Суд над судьями. Книга 1

Вячеслав Звягинцев

Эта книга о знаковых судебных процессах над судебными работниками советских судов. Их судили в разные годы и за разные деяния – убийство, мздоимство, «вредительство в судебной работе», «торговля правосудием»… Объединяют эти процессы, пожалуй, всего два обстоятельства. Во-первых, это суды над теми, кто сам был призван вершить правосудие. Во-вторых, это суды, практически не известные. Перед Вами, читатель, абсолютно закрытые страницы нашей истории.

1. 3a дискредитацию правосудия

О том, как и почему деформировалось правосудие в нашей стране написано немало. Процесс этот был сложным и многовекторным.

С самых первых дней становления советских судов прослеживаются две противоположные тенденции. Если умолчать о любой из них, правда о том, времени будет неполной, однобокой.

При описании исторических событий нередко используется какая-то одна краска. В советское время подбирались преимущественно яркие тона. Картина получалась радостной, жизнеутверждающей, оптимистичной. Сегодня преобладают черные и серые. A в реальной жизни палитра — более пестрая, с многообразием полутонов и оттенков. В этом убеждаешься, когда изучаешь подлинные архивные документы судебных органов.

С одной стороны, сторонники жесткого администрирования, проведения в жизнь методов революционного штурма и натиска, были убеждены, что судьи не должны руководствоваться законом. Во главу угла тогда ставилась политическая целесообразность.

Первый председатель Революционного военного трибунала Республики К. Х. Данишевский заявил в своем первом интервью газете «Известия ВЦИК»: «Военные трибуналы не руководствуются и не должны руководствоваться никакими юридическими нормами. Это карающие органы, созданные в процессе напряженнейшей революционной борьбы»³.

С другой стороны, представляют интерес действия работников правосудия на местах, направленные на обеспечение открытости и сохранение чистоты своих рядов.

В послеоктябрьские годы уровень гласности в работе многих судов был высоким даже по нынешним меркам. Достаточно сказать, что в штаты целого ряда трибуналов входили профессиональные журналисты, абсолютное большинство дел слушалось публично, тексты приговоров публиковались большими тиражами. Не редкостью являлись и оправдательные приговоры. В 20-е годы таковым был итог рассмотрения каждого четвертого дела.

Автора буквально поразило количество следственно-судебных материалов, связанных с рассмотрением судьями дел в отношении своих бывших коллег, «дискредитировавших революционное правосудие». Причем, эта «дискредитация» зачастую выражалась вовсе в уголовно-наказуемых (по нынешним меркам) деяниях.

Некоторые попытки работников трибуналов бороться за чистоту мундира, очищать свои ряды от людей некомпетентных и нечистоплотных, сегодня кажутся наивными. Отдельные — вызывают удивление. А кое-что можно взять на вооружение и сегодня.

Перевернем лишь несколько страниц из истории становления советского правосудия. Они показывают, что в те годы у многих работников судебной системы были чистые помыслы и благородные цели. Были и судебные процессы над теми судьями, которые эти цели попирали или на них посягали.

Перечень архивных следственных дел в отношении лиц, запятнавших честь судьи, показывает, что такие дела не были тогда редкостью — дело по обвинению Смирнова в ограничении прав членов Московского трибунала; дело по обвинению Кондрушкина, Гусева и Козлова в дискредитации революционного правосудия; дело по обвинению Балышева в подрыве своего авторитета как помощника прокурора и т.д.⁴.

В чем же выражалась дискредитация?

Спектр выявляемых нарушений был весьма широким. Многих работников увольняли из трибуналов или откомандировывали в другие учреждения по причине их профессиональной непригодности — из-за малограмотности и связанных с этим нарушений. Порой по этическим и нравственным соображениям.

Вот лишь несколько примеров из практики работы военных трибуналов, дислоцировавшихся на территории Петроградского военного округа.

В августе 1919 года трибунал Западного фронта рассмотрел дело военного следователя реввоентрибунала 7-й армии Грабека. Его судили за то, что он во время допроса свидетелей (хотя лично в нем не участвовал) не препятствовал другим лицам применять к ним насилие.

