставило Вас так спешить?

— Причина одна — Вам грозит смерть, если не измените курс!

— Это невозможно, яхта неисправна, экипаж весь погиб во время шторма, а я в ней ни черта не смыслю.

— Хреново — констатировал я по-русски.

— Что Вы сказали?

— Уходить надо, говорю.

— А понятно… — он стоял в растерянности.

— Что стоишь, как столб! Собирайся, пять минут на сборы, действуй! — приказной тон повлиял на незнакомца, как удар хлыста.

Пока этот папаша ковырялся в каюте, спустился в машинное отделение. Под ногами хлюпала вода. Секунды раздумья, но попытаться стоит, несколько минут риска, а тогда грести, что есть дури.

Пробежал глазами по табличкам, ох, эта западная педантичность, здесь и первачок разберется. Стал щелкать тумблерами, загорелись контрольные лампы на приборном щитке. Аккумуляторы работают, включил зажигание — двигатель заурчал, но не завелся. За этим занятием меня застал хозяин.

— Я уже пробовал, пустое — он безнадежно махнул рукой.

— Что с ним?

— Не знаю, заглох и все. В молодости был плохим учеником, а теперь недосуг.

— Вы собрались?

— Да. Все вещи в Вашей лодке.

— Идите наверх, я Вас сейчас догоню, — печальным взглядом пробежал по мертвым приборам. Что может быть? Много раз сталкивался с тем, что в таких случаях дело в ерунде… Вот и здесь… Переключатель — запасной бак — щелк. Зажигание… Урчание… Чихнул и… Завелся! Завелся, черт его побери!

Мухой вылетел на палубу.

— Привяжите лодку к корме! — приказал я. Седеющий мужчина смотрел на меня со слезами на глазах.

— Быстрее! — рявкнул я, на сантименты не оставалось и минуты. Утесы стали четко видны, и доносился шум прибоя. Из штурманской рубки увидел на обрыве знакомый силуэт. Настя сигналила опасность. Не бойся, голубка, теперь прорвемся.

Под моей рукой яхта вздрогнула, как застоявшийся конь. Да! С такой мощью никакое течение не страшно. Круто дал лево руля, все оказалось исправным.

Победителями, на малом ходу, мы вплывали в лагуну. Настя махала рукой с берега. Я отдал якорь и жестом пригласил незнакомца в пирогу, он повинововался.

Втроем втащили долбленку подальше на песок. Пережитое напряжение было столь велико, что первым делом присел отдохнуть. Очень интересно со стороны наблюдать за нашим гостем. Его глаза, полные удивления, перебегали от меня к Насте и назад. Он ничего не понимал.

Роберт Стрент

Не знаю, что на меня так подействовало: напряжение последних дней, земля под ногами или эти открытые, загорелые лица молодых людей, но мои ноги стали ватными, и я сполз на песок возле борта этого странного плавсредства.

Боже мой! Страшно вспомнить, что довелось пережить, как только сердце выдержало? Да, возраст дает о себе знать. Раньше такое приключение посчитал бы за счастье, а теперь испугался. Кто бы мог подумать, что мы попадем в такой шторм? Воистину всех богов вспомнишь!

С вечера так хорошо сидели с Денном, выпили, звезды, как в сказке, а под утро этот ад! Ведь если так рассудить — меня спасло то, что я не вышел на палубу, и только слышал обрывки фраз:

«Парус сорвало…»

«Джеймс! Джеймс! Держись!.. Бросьте ему конец!»

«Сандерс, у меня перебита рука! Я не удержу штурвал!»

Потом только вопли и… страшное молчание. Да, пожалуй, я слишком стал любить жизнь. Другой вопрос, что ее остаток передо мной будут вставать картины увиденного утром, и слышать их предсмертные крики. Бедный Дэн и его команда.

Двери в штурманской рубке нараспашку, на потолке кровь, от паруса одни клочья, снасти порваны, спасательных кругов нет, шлюпки нет, ни одна из систем связи не работает, компьютер потух… Страх, да и только.

Три дня одиночества, а может больше?..

— Какой сегодня день недели?

— Среда, — ответили мне.

— Выходит, я плавал восемь дней?! Ого! Куда же меня занесло? И чего ждать от этих туземцев? Правда на аборигенов они не похожи, но почему совершенно голые? Но английский почти без акцента. Надо будет с ними держать ухо востро.

— Вас можно поздравить с днем рождения, — с грустной улыбкой обратился ко мне юноша.

— Почему Вы так считаете?

— Вас несло прямо на скалы. Не Вы первый, кого постигла подобная участь. Мы такие же жертвы урагана как и Вы. Давайте знакомиться, раз представить нас некому. Сергей Беркут, — рослый парень протянул мне руку. Я с трудом поднялся, обтер ладонь о штанину и с еще большим удивлением произнес:

— Роберт Стрент. Так Вы русский?!

— По паспорту русский, но это не принципиально, моя жена — Анастасия.

— Очень приятно, — осклабился я, и чуть не охнул, моя рука будто попала в тиски. Вот это женщина! Ее глаза смотрели спокойно и в тоже время игриво, тая в себе какую-то загадку. Темно-русые волосы рассыпались по шоколадным плечам до самого пояса. Здесь сердце мое екнуло: на, сплетенном из травы, ремне болтались ножны, из которых торчала рукоятка кинжала тончайшего серебра, отделанная рубинами. Вот она тайна! Сергей перехватил мой взгляд. Ничего видимого не произошло. Я хотел скрыть замешательство, но он меня опередил:

— Давайте разгружаться, — улыбнулся мой гид без тени подозрений в голосе и сделал шаг в сторону пироги. Я повернулся к нему.

— Один момент, Серж, — по горячим следам я хотел задать вопрос Стаси по поводу кинжала, но девушки уже не было. Челюсть сама собой поползла вниз. Не прошло и минуты, да какой минуты, секунды еле проскочили как я отвел глаза, и вот ее уже нет на пустынном пляже, где и взгляду зацепиться не за что. Ничего не оставалось делать, как идти помогать хозяину острова. А может и не острова?

— Мне немного неудобно перед Вами, Роберт, за то, что накричал тогда, но иначе было нельзя.

— Вы говорите ерунду, Серж. Я Ваш должник.

— Как знать? Кто у кого окажется в долгу? Давайте покончим с делами, а потом поговорим.

— Согласен.

С непривычки очень устал от переноски тяжести. Обливаясь потом, присел отдохнуть в тени пальмы. Переводя дыхание, озирался по сторонам. Да здесь райский уголок: растительность, птицы, почти как на Гавайях. Неожиданно, как тень, из-за деревьев показалась Стаси, неся за плечами огромную корзину с

бананами и другими плодами. Как же ей не тяжело под таким грузом, продолжал изумляться я.

— Прошу к столу, — донеслось из-за кустов. Выйдя на звавший голос, я просто остолбенел: на поляне стоял плетеный стол и стулья; на широких листьях пальм громоздились горки копченой и жареной рыбы и дичи, печеный картофель, зеленый лук, укроп, петрушка, свежая морковь, бананы, кокосы, глиняные кувшины, жареная колбаса. В общем, у меня глаза полезли из орбит. Притихший я сел за стол, потеряв дар речи.

— Уважаемый, сер Роберт, по старинной русской традиции гостей принято встречать хлебом-солью, но вот парадокс — хлеба-то у нас и нет, а остальное, что в печи, то на стол мечи. Угощайтесь, чем бог послал, — лица этих ребят сияли улыбками и мне было стыдно подумать, чтобы у них за душой был какой-нибудь камень, но тайна все же витала в воздухе. Интуиция бизнесмена никогда не обманывала меня. Поживем, увидим.

Такой еды я не ел в своей жизни ни разу, хотя образ ее позволял испробовать все кухни мира, и я себя считал неплохим гурманом. Но такого! Не было…

Под конец трапезы завязался долгожданный разговор. Вконец разомлев от угощений, я с увлечением выслушал историю моих гостеприимных хозяев. По завершению рассказа не выдержал и спросил:

— Извините, мисс Стаси, а кинжал, что висел у Вас на поясе? Это как-то связано с пребыванием в данном живописном месте? — она одарила меня одной из прекраснейших улыбок, которые я когда-либо видел:

— Хорошо себе представляю Ваше любопытство, сер Роберт, но прежде чем ответить на все вопросы, нам бы хотелось узнать судьбу этой красивой яхты и ее владельца, если не ошибаюсь?

