Путь Эливена

Вячеслав Киман, 2021

Когда кучка голодных и испуганных людей сталкивается с хрупкой гранью, разделяющей жизнь и смерть, реальность и непостижимую тайну, свет и тьму, найдётся тот, кто готов пожертвовать собой ради сохранения этой грани. Первая книга из цикла "Когда люди были богами". Далёкое и загадочное время, когда Марс ещё не полностью умер, но его жизнь уже подходила к концу. Как выживали люди, населявшие планету, а также что оставили после себя создатели той жизни.

Глава 10

Морак шёл медленно, останавливаясь после каждого шага и вскидывая своё уродливое лицо на каждого из воинов, выстроившихся перед входом в тронный зал. Он торжествовал, о чём говорила его довольная ухмылка. Ровный строй пикинёров оставался непоколебим, хотя в глазах воинов и читалось удивление. Этот карлик вышел от владыки своими ногами, а не со стрелой в шее, волочимый за ноги, оставляя кровавый след за собой. Когда Морак поравнялся с последним воином, то вытянул перед ним свою грязнуб руку и усмехнулся.

— Можешь называть меня Мой хозяин. Не отходи от меня ни на шаг, и я забуду мои старые обиды. А теперь скажи мне своё имя, чтобы я мог в любую секунду окликнуть тебя.

— Косс…

— Не расслышал, наклонись поближе ко мне и повтори.

Воин наклонился к самому уху карлика и затаил дыхание, чтобы не задохнуться от вони заживо гниющей плоти. Не в силах сдерживать рвотные позывы, он сморщил нос, готовясь повторить своё имя, но внезапно получил сильную затрещину.

— Косс, Мой хозяин! — выдохнул он, быстро распрямился и уставился на стену.

— Это совсем другое дело. Дай мне опереться на тебя, чтобы мы совершили один удивительно интересный обход. Ты уже знаешь, чего я хочу? Вижу, что нет. Это плохо, ты должен знать все мои желания задолго до того, как я тебе сообщу о них.

Морак уцепился рукой за локоть Косса, отогнул указательный палец этой же руки и выставил его перед собой.

— Вперёд. Я хочу проверить, как вы тут устроились, будет ли мне удобно. Хотя, не так. Покажи мне своё жильё, мне не терпится его посмотреть.

Косс не посмел возразить этому горбуну. Что за властью он оказался наделён после встречи с Хобинхором, ещё предстояло выяснить, но сейчас он не мог этого сделать, не рискнув потерять голову.

Уродливые тёмные коридоры, многократно переходящие один в другой, сменялись небольшими залами, выдолбленными в скале за многие поколения живших здесь людей. В каждом таком зале небольшое отверстие наверху давало немного света, которого хватало только на то, чтобы не раскроить себе голову. В стенах отверстия, ведущие в более мелкие пещеры — комнаты, отличались лишь занавесками, которые кое-где отсутствовали совсем. Тихие разговоры, редкие стуки какого-нибудь инструмента, плач ребёнка, иногда стон больного стекались в общий зал и делали его чуть оживлённее, чем ночью. Не было в этих звуках лишь одного — искорки жизни, которая давно уже покинула это место. Мрак сковывал движения, слабость скапливалась в теле и всё чаще желание выйти из убежища и взглянуть на небо умирало, так и не появившись.

— Сколько у вас людей? — проскрипел Морак.

— Их давно никто не считал, Мой хозяин. У нас четыре сотни воинов, многие из них служат владыке, чтобы прокормить семью. Три последних года унесли жизни пяти сотен нашего народа, особенно много смертей в эти дни. Пищи мало, вода уходит, приближаются холода.

— Жизнь бесценна, когда за неё нечем платить, — усмехнулся карлик, сплюнув под ноги. — Я устал, где твоя нора? Или ты задумал какую-то хитрость, признавайся!

Косс с трудом поднял руку и показал на одну из занавесок. Оттуда доносилось тихое детское бормотание, которому вторил ласковый женский голос.

— О, это чудесно! Проводи меня туда. Хотя, не сейчас. Этот проход, куда он ведёт? Какие нелепые украшения, кто повесил эти безделушки над входом?