Как явствует из доклада председателя военного трибунала Петроградского военного округа, «следователь Плигин за нетактичные, недопустимые для следователя поступки откомандирован в распоряжение ПУОКРа»⁵. Эти действия выразились в том, что Плигин выехал для производства следствия по одному из дел в отдаленную местность, где остановился на квартире обвиняемого и там же допрашивал свидетелей.

Представляет интерес и обнаруженное автором в фондах Реввоентрибунала Республики дело «о неправомерных действиях председателя трибунала Петроградского укрепленного района тов. Антонова».

Суть его сводилась к тому, что за опоздание из отпуска сотрудника трибунала Тарасова Антонов обругал его нецензурной бранью, а затем поместил на трое суток на гауптвахту.

На «место происшествия» немедленно выехал председатель Реввоентрибунала Западного фронта. Он начал выяснять обстоятельства и причины конфликта, детально опросил всех работников. Они недоумевали — почему обычному для их коллектива, незначительному инциденту придается столь серьезное значение? Что за этим кроется? Член трибунала Гуляев написал в своем объяснении: «Все сотрудники трибунала свои люди, исключительно коммунисты, в обращении между собой не стесняющиеся в выражениях, произнесение матерных слов — обычное и никого из состава РВТ не стесняющее».

Однако заключение председателя трибунала Западного фронта Ю. И. Денисова было категоричным:

«1. Антонов не мог налагать арест в административном порядке.

2. Взаимоотношения в РВТ (реввоентрибунале — авт.) не соответствуют такому высокому учреждению, как трибунал, деловые разговоры начинаются и заканчиваются матерными словами…»⁶.

Учитывая это, а также слабую грамотность Антонова, он был смещен с должности. Такого рода решения были наиболее частыми, хотя и облекались нередко в форму судебного приговора или постановления.

Приведем выдержки еще из двух документов, своеобразных как по стилю изложения; так и по тем основаниям, в силу которых они появились.

Название на обложке дела №21, завершившегося вынесением приводимого ниже постановления, звучит грозно — «Дело по обвинению в должностных преступлениях председателя реввоентрибунала 8-й армии Озоля».

В чем же выразились эти должностные преступления?

Лаконично и исчерпывающе они изложены в постановлении РВТ Кавказского фронта от 12 мая 1920 года:

«Рассмотрев дело по обвинению председателя РВТ 8 армии Озоля в злоупотреблении по службе и выяснив, что Озоль, занимая должность председателя РВТ 8 армии, был груб и некорректен с лицами, с коими ему, Озолю, приходилось по службе иметь дело, а на судебных заседаниях позволял себе кричать на обвиняемых, стучать кулаками по столу, называть на «ты», терроризировал подчиненных ему сотрудников для достижения ему желательного.

Принимая во внимание, что в таких учреждениях, как реввоентрибунал, могут служить только люди выдержанные, реввоентрибунал

ПОСТАНОВИЛ:

бывшему председателю РВТ 8 армии Озоль Б. запретить занимать ответственные должности в следственных и судебных органах Советской власти сроком на три года»⁷.

К сожалению, подобного рода судейское самодурство встречается и в наши дни. Правда, приговоры в таких случаях давно уже не выносят.

Второй документ также не нуждается в комментариях. Это приговор реввоентрибунала Петроградского военного округа от 1 марта 1921 года по делу начальника следственно-судного отдела при штабе округа В. Крамника, а также работников того же отдела — заведующего следственной частью И. Горовича и начальника судного отделения Ф. Иванюка. Все трое были признаны виновными в том, что «не установили надзор за обслуживаемыми частями, последствием чего явилось беспорядочное и медленное производство дел, а Горович, кроме того, допустил превышение власти, препятствовал военным следователям высказывать свободно свое суждение по делу, навязывая им свое мнение, не терпя возражений, сведя таким образом коллегиальный способ рассмотрения дел к единоличному усмотрению».