— Должен огорчить, хозяин мой друг Дэн погиб во время шторма, — поправил я, а про себя отметил, что в деликатности девушку упрекнуть нельзя. Впрочем, они правы: информацию за информацию.

— Мне шестьдесят семь лет. По настоянию родителей и с их помощью закончил колледж и университет. Имею степень бакалавра химии. После смерти отца, его состояние и несколько химических корпораций перешли в мои руки. Вот уже около двадцати лет являюсь генеральным директором, что дает возможность жить по своему усмотрению.

А на яхту я попал по приглашению моего друга Дэна. Сам я живу в Лос Анжелесе, а он в Сент-Петерсберге. Вот и представьте, я на тихоокеанском побережье, а визави возле Атлантики. Мы обычно где живем, там и рыбу ловим, но здесь позвонил старый знакомец. Отказать не нашлось предлога, сел на самолет и к нему, дела обсудить, ну и рыбки половить, здесь шторм разыгрался, и я попал к вам.

Вы, русские, почему-то считаете, что если у человека миллионное состояние или проценты с банковского счета позволяют ничего не делать, то мы сидим сложа руки, чушь, смею вас заверить, — я взял протянутый мне кувшин и сделал глоток. Напиток был сродни нектару. Несколько минут прошли в молчании.

— У меня нет слов! Вы маленькие волшебники. Так на чем мы остановились?

— Вы пытаетесь нас убедить, что мы ничего не знаем об американских бизнесменах.

— Я не хотел вас обидеть, но из последних общений с вашими предпринимателями складывается впечатление о предвзятом ведении дел.

— Не будем вдаваться в эту полемику, и чтобы подвести общую черту разговора об экономике и деньгах, скажу, что ни один здравомыслящий хозяин не откажется от нескольких миллионов долларов, хоть у него их будет миллиард.

— В какой-то степени Вы правы, Серж, но дело не в деньгах, а…

— А в их количестве хотели Вы сказать?

— Как раз ошибаетесь, а в умении их правильно вложить, чтобы они всем приносили пользу.

— Даже так?!

— Естественно. Ведь благотворительность освобождает от налогов. Это целая наука.

— Хотелось бы верить, что Вы поможете нам правильно распорядиться своими сбережениями в случае нашей удачной сделки?

— Ребята, вы смешные люди! Какие могут быть сбережения у журналиста и официантки? Две, три тысячи долларов?

— Мне кажется, что разговор принимает сугубо деловые рамки? Настало время вопросов, только должен сделать оговорку, играем начистоту, по-джентельменски. Мы нужны друг другу. Вы согласны?

— Откуда такое недоверие, Серж? Разве я дал повод?

— Мне бы очень не хотелось, чтобы блеск золота затмил Ваш разум, а такое с другими случалось. Вы согласны играть на равных?

— Сплошные загадки и недомолвки, в конце концов я ваш пленник и без посторонней помощи мне отсюда не выбраться! Я вам в отцы гожусь, что за подозрительность?

— Извините, мистер Стрент, Сергей не хотел Вас обидеть. Кстати, о детях, они у Вас есть?

Сердце вновь сжалось, наверное, эта боль не оставит меня до конца жизни.

Судьба-злодейка оставила меня среди людей, оторвав самый дорогой кусочек сердца. Глубоко вздохнув я ответил:

— Видишь ли, юное дитя. У меня была жена, сын и дочь. Мы должны были возвращаться из Европы всей семьей на самолете. Но дела складывались неважно, и я вынужден был остаться, а своих со спокойной душой проводил домой.

Те, кому, моя компания доставила большие неприятности, решили отомстить одним ударом, но они просчитались, погибла вся моя семья, а я остался жить.

Ей исполнилось сорок три, сыну семнадцать, а дочери пятнадцать. Все! Все рухнуло в один момент… Я не хотел жить… Зачем?.. К чему все эти миллионы? Для кого?.. Мне?! Кому я их оставлю? Я все потерял! В один момент потерял! К черту все! Я хотел застрелиться… — я тяжело дышал и молчал, опустив голову на грудь, слез не было, уже давно не было.

— Я решил жить, чтобы отомстить, да и умирать я не имел права…

— А давно это случилось?

— Десять лет назад. С тех пор я один, — глубоко вздохнул и закурил любимую сигару.

— Выходит, что они чуть моложе нас?

— Да Серж, вот они, — я протянул бумажник с фотографией семьи. Они долго рассматривали снимок, о чем-то в полголоса переговаривались по-русски. Я не вникал в смысл спора, жил минутами расставания со своими: поцелуи… улыбки… взмахи рукой на трапе самолета. Все в прошлом. Потом Стаси выпрямилась и стала с еще большим жаром что-то доказывать своему другу.

— Сер Роберт, скажите ему хоть Вы, что он не прав!

— А Вы думаете, что мне понятен происходящий спор? — я прищурился от попавшего в глаза табачного дыма.

— Да, вот же смотрите сами. Я говорю, что Серега похож на вашего сына, как две капли воды?

Взял возвращенный бумажник, и автоматически стал сравнивать два лица. Верил и не верил своим глазам, мне приходилось признавать, что молодой глаз Стаси уловил определенное сходство с поправкой на возраст.

Или от напряжения, или от вновь нахлынувшей боли, слезы потекли по щекам помимо моей воли.

— Роберт! Что Вы? Не плачьте! Я не хотела причинить Вам боль! Простите сердечно, очень Вас прошу! — Стаси стояла на коленях сбоку моего стула и своей нежной, молодой ладошкой гладила мою морщинистую руку. От этого неожиданного порыва девчонки, стало еще больнее. Нет сил больше сдерживаться, рыдания непроизвольно вырвались из груди, обхватил руками голову этого юного создания и дал волю накипевшим чувствам. В голове опять побежали картинки прошлого: жена, дети…

Видимо, я сам не заметил как уснул. Сон, вероятно, был очень крепким, потому что когда открыл глаза, то лежал в плетеном гамаке. Солнце садилось. Ребят нигде не было видно. Тихонько поднялся. Вышел на берег — пусто. Походил немного чтобы размяться. Блудить по острову на закате дело опасное — можно заблудиться. Вернулся к столу, очистил банан. Интересно, где они есть? Хотелось бы знать, поняли ли они чью жизнь спасли? Ведь для русских я эксплуататор, капиталист, можно сказать — враг, для простого обывателя. Что они сейчас из себя представляют, железные люди? Чего от них ждать? Может весь этот теплый прием только уловка, чтобы ослабить мою бдительность? А я еще разнюнился, как баба. Самое противное, что для подозрений есть почва — кинжал, который неизвестно куда испарился. Они упорно о нем молчат. Почему? Боятся, что отниму, смешно: возраст не тот. Дома другое дело, там есть кому этим заниматься. Другой вопрос буду ли я тратить на это время? Факт остается фактом — меня не ждали — иначе подготовились бы. Что теперь об этом? Лучше обдумать варианты на будущее. Если они жертвы, как и я, то, что им надо — вернуться? Если нет, то это, скорее всего выкуп, который отпадает, потому что связи нет, если только они не воспользуются яхтой, оставив меня здесь, как заложника. Веселенькая перспективка! Убивать меня, им смысла нет. Не думаю, что они людьми питаются. Как не крути, а ничего особо плохого не выходит. Но к чему эти прятки с кинжалом? Есть только один логичный вариант — они боятся меня. Ход мыслей прервал шорох.

— Мы Вас не испугали?

— Нет, Серж, все в порядке.

— Как у Вас дела?

— О, кей!

— Это самое главное. Вы любите ночную рыбную ловлю?

— Я даже не знаю, — простодушно признался я.

— Дело в том, что у нас здесь каждая минута расписана, а Ваше появление выбило нас из колеи. Поймите правильно — по-другому не выжить, к тому же у меня есть к Вам деловой разговор. Согласны?

— Нет проблем.

— Мы отчалили на пироге, на носу ее горел смоляной факел. На дно Серж положил острогу, которую в темноте я толком не рассмотрел.

Несколько минут мы плыли, молча, потом он опустил весло и какое-то время смотрел на огонь в тягостном раздумье.