— Там источник, Мой хозяин. Он почти иссяк, наши жёны так выражают ему благодарность и просят прощения.

— Какие глупые, ну пойдём, веди меня к нему, — сквозь зубы процедил карлик и впился в плечо Косса. Воин не выразил никаких эмоций, терпя этого уродца, но был рад тому, что удаляется от знакомой занавески.

Узкий проход в скале вскоре вывел к углублению в полу, края которого были выложены ровно обтёсанными камнями. На небольшой глубине блеснула вода.

— Раньше она доходила почти до края кладки, а теперь её совсем мало. Иногда вода исчезает совсем, её приходится ждать несколько дней.

Морак взял сосуд с фитилём из рук Косса и посветил вниз, но тут же вернул обратно. Последний раз он видел своё отражение, когда его кожа была здорова. Сейчас его лицо предстало перед ним в другом виде. Красные пятна на грязных щеках, потрескавшаяся кожа, ввалившиеся глаза и грязные седые волосы имели меньше шансов изуродовать это существо, чем его рот. Тонкие чёрные губы не находили себе покоя, они то складывались в непроницаемую завесу, то растягивались в огромной ухмылке, но чаще всего принимали форму трубки, словно их хозяин раздувал огонь в погасшем очаге. Его глаза при этом грозили вырваться из орбит, будто подчёркивая сильное удивление или внезапный приступ боли. Морак огляделся и заметил черпак, висевший сбоку каменной кладки. Он приказал Коссу зачерпнуть воды и подать ему.

— Хмм… удивительно чистая вода, — заявил Морак, причмокивая и бурля ей в горле. Однако, вместо того, чтобы выпить всё, он вылил содержимое себе на голову, не снимая капюшона, растёр грязь по лицу и швырнул черпак, выражая крайнее недовольство. Осколки с глухим звоном разлетелись по сторонам, Морак снова сложил губы трубкой и уставился в темноту подземелья. Из кожи на щеках струилась кровь, открылись старые засохшие раны, испуская зловоние и слабо пульсируя в полумраке.

Но что-то другое кроме привычной боли привлекло его внимание. В том углу, куда улетел черпак, что-то вздрогнуло, сорвалось и убежало в темноту многочисленных трещин и лазеек в скале. Морак вытянул палец в том направлении и затряс им с таким усердием, что мог бы выколоть воину глаз, если бы не был короче того в два раза.

— Это…т…ч…, что это, я тебя спрашиваю!

Косс старался сохранять спокойствие, хотя было заметно, что он напрягся и приготовился схватить ближайший камень.

— Грумы, Мой хозяин. Они живут в этих скалах и чувствуют себя превосходно. Им не нужен свет, чтобы передвигаться в своих норах, которых намного больше, чем у нас.

— Почему вы до сих пор не избавились от них? Как ты думаешь, что этот зверь тут делал, если не пил нашу воду?

— Они не подходят к источнику, тут хоть и неглубоко, но выбраться из колодца будет сложно. Да и нападают они очень редко, только если не нарваться на грума, ослеплённого ярким светом. С ребёнком он справится легко, но бессилен против камня, так как его голова очень мягкая.

— Чем же они питаются, если не человеческим мясом?

— Этого мы не знаем. Их кожа покрыта грубой и скользкой шерстью, глаз почти нет.

— Ничего ты не знаешь! Зато я знаю точно, что камни в их рацион не входят. Уводи меня, мне нужно отдохнуть.

Морак бесцеремонно занял лежанку Косса, доведя до ужаса его жену и дочь, когда заявил о своих привилегиях хозяина. Его грязный вид, наглые манеры и нестерпимая вонь заставили Соли, жену Косса, прижать маленькую дочурку Нут к груди и накрыться с головой грубой накидкой. Слабый свет, струящийся из трещины в потолке, разделил и так небольшую комнатку на две половины. Однако Соли казалось, что этот грязный карлик присутствует везде, даже в самом дальнем углу, где стоит старая метла. Ужасный запах был повсюду, через некоторое время он проник под накидку и начал сдавливать нос Соли. Больше терпеть она не могла, сдавшись без боя, схватив Нут, она выбежала из комнаты и уткнулась в грудь Косса, стоявшего возле входа. Беззвучные рыдания и слабые удары кулачком в плечо мужа, это всё, что она могла сделать в сложившейся ситуации.