Вот еще один пример, запечатленный в постановлении отдела юстиции Моссовета, принятого в декабре 1921 года:

«Отдел юстиции Моссовета, рассмотрев дело о неправильных действиях по службе нарсудей Замоскворецкого нарсуда Горохова и Виноградова, находит, что произведенной ревизией Калужско-Кожевнического отделения Замоскворецкого нарсуда и осмотром всех находившихся в производстве его дел установлено, что общее направление деятельности названных судей не соответствовало духу Советского Права и проводимой в декретах и распоряжениях Раб.-крест. правительства и циркулярах НКЮ карательной политике. Именно:

1. По делам о выгонке самогонки нарсудья Горохов постановлял исключительно условные приговоры, понижая сроки наказания без всякой мотивировки до 3—6 месяцев вместо предусмотренного по декрету наказания — лишения свободы не менее пяти лет.

2. По таким же делам судья Виноградов, сохраняя 5-летний срок наказания, также выносил условные приговоры, причем мотивировал необходимость вынесения таковых шаблонно принадлежностью обвиняемого к трудовому элементу…

3. По всем наиболее серьезным делам, как-то: хищения народного достояния, должностные преступления, взяточничество, спекуляции — судьи Горохов и Виноградов выносили в большинстве случаев условные приговоры и лишь в редких случаях безусловные, и то лишь слишком мягкие.

Принимая во внимание, что, вынося подобные приговоры, нарсудьи Горохов и Виноградов выявили полную неподготовленность их к несению возложенных на них судейских обязанностей и несоответствие их с занимаемыми ими должностями, что, однако, ввиду отсутствия данных, которые указывали бы на вынесение ими упомянутых приговоров по каким-либо корыстным или иного рода личным соображениям, в действиях их не усматривается признаков какого-либо уголовно-наказуемого деяния, отдел юстиции постановил:

Следствия не возбуждать, признать дело исчерпанным отозванием нарсудей Горохова и Виноградова от занимаемых ими должностей»⁸.

При чтении такого рода архивных документов может сложиться впечатление, что все это делалось с определенной целью — оставить для истории лишь глянцевую сторону правосудия. И в то же время спрятать от потомков факты вынесения необоснованных расстрельных приговоров. Но это не так. В серьезных случаях суды выносили в отношении своих коллег суровые приговоры. Впрочем, суровость тогда была связана не только с тяжестью противоправных деяний, но и вызывалась самим временем — суровым и беспощадным.

Один из старейших работников военного трибунала Ленинградского военного округа В. Кинг вспоминал, что во время Кронштадтского мятежа 1921 года он был арестован отрядом вооруженных матросов и помещен в застенок вместе с другими сотрудниками трибунала Кронкрепости. Позже большинство из них были репрессированы, а вышедший во время мятежа из партии член коллегии трибунала Щетинкин после подавления мятежа по постановлению ОГПУ был расстрелян.

Жестко пресекались факты, связанные с корыстными проявлениями.

В декабре 1917 года в Петрограде был задержан член следственной комиссии ревтрибунала Алексеевский, который вымогал у директора ресторана «Медведь» 5 тысяч рублей за освобождение Леонарди (первого директора ресторана), арестованного за покупку поддельной печати.

Надо сказать, что матрос Алексеевский стоял у истоков создания советских судебных и правоохранительных органов. В октябре 1917 года он в единственном лице представлял следственную комиссию Петроградского военно-революционного комитета, которая прекратила свою деятельность 5 декабря, передав дела следственной комиссии ревтрибунала при Петросовете. Вместе с делами перешел в трибунал и Алексеевский, где его преступная деятельность была вскрыта лично Ф. Э. Дзержинским⁹.

Однако Алексеевский, судя по всему, легко отделался. Из записки председателя транспортной ЧК Г. И. Благонравова Ф. Э. Дзержинскому, датированной ноябрем 1920 года, следует, что Алексеевский продолжал работать у Благонравова. Последний решил назначить его ответственным инструктором транспортной ЧК и просил Дзержинского сообщить, нет ли у того возражений. Феликс Эдмундович наложил резолюцию: «Надо навести справки. Поскольку, помню, обвиняли его в какой-то грязной истории. Ф. Дзержинский»¹⁰.

В других случаях, лица, уличенные во взяточничестве, осуждались к лишению свободы. Так, в докладе председателя военного трибунала Петроградского военного округа, датированном апрелем 1923 года, приводится рассмотренное военным трибуналом дело по обвинению помощника коменданта военного трибунала 1-го стрелкового корпуса.