— Я специально увез Вас, чтобы поговорить наедине. Настя очень болезненно переживает Ваше появление. Как мы уже говорили, наше пребывание на острове длилось не один год. С одной стороны, мы привыкли к жизни дикарями, многие наши понятия и принципы очень сильно изменились, хотя бы ходить одетыми. Но не это главное, суть в том, что здесь жизнь гораздо чище во всех отношениях: моральном, физическом. Настя несколько раз поднимала вопрос о возвращении, но у нее больше аргументов за то, чтобы остаться здесь.

Вдруг появляетесь Вы… Все вновь, но уже реально, а не в мечтах, и с еще большей силой. Тяжело представить, сколько стоило мне труда убедить ее в том, что Вы один отсюда не выберетесь. Поэтому мы здесь одни.

Теперь я отвечу на все вопросы и развею загадки. Такое вступление было сделано специально для того, чтобы Вы поняли, что Ваш отказ нас совершенно не испугает. Наша проблема и загадка заключается вот в чем, — перед моими глазами оказалась острога, если ее можно так назвать. Это орудие было сделано из двух палок, связанных т-образно, а к малой прикреплены три кинжала.

— Но послушайте, Серж! — я буквально подпрыгнул на месте. — Этим ножам нет цены! Вы с ума сошли, ловить ими рыбу?!

— Именно это я и имел в виду. Это семнадцатый или шестнадцатый век. Поэтому Вас спрашивали, не помутится ли рассудок при виде золота. Только, что Вы заставили меня сомневаться в этом. Вдали от людей подобные вещи имеют только прямое назначение и никакой ценности не представляют. Вы согласны с этим?

— Я должен обдумать Ваши слова.

— Весь застольный разговор о Вашем достатке и наших сбережениях был заранее продуман. У нас не только эти ножи, а гораздо больше, причем в таком количестве, что это может показаться чистой фантастикой.

Если бы я не держал в руках его орудие, то решил бы, что это чистый блеф. В определенном возрасте мне пришлось переболеть «золотой лихорадкой», но я не думал, что мой иммунитет к ней настолько слаб. С другой стороны, что мне еще нужно? Все у меня есть, жизнь на закате. Денег столько, что их количество уже не имеет значения. Пожалуй, я могу теперь наслаждаться этим только эстетически, а игры в золотоискателей оставить молодым.

— Хорошо, Серж, могу Вас успокоить, мне от этого богатства не надо и гроша. Распоряжайтесь им сами, — он ответил не сразу.

— Это не деловой разговор. Я не буду до конца спокоен, если не буду знать, что Вы заинтересованы в этой сделке. Давайте работать на равных условиях и честно.

— Правильно ли я понял, что мне предлагается пятьдесят процентов?

— Именно так, а все расходы в равной доле, как сейчас, так и потом.

— А что потом?

— Золота здесь столько, что оно просто не уместится на яхте, к тому же его еще надо поднять со дна океана.

— Должен признаться, что это попахивает, в самом деле, какой-то фантастикой или очень крупной авантюрой?

— Мы с Настей сначала тоже не поверили.

— Ладно, не буду спорить, на этот разговор может уйти много времени, а сейчас уже глубокая ночь. Что конкретно требуется от меня?

— Вы забираете нас отсюда и помогаете первое время устроиться в Америке; вид на жительство и прочее.

— А почему не в СССР?

— Не хочу делиться с дармоедами.

— А Вы не патриот.

— Послушайте, Стрент, не давите на больное место! Отказываетесь, так и скажите прямо!

— Запомните, Беркут, деньги и политика не терпят неврастеников, нужен холодный и точный расчет. Ни одно решение не должно приниматься сгоряча. И уж если Вы, чета Беркутов Серж и Стаси, просите меня о помощи, то извольте считаться и с моим мнением, и разговаривать подобающим тоном партнеров. — Я перевел дыхание, и уже более спокойно добавил:

— Пока я не узнаю детали сделки и не оговорю с вами все условия, никакого решения принимать не стану, чего бы это мне не стоило, хоть жарьте на костре.

— Извините, сер Роберт, — он как мой сын в детстве опустил голову и тихо сопел.

— Успокойтесь, Серж, принципиально я согласен с предложением, но Вы даже не представляете себе насколько оно серьезно.

— Давайте на сегодня мы закончим переговоры, и как говорят: «утро вечера мудренее». Где Вам удобней будет спать, на яхте или у нас в шалаше?

— Для полноты ощущений, останусь с вами, если не возражаете?

— Нет проблем.

Стаси спала в гамаке. Проходя мимо, я видел при свете факела ее блаженное лицо. Боже мой! Она еще совсем девочка.

В шалаше горел чадящий светильник. Правда, это был скорее маленький домик, добротно сделанный из дерева и листьев, но света было настолько мало, что рассмотреть его не удавалось.

— Располагайтесь, отдыхайте, сколько считаете нужным, — тут меня постигло маленькое разочарование: заботливая Стаси перенесла часть постели с яхты и застелила нехитрые нары. Но экзотики на этот день и так хватало с избытком. Спать, спать, спать!..

Сергей

Напряжение вчерашнего дня так и не спало, а только усилилось от тягостного молчания Насти. Я ловил ее осторожные взгляды и понимал, что должен заговорить первым. Стрент спал, как младенец. Настя отправилась за водой. Догнал ее на тропе и нежно притянул к себе:

— Киса, ты грустишь?

— Мне жалко всего этого… А может быть я просто боюсь неизвестного… Мы много раз говорили об этом, а когда оно наступило — страшно. Если бы, тогда, сразу — нормально; сейчас дрожь пробирает от одной мысли, что мы вернемся в мир людей не корреспондентом и официанткой, а мужем и женой — миллионерами, которые даже не знают как вести банковские счета. Не знаю, Сережа, не знаю, ничего не знаю…

— Здесь нам тоже казалось страшно, человек ко всему привыкает. Нас никто не заставляет спешить выходить к людям. Освоимся, приглядимся, подучимся. Не забывай, мы вместе, а это главное.

— Какая у него была реакция?

— Мы все правильно рассчитали, вообще нормальный он мужик.

— А вдруг он сдаст нас полиции, выдаст за сумасшедших, и упрячут нас в клинику?

— Настя, ты забываешь, что мы давно вне закона, пропавшие без вести, почти покойники, а покойника даже убить нельзя.

— Кстати, убить? А без него мы уйдем отсюда?

— Круто закручен сюжет! Ты, что, Киса, на солнце перегрелась? Это человек первого десятка, мы ничего не сможем доказать, вернувшись на его яхте. Это первое, а второе, ты пойдешь его кончать? — она, молча, покачала головой.

— Просто голова идет кругом. Столько всего навалилось.

— Если здесь мы выжили, то там…

— Там люди, жадность, злость…

— Знаю, и все равно любовь должна восторжествовать. Я верю в наши силы. Читай по губам…

— Я тебя люблю, — она нежно обвила мою шею руками, поцелуй был долгим и сладостным.

— А теперь, солнце мое, стоит порадовать нашего старика красотой молодости и драгоценностей. Будь королевой, краса ненаглядная, — подтолкнул ее под мягкую загорелую попку к хижине.

— Мяу, — улыбнулась она и поступью пумы исчезла в зелени.

Наполнив кувшины водой, вернулся на берег. Наш гость наслаждался в это время плаванием.

— Когда закончите, приходите завтракать, сер Роберт!

— Уже иду, Серж, — он вышел из воды посвежевший, отдохнувший. Расположились за столом. С довольным видом Стрент растянулся в плетеном стуле и задымил сигарой.

— Должен признать, что вы в самом деле самые счастливые люди. Все утро размышлял над вчерашними разговорами и во многом согласен с Вами. Но хочу отквитаться за те загадки, которыми вы меня терзали. Я вам тоже сделаю предложение, но не сейчас, а чуть позже. А какое, помучайтесь в догадках! Хо-хо!

— Я смотрю у Вас отличное настроение?

— Вы заставили меня пережить вчера очень сильное напряжение, что кровь быстрее побежала в жилах, чувствуешь себя моложе. И давайте перейдем на «ты» у нас в Америке не принято говорить «Вы».

— Как скажешь, но ты мне в отцы годишься?

— Ничего, привыкай, привыкай!

— Так и кажется, что ты сейчас запоешь?

— Толи еще будет, а где, кстати, Стаси?

— Одевает, если так можно выразиться, новое платье Королевы, — на последних словах улыбка с его лица постепенно сползла, и он стал медленно подниматься со своего места. Я знал, что Настя большая выдумщица, но на этот раз она перещеголяла саму себя.