— Потерпи, моя Соли. Мы что-нибудь придумаем. Его жизнь скоро прервётся, я видел раны на лице, они уже не затягиваются. Иди к Онури, она тебя обязательно приютит, пока её сын Пенничел в походе. Вот, возьми это.

Косс протянул небольшой мешочек, затянутый тонким ремешком, и повешал его на плечо Соли. Он долго смотрел в глаза, полные слёз, после чего притянул к себе жену, крепко обнял и поцеловал в лоб.

— Тут лепёшки, вам на первое время хватит. Не хорошо проситься на ночлег, не имея ничего в руках.

— Косс, но где ты их взял? У нас никогда такого не было, эта роскошь нам не по силам, ведь так?

— Я обменял это на свою секиру. Прежняя, сломанная когда-то, теперь в этих ножнах, об этом знаю только я. Если я не смогу защитить этого уродца, то не стану жалеть и о своей смерти, — сказал Косс, произнеся последние слова шёпотом.

Соли гладила мужа по груди, пока тот не остановил её ладонь своей. Она поняла без слов, что пора идти, сделала несколько шагов и скрылась в тёмном проходе.

На следующий день возле пещеры Косса стал собираться народ. Как это случилось, он не мог понять, но мальчишки, мужчины, даже старики стояли под лучом света, тихо переговаривались и выясняли очерёдность. Что их привело сюда, какой вестник нашептал им всем, что нужно собраться здесь в это время, он не знал. Что изменилось за те пять минут, пока он отсутствовал на своём посту, он мог только догадываться, но судя по поведению прибывающих людей, что-то произошло ещё ночью.

А произошло вот что. Мораку не было никакого дела до сна, он мог не спать по несколько дней. Его мозг был болен не меньше, чем кожа, поэтому того полубредового состояния, в котором он пребывал постоянно, хватало для отдыха, как и для зарождения немыслимых идей. Он ворочался на жёсткой лежанке, бегло перебирая губами все известные ему гримасы боли и злобы, но внезапно его рот застыл в виде трубки, а глаза принялись пугать метлу в дальнем укромном углу комнаты. Зафиксировав какую-то мысль в голове, он притаился и стал вслушиваться в звуки, доносящиеся из коридора.

Косс окликнул мальчишку, шмыгнувшего по коридору, попросил постоять несколько минут вместо него, а сам решил ненадолго отлучиться. Как только звук его шагов стих в узком коридоре, Морак вынырнул из-за занавески и притянул мальчишку к себе за шиворот, не обращая внимания на его лицо, будто тот съел сырое мясо дохлого скакуна.

— Послушай, я дам тебе совет. Ты будешь иметь много еды, воды и ирония, если станешь служить мне. Приводи мужчин, желающих изменить свою участь и не погибнуть от голода в ближайшее время. Передай им, что второго такого шанса у них не будет. Я богат, а скоро весь ироний Марса будет моим. Хобинхор умирает, скоро я буду править убежищем, всеми убежищами, моим великим царством!

Морак трясся, с трудом внимая собственным словам. Его величие, созданное в воспалённом мозгу, не позволяло так откровенно общаться с простым оборванцем, к тому же ещё и столь юным. Он отшвырнул мальчишку и быстро скрылся за занавеской. Когда Косс вернулся, паренька уже не было. Оставалось только надеяться, что карлик не заметил его короткого отсутствия.

Когда гул голосов уже не мог быть незаметным и потребовал вмешательства, Косс решил спросить у толпы, в чём причина их утреннего собрания.

— Прошёл слух о хорошем вознаграждении. Только полный дурак не будет думать о завтрашнем дне. Сказали приходить сюда, вот мы и пришли.

— Я ничего об этом не знаю, можете уходить.

— Неет, постой командовать. Ты не знаешь, так я знаю. Ты свободен пока, а там посмотрим, — заскрипел голос из-за занавески.