Суть обвинения сводилась в следующему: «Согласился хлопотать об освобождении арестованного на поруки, за что обманным путем получил около 4 млрд. денег. В дальнейшем предложил жене одного из осужденных освободить из-под стражи ее мужа за сумму в 5 млрд. руб., сказав, при этом, что часть денег он должен будет дать председателю военного трибунала 1 СК». И далее вывод — «Своими преступными действиями подсудимый дискредитировал… себя, как ответственного работника ВТ (военного трибунала — авт.), а также еще более ответственного — председателя трибунала. Подсудимый приговорен к лишению свободы со строгой изоляцией сроком на 5 лет с поражением в правах на 2 года»¹¹.

Изучая в 1990 году в спецхране РГВА (тогда он именовался — ЦГАСА) материалы Реввоентрибунала Республики, автор обратил внимание еще на одно дело, информация о котором обнародуется впервые.

Дело это — мало чем примечательное. Интерес представляла личность обвиняемого. Им оказался председатель военного трибунала 13-й армии Н. С. Розовский.

Согласно заключению военного следователя трибунала Республики Н. С. Розовский присвоил вещественные доказательства по одному из дел, находившихся в его производстве: галоши, 10,5 аршин бархата и другое имущество.

Это был тот самый Наум Савельевич Розовский, будущий армвоенюрист и главный военный прокурор РККА, который в 30-е годы стал одним из самых активных организаторов необоснованных репрессий над военнослужащими.

Столь стремительный карьерный взлет Розовского мог и не состояться, если бы следователь не проявил тогда снисхождения к своему коллеге. Он предложил в своем заключении ограничиться административным наказанием председателя трибунала¹².

Избежав в тот раз маленького пятна в биографии, Розовский запятнал ее по крупному в период массовых репрессий, закончив свой земной путь в лагере¹³.

Надо отметить, что уже в начальный период своего формирования советская судебная система стала избирательно подходить к назначению подсудимым уголовного наказания в зависимости от того, к какой социальной группе они относились. Классовые критерии все большее значение стали приобретать и в кадровой работе.

На первых порах в суды приглашали работать тех, кто разбирался хотя бы в азах юриспруденции или был просто грамотным человеком. Многие большевики знали о царской юстиции не понаслышке. Были среди них даже выпускники юридических факультетов, которые не могли не понимать, что правосудие — дело тонкое, деликатное. Поэтому, разрушив старую судебную систему «до основания», многих людей, имевших к ней отношение, особенно технических работников, стали снова приглашать на работу. Теперь уже в новые, пролетарские суды.

Но вскоре — в начале двадцатых — подул иной ветер. Профессиональные качества стали отходить на второй план. Превалировать начинала партийность, принадлежность «к социально-обездоленным классам».

Из-под пера таких классово-стойких элементов будут рождаться хлесткие, как пулеметная дробь, расстрельные приговоры, а борьба за чистоту судейского мундира приобретет со временем совсем иные оттенки.

Уже через несколько лет первые судебные процессы над судьями, «дискредитировавшими революционное правосудие» своей жестокостью, злоупотреблениями, самодурством, станут достоянием истории. Наоборот, беспринципность и слепая классовая ярость к «врагам народа» будут все больше поощряться и культивироваться.

Примечания

3

Известия ВЦИК №2 от 3 января 1919 года.

4

РГВА. Ф. 24562. Оп 1. Д. 82. Л. 162—164.

5

Политуправление округа, РГВА. Ф. 24560. Оп.21. Д. 26. Л. 3.

6

РГВА. Ф. 24380. Оп.7. Д. 353.

7

Там же, д. 517.

8

Цит по — Жирнов Е. «Не выносить приговоров о высшей мере без предварительной санкции ЦК». Власть №42 от 25.10.2010.

9

ГА РФ. Ф. 336. Оп. 1. Д. 55. Л. 2.

10

ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 4. Д. 17. Л. 29.

11

РГВА. Ф. 24560. Оп. 21. Д. 26, Л. 97.

12

РГВА. Ф. 24380. Оп. 7. Д. 840. Л. 11.

13

Н. С. Розовский был арестован в 1939 г. как руководитель антисоветской террористической группы в Главной военной прокуратуре. 16 июня 1941 г. был осуждён Военной коллегией к 10 годам лагерей. Умер в лагере в 1942 г.