Медленно ступая, в полосу света вошла фея из сказки. В волосах сияла большая диадема, в ушах иголки алмазов, на шее ажурное колье, на которое было больно смотреть от брызг ослепительного света. Округлость груди подчеркивали нитки жемчуга пробегая под полушариями. Тонкая талия перехвачена серебряным поясом, к которому крепились ножны из слоновой кости инкрустированной платиной и рубинами, рукоять кинжала была выполнена в форме прыгающей пумы с глазами из изумрудов. На правой руке извивалось все та же змейка, а кисть спокойно сжимала эфес роскошной шпаги, не уступавшей своим убранством общему наряду. Невольную улыбку вызвала прекраснейшая брошь, под которой… прятались пушистые волосы лобка. Как она ее там умудрилась закрепить? В левой руке Настя держала огромный пальмовый лист, который служил опахалом и зонтиком одновременно.

— О! Мой Бог! Стаси! Этого не может быть! Серж, я не сплю?

— Нет, — тихо ответил я, боясь спугнуть впечатление.

— Фантастика! Сказка!

Настя посмотрела на меня вопросительным взглядом, потом опустила его на шпагу, а затем подняла на Стрента. Я прикрыл глаза в знак согласия. Она плавно и грациозно уронила свое опахало, и опустившись на одно колено, склонила голову и протянула двумя руками шпагу остолбеневшему Роберту.

— Это наш дар на память, — торжественно произнес я. Гость с трепетом взял подарок и поддавшись общему настроению поднес к губам и поцеловал. Настя нежно взяла его под локоть и проводила назад к столу.

— Присаживайтесь.

— Друзья мои, дети мои… — на глазах у него выступили слезы. — Простите меня, старого дурака.

— За что, сер Роберт? — Изумилась Настя.

— Вчера я усомнился в вашей искренности и в том, что говорилось. Простите! Я отвык верить людям…

— Успокойтесь и давайте завтракать.

— Какое уж тут спокойствие, когда все вокруг с ног на голову переворачивается. Вы или святые, или блаженные, хотя… это одно и то же.

Я налил ему вина, мы принялись за еду.

— Мы обычные. Заметь, мы потчуем тебя золотыми крошками, а пирог еще будет на десерт.

— Неужели еще что-то есть?

— Есть, есть и много.

— Вы даже не представляете сколько стоит все это. Мое состояние меркнет в блеске этих алмазов.

— Знаю и еще раз повторяю, здесь это просто груда металла и камней, красивая, но груда. А там это — смерть. Готовы ли Вы взять на себя ответственность вывезти подобное отсюда? — Эти слова были, как холодный душ. Эйфория со Стрента сошла моментально, и он стал прежним рассудительным предпринимателем.

— А ты гораздо серьезней, чем я думал. Браво, мальчик, браво. Это мне нравится. Мало того, что это антиквариат, но и в материале это стоит бешеных денег. Надо все обдумать. Это огромная бомба, и ее под подолом не спрячешь.

— Хочешь спрятать — поставь на видное место.

— Ладно. Доедайте и показывайте свои сокровища.

Стрент заставил нас сначала описать все предметы находящиеся внизу, в обиходе, а затем мы перебазировались в хижину. Его скрупулезность утомляла, но это была первая оценка более менее знающего человека. С каждым часом он мне все больше нравился своей покладистостью, рассудительностью, а в очках в тонкой золотой оправе Стрент чем-то смахивал на профессора. Вот, вспомнил кого он мне напоминает — Ростроповича, только с чуть более жесткими чертами лица.

Обед Настя приносила нам наверх, а ужинать, уставшие, но довольные, мы спустились на берег. Получилось сто тридцать два предмета, не считая монет золотом и серебром. Самый маленький, скромный, перстенек Роберт оценил около пятисот долларов США. Чего мудрить? Наша с Настей доля составляла около пятнадцати миллионов долларов, и это с учетом прикидки дилетанта, как выразился Стрент.

Сидя за бокалом вина, я поинтересовался:

— Что можно сделать с подобным капиталом, если вложить его в производство?

— Скажем так: жить и работать безбедно, не думая о старости.

— Я надеюсь, ты поможешь распорядиться этими средствами?

— Серж, ты не думал над тем, что бизнесу нужно учиться?

— Это бесспорно и я не пожалею сил и средств на образование.

— Правильно, мой мальчик. Ты догадался о каком предложении я говорил утром?

— Видишь ли, жизнь приучила меня не волноваться раньше времени. Продумать все заранее это одно, а трепать нервы — лишнее.

— Опять ты прав, но все же?

— Мне просто было некогда этим заниматься. Говори, чего уж там…

— Я хочу сделать тебя компаньоном, замом, наследником в конце концов! Мне нужен сын и продолжатель моего дела! Что ты на это скажешь? А?! — он с жаром хлопнул себя ладонями по коленям, и расплылся в улыбке, глядя на произведенное впечатление.

В воздухе повисла тишина. Скажем так, ему удалось достичь своей цели. От пережитых чувств «в моем зобу дыханье спёрло». От этой тирады у Насти широко открылись глаза и рот.

— Прямо скажем — немая сцена из «Ревизора». Конечно, мне лестно это слышать, но что решит Совет директоров или как там это называется? К тому же я сейчас сродни пеньку с глазами и Тарзану с ветки. Не хотелось бы, чтобы ты ошибся в своем выборе. Ведь мы знакомы два дня. Я не готов принять его… Сейчас.

— Другого ответа я и не ждал, значит всему свое время, а теперь, дети мои, к черту дела, давайте отдыхать. Вы пойдите, порезвитесь, а я поброжу по райскому уголку со своими мыслями. О, кей?

— Нет проблем. Ты позволишь, полазить по яхте пока не стемнело?

— Делайте, что хотите, только учтите, что я ее толком и сам не знаю, она ведь не моя, но думаю, вы молодые прекрасно разберетесь, что к чему.

Взявшись за руки, мы побежали к воде. Только теперь я сообразил, что мы не плавали и не тренировались два дня. Вот оказывается, чего не хватало.

Мы поднялись на борт корабля. Настя с интересом принялась его изучать, требуя от меня пояснений. Осмотрели его сверху донизу. Нашли запасной парус, снасти, кое-какие запчасти для мотора.

— Ты сможешь довести ее до ума?

— Запросто.

— Топлива хватит?

— Не знаю, в крайнем случае дойдем под парусом.

— А свет здесь есть?

— Вот выключатели, — она щелкнула — и мы зажмурились. Солнце почти село.

— А где каюта?

— Пошли, — гостиная не была большой, но и не маленькой. Настя плюхнулась на мягкий диван.

— Представляешь, уже отвыкла, — в ее голосе прозвучала грустинка. — Сколько мы будем собираться? День, два?

— Где-то так, может чуть больше, нам чемоданы не укладывать.

— Мы сюда когда-нибудь вернемся?

— А галеон ты подаришь рыбам?

— Значит еще будут приключения?

— Если ты считаешь тяжелый труд приключениями, то обязательно.

— Что в тебе всегда бесит, так это отсутствие романтики.

— Да, да забавные приключения Донни и Микки. На старости лет напишу книгу с таким названием про то, как мы здесь скакали голышом…

— И трясли концом — прыснула Настя.

— Во-во и об этом искусстве тоже. Не сносная девчонка, — я прыгнул на нее, но с проворностью кошки Настя скатилась с дивана, и я поймал пустоту. Кувыркнулся к ней, и завязалась обычная возня, которая всегда заканчивалась одним: довольным урчанием кота и легким попискиванием пойманной мыши.