Косс не смог возразить, да и глаза его закрывались сами собой. Он ушёл по коридору, выбрал первую попавшуюся пустую пещеру и уснул прямо на полу. Вскоре появился Морак. Он выскользнул из комнаты, вызвав неожиданную реакцию у собравшихся. Им вдруг показалось, что за их спинами крадётся какая-то тень, не исключили даже то, что это мог быть грум, решившийся напасть сзади. Кто-то уже потянулся за камнем, но так и застыл в нелепой позе. Мальчишка говорил, что этот уродец сильно воняет, но что это карлик, он сказать забыл.

Морак ухмыльнулся, показывая пальцем на того, кто хотел схватить камень, и закивал головой.

— Вот ты, такие мне нужны. Отойди пока в сторону. Ты, ты, ты…

Он обошёл всех, глядя снизу-вверх и тыкая грязным пальцем в грудь некоторых из толпы.

— Все, на кого я указал, прошу, — он сделал жест рукой, приглашая войти в комнату. — Остальных прошу пока освободить это место. Я дам знать, если вы мне понадобитесь.

Вода уходила не только из этого источника. Из шести только лишь три позволяли утолить жажду, остальные будто испарились. В отчаянии люди копали и долбили вглубь, пытаясь найти следы ушедшей воды, но так ничего и не добились. Иногда кто-то из племени возвращался, чтобы копать глубже, но мёрзлый грунт и камни не поддавались ни заступам, ни секирам, а искателя воды уносили под вечер. Часто он уже не вставал на ноги, холодный воздух в яме сковывал дыхание и забирал из тела последние силы.

Остывало всё, пещеры, камни, русла ручьёв. Вода не могла пробиться сквозь замёрзшую поверхность, просто не успевала сделать это, поэтому замерзала в пути или уходила глубже. Кто-то пытался наскрести мёрзлых камней и песка, разогреть всё это на огне, но лишайник, дающий этот самый огонь, тоже иссяк.

Морхуны, даже то небольшое количество, что стояло в загоне, умирали один за другим. Их мясо складывали под прессы, рубили на полосы, сушили, запасали, но смысл этих действий постепенно угасал. Что стоят запасы мяса, если оно практически несъедобно без воды и васхры, урожай которой в этот раз погиб совсем. Нападения на караваны стали бессмысленными, так как торговля между общинами почти не велась. Кодбанов становилось всё меньше, пещеры пустели, но не только смерть способствовала этому. Некоторые смельчаки собирали свои скромные пожитки и уходили в ночь. Редко кто знал, куда идти, лишь единицам удавалось попасть в убежище другого племени, но их или убивали тут же, или они получали приют и в скором времени умирали от воспаления кожи и глаз. Но оставшиеся в убежище кодбанов смельчаки не могли знать о судьбе тех, кто ушёл раньше их. Они таили веру в душе, что им удалось дойти до цели и обрести счастье.

В тёмных пустующих коридорах звучало эхо, которое рождалось само собой, то ли от падения камня с потолка, то ли от пробежавшей тени одинокого грума. В такие коридоры уже никто не ходил по одному. Отбиться от одного зверя было не сложно, но всё чаще грумов замечали стаями, и они вели себя довольно смело. Иногда грумы даже не собирались убегать при виде света, а на брошенный в них камень отвечали ворчанием и тявканьем.

Грумы выходили из своих нор, расположенных ниже убежища кодбанов, но никто так и не обнаружил их лазейки. Однажды они забрались в одну из пещер и вытаскали весь запас мяса, засушенного на зиму. Женщина, муж которой был в походе, с ужасом наблюдала всё это, а несколько грумов стояли возле её лежанки и шипели, угрожая накинуться в случае отпора.

Помещения оставались холодными даже в сезон тепла. Влага, скапливающаяся на стенах и дающая жизнь корням васхры и семирды, в этот раз так и не появилась. Огонь всё больше становился роскошью, доступной лишь немногим. Те, кто считал счастьем иметь хоть какую-то одежду, уже всё решили для себя. Они будут жечь всё, что у них осталось, чтобы хоть как-то согреться.