Предместье

Вячеслав Вячеславович Киктенко

Предместье – это не только реальный пригород мегаполиса, но и более широкое понятие: «…но как грустна провинция землиВ томительном, сиротском предстояньи —Не место, а Предместье, где в бурьянеМы огоньки туманные зажгли».

ВЕСНА НА ПУСТЫРЕ

Где засохший плетётся тополёк-золотарь,

Тонким светом нальётся изумрудный фонарь,

Вспыхнет клён, и береза опушится махрой,

Дуб сифон купороса опрокинет, герой!

…тополиный, точёный ствол затёсан в металл —

Чей-то обруч с бочонка ржою рёбра сглодал,

И бредёт он по свалке, наклоняясь вперёд,

Только галки-нахалки разевают свой рот,

Кровью вязкою ранка заливает кору,

И листва, как жестянка, дребезжит на ветру…

***

Как сидели на подоконнике,

Собеседуя вполплеча,

Опьяневшие по-диковинке

От нагретого кирпича,

Как сиреневой ночи не слышали

Холодком задышавшую тьму,

Как не ведали, что под крышами

Проступают по одному,

Словно зёрна налива янтарного

Жарко вздрагивающие огни…

Зернам холода планетарного,

Оказалось, те зёрна сродни,

Оказалось, когда под узорными

Абажурами, точно во сне,

Вспыхнул свет в твоём домике, чёрными,

Прислонившимися к стене,

Навсегда не доспоривши, не

Примирясь поцелуями, спорными

Аргументами, клятвами вздорными,

Мы остались дрожащими зёрнами,

Чётко выступившими в окне,

Навсегда…

***

К Пасхе, в ту пору, когда

Слабо слезится звезда,

Тряпку в руки бери,

Дому глаза протри,

Состарились, запылились…

Соседи уже отбелились.

Как взвизг изумлённый ребёнка

Вымыты стёкла звонко,

А в повечерней мгле

Что-то поёт в задышавшем стволе,

По тополю у крыльца

Перекликаются

В окошечке цветок голубой

С синей звёздочкой над избой.

***

Вечера задышали сиренью.

Мы стоим у чужого куста.

Ты тоску называешь мигренью.

Я твой рот называю уста.

Не грусти, это просто усталость

И обида на злую судьбу.

Нам свою демонстрируют жалость

Старики, поджимая губу.

В каждой ветке дыханье галактик,

А хозяева — хуже собак…

Ты сиреневый сбросишь халатик,

Загашу я душистый табак…

***

В зелёном свете переулка

На кованом крюке фонарь

Дремуч, как дедова шкатулка,

Железами обитый ларь.

Здесь те же вёрсты и сажени,

Здесь пуд с аршином не забыт.

В кругах таинственных решений

Торжественно вершится быт.

Б. брусчатник полоснут две фары,

Взревёт мотор, и — тишина.

Века стоят здесь, как амбары

Тумана, пороха, зерна.

А если встретишь человека,

То он спешит наверняка,

И уклоняется от века

Косым крылом дождевика.

***

Пахнет ревизией списанный хлам.

Кум, да сам-друг. Скобяная лавчонка.

Накеросинила ночь по углам,

Набедокурил кривой мужичонка —

Щурится слепо, мол, что с мужика

Взять-то теперь? Разберись что откуда!

— «Цифру писал… так писал от пенька,

Глаз-то мутён, с грамотёшкою худо…

Это всё ты колдовал, куманёк!

Жёнка в земле, третий год сиротею,

Дочь-сиротинку, и ту не сберёг,

Глянь-ко, покойница, — выдал злодею!

Кто ж тебя ведал, шельмецкую морду?

Значит, в бега, каждый сам по себе,

Выручка поровну, дочка тебе?..

Пёс шелудивый, проваливай к чёрту!

Вам-то чего? Вся семья вор на воре,

Я ж дворянин, пусть мужицкой руки,

Выдь-ко из лавочки — чем не подворье?

Конец ознакомительного фрагмента.