В любовных играх не стоит ограничивать себя, что для двоих, то свято. Пускай гуляют руки там и тут. И языки порхают, словно птицы. Вот поднимаются и падают ресницы. И ты скользишь вдоль стройного бедра, трепещут жаркие сердца, и ты никак не можешь насладиться. Она дрожит и льнет к тебе, даря нежнейшие объятья. Рука взмывает ввысь и падает опять, то на плечо, а то на грудь, то по спине бежит, то треплет нежный волос. Источник твой благоухает пряно, прильнуть к нему и подразнить чуть-чуть, чтоб напоил несносного буяна. Он упадет почти хмельной, а то подскочит снова. И вдруг забрызжет влагою живой, даря жизнь новую все снова, снова… Ты упадешь, откинувшись назад, глаза прикроешь в сладкой неге, и губы тихо шелестят: «Ты мой всегда, навеки…»

Настя

Сладостная истома никак не хотела отпускать. Лень пошевелить даже пальцем. Я в самом деле отвыкла от цивилизации. Казалось бы: мягко, удобно, тепло, не дует, а дышать ну совершенно нечем. Последние деньки нашей свободы, а потом начнутся: заботы, проблемы. Теперешняя жизнь тяжела по-своему, но все заботы сводятся к добыванию еды. А там… Что одеть? Как себя вести, что сказать? Учеба. Потом дети. Нет, против ребенка я ничего против не имею, а может и двух. Больше всего пугает общение с людьми, тем более высшего света. Ведь мы будем миллионерами. Из прислуги и в барья. Вот уж мама удивилась бы. Мама… Как странно… Я о ней почти не вспоминала, а она, наверное, все глаза выплакала. Четвертый год пошел, как мы пропали, а в данной ситуации утонули. Переживет ли она все это? Как выберемся, надо будет сразу ей написать, успокоить. Нет, лучше не ей лично, а тете Шуре, нашей соседке, она сумеет ее вначале подготовить, а уж тогда скажет, что я жива — здорова. Точно, именно так и сделаю. А потом я ей пошлю вызов, и она к нам прилетит. У нас будет большой дом с камином, и сидя у огня, я буду рассказывать как мы жили здесь, чему я научилась, о Сережке, как он меня спас, обо всем, обо всем… Я подарю ей самые красивые украшения, одену с головы до ног. Одену… Опять придется одеваться. Раньше в комбинации стеснялась перед врачом стоять, а сейчас трусы надеть противно. Когда Стрент первый раз увидел меня, даже ничего нигде не екнуло, в голове ни одна мысль не шевельнулась, что надо прикрыться. Что делается?! Там вот так забудешься, бретелька свалится, а ты и глазом не моргнешь. В туфлях и ходить-то не смогу. Тяжело придется…Одни мозоли на ступнях сводить целая морока.

Нет, эта духота невыносима, пойду, искупаюсь. Осторожно выползла из Сережкиных объятий, умаялся бедный. На палубе обласкал ночной ветерок, хорошо… Прыгнула в воду без единого всплеска, как учили. Сказочное наслаждение… Как же там без всего этого обходиться? Значит нужен бассейн.

А интересно, в чем я поеду. Меня смутить теперь трудно, но что обо мне подумают: «папуаска приехала», и так русских на всех углах склоняют. Надо посмотреть в плоту старую Сережкину рубашку, она у него длинная. На том и порешили, а сейчас спать.

Подплыла к заднему борту, дотянулась до края и одним рывком перемахнула на палубу. Странно, все время ругалась на духоту, а спать иду в каюту, нет уж, дудки. Лягу прямо здесь. Растянулась на настиле, руки за голову, вот и вся постель, а бывало на новом месте уснуть не могла. Звезды, какие звезды, там таких не увидишь. Мерцают, подмаргивают, переливаются, раньше этого не замечала, только на острове все чувства у меня обострились, еще Сергей поднатаскал. Жаль уезжать, откровенно жаль.

Сергей

Всю ночь мучили кошмары, как будто черти пекли на сковородке. Не хватало заболеть клаустрофобией. Солнце только позолотило гладь воды. Настя спокойно спала на палубе, но стоило отвести взгляд от ее загорелого тела, как она тут же проснулась.

— Ты уже встал?

— Только что. Купаемся, разминаемся, завтракаем, я начну готовить яхту, а вы с Робертом собирайтесь и потихоньку свозите с берега все сюда. Начали…

В обычном ритме: купание, пробежка, разминка от затылка до пяток, повторение некоторых Като и в конце легкий спарринг, за которым нас застал Стрент. У меня была мысль остановить занятие, но вместо этого дал команду: «Бой приближенный к реальному, т.е. в полную силу». Сначала Настя удивилась, но перехватив идею, включилась в игру. Давно мы так не лупили друг друга. Каждый раз приходилось импровизировать, но сейчас мы просто выворачивались наизнанку. Концовку я невольно смазал: посмотрел на лицо Роберта, бледное, удивленное и перекошенное от ужаса. Отвлекся ровно на доли секунды и был наказан Настей. Она сгребла мое мужское достоинство в свою крепкую ладонь, я знал, что произойдет и истошно заорал:

— Матей! (достаточно) — слава Богу это сработало и я остался при своем хозяйстве.

— Серж! Я не верю своим глазам? Вы из ангелов превратились в чертей. Как все это понимать?

— Школа выживания включает в себя способы самообороны и рукопашного боя, а мы стараемся не терять форму.

— Я наблюдал за вами с самого начала…

— Смотря что считать началом? — Перебил я его.

— Плавание и ныряние тоже относится к видам спорта, и, признаюсь, натерпелся страхов из-за вас.

— Почему?

— В отличие от тебя у меня часы на руке, и сидеть по пять минут под водой, не выныривая, дано не каждому.

— Сегодня мы занимались по сокращенной программе, — скромно вставила Настя.

— Три часа это сокращенная программа, сколько же тогда полная?!

— Шесть-восемь, в зависимости от темы занятий.

— Послушай, девочка, ты хоть отдаешь отчет своим словам?

— Полностью, сер Роберт. И даю Вам слово, что за нас можете быть спокойны. Ваши детки не дадут себя обидеть, — она лукаво улыбнулась, обвила его шею руками и расцеловала в обе щеки.

— Я должен прервать вашу милую беседу и предложить потрапезничать, чтобы потом заняться делами.

После завтрака мы с Робертом переплыли на яхту.

— Что с компьютером? — Мы стояли в капитанской рубке, еще носившей следы шторма.

— Не знаю. Когда я пришел сюда, он уже молчал. Кстати о молчании, Серж, ты не видел магнитолу?

— Какую? — У меня мурашки побежали по спине.

— Здесь должна быть магнитола «SHARP» — обведя вокруг глазами, из угла он поднял пропажу, с которой закапала вода. Он хотел было включить, но не успел — одним прыжком я выбил ее из рук и тут же поймал.

— Извини, ее сначала надо высушить, — из отсека питания я извлек окислившиеся батарейки и показал ему.

— Это не страшно, здесь должны быть запасные, — с настенной полки Роберт достал еще комплект.

— О, кей, через час опробуем, — я вышел на палубу, руки мелко дрожали. Никогда не думал, что возврат к большому миру произведет на меня такое впечатление. Чего ждать дальше? Аккуратно поставил магнитофон на крышу рубки и вернулся назад.

Роберт сидел на корточках перед открытой панелью, скрывающей потроха компьютера. Он усиленно дул на штекер, выдернутый из панели. В следующую секунду он вернул его в гнездо, я с ужасом закрыл глаза, но донесшееся гудение успокоило, на мониторе загорелась надпись: «Идет загрузка программы». Облегченно вздохнул.

В руках Стрента почувствовалась уверенность, он снял телефонную трубку с передней панели и стал манипулировать с кнопками, затем нажал клавишу на пульте; раздался длинный гудок, он отрегулировал громкость. После второго вызова послышался приятный женский голос:

— Компания «Химикалинтертрейд», приемная, слушаю Вас, — Стрент тяжело дышал в трубку.

— Алло, говорите! — я видел, как капельки пота выступили на его лбу.

— Хелло, Линда! Это я. — Тихо произнес он.

— Кто это? — В голосе слышалось сомнение и испуг.

— Линда! Это мистер Стрент…

— Ой! Мистер Стрент! Вы живы? Господи, Иисусе! Где Вы, мистер Стрент?

— Не кричи, малышка. Все о, кей.

— Вы в порядке?

— В полном. Я на яхте моего друга Дэна в открытом океане. Я догадываюсь, что у вас творится, поэтому готовь полный отчет за время моего отсутствия, я скоро буду в офисе.

— Когда Вас ждать?

— Нас никто не слышит?

— Совершенно.

— Передашь мое распоряжение также начальнику моей службы безопасности и больше никому не слова о моем звонке, все. Бай, — он положил трубку и повернулся ко мне.

— Ну, что, сынок, когда мы выйдем в море?

— Не позже, чем завтра.

— Отлично. Командуй, капитан, что мне делать? Пора заканчивать отпуск.

— Надо закрепить запасный парус и уложиться. С компьютером ты справишься?

— В этом будь спокоен.

— А почему раньше ты его не включил?

— Твоя идея с коротким замыканием натолкнула на мысль о самоблокировке, так и было. Одна голова хорошо, а две лучше, — он протянул мне руку и я пожал ее.

Мы взяли на борт запас воды, пополнили провиант свежими продуктами, перевезли все драгоценности. Законсервировали свое жилище. Несколько часов, до боли в глазах, я провел за компьютером, осваиваясь с программой. Оставался самый сложный вопрос — что одеть? Настя решила плыть в моей рубашке. В свои джинсы я влезть не смог. Роберт предлагал свои брюки, но без швейной машинки или иглы они спадали с меня, а если быть откровенным, не хотелось выглядеть слишком мешковато перед репортерами. Сошлись на том, что я возьму что-нибудь из одежды бывших членов команды, если найду что-то по размеру.

После заката мы торжественно поужинали. Роберт изрядно захмелел и постоянно чадил своей сигарой. Настя обнаженная, украшенная своими драгоценностями, сидела, с грустным лицом, и слушала магнитофон. Я заполнял бортовой журнал, пытаясь воспроизвести рассказ Стрента и кратко описать дни, проведенные вместе.

— Послушай, Серж! А может, будешь моим сыном? — Роберт заговорил слишком громко из-за выпитого, это заставило меня вздрогнуть.

— А?! Какого черта! У меня опять будет семья! Глядишь и внучат понянчу, — он вертел в руках свой бумажник. — Я бы спокойно отошел от дел.

— По-моему мы уже говорили на эту тему.

— Хрен с ней с темой. Ты даже не представляешь, как я устал.

— Догадываюсь.

— Ни черта ты не догадываешься, сколько раз меня хотели убить, а когда я утром увидел вашу махаловку, то окончательно убедился, что вы ребята — что надо. Я буду тебя натаскивать, а заворачивать делами и откручивать головы, будете вы со Стаси. Соглашайся, сынок.

— Я вырос в другой стране, воспитан на других принципах и морали, и мне тяжело все это оценить правильно и по-деловому. У меня нет нужной хватки.

— Твою мать! Да, тебе ничего не нужно! Твоей головой в бизнесе буду я, а молодость и здоровье будут твои. У тебя отличная помощница. Вы горы свернете, у вас есть деньги! Бешеные деньги! Понимаешь?! Бешеные деньги в твоем возрасте и холодная голова, которая умеет думать! Черт тебя подери, задница ты этакая!

— Настя, видала, дед разошелся, — рассмеялся я, обращаясь к ней по-русски.

— Может быть, в его словах есть определенная доля истины?

— Ты помнишь, что меня пугает, то, чего я не знаю, а в данной ситуации я полный профан. Примотался, как пьяный до радио: «спой, да спой»…

— Друзья мои, нехорошо говорить на чужом языке, когда собеседник вас не понимает.

— Почему я должен ответ дать именно сейчас? Мы еще не знаем как нас встретят…

— Хм! Встретят?! А как встречают, по-вашему, миллиардеров?

— Каких миллиардеров?

— Да разрази вас гром! Я по сравнению с вами нищий! Или вы не собираетесь поднимать галеон? Мне не нужно от вас ничего, просто искренне жаль, если вы не сумеете правильно распорядиться своим состоянием. Я не знаю, чем доказать свою порядочность и правоту слов. Не верите! Убейте меня в конце концов! — он хлопнул кулаком по столу, хмель его прошел, он говорил вполне серьезно.

В кубрике повисла напряженная тишина. Мы смотрели с Настей друг другу в глаза. Положение оказалось крайне нестандартным.

— Хорошо… У меня нет видимых причин для отказа, но ошибки… От них никто не застрахован, ведь отвечать придется мне. Я же не могу вложить твои мозги в свою голову, а каждый раз с совещания не будешь звонить и спрашивать: «пап, а сейчас как поступить?» Нужно время чтобы войти в курс дела.

— Тебя, что, учили дипломатии?

— Нет, просто я все время работал с людьми.

— Еще один плюс. И имей в виду, что сейчас мне крыть нечем, но я не оставлю тебя в покое, и мы продолжим этот разговор.

— У нас для размышлений почти две недели плавания, по данным компьютера. Многое обсудим, но первый вопрос уже назрел.

— Валяй.

— Насколько надежна Линда?

— Браво! Мой мальчик! Ты случайно не работал в КГБ? — я не выдержал и расхохотался в голос, и Настя меня поддержала:

— Дело в том, что в США, что в СССР все журналисты, выезжающие за границу, обрабатываются спецслужбами и являются их осведомителями, разве это не общеизвестный факт? — Стрент сошел с лица, оно стало мертвенно бледным, потом покрылось красными пятнами. Я плеснул ему виски, не разбавляя, и протянул. Он залпом выпил и отер рукой мокрые губы, глядя на меня в упор, не моргая:

— Я совершенно об этом забыл, и верно ведь ты журналист и направлялся в Штаты со специальным заданием. Я правильно понял, ты же не шутил?

— К сожалению нет, теперь ты понимаешь какие проблемы возникнут у службы безопасности, когда они получат мое досье, а ты знаешь, как они любят журналистов, а ведь кто-то захочет покопаться, даже если ты запретишь. А твои враги обязательно это сделают. И никакие заверения, что блеск золота меня переделал, не помогут.

— Вот уж зарезал, так зарезал…

— Добавлю еще, что раскрывать государственные секреты, даже если бы я их знал, чтобы получить доверие твоих соотечественников я не собираюсь, тем более отношение к предателям везде одинаковое. Ну, как орешек?

Роберт Стрент

В самом деле есть над чем подумать.

— Извините, — я поднялся и направился к выходу. Стаси попыталась меня остановить.

— Роберт!

— Не надо. Пойду, проветрюсь, — я машинально поднял руку, чтобы остановить ее порыв, и ладонь уперлась в тугую, теплую девичью грудь. Я этого не ожидал и дернулся, как от чего-то горячего. Поднявшись на палубу, все потирал пальцы еще хранившие это непроизвольное прикосновение. И все же она хороша, а я уже безвозвратно старею, как мог забыть, что папарацци готовит к выезду КГБ?

Дети! Дети… Они даже не подозревают в какую бездну себя вворачивают с этим золотом. А тут еще его эта работа! Разрази ее гром! Ну сундук еще так-сяк… Эту пилюлю я проглотил, значит и дома переварят… Капитал велик, но не смертелен. Говоря о контрразведке, Серж совершенно прав, проверять будут. Другой вопрос, что за эти годы многое изменилось в отношениях США и СССР, он этого не знает. Не хочу их терять, помощники нужны. Воспитанные в преданности делу они мне не изменят и не сбегут… Прежде чем вводить их в оборот придется надавить на все каналы и просчитать возможные неприятности, а там и умыть руки в случае неудачи, такова жизнь… А то панику поднял — КГБ, КГБ! Не так страшен черт, как его малюют…

Если все сойдет с рук, надо будет отговорить их от экспедиции за галеоном. Это им не пропустят ни мои друзья, ни госдепартамент. Кто ж позволит подрывать всю экономику, которую и так лихорадит. Ни одна страна не потерпит подобных вливаний. Это безумие…

Я о себе не знаю, что думать? Может быть мою компанию уже распродали по кускам? Живой труп…

Достал сигару и закурил. Открылась дверь каюты, залив палубу ярким светом.

— Роберт? — Это был Серж.

— Я здесь.

— У тебя проблемы?

— Все о, кей.

— Настя считает, что лучше сняться с якоря сейчас, чтобы не так мучительно переживать расставание с островом утром.

— А ты сможешь провести яхту через пролив в темноте?

— Темнота от горящего света, а на самом деле очень светло.

— Должен признать, что в отличие от вас меня здесь ничего не держит. Ты капитан, решай сам.

Хотелось бы знать насколько они решительны в своих действиях. Что возобладает упрямство и жадность или холодный разум? Я слышал как Серж что-то говорил Стаси, свет погас, казалось меня окунули в черную краску, но через минуту прорезались самые яркие звезды, и оказались, что все вокруг мерцает: небо, океан и джунгли. Как, все равно искрящийся туман меня окутал. Обозначились очертания предметов, а вокруг все жило своей круговертью, Господи, почему мы этого не замечаем в своей мелочной суете. От чистого сердца мне будет жаль потерять этих ребят, а головы у них горячие. Стоит им заикнуться о затонувшем судне, как тут же найдутся желающие убить. С такими деньгами люди долго не живут.

Заработавший двигатель, заставил меня вздрогнуть. Мелкий озноб прошиб все тело. Машина работала спокойно и четко. Блики от датчиков высвечивали озабоченные лица молодых людей. Господи! Помоги им и сохрани! Я в темноте перекрестился, и крепче взялся за поручни. Подсветка приборов совсем погасла, и яхта дрогнув, направилась к выходу из лагуны, гремя якорной цепью. Чувствовалась уверенная рука мастера. Серж шел на самых малых оборотах. Легкий ветерок с океана облизал мне лицо. Закрыл глаза и расслабился. Вот и закончилось мое приключение.

Сзади кто-то тихо подошел. Стаси. Ее теплая рука легла мне на талию.

— Уходим, мистер Стрент, — тихо, чуть не плача, произнесла девушка.

— Не расстраивайся, дочка, все, что Бог ни делает, все к лучшему.

— Хотелось бы верить.

— А ты верь. И зови меня просто Роберт или… Папа.

— Не знаю, у меня не было отца, может не получиться.

Стал слышен шум прибоя, мы выходили в открытый океан. Стаси стянула с левой руки один из перстней и с силой бросила за борт.

— Ты, что с ума сошла?

— Я хочу за ним вернуться.

— Искренне ценю твои чувства, но буду отговаривать вас возвращаться сюда. На отдых, пожалуйста, но для изыскательных работ ни в коем случае.

— От чего же? — это подошел Серж.

— Ты здесь, а…

— Я договорился с автопилотом, он сказал, что в случае каких-либо изменений он мне позвонит.

— А?.. — неопределенно протянул я.

— Так почему нам не надо ничего искать?

— Мне не хотелось вас огорчать, но объяснить обязан, а там поступайте, как знаете. Только не сведущему человеку со стороны может показаться, что в мире бизнеса все хаотично, не спланировано, своевольно и т.д. Это ошибка. Все строго регламентировано и имеете свои законы, официальные и нет. Вплеснуть в оборот с неба свалившиеся тридцать миллионов долларов это еще допустимо и то не желательно. Свободный капитал всегда опасен, ты не знаешь, где он может всплыть и против кого обернется. Поэтому с вами будут деликатны и осторожны. Каждый постарается тянуть одеяло на себя, мило улыбаясь, тем самым оставляя с голым задом другого.

Нельзя никому верить. Не доверяя проверяй, а проверив действуй. Я буду стараться помочь избежать столкновений с айсбергами, но и вы не теряйтесь.

Поймите, миллиардеров у нас в мире единицы, их капитал строго сбалансирован, и они поставлены в жесткие рамки со всех сторон: закона, коррупции и мафии. Здесь нет возможности поступать как тебе вздумается, тут диктуются условия игры, нарушил — погиб. Все мы смертны, Сережа, — я впервые назвал его полным именем. Он внимательно посмотрел на меня, как могло показаться в темноте.

— Все фильмы, книги это только частичная выдумка, в жизни бывает и более хитро. А теперь попробуй на минуту представить уравновешенные чаши весов, на одной из которых все производственные силы: заводы, станки, люди, товар, а на другой деньги. И вдруг ты, именно ты, привозишь и бросаешь в сторону денег такую массу, что вся другая половина, от подобного удара, просто взлетает на воздух. Кто разрешит тебе это сделать?

— Никто, — глухо отозвался Серж.

— Никогда не думала, что все это так сложно. Деньги и деньги. Куда хочу туда и трачу.

— Обычная точка зрения обывателя, прости Стаси. Почему-то в повседневной жизни люди никогда не задумываются откуда берутся деньги.

— Правительство печатает.

— Правильно, дитя мое. Но каждый выпуск денег должен быть оправдан товаром, который на них можно купить, а если его нет? Деньги теряют свою ценность, начинается инфляция. Бумажки есть, а купить нечего. Начинается безработица, от банкротства мелких предприятий, и вся стройная структура дает сбой, все рушится. Кто тебе это позволит? Сложности, проблемы и еще раз головоломки. Азы экономики надо знать.

— Короче ты категорически против подъема груза затонувшего судна?

— Деньги твои, что хочешь то и делай, но тебя убьют, их не допустят в оборот.

— Знаешь, мне вспоминается один анекдот про Бруклинский мост.

— Что-то не припомню.

— Когда газетчикам нужна была сенсация они останавливали на нем то француза, то немца, то русского и говорили им разные вещи.

— Не помню.

— Француза останавливают и говорят, а во Франции закрыли все публичные дома, он с криком: «О, горе мне!» — прыгает с моста. Проходит время, опять нет сенсаций и с моста никто не прыгает. Немец идет — ему: «А в Германии закрыли все гаштеты». Он с криком: «О, горе мне!» — прыгает вниз. Через некоторое время история повторяется, теперь идет русский Ваня пьяненький. Ему — «А Вы знаете, здесь нельзя с моста прыгать». Он удивленно: «Правда?! Да мне наплевать!» и через перила.

— Ты намекаешь, что ты русский Ваня?

— Где-то около того, только трезвый, — от его слов я рассмеялся.

— Где ты видел русского на Бруклинском мосту?

— А что?

— В Америке нет русских, здесь только евреи, — теперь до слез смеялся он.

— И то верно, — подтвердил Серж.

— Короче, если ты так поступишь, то мне жаль.

— Можешь поверить, я не дурнее паровоза.

— Ты прости, но русский юмор до меня слабо доходит, причем здесь паровоз?

— Дело в том, что паровоз тратит огромное количество энергии, а КПД его составляет пять процентов. Так вот я не этот железный конь.

— Все равно не дошло.

— Я не собираюсь тратить энергию впустую, а тем более отдавать свою жизнь.

Я облегченно вздохнул, а про себя улыбнулся. Буду надеяться, что с моста он прыгать не станет, а голова у меня в самом деле уже плохо соображает.

— У меня есть предложение: идемте спать.

— Роберт, одну минутку, — Стаси исчезла в каюте. Вспыхнул свет в иллюминаторах. Мы зажмурились. Вновь темнота и легкие шаги.

— Давайте отметим отплытие ракетами, — ее рука поднялась вверх и три ослепительных, красных огонька прорезали ночную тьму. С замиранием сердца я проводил их взглядом. Красиво.

— Спокойной ночи, — пробормотал я напоследок и поплелся в каюту.

— Ты в самом деле бросишь это золото?

— Хоть я и белорус, но вырос в Москве, а значит ничто русское мне не чуждо.

Похоже, что удержать их вылазки на этот остров, мне не удастся. Чем все это обернется? Одному Богу известно.

Всю ночь меня мучили кошмары. Слышались голоса моей погибшей команды. Трижды просыпался в холодном поту, и никак не мог привести сердце в порядок. Скорее всего такое действие оказала легкая качка. Двигатель размеренно урчал. Я сидел на своей койке, свесив ноги, и пялился в темноту. Надо что-нибудь выпить. Прошаркал к бару, плеснул виски, какая же это все-таки дрянь. Конец ночи прошел почти спокойно, но встал на рассвете весь разбитый. Серж и Стаси уже суетились возле лебедок, похоже, они собираются ставить парус. Я смотрел и не мог понять, что здесь не так? Что-то как бы лишнее, какое-то бельмо на глазу. Окинул взглядом океан и опять на них. Господи! Так ведь они одеты, а у Сержа даже часы на руке. Не выдержал, подошел:

— Стаси, а тебе без рубашки было лучше.

— Спасибо, папочка, хорошо хоть в плечах не жмет, — ее колкость не обидела, а чем-то стала приятна из-за того, что меня назвали «папочкой».

— К вещам необходимо привыкать постепенно, так что она еще подразнит тебя голым задом, кстати, под рубашкой ничего нет. Стаси вдруг прошлась по палубе «колесом», показав при этом мне свою «киску», и высунула язык. Мы с Сержем рассмеялись.

— Ну, дури в тебе, Настена, ничуть не убавилось, — констатировал Серж, красноречиво вращая пальцем у виска.

— Последние деньки свободы, зануда.

— Молчу, молчу, только не шипи.

— Все готово, шеф, — отрапортовал капитан.

— Вы хотите идти под парусом?

— Горючее надо экономить для маневров, а управлять все равно будет компьютер. У тебя какие планы?

— Ни каких, а что, есть проблемы?

— Не хотелось бы терять время зря, может поднатаскаешь нас с Настей в экономике и бухгалтерии?

— Сколько у вас энергии… Ночью мне плохо спалось, и пришла такая мысль: у меня к тебе огромная просьба — вырви листы бортового журнала пиратов, где написано про галеон, и спрячь от всех до поры, до времени. На душе будет спокойней.

— Как скажешь. А что насчет занятий?

— С удовольствием, как только будете готовы.

Так и пошло каждый день. Мне даже понравилось жить по расписанию. Молодежь умудрялась еще и купаться, обвязавшись концом фала. Стаси кормила, Серж следил за курсом и состоянием яхты, а я учительствовал в меру сил и возможностей, стараясь не давать ничего лишнего, что в жизни не имеет значения.

— Скоро, очень скоро войдем в территориальные воды США. Ура! Цивилизация!

На рассвете следующего дня нас встретил сторожевой корабль ВМФ США. Только мне одному известно, что творилось ночью с моими спасителями. Стаси напилась до истерики, и ее рвало полночи. Когда я поднялся в рубку к Сержу, то застал его с сигаретой у окна. Нервы не выдержали. Я считал, что они перенесут это спокойнее. Утром следы ночных волнений остались только на сером лице Стаси.

Нас окликнули по громкоговорящей связи и запросили принадлежность судна. Приемник был настроен на их волну, и мы смогли объяснить наше положение. После чего было предложено убрать паруса и лечь в дрейф для уточнения некоторых деталей.

Через несколько минут к борту пристала шлюпка с офицером и шестью матросами. Лейтенант долго, с сомнением, вертел в руках мое удостоверение личности и другие документы.

— Вас что-то не устраивает, офицер?

— Очень скользкая ситуация. На Вас был объявлен поиск после шторма, его прекратили неделю назад, и принято решение считать Вас и всю команду пропавшими без вести. А что делать с этими молодыми людьми? У них, как я понимаю, совсем нет документов?

— Вы все правильно понимаете, сэр. Чтобы разрешить накопившиеся проблемы, берите нас на буксир и тащите в порт, и у меня к Вам будет маленькое поручение: для проведения таможенного досмотра пусть приедет генерал Симс, и без проволочек пришлите врача для освидетельствования.

— Так точно, сэр! — Лейтенант отдал честь и удалился.

— А ты произвел на него впечатление, — заметил Серж.

— Меня многие знают в лицо, и скорее всего он его вспомнил. А теперь пора поднимать своих на ноги.

— Простите, мистер Стрент, — опять вернулся офицер. — Сейчас довольно сильная качка, и целесообразней не брать вас на буксир. Вы самостоятельно сможете дойти до акватории? Вы сможете вести яхту без нашего штурмана, у Вас есть лоции? — засыпал вопросами Сержа лейтенант.

— Вообще-то две недели она плыла сама, а сейчас не знаю.

Пограничник явно опешил, и не понимая переводил взгляд то на меня, то на Сержа.

— Да, Вы не удивляйтесь, она у нас волшебная, — простодушно подметила Стаси, чуть улыбаясь глазами. Лейтенант молоденький, в какой раз, облизал ее глазами, и с еще большим недоумением уставился на нашего капитана, а когда повернулся, с очередной порцией слюней во взгляде, к девичьим ногам, то они просто испарились, от чего он вздрогнул, как я тогда.

— Что за шутки! — разозлился он.

— Никаких шуток, это бортовой компьютер.

— Я не об этом, девчонка где?

— Я здесь, — откликнулась Стаси с прежнего места, — военный побледнел, как полотно.

— Плавник тебе в ребро, — грязно выругался он, и вышел, бросив через плечо: — Следуйте за нами!

Ребята прыснули со смеху.

Я нервно хихикнул и заметил:

— На будущее, мой вам совет, никогда не шутите с лицами обличенными властью, они юмора не понимают. Ну, а мне может быть откроете секрет, как это у вас получается?

— Ничего особенного, простое внушение, что ты меня не видишь, — серьезно ответил Серж, но я ему до конца не поверил.

Мы поднялись в рубку. Пока двигатель набирал обороты, я решил позвонить.

— Розен?.. Это Стрент. Немедленно к причалу мою машину, крытый фургон и десять человек охраны. Детали на месте. Да, вот еще что, позвони Краймону и попроси об аудиенции… Нет… Все нормально, а ты, хитрая лиса, наверное, уже простился с моей душой, похоронив старого друга, а… старый волкодав? Мы еще шуму наделаем. Тут тебе есть один сюрприз. Что? Нет… Он погиб… Ладно, все потом. До встречи.

Порт обдал гарью и шумом. Противно прокричал сторожевик. Мы встали на рейде. К нам подскочил санитарный катер. Здесь были мой личный врач и кто-то с эпидслужбы.

Сначала осмотрели меня, сделали прививки, и попросили подняться на палубу, чтобы они спокойно освидетельствовали молодежь.

— Дети, лишнего не болтайте, — посоветовал я на выходе.

Вот и генерал пожаловал, как всегда со своей свитой.

— Хелло, дружище! С воскрешением тебя! — он разверз широченные объятья, — ты даже не представляешь какой переполох в штабе.

— Всем уже раззвонил?

— Обижаешь?! Сам создал неординарную ситуацию и еще спрашивает. Мы не часто выезжаем на таможенный досмотр. Вы часом не SS-20 привезли?

— Хуже, — грустно ответил я.

— Как тебя понимать? — тут же осекся он.

— На яхте золото.

— Рад приветствовать графа Монте-Кристо.

— На тридцать миллионов, а может и больше, — окружающие замерли, наверное и дышать перестали. — Я прекрасно понимаю, что шила в мешке не утаишь, но хотелось бы, чтобы пресса об этом узнала как можно позже.

В этот момент появились врачи.

— Что скажете хорошего?

— Они совершенно здоровы, анализы в норме, прививки сделаны. У нас вопросов нет.

— Замечательно, вы свободны, — на палубу вышли мои герои. — Знакомьтесь, господа, Серж и Стаси Беркут, мои ангелы-хранители. Эти молодые люди спасли мне жизнь, не дали разбиться о скалы, и умереть с голода на острове. Надеюсь они станут достойными членами нашего общества, — мне не понравился шумок: «русские…, русские…».

Возникла неловкая пауза.

— Мистер Стрент, насколько я понимаю, заграничных паспортов или других документов и них нет? — осведомился генерал Симс.

— Наши документы остались на теплоходе с которого нас смыло во время шторма три года назад, после чего наш спасательный плот течением прибило к острову, где мы прожили все это время до появления яхты мистера Стрента. — Серж очень кратко изложил свою историю.

— На основании вышеизложенного, кроме показаний мистера Стрента ваши слова подтвердить некому, насколько я понимаю?

— Именно так, генерал.

— Что ж, тогда до выяснения вашего истинного происхождения, необходимо вас задержать, — Симс обернулся. — Капитан, вызовете полицию.

— Я думаю, не стоит горячиться, старина. Если тебе будет недостаточно моей расписки, что они будут жить у меня дома, в таком случае могу оставить залог в виде крупной суммы, — я с улыбкой и надеждой во взгляде посмотрел на генерала.

— Ну, если ты за них ручаешься, что это не засланные КГБ люди?

— Одну минутку, генерал, — вмешался Серж. — Если Вас смущает наша нация, то скорее всего не смутит вот это, — я не успел моргнуть глазом, как Серж метнулся в трюм и также быстро вернулся. В центр палубы воткнулись пять кинжалов шикарной работы и торчали вызывающе ровной пятиконечной звездой.

— Ох! — пронесся вздох изумления.

— Хотелось бы верить, господа, что поговорка время — деньги, верна на деле, а не на словах. Приступайте, мы слишком долго ждали этой встречи. Помимо этих предметов у нас письменные документы подтверждающие происхождение этих драгоценностей, вы убедитесь, что это не подделки.

Через несколько минут катер отчалил за оборудованием и дополнительными экспертами. Никто не ожидал такого ответного психологического прессинга от русских, но в душе я его хвалил за умение взять инициативу в свои руки. Мои уроки не пропали даром, да и он парень с головой.